Предыдущая публикация
В моей жизни был период, когда я год прожила с дедушкой и бабушкой.
Я и без того каждое лето тусила у них, а вот совместная зима была первая.
Однажды утром, выглянув в окно и увидев запорошенную землю, я стремглав, босоного понеслась на кухню — сообщить деде про снег, а то вдруг не видел.
Деды на кухне не оказалось, он балансировал в коридоре между полом и потолком, доставая с антресолей лыжи. Деревянные, скрипучие, заботливо обвёрнутые на лето ветошью.
— Пойдёшь со мной? — лукаво подмигнул одним глазом, слезая оттуда.
— Пойду… — не совсем понимая, во что ввязываюсь, промямлила я.
— Тогда твои лыжи в зале.
Я вошла в зал и обомлела. Прямо на трюмо, где хранился и до сих пор хранится хрусталь из Чехословакии (не купленный, а достатый, разумеется), лежали лыжи.
Белые, новые, пластиковые. Безо всякой ветоши.
Ярко-красные и синие надписи. И ещё чуть-чуть желтого. Самые крутые лыжи, которые я когда-либо видела.
Мы долго-долго идём с дедой по лесу. Иногда молчим, иногда болтаем. О чем именно, сколько стараюсь, не могу вспомнить. Только елки в голове, лыжня и белым-бело вокруг.
Встречные лыжники лихо машут руками:
— О, Володя, привет! Дочка? — и кивают в мою сторону обледенелыми подбородками.
— Внучка уже, ребят, внучка, — и в голосе столько гордости, что мне сразу чудится, что под одеждой у меня олимпийская медаль. По лыжному спорту, разумеется.
Привал у ручья, чай из термоса. Дурацкая шапка и старая куртка, болоневая, голубого застиранного цвета. Контрастирующая с новыми лыжами.
И бежит ручей, и бежит лыжня, и бегут мысли, и бежим мы.
А домой вернёмся, бабушка уже проснулась, пока нас не было, и идёт в прихожую с большой кружкой пенного пива. Деда отставляет инвентарь, не разуваясь, пьёт жадно, большими глотками, как пьют пиво только мужчины. Там, где должны быть усы — остаются усы. Белые, пивные. Бабушка подаёт полотенце и задорно улыбается. В этом взгляде столько гордости, что мне чудится, что под одеждой у деды олимпийская медаль.
Вообще он алкоголь пьёт редко, но вот эта кружка после лыжни — традиция, которую бабушка блюдёт свято и всегда в заначке держит бутылочку «на после лыж».
Я никому не говорю, но не люблю утром в выходной тащиться на мороз.
Я не люблю утром выходной тащиться на мороз, но всю зиму напролёт почему-то таскаюсь.
— Пойдёшь со мной? — подмигнёт лукаво одним глазом, и я уже напяливаю болоневую куртку застиранного голубого…
***
— Мама-мама, а может, тебе уже новые лыжи? Смотри, тут краска облупилась.
— Ну и пускай себе облупилась, сын. Не нужные новые.
Я расскажу тебе про ручей, про термос с чаем и твоего деду, которого ты почти не помнишь. Я обязательно тебе всё расскажу. И передам по наследству незримую медаль. Подмигну одним глазом.
Пойдёшь со мной?
Лёля Тарасевич
Следующая публикация
Нет комментариев