Предыдущая публикация
Шкура - 110
У Мани вытянулось лицо. Что за шмель куснул бабулю? Поглядите-ка, как старается для ненавистной невестушки, аж на слезу пробило! Агафья осторожно приняла ребенка из рук Мани, улыбнулась ему, цокнула пять раз и запела колыбельную. С головы Вали сползла косынка. Вот те раз! Ай да хитрюга престарелая, как узнала, кем Ефим Петрович Галинке приходится, сразу подобрела. Унося правнука в комнату, Агафья Гавриловна так приторно напевала, что у Мани на лбу проступила испарина.
– А чего это она? – присев на лавку, Маня вытерла капли пота рукавов халата.
– Да ничего, – Валя положила косынку на стол, – стареет. Лишь бы слабоумие не одолело.
С этого дня Агафью словно подменили. Она изо всех сил старалась угодить Мане, помогая ей с дитем. И кормила молочком, и пеленала. Манька все же натрепала, мол, молока у нее нет, поэтому надо мальца коровьим отпаивать. Валя хотела было показать девке, как сцеживать надо, чтоб молочко прибыло, но та наотрез отказалась, мотивировав, что сама прекрасно разбирается в этих делах. Вроде как врач подсказал, как надо, но увы, ничего нет. Поверила Валя на слово, не стала приставать с женскими хитростями. У каждого свой организм. Маня еще совсем молоденькая, через неделю шестнадцать стукнет. Скоро Андрюшка приедет, и будет дом – полная чаша.
Выжимая пеленки, Валя думала о Гале, которая приходила на днях, чтобы угостить пирогом с капустой. Помирился Игорь с семейством Стрелецких, потому что его мать извинилась и сказала, что сама вынудила Галю на рукоприкладство.
– Я ж первая ее ударила, а она, видишь как, промолчала, ничего тебе об этом не сказала, – повинилась перед сыном Агафья, солгав немного. – Не знаю, что на меня нашло, но Галька тут ни при чем. Памятью слаба становлюсь, сынок, а Галька умница, не стала выкручиваться, да и меня прикрыла.
Наврав с три короба, старушка отправила сына к Стрелецким. Вот так и возобновилась дружба между сватами. Но за то, что выгнала сестру Вали, Агафья вину не признала, мол, Анька сама виновата, нечего было дерзить пожилой женщине. Валя-то понимала, зачем свекровь ведет двойную игру, но говорить вслух об этом не стала. В доме наступила тишина, и слава богу. Наконец-то можно вздохнуть спокойно.
Утром, уложив ребенка спать, Агафья Гавриловна взяла сумку, кошелек и отправилась на рынок, чтобы прикупить мальчонке парочку погремушек и подарочек для Маньки. Надо же соответствовать, показывать себя любящей прабабкой, чтобы иметь милость со стороны Стрелецких. Как-никак, а они – птицы высокого полета. Подходя к остановке, она увидела двух женщин, с которыми сплетничала раньше, но сейчас Агафья не имела желания говорить с ними. Встав чуть поодаль от местных «сорок», она поправила ворот пальто, затянула потуже узел платка под подбородком, сунула руки в карманы и отвернулась.
– Гавриловна! – крикнула ей пухлая доярка – Светлана Егоровна. – Али не признала?
Агафья сделала вид, будто не услышала ее.
– Эй! Иль оглохла? – не отставала доярка. – Глянь на нее, Васильевна, рожу отвернула, как будто не признает.
– Ага, видно, что-то не то съела. Ха-ха!
Остановка залилась задорным женским смехом. Агафья повернулась всем телом, вытерла губы двумя пальцами и сказала:
– А что мне с вами стоять? Мне и тут хорошо.
– Иди под навес, замерзнешь. Вон, как вьюжит.
– У меня кофта теплая поддета, а под ней новехонький негли́ж.
– Чего? – бабы вытаращились на Агафью.
– Так и думала, что ума у вас с копеечку. Неглиж – теплое белье.
– Иди ты, Гавриловна, неужто в панталоны вату вшила? Аха-ха-ха!
Женщины так расхохотались, что чуть не остались на остановке. Агафья, растолкав шутниц, полезла в салон подошедшего автобуса. Егоровна опешила от такой наглости:
– Да куда ж ты прешь? – завалилась она на подругу. – Мест, что ли, не хватит?
– У меня теперь самое почетное место, – кряхтела Агафья, задирая ногу на подножку. – Самое видное, рядом с водителем.
– Вот чудная! Место какое-то придумала. Лезь быстрее, пока носы не отморозили-и, – Светлана подставила руки под зад старушки и резво подсалила ее. – А «спасибо» сказать?
– Мое «спасибо» нынче по полтинничку за букву, – отозвалась Агафья, садясь в высокое кресло, которое располагалось над передним колесом.
Егоровна, подняв ногу, чуть не засмеялась, но сдержалась. Обе женщины вошли в автобус и сели напротив Агафьи. Та нос воротит, глазки щурит, а сама думает, мол, как бы так похвастаться, чтобы все пассажиры услыхали. Автобус был полупустой, люди дремали, переговаривались, смотрели в окна. Егоровна, поглядывая на зазнавшуюся старушку, решила спросить:
– А что правда, что ваша Манька не является дочкой Гальке?
– С чего это ты взяла? – резко повернулась к ней Агафья.
– Ну как, свадьба была, так туда баба пьяная завалилась. Говорят, что это Дунька прискакала дочурку свою поздравить.
– Тю, врут. Я на той свадьбе тоже присутствовала и никой Дуньки не видала.
– Да? А кто ж тогда она такая? В вашем семействе пьющих не наблюдается. Неужто заезжая какая?
– Ты меру знай да не наговаривай, – Агафья нервно расстегнула пальто. От злости ей стало душно. – Нет, не было и не будет алкашей в нашем роду. Что у меня мужик не пил, что у Гальки отец непьющий.
– А откуда тебе знать, кто ее отец? Живут столько лет в нашей деревне, но никогда ее отца не видали.
– Как же, не видали, – перекривляла Агафья доярку. – Каждый день видишь, а не соображаешь, что этот человек рядом живет.
– И кто же это? – удивились бабы.
– Ефим Петрович, председатель, – громко выдала Агафья и отвернулась в окно.
В автобусе образовалась неловкая пауза. Женщины, переглянувшись, приподняли брови. Светлана показала глазами на Агафью, кивнула и как заржала, что от ее грубого смеха рассмеялся и водитель.
– Смейтесь, смейтесь, – проворчала Гавриловна. – Теперь всей деревне растрезвоньте, чтоб каждая собака завистью подавилась.
Через неделю Маня отметила свое шестнадцатилетние в кругу родных. Было довольно-таки весело. Агафья не отходила от малыша, свекры и родители говорили тосты в честь именинницы, а сестра не смогла прийти, так как заболела ангиной. Подарив молодой невестушке цветастый платок, Агафья выпила стопку и расцеловала девку в обе щеки. Та неловко улыбалась, морщилась, но выдержала слюнявые поцелуи.
– Деточка, живи долго и счастливо! – воскликнула старушка, показывая пальцем на бутылку, чтобы сын налил ей еще. – Пусть у тебя все будет хорошо. А если у тебя будет, то и нам прибавится.
Валя, положив мужу в тарелку несколько кусочков сельди, сразу подняла глаза на свекровь. Сердце сжалось, сейчас эта старуха ляпнет лишнего. Сказано же было, молчать, не трепаться. И она оказалась права. Подвыпившая Агафья, в десятый раз расцеловав Маню, обратилась к Галине:
– Как же славно, что вы стали нашими родственниками, – захихикала она, обнажив полупустые десны. – Я-то раньше была против женитьбы внука, а теперь знаю, знаю, что судьба сделала все правильно. Степан Панкратович, а что это у тебя рюмка пустая? Игорь, негоже гостя жаждой морить. Подлей, подлей ему и мне.
– Мать, что-то ты разошлась сегодня, – довольный Игорь открыл новую бутылку со спиртным.
– Ну как же, сыночек, нарадоваться не могу. В такую семью Андрюшку прижили, что аж дух захватывает.
– В какую семью? – нахмурился Степан.
– В председательскую. Галинка ж твоя – дочка Ефима Петровича. Мне Валька давеча доложила. – развязался язык у Агафьи.
Уронив вилку на пол, Валя оторопела. У Гали отвисла челюсть, а Степан с Игорем затаили дыхание. И только Манька, окутанная костлявыми ручонками бабули, как-то хитро заулыбалась. Конец Агафьевской власти! Ну держитесь Андрюша и твоя бабуля.
Следующая публикация
Комментарии 3