— Катя! — крикнул в толпу, предчувствуя беду. — Катюша!
Подходя к тому месту, где оставил сестру, ощутил тревожность и бешенное сердцебиение.
— Катя!
Но её и след простыл. У ног пожилого мужчины лежал вещмешок, брошенный непоседливой сестрой.
Пробираясь сквозь плотную толпу, Паша выкрикивал имя потерявшейся девушки, но его голос смешивался с гулом волнующихся пассажиров, которые торопились пробиться к кассе и поглядывали на огромный циферблат часов, расположенных высоко под потолком вокзала.
— Катя!
Дрожащий голос не мог пробиться через густой шум мимо проходящих поездов и раздражённых путешественников. Исследовав каждый уголок вокзала, Павел изрядно вымотался, но так и не нашёл Катюшу.
— Вы не видели девушку в ситцевом платье? — опрашивал каждого, кто попадался на пути. — У неё косынка на голове и большие глаза.
— Нет, — отвечала женщина с двумя детьми, сидящими на чемоданах.
— Её Катей звать. Только что здесь была.
— Не видел, — молодой солдатик крепко сжимал кулёк со свежими пирожками.
Павел вышел на перрон, спешно прошёлся вдоль вокзала и вдруг заметил подол платья, развевающийся на ветру, между составами.
— Катюша!
С трудом удалось спуститься на рельсы. Павел поторопился обойти вагон и догнать сестру, но она как будто испарилась.
— Ка-атя-а! — подняв голову к небу, парень заорал до жжения в горле.
Нет, не откликнулась безумная сестра, не подала голоса и не вернулась к опустошённому внутренне брату. Наклонив голову и заглянув под вагон, Паша заметил голые ноги через два состава.
— Только бы не тронулись, — прошептал он, проползая под вагонами. — Только бы не тронулись.
Ноги ходили туда-сюда, останавливались и делали неоднозначные движения, похожие на незатейливые шаги, будто девушка идёт на каблуках. Паша полз и не спускал глаз с бледных ножных икр, поторапливая свой непослушный протез. Наконец, достигнув цели, Павел ухватился за тонкую щиколотку и жалобно завопил:
— Я тебя по всему вокзалу ищу, а ты тут прячешься!
Одёрнув ногу, Катя нагнулась и, увидев брата, весело рассмеялась.
— Тебе смешно? — поднявшись на ноги, Паша отряхнул с себя железнодорожную пыль. — Мы из-за тебя на поезд опоздаем. Хватит, набегались, — взяв сестру за плечо, повёл на перрон.
Катюша не сопротивлялась. Она коротко поглядывала на знакомого человека и непрерывно улыбалась. Поднявшись на перрон с помощью двух военных, Павел вцепился в руку сестры, опасаясь очередного побега.
— Не вздумай от меня отходить, иначе здесь ночевать останемся. Дома мать ждёт, волнуется, а ты устроила гонки … — немного пожурив Катю, Паша в конце концов успокоился.
В поезд сели без приключений. Заняв место у окна, Катя провела пальцем по мутному стеклу, поджала ноги и обняла руками колени. Она не обращала внимание на говорливых мужчин и женщин, плачущих детей и ворчливых стариков. Как только поезд тронулся, Катя начала покачиваться в такт движущемуся вагону. Паша сидел рядом и смотрел на сестру, ожидая какого-нибудь вызывающего поступка. Озираясь на суматошных людей, бегающих по вагону, молодой человек вытирал шею и тяжко вздыхал. Катиных выступлений долго ждать не пришлось. Покачиваясь из стороны в сторону и уставившись в одну точку, она начала подвывать. Незаметно дотрагиваясь рукой до её бедра, Паша пытался отвлечь сестру, чтобы она замолчала, но девушка завывала всё громче и громче. Сидящий напротив батюшка, с бородой и в длинной рясе, долго наблюдал за чудаковатой девушкой, рассматривая её бледный внешний вид и изгрызенные кончики пальцев вместе с ногтями.
— Как же довели рабу Божью, — спокойно произнёс он, сложив руки на коленях.
— Больная она, — машинально ответил Паша, стесняясь вызывающего поведения Кати. — С детства такая.
— И с детства лечится? — продолжил разговор батюшка.
— Нет. В прошлом году на лечение отправили, а сегодня выписали.
Проникшись добротой, исходившей от православного человека, Паша выложил всю подноготную Кати. Ничего не утаил, рассказал о её безумных ночных бегствах на кладбище, странностях в поведении, что о ней думают люди и как она кидалась на собственного сына. Выслушав жуткую историю, батюшка потянулся к не от мира сего девушке. Взяв её холодную ладонь, на несколько секунд прикрыл карие глаза. Катя не обращала внимание на чужое тепло, исходившее от большой мягкой ладони. Продолжая покачиваться, сменила вой на мычание.
— Отче наш, — послышалось из уст батюшки, — Иже еси на небесех…
Подняв глаза на незнакомца в чёрном, Катя резко опустила ноги и судорожно передёрнула всем телом.
— М-м-м, — простонала, пытаясь что-то сказать.
Батюшка читал молитву, игнорируя стоны Кати и прочно держа её за руку. Через несколько секунд по впалым щекам сумасшедшей потекли бесконечные ручейки слёз.
Катя замолчала. Уставившись на батюшку, прислонила голову к стене. Прислушиваясь к убаюкивающему шёпоту, закрыла глаза. Через пять минут она уснула крепким сном. Павел, глядя на чудесное успокоение сестры, был готов расцеловать мужчину в рясе, чтобы поблагодарить за своевременную помощь. Отпустив руку Кати, батюшка перекрестил её и глубоко вдохнул.
— Везите её в монастырь, — вынул из котомки карандаш и газету. Оторвал не запачканный типографской краской белый край. — Я Вам адрес напишу. Это в Серпухове. Настоятельнице письмо отправлю, чтобы была готова встретить.
Начеркав пару строчек, батюшка остановился.
— Только это не бесплатно. Сами понимаете, сейчас всем тяжело, а девушка работать не сможет. На её содержание деньги нужны. Еда… Одёжа…
— Вы не представляете, как я Вам благодарен! — Павел обрадовался известию, что всё-таки есть возможность вернуть Катю в прежнее состояние. — От всей души благодарю Вас.
Ближе к вечеру Павел и Катя благополучно добрались до хутора. Неторопливо прохаживаясь мимо Сиротских мазанок, Катя втягивала расширенными ноздрями весенний тёплый воздух, закрывала глаза, а выдыхая — улыбалась майскому солнышку.
— Сейчас придём домой, и ты увидишь своего сынишку, — Паша подготавливал молодую мать к встрече с сыном. — Сама убедишься, какой он шустрый стал.
Катя приблизилась к знакомой калитке и обхватила острые колышки костлявыми пальцами.
— Ну, что же ты? Входи, — Паша встал за спиной, опустив вниз вещмешок. — Кать, мама ждёт.
Отворив калитку, Катя медленно подошла к мазанке и встала у открытой двери. Из основной части дома доносились оживлённый разговор мамы и весёлый смех маленького мальчика.
— Тю, якый хваткий, — Маня пыталась разжать цепкие пальцы внука, схватившегося за подол платья. — На-ка скорочку, погрызи, — протянула ему запечённый кусок хлеба с чёрным бочком. — А мне прибраться надобно.
— Иди, — Павел слегка подтолкнул в плечо сестру. — Соскучилась, наверное?
Переступив порог, Катя стянула с головы косынку.
— Мам, мы вернулись, — не дожидаясь, пока Катя войдёт в горницу, Павел решил позвать мать.
— Ой, батюшки! — выглянув в сени, Маня резко приложила ладони к щекам. — Доченька моя! — обняв Катю, зарыдала в три ручья. — Як же ты так? Ой, Катенька, ой, донечка моя!
Маня то и дело прижимала к себе дочь, которая стояла перед ней как столб, не шелохнувшись, смотрела ей в глаза, ощупывая скулы, плечи и руки, исхудавшие до неузнаваемости, причитала о долгой разлуке и скором выздоровлении.
— А волосья где? — захлёбывалась эмоциями мать, погладив Катю по лысой голове. — Обрили, наголо обрили… А худая, одни косточки, а зенки якые, аж страхолюдно…
Вдоволь нарыдавшись, Маня повела детей ужинать. Усаживаясь за стол, Катя обратила внимание на улыбчивого мальчика, подошедшего к ней. Мальчишка мёртвой хваткой вцепился в подол платья и задрал одну ножку, намекая на то, чтобы его посадили на колени.
— Якый хваткий, — невольно вырвалось из потрескавшихся губ.
— Ого! — глаза Павла округлились, а брови поползли на лоб. — Всю дорогу молчала, а тут на тебе — заговорила! Мам, её надо в монастырь отвезти…
Выложив чудесную историю о том, как батюшка смог усмирить Катю, Паша предложил поселить её в Серпуховском монастыре.
— Деньги я найду. Можем и свинью на это дело пустить. Представляешь, мам, скоро наша Катька станет такой, как и прежде.
Выслушав говорливого сына, Маня поставила на стол плошки с едой.
— А пошто отправлять? Её ж лечили ужо. К чему исчо траты, коли врачи постаралися?
— Её там молитвами отчитают. Я ж тебе говорю, только в вагон сели, так Катька завывать начала.
— И шо? Поскулила и ладно, а ты ужо готов последнее в монастырь отдавать ради ейного лодырничества. И то, шо тебе об ей нагутарили, брехня. Чичас займу ейные рученьки работой, и усю хворь як корова языком слижеть.
— Мам. Может, попробуем, а? — Павел переживал за дееспособность Кати.
— Тю, она малахольная с детства. Отдохнула, подлечили и буде. Пора в домашнее хозяйство втягиваться. А то шо ж получается, я внучонка одна тяну, а Катя у нас на побывку? Работа шустро в чувства приведёт. По себе знаю, — наклонившись набок, Маня взглянула на портрет покойного мужа.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев