Предыдущая публикация
#ихнравы
Почему знатные римляне украшали свои полы объедками
---
© TERRA-Z.COM
В Профанском музее Ватикана есть один артефакт, который выглядит неуместным среди декоративных саркофагов и мраморных статуй: мозаичный пол, который, как кажется, покрыт остатками пищи.
Когда вы впервые смотрите на мозаику, это выглядит, как будто на кухне опрокинули мусорное ведро: валяются ореховые скорлупы, оливковые косточки, кожура фруктов и виноградные стебли. Но если присмотреться, то окажется, что пищевые отходы превращаются в куски камней и осколки стекла. Это мозаичный тромп, и он необычайно хорош. Предметы блестят, кожура каштана ощетинилась колючками, а виноград покрыт мягким бархатистым налетом.
Мозаики, подобные этой, образовывали полы триклиний — столовых в древнем Риме, где гости во время вечеринок бездельничали на диванах, выбирая деликатесы. Мозаика из музея была обнаружена среди развалин виллы на Авентин-Хилл, и даже сейчас она излучает атмосферу одного из тех длинных, вечелых, пьяных римских банкетов. Кусочки пищи отбрасывали длинные, неустойчивые тени в разные стороны, словно освещенные танцующим мерцанием масляных ламп, и даже глаза маленькой мышки, которая грызет орех в углу, отражает мерцание белого света лампы.
Этот мотив удивительно распространен, и даже больше — у него есть собственное название: по-гречески asarotos oikos, или «неосвещенная комната». Хотя именно греки отделали первую «неосвещенную комнату» мозаикой, у нас есть только более поздние римские копии, которые были созданы во время увлечения греческой культурой. Но почему элитные римляне тратили деньги на то, чтобы пол их трапезной выглядел так, будто он был весь в мусоре?
Когда вы впервые смотрите на мозаику, это выглядит, как будто на кухне опрокинули мусорное ведро: валяются ореховые скорлупы, оливковые косточки, кожура фруктов и виноградные стебли. Но если присмотреться, то окажется, что пищевые отходы превращаются в куски камней и осколки стекла. Это мозаичный тромп, и он необычайно хорош. Предметы блестят, кожура каштана ощетинилась колючками, а виноград покрыт мягким бархатистым налетом.
Мозаики, подобные этой, образовывали полы триклиний — столовых в древнем Риме, где гости во время вечеринок бездельничали на диванах, выбирая деликатесы. Мозаика из музея была обнаружена среди развалин виллы на Авентин-Хилл, и даже сейчас она излучает атмосферу одного из тех длинных, вечелых, пьяных римских банкетов. Кусочки пищи отбрасывали длинные, неустойчивые тени в разные стороны, словно освещенные танцующим мерцанием масляных ламп, и даже глаза маленькой мышки, которая грызет орех в углу, отражает мерцание белого света лампы.
Этот мотив удивительно распространен, и даже больше — у него есть собственное название: по-гречески asarotos oikos, или «неосвещенная комната». Хотя именно греки отделали первую «неосвещенную комнату» мозаикой, у нас есть только более поздние римские копии, которые были созданы во время увлечения греческой культурой. Но почему элитные римляне тратили деньги на то, чтобы пол их трапезной выглядел так, будто он был весь в мусоре?
С одной стороны, это был своего рода хитрый символ статуса. Рассмотрим объедки, представленные в собрании музея Профана (названного так потому, что в нем хранится нехристианское искусство): это мусор, да, но мусор с самого роскошного стола. С берега ворвались свежие морепродукты, в том числе лобстер, устрицы и даже колючая раковина Murex Brandaris, которая была источником знаменитого тирского пурпура, который разрешалось носить только элите римского общества. Среди раковин разбросаны дорогие привозные товары, такие как шелковица из Азии, имбирь из Индии и инжир с Ближнего Востока. Практически по полу разбросан достаток всей империи.
Мозаика подразумевает, что в комнате состоялось застолье, настолько роскошное, что, если бы оно произошло, то могло бы быть незаконным — нарушение римских законов об определенной сумме, которую хозяин мог потратить на один банкет. Lex Orchia, принятый в 182 г. до н.э., ограничивал количество гостей, которые могут быть приглашены на одну трапезу, а позже законы запретили потребление откормленных птиц, моллюсков и вымени свиноматки (любимое лакомство римлян). Но отчеты о пиршествах, которые дошли до нас, говорят, что эти правила часто игнорировались. В конце концов, какой лучший способ произвести впечатление на ваших гостей и развлечь их, как не нарушать закон?
Искусствоведы, однако, привязывают «мусорный» мотив к другой римской традиции: Memento Mori, или «напоминание о смерти». Эти маленькие иллюстрации смертности были частью веселья на римском банкете. Например, маленькие маленькие бронзовые скелеты под названием larva convivalis часто использовались как развлечение для вечеринок с примерно таким текстом: «Печаль нам, бедным смертным… Такими мы все будем, после того, как уйдем в мир иной. Так давайте же пить и веселиться, пока мы еще здесь!»
Искусствоведы, однако, привязывают «мусорный» мотив к другой римской традиции: Memento Mori, или «напоминание о смерти». Эти маленькие иллюстрации смертности были частью веселья на римском банкете. Например, маленькие маленькие бронзовые скелеты под названием larva convivalis часто использовались как развлечение для вечеринок с примерно таким текстом: «Печаль нам, бедным смертным… Такими мы все будем, после того, как уйдем в мир иной. Так давайте же пить и веселиться, пока мы еще здесь!»
С этой точки зрения, мозаика была демонстрацией того, что даже самый лучший пир быстро превращается в объедки. Другими словами — наслаждайтесь едой, потому что эта трапеза может быть для вас последней.
Почти 2000 лет отделяют нас от посетителей, которые поедали деликатесы, посматривая на эту мозаику. Смерть, которую они таким образом изображали, пришла, и все, что осталось — это изображение их объедков. Но у этой мозаики в рукаве спрятан еще один секрет. В своей книге «Куртизанки и рыбные котлеты» Джеймс Дэвидсон, профессор древней истории, указывает на интересную деталь: некоторые остатки пищи не соприкасаются со своими тенями, как будто они изображены за долю секунды до падения. Гости давно отошли в мир иной, но праздник продолжается.
Почти 2000 лет отделяют нас от посетителей, которые поедали деликатесы, посматривая на эту мозаику. Смерть, которую они таким образом изображали, пришла, и все, что осталось — это изображение их объедков. Но у этой мозаики в рукаве спрятан еще один секрет. В своей книге «Куртизанки и рыбные котлеты» Джеймс Дэвидсон, профессор древней истории, указывает на интересную деталь: некоторые остатки пищи не соприкасаются со своими тенями, как будто они изображены за долю секунды до падения. Гости давно отошли в мир иной, но праздник продолжается.
Следующая публикация
Нет комментариев