Предыдущая публикация
Когда Николай Иванович отдыхал на тихой улочке в Ораниенбауме, к нему приехал чекист Завьялов с молодой курносой девушкой.
Из-под шапки у нее выбивались вьющиеся волосы, под ватником виднелись сине-белые полоски морской тельняшки.
— Знакомьтесь, — сказал Иван Федорович, — это Люба Колмакова, о которой я вам уже говорил. Будете работать вместе. Вы оба в этих делах люди бывалые.
Колмакова Любовь Семеновна, 07.02.1925 г.р., дата гибели - 27.12.1943 г.
Савельев уже был наслышан об этой удивительной девушке.
С первых дней войны восемнадцатилетняя Люба связала свою судьбу с разведкой. Сразу же после окончания Петергофской средней школы она пришла в одну из воинских частей Балтийского флота и стала работать там в библиотеке. Но в библиотекаршах проходила недолго: неожиданно попросилась в разведку.
Ей поверили и не ошиблись.
Хорошо зная местность, Люба после соответствующей подготовки дважды переходила линию фронта, добывала в тылу противника ценные сведения и возвращалась обратно. Девушка за смелость и боевой задор стала всеобщей любимицей.
И вот их пути пересеклись.
— Откуда у тебя такое бесстрашие? — не раз спрашивал потом Любу разведчик Савельев. А она смотрела на него ясными глазами и отвечала:
— Не вы первый спрашиваете об этом. Да, в тылу противника бывает страшно, порой даже жуть берет, мурашки по телу бегают: ведь враги рядом. Страшно и ночью одной в лесу. Но кому-то надо делать это дело, не так ли? Не я, так другая пойдет. И тоже, если нужно, одна.
— Нет, Любаша, теперь пойдем вдвоем!
— Значит, будет легче! — улыбнулась Люба.
Ах, молодость, молодость! «Вдвоем легче…» Какое там! Двое — значит, и задание на двоих. А ночные переходы по болотам? А многочасовые наблюдения за врагом? Лежишь в снегу, ни кашлянуть, ни встать, ни размяться.
Впрочем, хорошо, что не сказал об этом Любе: оказалась она выносливой девчонкой.
Теплой июльской ночью от ораниенбаумского причала отошел военный катер. В его каюте находились Николай Иванович Савельев и Люба Колмакова. Через несколько часов приблизились к берегу, занятому фашистами. Разведчики по мелководью дошли до берега и скрылись в лесу.
Уже на следующую ночь они были в деревне Красная Горка у старого рыбака. На столе вскоре появилась вареная картошка.
— Садись, Николаха. И вы, девушка, ешьте и не разговаривайте. Поговорим потом.
Когда разведчики поели, Люба присела в сторонку. Глаза у нее явно слипались.
— Залезай-ка, дочка, на печку, вздремни. Поди, умаялась, — ласково сказал Василий Трофимович.
Через несколько минут Люба уже спала крепким сном.
Когда мужчины остались вдвоем, Василий Трофимович первым начал разговор.
— Осторожней будьте. Лютуют каратели: наезжают в деревни, производят обыски, арестовывают.
— Слышал об этом. Сам-то ты как живешь?
— У матери был? — вместо ответа спросил Василий Трофимович.
— Нет, а что с ней? — насторожился Савельев.
— Кто-то донес, что ты с партизанами в лесу. Весь твой дом переворошили. Старуху били, угрожали расстрелять, требовали сказать, когда ты появишься в наших краях.
Савельев помрачнел, задумался…
— А это что за девчонка с тобой? — спросил Василий Трофимович.
— Напарница моя…
— Молода больно…
— В прошлом году среднюю школу окончила. В Петергофе жила. Ну, а как немцы его захватили — в разведку попросилась.
— Эдакая-то птаха!
— Она в тыл к немцам ходила. Одна…
— Ну и дела! — покрутил головой старик. — Неужто не страшно ей по тылам-то ходить?
— Говорит, не страшно! Да я и сам замечал: ничего не боится.
Люба, услышав утром рассказ Николая Ивановича о бедственном положении его матери, предложила пойти к старушке.
Николай Иванович долго не соглашался, но потом решился, и к вечеру следующего дня они подошли к Слободке.
Только одному ему знакомыми тропинками Савельев вывел спутницу в огород, к окну своего дома и тихонько постучал. Никто не ответил. Постучал снова. Тихонько шевельнулась занавеска на окне.
— Кто там? — спросил старческий голос.
— Это я, Николай, — тихо ответил сын.
Скрипнули половицы, стукнула щеколда. Дверь медленно открылась, и на пороге появилась маленькая старушка. Разведчики молча прошли в избу. Николай Иванович обнял мать, и та, припав к груди сына, тихо плакала, шепча что-то.
Люба стояла рядом, вытирая набегавшие на глаза слезы.
— Моченьки нет, — шептала старушка, — умереть бы, чем жить так. Ждала тебя. Говорили, что ты был в наших краях.
— Знаю, мама, что плохо тебе. Потерпи немного. Скоро придет сюда Красная Армия и освободит вас.
— Ты надолго ли?
— Скоро приду сюда надолго. А Петька где?
— На печке спит, не буди его. Пусть ничего не знает. Молод еще, не дай бог, проговорится.
Разведчики сели за стол. Мать выставила скромное угощение. И, хотя им было не до еды, отказаться и тем обидеть добрую старушку они не решились.
Николай Иванович успокаивал мать, но она понимала все. Она обняла сына, приникла головой к его плечу и прошептала:
— Сынок! Не ровен час — нагрянут каратели. Уходите. Дай весточку, где будешь, а сам не ходи. Меня убьют — полбеды, а тебя поймают — горе-то какое будет для меня!
Тяжелое это было расставание. Старушка подошла к Любе и поцеловала ее в лоб. Потом ушла в темный угол избы, порылась в сундуке и, достав какой-то узелок, молча протянула его сыну, не скрывая слез.
Разведчики ушли в ночную даль.
Николай Иванович всю дорогу был задумчив, но не высказывал Любе своей тревоги. Подолгу шли молча. Несколько раз останавливались, чтобы передохнуть. Николай Иванович каждый раз во время остановок повторял:
— Примечай, Любаша, когда идешь. Все примечай, пригодится тебе. Много нам с тобой придется пройти нехоженых троп. Наблюдай. Не все время мы будем ходить с тобой вдвоем. Тебе, дружочек, придется ходить к нашим людям, а мне и других дел хватит.
Под утро разведчики были на своей базе. Вскоре пошел дождь. Лес зашумел, кроны столетних сосен раскачивались на ветру. Николай Иванович развернул узелок, который мать дала им на прощание. В нем оказались рубашка и брюки для него и теплая кофта для Любы.
Савельев оставил Любу на базе, а сам ушел на встречу с местным жителем А. Г. Андреевым — ветеринарным врачом по образованию, работавшим у немцев старшиной Мишенской волости.
Разведчик знал Алексея Гавриловича много лет. Хороший это был человек. Услышав, что Андреев пошел служить к фашистам, Николай Иванович ушам своим не поверил. Однако все, с кем он встречался, говорили об Алексее Гавриловиче только хорошее: справедлив, честен, а главное — предан нашей Родине, помогает местным жителям. Да и выдвинут на должность старшины по их просьбе.
И вот при помощи своего связника Николай Иванович договорился о встрече с Алексеем Гавриловичем.
Да, все было правильно: Андреев остался подлинно советским человеком.
Свиданию с разведчиком он был рад и сказал, что может ему быть полезным: ведь ему доводится по делам службы разъезжать по волости и за ее пределами бывать. Многое видит, многое знает. И тут же передал важные сведения о противнике, твердо обещав помощь разведчикам в их работе.
Вернулся Николай Иванович на базу поздно. А обеспокоенной Любе объяснил:
— Работы было много, — и стал раскладывать перед Любой еду. — Ешь, Любаша. Это тебя угощает сам старшина Мишенской волости.
Люба даже поперхнулась от негодования:
— Да как вы могли встречаться с фашистским пособником? Ведь он мог выдать вас немцам!..
— Мог, да не выдал, — весело улыбнулся Савельев. — Пойми, Люба: не все, кто работает в учреждениях, созданных фашистами, плохие люди. Пример тому — тот же Алексей Гаврилович, волостной старшина. Он сделает все, чтобы помочь в борьбе с захватчиками. А теперь запиши-ка сведения, которые я получил от него. Пиши: в двухстах метрах от деревни Колгомпя — тяжелая артиллерийская батарея номер девять «Бисмарк» с четырьмя орудиями. Такая же батарея в северной части деревни Вистино. В деревне Ручьи, в здании бани, продовольственный склад. У станции Летняя — гарнизон немцев, сто человек.
Савельев уже был наслышан об этой удивительной девушке.
С первых дней войны восемнадцатилетняя Люба связала свою судьбу с разведкой. Сразу же после окончания Петергофской средней школы она пришла в одну из воинских частей Балтийского флота и стала работать там в библиотеке. Но в библиотекаршах проходила недолго: неожиданно попросилась в разведку.
Ей поверили и не ошиблись.
Хорошо зная местность, Люба после соответствующей подготовки дважды переходила линию фронта, добывала в тылу противника ценные сведения и возвращалась обратно. Девушка за смелость и боевой задор стала всеобщей любимицей.
И вот их пути пересеклись.
— Откуда у тебя такое бесстрашие? — не раз спрашивал потом Любу разведчик Савельев. А она смотрела на него ясными глазами и отвечала:
— Не вы первый спрашиваете об этом. Да, в тылу противника бывает страшно, порой даже жуть берет, мурашки по телу бегают: ведь враги рядом. Страшно и ночью одной в лесу. Но кому-то надо делать это дело, не так ли? Не я, так другая пойдет. И тоже, если нужно, одна.
— Нет, Любаша, теперь пойдем вдвоем!
— Значит, будет легче! — улыбнулась Люба.
Ах, молодость, молодость! «Вдвоем легче…» Какое там! Двое — значит, и задание на двоих. А ночные переходы по болотам? А многочасовые наблюдения за врагом? Лежишь в снегу, ни кашлянуть, ни встать, ни размяться.
Впрочем, хорошо, что не сказал об этом Любе: оказалась она выносливой девчонкой.
Теплой июльской ночью от ораниенбаумского причала отошел военный катер. В его каюте находились Николай Иванович Савельев и Люба Колмакова. Через несколько часов приблизились к берегу, занятому фашистами. Разведчики по мелководью дошли до берега и скрылись в лесу.
Уже на следующую ночь они были в деревне Красная Горка у старого рыбака. На столе вскоре появилась вареная картошка.
— Садись, Николаха. И вы, девушка, ешьте и не разговаривайте. Поговорим потом.
Когда разведчики поели, Люба присела в сторонку. Глаза у нее явно слипались.
— Залезай-ка, дочка, на печку, вздремни. Поди, умаялась, — ласково сказал Василий Трофимович.
Через несколько минут Люба уже спала крепким сном.
Когда мужчины остались вдвоем, Василий Трофимович первым начал разговор.
— Осторожней будьте. Лютуют каратели: наезжают в деревни, производят обыски, арестовывают.
— Слышал об этом. Сам-то ты как живешь?
— У матери был? — вместо ответа спросил Василий Трофимович.
— Нет, а что с ней? — насторожился Савельев.
— Кто-то донес, что ты с партизанами в лесу. Весь твой дом переворошили. Старуху били, угрожали расстрелять, требовали сказать, когда ты появишься в наших краях.
Савельев помрачнел, задумался…
— А это что за девчонка с тобой? — спросил Василий Трофимович.
— Напарница моя…
— Молода больно…
— В прошлом году среднюю школу окончила. В Петергофе жила. Ну, а как немцы его захватили — в разведку попросилась.
— Эдакая-то птаха!
— Она в тыл к немцам ходила. Одна…
— Ну и дела! — покрутил головой старик. — Неужто не страшно ей по тылам-то ходить?
— Говорит, не страшно! Да я и сам замечал: ничего не боится.
Люба, услышав утром рассказ Николая Ивановича о бедственном положении его матери, предложила пойти к старушке.
Николай Иванович долго не соглашался, но потом решился, и к вечеру следующего дня они подошли к Слободке.
Только одному ему знакомыми тропинками Савельев вывел спутницу в огород, к окну своего дома и тихонько постучал. Никто не ответил. Постучал снова. Тихонько шевельнулась занавеска на окне.
— Кто там? — спросил старческий голос.
— Это я, Николай, — тихо ответил сын.
Скрипнули половицы, стукнула щеколда. Дверь медленно открылась, и на пороге появилась маленькая старушка. Разведчики молча прошли в избу. Николай Иванович обнял мать, и та, припав к груди сына, тихо плакала, шепча что-то.
Люба стояла рядом, вытирая набегавшие на глаза слезы.
— Моченьки нет, — шептала старушка, — умереть бы, чем жить так. Ждала тебя. Говорили, что ты был в наших краях.
— Знаю, мама, что плохо тебе. Потерпи немного. Скоро придет сюда Красная Армия и освободит вас.
— Ты надолго ли?
— Скоро приду сюда надолго. А Петька где?
— На печке спит, не буди его. Пусть ничего не знает. Молод еще, не дай бог, проговорится.
Разведчики сели за стол. Мать выставила скромное угощение. И, хотя им было не до еды, отказаться и тем обидеть добрую старушку они не решились.
Николай Иванович успокаивал мать, но она понимала все. Она обняла сына, приникла головой к его плечу и прошептала:
— Сынок! Не ровен час — нагрянут каратели. Уходите. Дай весточку, где будешь, а сам не ходи. Меня убьют — полбеды, а тебя поймают — горе-то какое будет для меня!
Тяжелое это было расставание. Старушка подошла к Любе и поцеловала ее в лоб. Потом ушла в темный угол избы, порылась в сундуке и, достав какой-то узелок, молча протянула его сыну, не скрывая слез.
Разведчики ушли в ночную даль.
Николай Иванович всю дорогу был задумчив, но не высказывал Любе своей тревоги. Подолгу шли молча. Несколько раз останавливались, чтобы передохнуть. Николай Иванович каждый раз во время остановок повторял:
— Примечай, Любаша, когда идешь. Все примечай, пригодится тебе. Много нам с тобой придется пройти нехоженых троп. Наблюдай. Не все время мы будем ходить с тобой вдвоем. Тебе, дружочек, придется ходить к нашим людям, а мне и других дел хватит.
Под утро разведчики были на своей базе. Вскоре пошел дождь. Лес зашумел, кроны столетних сосен раскачивались на ветру. Николай Иванович развернул узелок, который мать дала им на прощание. В нем оказались рубашка и брюки для него и теплая кофта для Любы.
Савельев оставил Любу на базе, а сам ушел на встречу с местным жителем А. Г. Андреевым — ветеринарным врачом по образованию, работавшим у немцев старшиной Мишенской волости.
Разведчик знал Алексея Гавриловича много лет. Хороший это был человек. Услышав, что Андреев пошел служить к фашистам, Николай Иванович ушам своим не поверил. Однако все, с кем он встречался, говорили об Алексее Гавриловиче только хорошее: справедлив, честен, а главное — предан нашей Родине, помогает местным жителям. Да и выдвинут на должность старшины по их просьбе.
И вот при помощи своего связника Николай Иванович договорился о встрече с Алексеем Гавриловичем.
Да, все было правильно: Андреев остался подлинно советским человеком.
Свиданию с разведчиком он был рад и сказал, что может ему быть полезным: ведь ему доводится по делам службы разъезжать по волости и за ее пределами бывать. Многое видит, многое знает. И тут же передал важные сведения о противнике, твердо обещав помощь разведчикам в их работе.
Вернулся Николай Иванович на базу поздно. А обеспокоенной Любе объяснил:
— Работы было много, — и стал раскладывать перед Любой еду. — Ешь, Любаша. Это тебя угощает сам старшина Мишенской волости.
Люба даже поперхнулась от негодования:
— Да как вы могли встречаться с фашистским пособником? Ведь он мог выдать вас немцам!..
— Мог, да не выдал, — весело улыбнулся Савельев. — Пойми, Люба: не все, кто работает в учреждениях, созданных фашистами, плохие люди. Пример тому — тот же Алексей Гаврилович, волостной старшина. Он сделает все, чтобы помочь в борьбе с захватчиками. А теперь запиши-ка сведения, которые я получил от него. Пиши: в двухстах метрах от деревни Колгомпя — тяжелая артиллерийская батарея номер девять «Бисмарк» с четырьмя орудиями. Такая же батарея в северной части деревни Вистино. В деревне Ручьи, в здании бани, продовольственный склад. У станции Летняя — гарнизон немцев, сто человек.
Закончив диктовать, Николай Иванович сказал Любе:
— Ну, друг мой, сегодня будем заканчивать работу. Пойдем к берегу залива, для встречи катера с нашей стороны.
Шли медленно, лесами, зорко подмечая все вокруг: автомашины на шоссейных дорогах, поезда на железнодорожных путях. Незаметно и быстро переходили дороги и вновь углублялись в лес.
Вот и залив. Солнце медленно опускалось к горизонту, отражаясь в зеркальной глади Финского залива, озаряя все вокруг теплым, ласковым светом. Картина была удивительно мирной, не хватало только лодок с рыбаками да парусных яхт. Правда, на ленинградской стороне все время ухало, но этот голос войны можно было принять за дальние раскаты грома. Волны с легким плеском набегали на песок.
Люба, как зачарованная, наблюдала закат.
— После войны привезу сюда в воскресенье своих подружек, скажу им: вот, девочки, красотища какая! Любуйтесь! И главное — войны не будет, все будет как всегда было. — Она помолчала. — А вы приедете сюда, Николай Иванович?
— А мне и ехать не надо. Пешком приду. Вместе со своей Евдокией Андреевной и всем выводком. Младшую-то у меня тоже Любашей зовут. Шестой ей пошел.
— А где они?
— В Вологодской области. Конечно, в эвакуации тоже несладко. Ну, да все не под бомбами…
Между тем стемнело. В воздухе похолодало, и с моря надвинулся туман.
Вскоре Люба уловила легкое постукивание мотора. Николай Иванович вышел из кустов, неторопливо достал фонарик и три раза мигнул. В ответ послышался приглушенный свист.
Когда Николай Иванович отдыхал на тихой улочке в Ораниенбауме, к нему приехал чекист Завьялов с молодой курносой девушкой. - 953845390580
Пройдя немного по воде, разведчики увидели три силуэта, двигавшиеся навстречу к ним со стороны моря. Балтийские моряки и разведчики встретились.
В Ленинграде Николая Ивановича ожидало тяжелое известие: умер Иван Федорович Завьялов. Умер прямо на работе, в своем кабинете. Врачи сказали, что это результат зимней голодовки.
А через день ему сообщили, что Люба Колмакова получает новое задание: в составе отряда специального назначения отправляется на Псковщину. Не хотелось Николаю Ивановичу расставаться со своей верной спутницей, но что поделаешь? Надо — значит, надо!
— Береги себя, Любаша! — сказал он ей на прощание. — Помни, что ты обещала привезти своих подружек к нам на побережье.
— Привезу, Николай Иванович! Непременно привезу!
Не приехала на побережье Люба Колмакова, не довелось.
В тылу врага на Псковщине в одной из схваток отряда с карательной частью бесстрашная девушка была тяжело ранена и оказалась в руках врагов. Озверевшие каратели бросили ее, потерявшую сознание, но еще живую в горящую избу. Когда разведчики отбили деревню, они отыскали останки Любы и с воинскими почестями захоронили ее у деревни Кубасове, на Псковской земле.
Преданная дочь нашей Родины Любовь Семеновна Колмакова посмертно награждена орденом Отечественной войны I степени.
Пройдя немного по воде, разведчики увидели три силуэта, двигавшиеся навстречу к ним со стороны моря. Балтийские моряки и разведчики встретились.
В Ленинграде Николая Ивановича ожидало тяжелое известие: умер Иван Федорович Завьялов. Умер прямо на работе, в своем кабинете. Врачи сказали, что это результат зимней голодовки.
А через день ему сообщили, что Люба Колмакова получает новое задание: в составе отряда специального назначения отправляется на Псковщину. Не хотелось Николаю Ивановичу расставаться со своей верной спутницей, но что поделаешь? Надо — значит, надо!
— Береги себя, Любаша! — сказал он ей на прощание. — Помни, что ты обещала привезти своих подружек к нам на побережье.
— Привезу, Николай Иванович! Непременно привезу!
Не приехала на побережье Люба Колмакова, не довелось.
В тылу врага на Псковщине в одной из схваток отряда с карательной частью бесстрашная девушка была тяжело ранена и оказалась в руках врагов. Озверевшие каратели бросили ее, потерявшую сознание, но еще живую в горящую избу. Когда разведчики отбили деревню, они отыскали останки Любы и с воинскими почестями захоронили ее у деревни Кубасове, на Псковской земле.
Преданная дочь нашей Родины Любовь Семеновна Колмакова посмертно награждена орденом Отечественной войны I степени.
Следующая публикация
Комментарии 2