#натальяартамонова
Покупка счастливой жизни.
Максимке было два года, когда его мама умерла.
Отец вскоре привел в дом молодую, красивую жену из другого села. Соседка Филиппа знала Дарью, сразу сказала Илье, родному дяде малыша по маминой линии, что с женитьбой отца Максим стал круглой сиротинушкой.
Уж больно была его вторая жена хитрой, холодной, скользкой и бездушной, как змея поближе подпускала жертву, а потом проглатывала целиком. Она никогда не кричала, не повышала голос, а только шипела. И чем была злее, яростнее, тем шипение было протяжнее и тише.
Малыш ластился к мачехе, бегал следом, цеплялся за ее подол, а она отмахивалась от него, как от назойливой мухи.
При людях она делала вид заботливой, ласковой матери, а наедине, наклоняясь к ребенку, шептала:
— Отойди и не путайся под ногами, меня дела ждут! — и небрежно толкала его в спину.
Максим опять подбегал к ней, смотрел преданными глазами, как щенок, поднимал ручки, надеясь, что мачеха возьмёт его на руки, потом начинал плакать, но она шипела:
— Иди, иди подальше от меня, не мешай.
Малыша окружала нелюбовь как со стороны мачехи, так и отца.
…Илья Васильевич, дядя малыша, работал в ветлечебнице ветеринаром, сам жил в большом доме на окраине города, в ста километров от села.
Когда он приезжал, а приезжал он часто, то всегда поражался тому, как малыш сначала делал попытки подбежать к нему с распростёртыми объятиями, а потом с испугом в глазах смотрел на мачеху, как будто взглядом спрашивал разрешения подойти к любимому дяде.
Когда Илья Васильевич обнимал хрупкое тельце малыша, тот, уткнувшись в его грудь, переставал дышать. Он как будто хотел втиснуться в дядюшкино нутро, спрятаться от своей ненужности мачехе и отцу.
Сердце Ильи начинало ныть и было желание немедленно сгрести племянника в охапку и убежать подальше от змеиного шипения и от тупого, ничего не выражающего взгляда папаши. Но по закону Илья не имел права этого делать, поэтому довольствовался наездами.
Его Люба: добрая, порядочная, красивая женщина говорила:
— Слушай, Илюша, давай на выходные, в праздники, Максимку к себе забирать, поговори с Филиппом. Просто надо хитро подойти к нему с этим вопросом, они же сами рады от дитя избавиться, но умом-то понимают, что позор от людей отдать сына.
Долго уговаривать не пришлось, тем более Илья Васильевич пустил главный козырь, что малышу нужен логопед, о котором папаша с женой не хотели слышать.
В какое тряпье, рванье его обули и одели, какие-то обноски с чужого плеча послужили одеждой мальчику.
Сразу же, по приезду, пошли в детский мир и накупили одежды, обуви и игрушек.
Максим глазами выражал дикий восторг, он улыбался, а дяде Илье хотелось плакать. Он вспомнил себя, сестру, как их любили родители, как они радовались своим игрушкам, как росли в любви и радости.
А что видел этот малыш? Что он слышал? Кроме шипения мачехи и молчаливого упрека отца — ничего!
Илья Васильевич никак не мог понять, почему Филипп так легко отдал сын, и почему он не испытывал к своей кровинке отцовского чувства.
Оказалось, тот не считал его своим сыном, он ревновал жену к ее первой любви, и когда Зина родила семимесячного сына,так и думал, что ребенок не от него, и сейчас, пусть даже временно, он желал избавиться от подозрений, от обмана, ведь он, видя сына, представлял себе картину измены, и кроме зла ничего к нему не испытывал.
Вторая жена, с которой он по своей глупости поделился подозрениями, шипела на ухо:
— Да, я слышала, как тебя называют рогатым, все шепчутся за спиной, только в глаза не говорят.
Правильно, что Илья забрал ублюдка, с глаз долой и сердцу спокойнее, я тебе твоих родненьких рожу.
Она врала, а слепой муж верил. В душе каждый из них мечтал, чтобы Максим остался гостить у дядюшке навсегда, а ещё лучше было бы, если за такую услугу они получили бы вознаграждение…
Люба объясняла мужу:
— Илья, ты не показывай неприязни, злобы к Филиппу, наоборот, почаще с Максимом к нему езди, вроде как сочувствуешь подонку, что ему тяжело без сына.
Не забывай ему рассказывать про проблемы по логопедии, хитри, ври, закидай его медицинскими терминами.
Говори, что деньги нужны, и немалые. Скажи, что в Москву направляют к профессорам, что врачи конкретно взялись за восстановление речи и слуха. И косолапость Максима тоже надо исправлять. Они же жадные до рубля, тупые, испугаются проблем, рады будут их переложить на твои плечи.
Илья соглашался с женой и был ей очень признателен. Максим же, если бы мог четко говорить, то засыпал бы словами благодарности нескончаемым потоком. А сейчас он только мог улыбаться, крепко обнимать и целовать своих любимых. Маленькими ручками он показывал, как их любит, руки разводил в стороны, подпрыгивал, потом их соединял. Каждый раз старался окружность любви делать объемнее, сопел, напрягался, а Илья с Любой смеялись.
…В один из выходных дней они все собрались к Филиппу. Напокупили гостинцев, подарков. Хозяева встретили их как прохожих. Мачеха сухо обняла пасынка, а Филипп просто пожал руку сыну, потрепал ее и сказал:
— Ты ж мужик, хотя теперь и городской, поэтому здороваться надо по-мужски.
Ну рассказывайте, как дела у вас. Вы как, просто или его привезли насовсем?
С каким-то испугом в глазах спрашивал Филипп. А мачеха от испуга вся побелела, она в ожидании ответа замерла.
— Нет, мы просто, чтобы вы пообщались, у нас дел по шею, надо к логопеду, к ортопеду, ждем направление, возможно в Москву надо будет съездить, говорят, что надо подрезать под язычком, упустили, раньше надо было делать.
Ругают меня, думают, что я отец. Но я, где надо деньгами отблагодарил, где свою помощь пообещал оказать, врачи же и собак, и кошек держат, а некоторые и не по одной.
Ничего, ещё так наш Максимка заговорит, что помолчать его просить будем.
Было видно, что Филипп радовался, что проблемы его не касаются.
«В конце концов, Илья — дядя родной, а я никто, чужой, обманутый олух».
Мачеха успокоилась и начала шипеть:
— Присаживайтесь к столу, мы, конечно, не располагаем богатым столом, но что имеем, тем и угостим.
Илья с женой попросили не беспокоиться из-за них, но сына желательно накормить.
Когда Илья собрался выйти во двор, то Максим, увидев, что тот набрасывает пальто, выбежал из-за стола с диким криком. Он схватил за ногу Илью Васильевича, упал на колени и заплакал.
Долго не могли его успокоить, пришлось не задерживаться в гостях, а поскорее уезжать…
Самое дикое было то, что когда прощались, Филипп сказал:
— Вы лучше, если что, пишите или позвоните.
А Дарья от радости, что гости быстро покидают их дом, чуть ли не заплясала.
Они недавно закололи борова и, имея корову, кур, даже не предложили кусок мяса, банку молока, яиц.
Соседка же, видя, как они садятся в машину крикнула:
— Стойте, стойте! Что же вы мне Максима не показали? Погодите, я же вас ждала, постойте.
Баба Шура обнимала гостей. Максимка к ней прижался и что-то лепетал.
Баба Шура жила с сыном, который тоже держал большое хозяйство, без гостинцев так они и не отпустили Илью Васильевича. Большой пакет с деревенскими гостиницами запихнули в машину Ильи Васильевича.
Баба Шура сквозь слезы сказала:
— Не отдавайте мальчишку назад, это же тюрьма, это змеиное логово, они же его задушат, ведь они его совсем не любят.
— Да что вы? Разве мы не понимаем или мы слепые?
Мы же за сына Максимку считаем, да и он никогда не захочет жить с мачехой, ему моя Любочка мама родная.
Люба просила хоть изредка, но позванивать Филиппу. Каждый их звонок был для Филиппа неприятен, он боялся, что ему сообщат, чтобы он принимал сына назад.
Логопед Максиму по большому счету не понадобился, он и так заговорил как балаболка. Дядю Илью и Любу стал звать папой и мамой, и приезд в деревню служил для него очередным нервным срывом.
Люба поняла состояние сына, попросила мужа решить окончательно вопрос об усыновлении.
Илья Васильевич имел старую, подержанную машину. Но вот-вот собирались купить новые Жигули. Они мечтали, как летом поедут на море, как Максимка будет нежиться под солнечными лучами, как будет бегать по мелководью с ними наперегонки.
Они мечтали поехать в Москву и купить ему самые лучшие игрушки в мире, показать зоопарк, сводить в цирк.
Им очень хотелось показать Максимке мир любви и заботы, смеха и радости. Илья Васильевич решил немедленно съездить к Филиппу и решить вопрос раз и навсегда об усыновлении племянника.
…Был очень холодный день, на удивление дома никого не оказалось, они решили навестить бабу Шуру, спросить у нее, где находятся ее соседи. Как всегда баба Шура встретила гостеприимно, не знала, куда посадить и чем угостить.
— Вижу, не просто так вы к этим дикарям приехали. Змея-то на сносях, он пылинки с нее сдувает, сам и по хозяйству, сам и в магазин, говорит, была бы машина, проще было бы, весь измотался, но ходят довольные, шепчутся о чем то, вчера видела, как он белье вывешивал, прямо не Филипп, а человек, любящий муж.
Люба с Ильёй засмеялись. Тут пришел сын бабы Шуры на обед и присоединился к разговору.
— Я Филиппа вообще не понимаю: с людьми, на работе он хороший мужик, с этой мегерой- любящий муж, но вот с Максимом как он поступает, откуда ветер дует, почему складываются такие отношения — не знаю, хотя догадываюсь.
Да, до денег он жадный, это все знают, он свою выгоду из пальца высосет. И главное, недавно как-то опоздал на работу, объяснять вздумал, как жене было плохо, мол, она же скоро родит долгожданного ребёночка, первенца, что наконец-то семья будет полной. А Максим, словно ему не сын.
Мужики у него спросили про сына, а он махнул рукой и буркнул:
— Сын, не сын, а будет сын.
Мне кажется, что он готов от него избавиться, мешает мальчик им…
Илью Васильевича осенила мысль, он весь встрепенулся, заволновался и шепнул Любе:
— Пойдем, посмотрим, может, приехали хозяева.
И действительно, Филипп с Дарьей накрывали стол. Увидели непрошеных гостей, Дарья скорчила лицо, и тихо спросила:
— Что за необходимость в такую даль то и дело мотаться. Что-то важное, или малый заболел?
Илья, долго не думая, выпалил: — Дело срочное и важное. Мы приехали поговорить о Максиме. Хозяева насторожились, навострили слух, руки опустили, приготовились слушать предложение Ильи.
— Я не буду топтаться на месте. Вижу, вы ждёте пополнение, мы Максимку считаем за сына, поэтому давайте узаконим наши с ним отношения, ему скоро в школу, а сейчас с ним занимаются врачи, вот в Москву с ним собрались. Поэтому мне не нужна какая-то доверенность, мне нужны документы на усыновление…
За эти документы, я ставлю вам в гараж машину.
После этих слов, у Дарьи земля поплыла из под ног, да и Филипп весь вспотел, руками начал теребить волосы, затоптался на одном месте. Он даже не догадался для приличия оскорбиться, перед глазами стояла машина.
У него на душе стало легко, ведь страх, что привезут Максимку назад исчезнет навсегда.
Он стоял и думал: «Во, как меня наградил господь за мое терпение, за мои нервы».
Дарья же смотрела на мужа, и можно было прочитать во взгляде предупреждение: «Не дай бог откажешься».
Филипп с довольным выражением лица ответил:
— Дайте подумать, вы с ходу ошарашили. Мне главное, чтобы сыну было хорошо, вижу он вас любит, и вы привязались к нему, а у нас вот тоже появится долгожданный, но мы на одном не думаем останавливаться.
Филипп нервничал, говорил невнятно, сумбурно, было видно, как он хотел бы потереть руки от удачной сделки. Всем было всё ясно и понятно…
Люба и Илья покидали дом Филиппа, чуть не приплясывая. Они не чувствовали, от счастья, своего тела, сели в машину и долго не могли заговорить. Потом Люба начала благодарить бога, а Илья - Любу за то, что не перечила ему, не пожалела денег, которые откладывали годами, экономили на себе и своих желаниях.
Дома их ждал Максим, который выбежал навстречу, повис на шеи Ильи и закричал:
— Я так долго вас ждал! Где вы были?
Илью так и подмывало сказать:
— Покупали тебе счастливую жизнь, сынок!
© Автор:
Наталья Артамонова
Спасибо за ваши комментарии и лайки👍 🤔👶🚙🤨
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 3