Предыдущая публикация
10 лет без РимВасильны.
Помню и люблю.
Царствие Небесное, Римулечка...
РИМВАСИЛЬНА
Сегодня прощаемся с последней глыбой нашего кино.
С последним живым воплощением русского характера – в искусстве, и в жизни.
Их и оставалось-то в живых двое – Римма Маркова и Елена Образцова.
Тех, кто мог позволить себе быть патриотами – и не получать обвинений в том, что они «проплачены», тех, кто вообще мог себе позволить любить Отечество, не обращая внимания на модные тренды, говорить правду (такую, какую считали правдой) и людям, и власти. Они это право заслужили – даже если их не слышали – и власть, и люди.
Они и ушли друг за другом.
И прощание с ними – не такое, как обычно принято для персон подобного ранга – всё куда быстрее, скромнее, тише. Они и тут – не такие, как все.
После смерти Риммы Марковой у меня в голове, не переставая, крутятся слова с детства любимой песни: «Опустела без тебя земля»…
Меня с Риммой Васильевной году, кажется, в 1987 (или в 89, точно уже не помню) познакомил Станислав Садальский, с которым мы тогда дружили. Просто, организовал вечеринку во время ММКФ и посадил нас рядом. Мы так и проболтали весь вечер, потому что Риммочка оказалась такой остроумной и язвительной, так лихо комментировала мне на ухо любое сказанное за столом слово, что я каталась со смеху. Впрочем, то, что мне на ухо – вовсе не было секретом для окружающих: она шёпотом-то говорить не умела, и это только ей казалось, что она шепчет, на самом-то деле она басила так, что все слышали всё. Но даже те, кого коробило от ее шуток (они были иной раз весьма ядрёными), были вынуждены кисло улыбаться – никуда не денешься: всё, что она говорила, было не в бровь, а в глаз.
А вообще, я ее впервые узнала в детстве. Когда пошла смотреть в кино фильм «Бабье царство» (я тогда ходила смотреть все фильмы, где хотя бы в эпизоде снимался мой обожаемый Е.З. Копелян).
Она меня потрясла.
Голосом, улыбкой, умением скупо играть нестерпимое страдание, лихостью, темпераментом, вообще какой-то ослепительной силой личности, которую не мог не заметить даже ребенок.
Позже я узнала, что она и в жизни такая была – с этим вот невероятным характером, юмором, насмешливостью, эмоциональной открытостью. Невозможно было не поддаться власти этой могучей силищи, брызжущей во все стороны.
Она была Илья Муромец в юбке. «Матёрый человечище».
Я ей сказала как-то: "РимВасильна, если "Родину-Мать" в Волгограде увезут на ремонт - на её место смело Вас ставить можно - никто не удивится!". Она мигом ответила: "Ты что, мне - голышом стоять с шашкой? Да я там околею!".
И влюблялись в нее многие.
Она и сама влюблялась, но ни с кем не ужилась – потому что не терпела измен вообще, и не терпела покушений на свою свободу. И этим она тоже отличалась от всех – абсолютной правдивостью и абсолютным свободолюбием.
Она за всю свою жизнь сыграла одну-единственную центральную роль в кино. Хотя актерского таланта там было – хоть отбавляй. Да главной роли ей в размер как-то не находилось. А если находились – доставались Нонне Мордюковой. Ну, вот так уж вышло. Хотя были они совершенно разные, и внешне и внутренне. И только на поверхностный взгляд были схожи.
Они много лет дружили, и я не раз от обеих слышала (да и видала своими глазами) истории о том, как они ссорились и рвали отношения – как влюбленные: со скандалами, криком, взаимными обвинениями, посыланием друг друга в жопу и еще куда подальше.
О, это были эпические скандалы!
А потом снова сходились, мирились, обнимались, клялись…
Но Мордюкова любила «всё новенькое», а Римма – «всё долгонькое». И потому снова ссорились, и конца-краю этому не было. Но на моей памяти это, пожалуй, был единственный случай женской дружбы, когда «два медведя» подолгу уживались в «одной берлоге», не меряясь чинами и славой, понимая размер друг друга.
Одна потеря была для Риммы роковой: смерть любимого брата, актера Леонида Маркова - которого она только так и называла: "Лёнечка". Она по нему горевала всю оставшуюся жизнь, и такой нежности, такой боли, с какой она про него говорила, я больше ни о ком от нее не слышала – вот ни о ком.
И еще: я не знаю ни одной актрисы, которая бы вот так, как она, сыграв лишь одну центральную роль в кино – сто лет назад – была бы так любима страной, всеми. От мала до велика. Да, конечно, каждая роль ее была чисто «изумруд яхонтовый». И роскошная буфетчица в «Крыльях» Ларисы Шепитько, и Авдотья в «Журавушке», и могучая игуменья Мелания в «Егоре Булычове», и гениальная тётка-каратистка из гостиницы в «Родне», и докторша из «Покровских ворот», чьё бессмертное «Резать, не дожидаясь перитонита» пошло в народ, и роскошная, несравненная бабушка Татьяна Марковна из «Обрыва», и злобная графиня Нессельроде из «Последней дороги», и дивная Анна Степановна Ашметьева из «Дикарки», и колдунья из «Дневного дозора», и тётя Маша из «Платков», с её незабываемым «Тёрку ей надо! Сама – тёрка!», и ослепительная Вероника из картины «Вероника не придет» (ой, кстати, вот же, еще одна главная роль!). В этом смысле её судьба очень походила на судьбу Майи Булгаковой – тоже ослепительно талантливой, и тоже с одной главной ролью на всю жизнь…
И вот – скажите на милость, как это – будучи вечной «артисткой второго плана», да еще в фильмах, многие из которых сегодня мало кто помнит – стать всенародной любимицей? Таких – по пальцам одной руки пересчитать – и то лишние останутся…
На ней всё «сидело». Ей шли и шикарные туалеты, и бомжацкие растянутые кофты, и великолепные парики, и стародевичьи кички, и шляпы и монашьи клобуки. Вот как бы и не красавица, а глаз-то и не отвесть…
Она была широкой и щедрой, и сама терпеть жадных не могла, сама над ними всегда смеялась. И никогда не гнушалась заступиться за слабого и обиженного: справедливая была и смелая, всегда.
На моей памяти она была единственной, кому в «Сапсане» разрешали курить (а уж сколько звезд там переездило – не счесть!). Как она своим басом, сделав круглые глаза, скажет проводнице «Милая, да я ж помру – 4 часа не курить!» – так проводницы и забЕгают, придумают, посадят ее в служебку: «Курите, РимВасильна, на здоровье, ни в чем себе не отказывайте!».
Все, кто с ней дружили, за глаза ее звали «Римулькой». Многие – и в глаза – она была не из чинящихся. А так-то она для всех была «РимВасильна», и мы как-то с ней, под рюмочку, на тему её «Рима» много острили.
Но амикошонства РимВасильна не терпела и умела жёстко – подчас жестоко – пресекать его на корню и мигом. И как-то очень точно отсекала «не своих».
Её языка – острого, как бритва – многие побаивались. Но всё равно любили.
И еще: уж не знаю почему, но вот сколько рука ни тянулась, что-то рассказать из нашего личного общения, из моего мужа или моих с ней «закадровых» отношений, – а там историй-то завались – но вот никак.
То ли от свежей боли, то ли еще почему…
РимВасильна, любимая, я ещё просто не могу сказать «прощай»…
Я еще не до конца в это верю.
(с) Ирина Павлова,
17 января 2015 года
Следующая публикация
Нет комментариев