Однажды попала в больницу по поводу диабета. В коридоре увидела Шостаковича и завопила: "Какая радость вас видеть". Страшно смутилась, и мы оба рассмеялись. Он мне тоже обрадовался. ...Спросил, люблю ли я музыку. Я ответила: если что-то люблю по-настоящему в жизни, то это природа и музыка. Он стал спрашивать: - Кого вы любите больше всего? - Я люблю такую далекую музыку. Бах, Глюк, Гендель... Он с интересом стал меня рассматривать. - А оперу любите? - Нет, кроме Вагнера. Он опять посмотрел. С интересом. - Вот Чайковский, - продолжала я. - написал бы музыку к "Евгению Онегину", и жила бы она. А Пушкина не имел права трогать. Пушкин - сам музыка... Не надо играть Пушкина... Пожалуй, и читать в концертах не надо. А тем более танцевать... И самого Пушкина ни в коем случае изображать не надо. Вот у Булгакова хватило такта написать пьесу о Пушкине без самого Пушкина. Опять посмотрел с интересом. Но ничего не сказал. А на обложке его квартетов я прочла: "С восхищением Ф.Г.Раневской". ...Я рассказала ему, как мы с Ахматовой слушали знаменитую "ленинградку" в Ташкенте, в эвакуации, как дрожали обе, слушая его гениальную музыку. В ней было все: было время наше, время войны, бед, горя. Мы плакали. Она редко плакала. Рассказывала, с каким волнением слушаю 8-й квартет, как потрясла меня его музыка. Был он таким тихим, кротким. Однажды поднял рукав пижамы, показал тонкую руку ребенка, сказал: "Посмотрите, что стало с моими руками". Жаловался, что к нему не пускают внуков, что смотрит на них в окно, а хочется с ними побеседовать, слушать их. "Ведь они так быстро растут", - говорил он печально. И теперь, когда смотрю на его фото с доброй, ласковой надписью, хочется плакать. Я не имею права жаловаться - мне везло на людей.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев