***
С виду они были похожи на людей: в серых шинелях, касках, сапогах, ёжились от холода и мартовской слякоти, поднимали воротники, прячась от ветра, дувшего со стороны Днепра. Больше ничего человеческого в нацистах не было. Солдаты и офицеры вермахта грабили крестьянские дворы, занимали избы, а после - сжигали жилища, отправляя работоспособных мужчин на укрепление рубежа обороны, а всех остальных на так называемый эксперимент. Решение фашистов было чудовищным: поставить «живой барьер» на пути наступающей Красной армии и одновременно создать биологическое оружие, заразив местное население сыпным тифом. Так нелюди намеревались задержать советских бойцов.
В марте 1944 года неподалёку от деревушек Дерть, Озаричи и Подосинник появился комплекс из трёх концлагерей. На огороженную колючей проволокой болотистую местность по разным данным в короткий срок согнали десятки тысяч жителей Гомельской, Могилёвской, Полесской, а также Смоленской и Орловской областей - стариков, нетрудоспособных женщин, детей.
Повсюду на кочках в ледяной воде стояли, сидели, лежали пленники - голодные, замёрзшие, среди них очень много детей. Не было ни бараков, ни даже шалашей. Узников содержали под открытым небом. Сотни, тысячи чёрных фигурок, замотанных в тряпьё. Некоторые шевелились, а другие уже нет. Чтобы согреть малышей, матери снимали одежду с мёртвых. Всех била лихорадка - свирепствовал подсаженный извергами тиф. Выбраться с территории невозможно, на сторожевых вышках её круглосуточно охраняли пулемётчики, а периметр был заминирован.
«Голод страшный. Хлеб за время нашего там пребывания привезли только один раз. Назывался он эрзац - горький, сделан, как позже выяснилось, из берёзовых опилок и овсяной муки. К ограждению подъезжал грузовой автомобиль, немцы бросали его из кузова. Кто смог - схватил, кто-то не успел... Воду пили из проталин. Здесь же кругом лежали трупы»,
– рассказывал узник концлагеря Иван Осадчий.
Спустя 80 лет живых свидетелей тех страшных событий осталось совсем немного. Им тогда было пять, шесть или семь лет.
- Я плакала, хотела есть. Мама нас к себе прижимала, согревала как могла, но братика трёхлетнего не уберегла, умер маленький, - вспоминает бывшая узница Татьяна Курилович.
***
Страшное место просуществовало всего 10 дней. Фашисты понимали, что должны отступить. На них надвигалась лавина советских воинов.
Испугавшись близкого возмездия, немцы угрожали расстрелять узников из миномётов. Чтобы сохранить им жизни, 18 марта 1944 года командование 65-й армии отправило парламентёров с ультиматумом о немедленном отводе германских войск с передней линии обороны и оставлении концлагерей в нейтральной зоне. Отступающим гарантировали не преследовать их в течение 24 часов.
Ночью пленники заметили оживление в стане врага. Под покровом темноты выезжала техника, слышался топот ног, скрип, разговоры на чуждом языке. На рассвете всё стихло. Люди поняли: мучители покинули лагерь. Многие теряли разум от радости, собрав последние силы, вскакивали и бросались на выход. Но раздавался взрыв, и мёртвые тела падали в воду.
Из воспоминаний бывшего узника Озарического концлагеря Михаила Поркалова, которому в 1944 году ему было 11 лет:
«Утром мы обнаружили, что охраны больше нет, немцы ушли. Некоторые кинулись к проволоке, к воротам, но там всё было заминировано, очень много людей погибло. Никто не знал, где проход, но бежали, как из ада, не думали о минах. Вскоре увидели наших разведчиков».
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 12
Горите в аду вечно, фашисты проклятые...
Не забудем никогда
Ведь мы очень переживаем, когда заболевает ребёнок, виду не подаём, но сердце сжимается от тревоги... Как это сравнить с тем, что довелось пережить людям войны... Безысходность, отчаяние, холод, голод, муки, боль!!! Ад кромешный!!! Мозг взрывается, отказывается видеть такую картину, и все же история не нова... Все это идёт уже со дня сотворения мира - борьба, издевательства, кровь, болезни, предательства... Что же это за мир наш такой?! И кто в этом мире мы?!
Бойцы соорудили наспех печурку. Дали бабушке и ее подруге муки, и те пекли лепешки. И для бойцов, и для гражданских.
И до конца жизни бабушка плакала, услышав в советских фильмах немецкую речь.