Позавчера был в филиале госпиталя Вишневского в Краснознаменске. Выступление на госпитальной сцене - процесс всегда, если сказать помягче, подвижный. Кто-то из раненых потихоньку уезжает на плановые процедуры, кто-то с процедур приезжает. Есть выражение - ходить на цыпочках. Но оказывается, можно и ездить «на цыпочках» - деликатно выезжая из зала на инвалидной коляске, потихоньку проворачивая колеса, чтобы не помешать зрителям и артисту… От этого тишина в зале еще пронзительней, натяжение внутренних канатов еще отчаянней…
Сегодня, ожидая очереди на сцену, сидел в зале и увидел, как в дверях стоит на костылях человек, простое такое, как раньше сказали бы, «рабоче-крестьянское» лицо. Стоит и ждет, когда закончится номер. Номер закончился и он двинулся к месту, деликатно переставляя костыли, в полголоса что-то с улыбкой поясняя товарищам… А другой, после концерта подкатился на коляске фотографироваться и попросил тех, кто на ногах и здоровье позволяет, поднять его. Без ноги. Чтобы встать рядом с артистом в полный рост. Чтобы беда его стала менее заметна… я бы не позволил, сам бы к нему присел, но поздно… А с другой стороны, если не хочет человек чувствовать себя инвалидом, то и не надо. По-разному в жизни приходится подниматься. И так тоже… Мои родные! Родные вы мои люди!
…Трудно писать о раненых в госпиталях - темы этой редко касаюсь. И выступать там трудно. Особенная работа - выступать перед ранеными. Не развлечь - отвлечь, а по возможности - помочь подняться, так вот подняться… Над увечьем, над коляской, над болью, над растерянностью… Встать рядом с теми, кто в порядке. Настроиться прожить долгую счастливую жизнь, как ни в чем не бывало…
Еще труднее выступать в палатах, где встать не могут, по крайней мере, пока, где вместе с видимыми ранами зияют гигантские невидимые. Может, потому и не особо любят принимать посторонних гостей в палатах. Мужчины в зале как-то собираются с духом, приободряются. Мирная концертная атмосфера перекрывает остальное. А в палатах все еще гремит… Выступать перед ранеными в госпиталях - это как выступать вблизи ЛБС, с той лишь разницей, что физически войны не слышно. Но она продолжается внутри этих совершенно особенных зрителей. И однажды услышав войну в реальности, продолжаешь слышать ее здесь, в этих парнях… Артисты, ни разу не выступавшие в таких местах, не догадываются, как это артиста меняет. А если не меняет, значит, что-то с артистом не так. Может, и становишься настоящим артистом только тогда, когда кто-то рядом превозмогает боль, стискивает зубы и встает. Искусство - это же вообще про «подняться», или нет?! По форме, например, может, и бодрую песню поешь, а по духу - почти молитва. За беззащитных, покалеченных мужчин молитва. Многие все еще далеко. Хоть и вот же, прямо перед тобой сидят. Слушают, но взгляд у иных отсутствующий. Наполненный, но не концертом, не твоим номером… К черту «черный кабинет» и четвертую стену Станиславского (типа, разделяющую зал и сцену, дающую артисту чувство отсутствия «подглядывающих)! Только глаза в глаза, в бездонные эти колодцы трудного опыта, внезапно пришедшей трагедии. От взгляда к взгляду. Каждые нота, слово, интонация тут же проверяется на фальшь….
После каждого такого выступления говорю себе: «В последний раз. Не могу больше. Был бы женщиной - ушел бы за кулису и дал волю эмоциям…». Но проходит время, снова иду…
«Друг, спасибо, что ты как гранит! За тебя моя боль и молитва! Среди всяческих псевдо элит ты реальная наша элита…» Золотое сечение страны, немногословная основа всего. И кричат из юности пробудившиеся после летаргии строчки, написанные, как оказалось, на вырост: «Я учусь искусству, в котором стихи не бормочут слащаво и сыто, где рождение каждой новой строки - как для матери рождение сына…» Видит Бог, продолжаю учиться…
#михаилмамаев
#издневника
#госпиталь
#стихимихаиламамаева