Предыдущая публикация
Взрослею.
В транспорте, грустно общественном, какой-то бодрый дед завел разговор про "до чего довели страну". Залез на броневик и средним перстом всем указал, куда мы кОтимся. Прямо туда, в ж... к свету в конце тоннеля, строем по всегда девственной тротуарной плитке.
Вдоль желтого кирпича в жёлтый же дом.
Окружающие молча соглашались, чтобы монолог Данко не перерос в спарринг, а оттуда в тяжкие телесные и далее по прямой. По пионерскому взору было понятно - у деда тяжёлая рука и много невысказанного. Он когда-то крепко держал красное знамя и знает куда засунуть барабанные палочки.
Но не это печально.
Трагедия, что я этот разговор поддержала, у нас был прямо настоящий диалог. Чет включилась, завелась, заговорила лозунгами. Вспомнила, что у меня бабушка баллотировалась в председатели колхоза, и я на генном уровне тоже почти в курсе, как жить.
Думала, что под конец обменяемся с дедом контактами, но у меня убористый почерк патологоанатома, а у него нет сотового, зато есть сто корней помидоров на даче.
Разошлись мирно, практически под аплодисменты, - когда ещё увидишь такое единение поколений.
А ещё совершенно внезапно во мне пропало желание просто так восхищаться окружающей действительностью. Не в смысле насухую, а вообще, без любых причин.
Маленькая девочка показывает маме на облако в небе.
- Смотри, мама, это же собачка! - радостно пищит она и тянется к ней на носочках.
Я машинально задираю голову вверх и чувствую прострел из шеи прямо куда-то в зрачок, а ещё атмосферное давление. Что мне около тридцати, плюс-минус шестизначный код, а ощущается, как без шансов.
И никаких, вообще никаких собачек.
Полина Иголкина
Следующая публикация
Нет комментариев