Тетя Аня была обидчива и криклива, она была завистницей и склочницей, но…
Она пекла коржики!
Кстати, вы вообще знаете, что такое коржики? Да, понимаю, в магазинах нынче имеется все, ну-у, почти все. Но, уверяю вас, коржики, настоящие одесские коржики вы сейчас не увидите нигде!
Да, мадам Комбайнерова обзывала коржики тети Ани лакомством для бедных. Поверьте, она просто завидовала. Потому что тетианиных коржиков она не могла удостоиться, как не могла видеть собственные уши, не говоря уже об «ушах Амана» которые тетя Аня тоже пекла по заказу еврейской общественности двора. Но, повторяю, «уши Амана» делались по заказу, а коржики по зову души.
Надо сказать, что этот самый зов тетианиной души раздавался нечасто, но уж ежели раздавался, то его слышали не только в нашем дворе, но и по всей округе: на Канатной, на Греческой, на Пушкинской… И люди сглатывали слюну и, понимая свою неизбранность, сгибали голову и шли по делам, все-таки отчаянно надеясь на чудо.
Секрет приготовления теста был неведом никому. Тесто тетя Аня готовила в одиночестве! Да, конечно, все знали, что нужна мука, яйца, сливочное масло, сахар, орехи… Но сколько чего, в какой очередности и пропорции? Мрак! Мрак неизвестности, куда не проникала даже тоненькая свеча, зажженная ухищрениями и любопытством.
Потом, когда тесто уже маслянисто желтело на столе, обильно посыпанном мукой, в квартиру допускались любопытные и страждущие.
Первой, сотрясая походкой вселенную и тетианин платяной шкаф, входила мадам Берсон. Она мостила свой необъятный зад на два табурета и немигающими глазами смотрела перед собой, замечая при этом все и всех. Потом прокрадывалась тетя Сима и застревала, как соринка в глазу, в ближайшем уголке, но так, что все наталкивались на нее и слегка ушибались. Приходила тетя Рива с пачечкой индийского чая, поражавшей видом дрессированного слона никогда не расстававшегося с бревном. Заскакивала тетя Маруся от которой вечно веяло приключениями и подвохом. Являлась деловитая тетя Бетя, пахнущая одновременно колбасой и селедкой, за ней Накойхеры с колечком краковской и, ввиду этого, усаживались в первом ряду. Чинно появлялись Герцен с Межбижером, причем у Межбижера на лице каллиграфически было написано паническое: - Не хватит!
А тетя Аня раскатывала тесто. Она раскатывала его деловито и медленно, то и дело подсыпая муку и что-то приговаривая. Что? Ох, если б я знал.
Наконец тесто приобретала нужную толщину, и тетя Аня резала его стаканом, терпеливо вытряхивая застрявшие кружочки. Кружочки затем укладывались на лист, обильно смазанный коровьим маслом. А потом… На каждый кружок тетя Аня что-то добавляла. Вишенку из варенья, кусочек шоколадки «Аленушка», просто четверть ложечки сахара или цукатик… Потом открывала дверцу духовки и ставила туда листы. Через немногое время немыслимые ароматы заполняли квартиру. И наступало молчание, изредка прерываемое судорожными вздохами нетерпеливого Межбижера.
Люди сидели неподвижно и выжидательно, как памятники себе. Ну, скажи им, скажи им сейчас, что дом заминирован, что взорвется через минуту и двадцать семь секунд! И что? А ничего! Отмахнулись бы, как от чепухи и продолжали сидеть, зная, что вот-вот… Потому что, какой смысл жить, не попробовав в который раз тетианины коржики? Как-то даже смешно об этом говорить.
Наконец, по каким-то своим, никому не ведомым признакам, тетя Аня убеждалась, что коржики готовы. Бестрепетной рукой, даже не заглядывая внутрь, выключала она огонь и садилась на стул, оставаясь под прицелом ждущих и требовательных глаз.
Мгновение спустя, мадам Берсон заводила свою шарманку:
- Аня! Так уже же уже!
Но тетя Аня отмахивалась.
Вообще замечено было, что в процессе приготовления коржиков тетя Аня ни с кем не говорила.
Через какое-то время, когда даже тетя Рива начинала сходить с ума, тетя Аня доставала коржики из духовки. Они были горячими даже для ее натруженных рук, поэтому она слегка сдвигала их ножом так, чтоб они могли свободно перемещаться по дну листа. Потом коржики ссыпались на большой жестяной поднос, расписанный сценой из жизни павлинов. И павлины блекли и скрывались под горкой коржиков.
Вообще лучше есть коржики остывшими, но кто ж станет столько ждать? Поэтому на них дули и…
О, это сладкое мгновение, когда кусок коржика попадал в наполненный слюной рот и… таял там, оставляя во рту радость и нетерпение.
Тетя Аня коржиков не ела. Она все так же молча сидела у стола и смотрела на людей, поедающих ее коржики. И была счастлива.
Да-да, была счастлива!
Александр Бирштейн
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 3