Предыдущая публикация
- Впервые хочу признаться публично – вряд ли это сделает кто-нибудь из актеров, - что я...
украл. Когда я после войны в 1946 году демобилизовывался из армии, надо было сдать винтовку, противогаз и так далее – все, что было записано в офицерской книжке. А мы, не доезжая до линии фронта, противогазы выбрасывали. Они нам просто мешали. Стоимость потерянного надо было вернуть в двенадцатикратном размере...
Представляете, что это тогда было для офицера! Я взял первый попавшийся противогаз у солдат в казарме ночью, когда дежурный на минутку отлучился, и выбросил его в открытое окошко. В пять утра я его подобрал, спилил номер и вернул государству как свой. Мне это не давало покоя всю жизнь. Ну вот, наконец, покаялся…
- Могу честно сказать: меня война сделала человеком. Она воспитала меня. Там я влюбился в людей - в командиров, в солдат. Когда я вспоминаю войну - вспоминаю добрых, душевно красивых людей, вспоминаю все, что связано с юмором, дружбой, взаимовыручкой, добром… Именно на войне я увидел и понял, что такое искренность, смелость, любовь. И что такое предательство, трусость. Война – это же идиотизм. По одну сторону окопов считают, что их дело правое, а по другую - что их. Потом начинают друг другу морду бить… Еще вспоминаю немца, которого взял в плен - летчика, спустившегося на парашюте с подбитого самолета. Я пригрозил, что застрелю, а он, улыбаясь, засвистел в ответ. Вот натура была! А мы изображаем врагов идиотами...
- Я доставил пленного на наблюдательный пункт, к генералу. Тот говорит: "Узнай у него, где пятая немецкая танковая дивизия находится". Я три раза спрашивал по-немецки, а пленный молчал. Командир сказал: "Ну-ка, напугай его пистолетом". Я вытащил наган, взвел курок, наставил ему в лицо, а немец засвистел какую-то мелодию. Да так, что я и сейчас могу воспроизвести - всю жизнь ее помню. Он долго мне снился. Ас! Так ничего и не сказал. Но при нем была оперативная карта, которая нам помогла. За этого летчика-«языка» я получил свою первую награду – медаль «За отвагу».
- На карело-финском фронте я был увлечен девушкой- телефонисткой. Мы с ней мечтали о будущем. Но прямым попаданием мины ее разорвало на кусочки...
- На фронте я впервые испытал страх, не трусость, а именно страх. Произошло это так. Как-то от нечего делать решил потренироваться в стрельбе. На бруствере окопа лежала пустая консервная банка. Я вытащил свой наган и начал по ней стрелять. Вдруг из-за насыпи поднимается огромный рыжий финн с поднятыми руками. Финн очень пригодился начальству, так как рассказал много полезного, а мне впервые пришлось испытать чувство настоящего испуга. Это ощущение ужаса передать невозможно...
Помню свой первый бой - форсирование реки Свирь. Мы находились на одном берегу, финны - на другом. В бинокль, а иногда и без него, мы видели друг друга. Наше командование договорилось о "курортной неделе". С 6 до 7 утра мы мылись, стирали, играли в футбол, в волейбол. То же самое делали финны с 7 до 8 утра. Так прошло несколько дней. А затем начался бой - беспрерывный артиллерийский огонь, раскалившиеся стволы орудий, гул сотен самолетов. Смерчи разрывов, языки пламени "катюш". Настоящее пекло. Такое не забывается. В день моего рождения начался переход границы Восточной Пруссии. Вдруг, а это было перед Новым годом, мы услышали с вражеской стороны: "Рус, заведи нам пластинку Шаляпин". Мы завели. Потом они спрашивали: "Рус, а что хочешь ты слушать?" И мы попросили завести джаз. Так я впервые услышал Армстронга.
Вообще на войне трагическое часто было сопряжено со смешным. Со мной, например, был такой случай. Мы наступали, но карты у нас оказались неточные. Мы чуть не въехали в расположение к немцам. По нам начали стрелять. И вдруг мне понадобилось сходить по нужде. Я оказался над обрывом. Внизу увидел строй немецких солдат. Замер в кустах и заметил, как они скрываются за поворотом, а последний остановился по той же надобности, что и я. Я взвел парабеллум и тихонько свистнул. Он повернулся и поднял руки. Я привел его в штаб, и там-то он объяснил, что наши карты никуда не годились. Так что он оказался очень полезным "языком".
Пригород города Гольдап. Сидим с ординарцем в двухэтажном доме, налаживаем связь. Толком не осознавая, почему я это делаю, забираю рацию и говорю: «Пойдем отсюда. Здесь будет что-то нехорошее. Я почувствовал. Пойдем…» Вышли из дома, отошли метров на сто, закурили. Через 30 минут дом взлетает на воздух. Я после этого случая написал матери: «Мама, меня не убьют». Не убили!
- Немецкая овчарка - красавец пес! Я его подобрал в одном из брошенных хозяевами немецких дворов и назвал Рексом. Собака сидела на цепи и продолжала охранять уже пустой дом. Многих трудов мне стоило войти к нему в доверие, но потом мы подружились настолько, что, когда я оказался в госпитале, Рекс отказывался брать еду из чужих рук и два дня вообще ничего не ел. Потом мне посоветовали скатать своими руками съедобный мякиш из хлеба, мяса и каши и подержать его на своем теле, чтобы он пропитался «родным» запахом. Я так и сделал, не вставая с больничной кровати. И Рекс съел этот мякиш. Очень был смышленый пес. Мне удалось научить его зло лаять и рычать при слове «Гитлер» и вилять хвостом при слове «Сталин». Как это получилось? Я включал на приемнике очень громкую джазовую музыку и кричал собаке: «Гитлер», а когда находил лирическую мелодию, говорил: «Сталин» и давал Рексу что-нибудь вкусненькое. Спустя какое-то время собака отзывалась на «Сталина» и «Гитлера» уже без музыки и вкусненького. Позже, когда окончились бои за Кенигсберг, Рекс даже научился ходить за продуктами в военторговскую палатку. Сначала вместе со мной, а потом самостоятельно с сумкой, деньгами и запиской с перечнем необходимых продуктов.
Вместе с Рексом мы воевали чуть больше года. И я до сих пор не могу себе простить того, что оставил четвероногого друга под Ленинградом, а не взял с собой в голодную Москву. Думал, там ему будет лучше, сытнее. Потом мне рассказали, что Рекс постоянно бегал на железнодорожную станцию, ждал меня, почти ничего не ел и вскоре умер…
- Когда вся страна праздновала День Победы, мы еще воевали, так как Курляндская группировка войск противника не капитулировала. Только в ночь с 11 на 12 мая объявили о том, что группировка сдалась. Боже мой, что тут началось! Люди буйствовали от радости, не отдавали себе отчета в том, что делали. Обнимались, кричали, пели, некоторые зачем-то стреляли в покрышки автомобилей. Я выпил стакан водки, лег в кювет и... рычал. Почему - до сих пор не понимаю… А наш генерал, интеллигент дореволюционной закваски, никогда не позволявший себе ни одного грубого слова, стрелял в воздух из ракетницы, кричал: "Ура! Победа!" - и добавлял самые крепкие русские слова, что приводило нас в восторг.
Следующая публикация
Комментарии 8