Алюминиевый крестик

– Ааааа! – Илья оступился и свалился с мостка из перекинутых на стройке досок в небольшую канаву. Мусор с тачки немного припорошил его сверху, но это было неважно. Боль пронзила: он упал на ладонь и больно уколол её небольшим торчащим из доски гвоздём. Тут же подскочили ребята, чем-то подручным перевязали руку и отправили к местной медсестре.

На следующий день стройотрядовец Илья с перевязанной рукой уже опять работал вместе со всеми.

Есть события в жизни, которые кажутся такими незначительными. А потом за годы срастается какая-то почти мистическая связь, и ты осознаёшь их невероятную значимость. Словно клубок жизненных событий, наконец, связал единое и всё сложилось.

В семидесятые годы Илья работал в студенческом стройотряде, в глубоком нечерноземье. В таком глубоком, что до почты, телеграфа и телефона было почти не добраться. Часто не было даже электричества. Строили студенты коровник.

Как дошло до него сообщение о том, что умер отец? Отдельная история. Но через пару дней после падения, Илья получил это трагичное известие. Отец! Илья рванул на похороны.

Денег нашел всего десять рублей. Так, в грязной рабочей одежде, на перекладных, и поехал на станцию.

Но подбегая к станции, увидел только хвост поезда, последнего на сегодня. Перспектива просидеть ночь на полустанке – та ещё. Но делать было нечего.

Поднимаясь на насыпь, Илья помог какому-то дедушке с палочкой. Выглядел он, как говорили, "старорежимно"- косоворотка, пиджачок сапоги хромовые, какая-то ермолка на голове, дореволюционный саквояж.

Илья был вообще не в духе, его знобило, не отпускали мысли об отце и маме.

– А ты куда едешь, внучок?

– Домой собирался, твою....! Опоздал. А теперь вот до завтра тут торчать!

А старичок, глянув на удивление синими ясными глазами, предложил:

– А что ты, служивый, ночь сидеть будешь тут, садись на московский, он через час идет, а в столице как раз пересядешь на прямой до дома, там через два часа есть. Вот вместе давай и поедем.

Илья удивился знаниям маршрутов старичка и, конечно, согласился.

Ждать надо было чуть больше двух часов. Но за эти два часа Илью совсем закрутило.

Все дальнейшее происходило как в тумане. Он ещё немного помог дедуле подняться в вагон. И удивился, что проводница, глянув на дедка, неожиданно провела их в пустое купе и даже не взяла протянутую купюру.

А вот в поезде Илью начало мутить и трясти. Дедок деловито пощупал его лоб, пульс, посмотрел на кое-как замотанную, распухшую кисть и сразу сказал:

– О, внучок! Да у тебя флегмона, и начинается заражение крови. Если не почистить и помереть можешь.

– Потерплю! Мне на похороны отца успеть надо, приеду – и в больницу сразу.

– Да ты сгоришь, милок. Не доедешь. Чистить надо рану. Я почищу, не сомневайся, я врач. Не Лука, конечно, но доверься... Вот только вместо анестезии водка будет.

Илья поверил сразу. Хотелось верить. Старик достал из саквояжа коробку с инструментами, бинты, какие-то бутылочки, расстелил медицинскую клеёнку. Дальнейшее помнилось Илье смутно - боль от разреза, что-то течёт, дедок старается, что-то всыпанное в рану - но боль отпустила очень быстро.

Илья, прижимая руку, как младенца, начал засыпать. Но дедушка совал ему градусник, проверяя его каждые полчаса, и запретил засыпать какое-то время, тормоша и заставляя отвечать на вопросы.

Потом Илья погрузился в глубокий сон до утра следующего дня. Сквозь сон он несколько раз чувствовал на своём лбу сухую старческую руку.

А утром, когда Илья очнулся, дед, бегло глянув, сказал, что он молодец, но посоветовал всё же ко врачу дома сходить.

Они выпили принесённый проводницей чай с печеньем, и Илья, конечно, заинтересованно стал спрашивать историю дедка:

– Скажите, а лет Вам сколько?

– Сто, – ответил дед, и Илье даже не показалось, что он шутил.

Старик начал свой рассказ.

Родился он в семье священников в Ярославской губернии, сам окончил семинарию и получил сан еще в веке девятнадцатом! Но не влекло его церковное поприще, и в начале двадцатого века поступил в Московский университет, на медицинский факультет. Потом работал в небольшом городке на ярославщине, учился у выдающегося хирурга, который был и священником – у Луки...

Начинающий врач работал в госпитале в Империалистическую войну, когда пришла революция и Советская власть лишила их семью дома. Его посадили. Вышел в середине двадцатых.
Работать в медицине ему было запрещено, и он стал священнослужителем в храме под Рыбинском. Но перед Великой Отечественной войной создали Рыбинское водохранилище и ГЭС. Село и храм просто утонули.

Дома у врача - священника больше не было.

Вот и пошел он по Руси, стал бродячим попом. Дошел до Киева, как раз когда война и началась. При отступлении всё же попал в оккупацию. И там ходил по деревням, исполнял обряды, лечил по-тихому – немцы не раз грозили шлёпнуть.

А потом он попал в партизанский отряд. Под обстрел попали отступающие, им на защиту партизаны пришли. Когда в отряд попал, там много раненых было. А мед сестричка одна – девочка-самоучка. Дедок лечить принялся. Тяжёло ранен командир был, ранение в руку, почти оторвало. Спас руку тогда, человека спас. Гордился, что получилось.

Дед остался в отряде. Там занимался очень нужным тогда делом: не только лечил раненых, но и хоронил, отпевал.

Политработник за шпиона его принял, расстрелять грозился. Заступился командир, которому руку спас...

Но после освобождения Красной армией территорий, все равно сгребли особисты. Как в те годы без этого?

И катали его по лагерям до пятьдесят шестого года. Пока сидел-все больше в больничках работал. Там и с Лукой опять повстречался, опять науку получил.

Когда выпустили, идти – ему было некуда. Остался он работать на Колыме в небольшой больнице. Там же, при ней и жил долгое время.

Но потом потянуло по Руси ходить. Добрался до Владивостока и даже пешком дошел до Первопрестольной! Людей крестил, отпевал и немного лечил.

А сейчас он едет в Загорск, в Лавру, просить искупления грехов и приюта – сил бродить уж больше нет.

Когда расставались, дедок что-то сунул Илье в руку. То был алюминиевый кривоватый крестик.

А Илья даже забыл спросить старичка – как его звали.

Эту историю он рассказал маме. Та слушала очень внимательно, а потом заплакала и заговорила:

– А ты знаешь, Илья. Бабушка Луке всю жизнь молилась. Они с дедом в Тамбов к нему ездили после войны, лечили раны дедовы. Лука там на стене в хирургическом отделении эвакогоспиталя икону повесил. Так его за это чуть не арестовали тогда. Мама всю жизнь его с благодарностью вспоминала. Не зря была эта встреча твоя. Всё в жизни взаимосвязано. Хранит святой Лука семью нашу. Ты крестик этот береги и носи.

Илья этот крест надел на всю жизнь.

Уже в конце девяностых Илью отправили в далекую командировку. Ехали они и болтали с водителем в УАЗике по дороге. Вспомнил Илья эту историю и показал тот кривой крестик... Шофер тормознул так, что Илья чуть лбом ветровое стекло не попробовал. Они встали.

Водитель, глядя в одну точку сквозь ветровое стекло, медленно оттянул ворот свитера и достал такой же кривоватый крестик. Потом взглянул на Илью и произнёс:

– Это крест моего отца. Он умер давно. Отец партизанил под Киевом, был командиром отряда. И, знаете, он всю жизнь искал какого-то попа, спасшего ему жизнь...

Через несколько дней их путь лежал в Загорск – надо было найти могилу деда ... Душа звала.