Истории из Жизни

Маргарита ещё пуще нахмурила брови, строго взглянула на дочь, затем – на внучку и наконец ответила: – Даже не думай. Мало того, что столько времени к матери погостить не приезжала, так ещё и заявилась без предупреждения, – она поправила очки и мотнула головой. – Тем более, я жить одна привыкла, с ребёнком квартиру делить тяжело будет, а пенсия у меня маленькая – на двоих не растянуть. – Мама, пожалуйста, – Алиса продолжила давить на жалость. – Насчёт финансов не переживай: деньги мы будем каждый месяц высылать. А к Леночке ты быстро привыкнешь, да и вдвоём всегда веселее. Правда, солнышко? – Алиса обратилась к дочери. Лена неохотно кивнула головой. Ей не хотелось расставаться с родителями. Да и с бабушкой будет неуютно. Она ее видела один раз в жизни. И, судя по всему, бабуля злая и несговорчивая. Наступило молчание. Маргарита серьёзно обдумывала неожиданное предложение, взвешивая все «за» и «против». С одной стороны, сохранилась ещё обида на непутёвую дочь, совсем позабывшую про вдову-мать, а с другой – Маргарита сама давно хотела повидаться с внучкой, да и, действительно, одной жить опостылело – скучно. В квартире ведь нет даже кошки. Через пару минут женщина приняла окончательное решение: – Ладно, так уж и быть, присмотрю за внучкой. Алиса чуть не подпрыгнула от радости. – Спасибо, мамуль, ты у меня лучшая! – в знак благодарности она чмокнула накрашенными красным губами маму в щеку. Затем обняла дочку, слегка прослезившись. – Веди себя хорошо, ладно? Время быстро пролетит, подумать не успеешь, как я вернусь. – Хорошо. – тихо ответила Лена, и из глаз потекли слёзы. – Так, а ну не реветь, – сердито бросила бабушка, и девочка, перестав плакать, сжала челюсти. – А вы когда улетаете? – спросила у Алисы. – Сегодня вечером. – бросила та, уже собираясь уходить. – Я поспешу, чтобы не опоздать, – спокойно продолжила она, уже стоя на пороге и готовясь уйти. – Деньги буду присылать в конце месяца. Ну всё, не скучайте! Пока! Дверь захлопнулась. Бабушка лишь покачала головой. – Бестолковая, – тихо произнесла она и схватила чемодан. – Ну, пошли. Может, ты есть хочешь? – спросила у внучки, утаскивая багаж в комнату. – Хочу. – Лена всхлипнула и вытерла мокрую щеку рукавом кофточки. Оставив чемодан в гостиной, Маргарита отвела ребёнка в кухню. Накормила жареной картошкой с луком и напоила горячим чаем. Для Лены начался новый этап в жизни. С самого начала в доме бабушки ей жилось несладко. Девочка получала упрёки в свой адрес за каждую мелочь. В редких случаях Маргарита Денисовна не чуралась дать ребёнку подзатыльник. – Лена, ты почему свет в ванной не выключила? – ругалась она на внучку. – Ты что, меня в долги загнать хочешь? Из-за тебя денег на оплату счетов не напасёшься! – Я собиралась в ванную вернуться, – девочка пыталась оправдаться, вздрагивая от каждого крика. – Всегда нужно свет выключать, бестолковая! Ей-богу, вся в мать! И так каждый день. Бабушка находила массу причин, за что зацепиться. Она будто чувствовала облегчение, отругав ребенка. – Лена, а ну, иди сюда, паразитка! – позвала Маргарита внучку. Девочка поспешно вышла из гостиной, отвлёкшись от прочтения книги. – Бабушка, что случилось? – она уже была готова к новой порции замечаний. – Ты почему обувь у порога бросила, а? – злая бабушка указала пальцем на ботинки, оставленные за дверью. – Я же говорила тебе, голова садовая, обувь ставить в рядок! – Я и поставила, как ты велела… – заикнулась было Лена, на что Маргарита Денисовна цыкнула и громко добавила: – Не спорь со старшими! Сопливая ещё! К тому же, ты у меня в доме живёшь – значит, делай то, что я тебе говорю! – женщина положила руку на грудь и заохала. – Ох! Сердце шалит. Доведёшь ты меня до инфаркта. Осуждающе взглянув на внучку, она ещё раз проговорила последнюю фразу, а затем рявкнула на неё: – Ну, что стоишь? Капли неси! Или хочешь бабушку в гроб отправить? Свалилась мне тут как снег на голову, никакой от тебя пользы! Тем временем заканчивался первый месяц проживания Лены у бабушки, а обещанные деньги Маргарита Денисовна так и не получила. Дозвонившись до дочери с пятого раза, женщина задала вопрос в лоб: – Алиса, когда деньги пришлёшь? Что за наглость - обещать и не сделать? – Не переживай, мама, – успокаивала Алиса, но теперь в её голосе чувствовалось безразличие. – У нас небольшие трудности, нужно подождать. И ещё, – она выдержала небольшую паузу, и вдали послышались чьи-то весёлые голоса и звон бокалов. – Придётся Леночке три месяца у тебя пожить. Там такие неприятные обстоятельства нарисовались – в общем, долго рассказывать. Ты пока мне не звони, я сама тебя наберу. Лене передавай привет. Не скучайте. Услышав короткие гудки, Маргарита разочарованно вздохнула и тут же уставилась на внучку, стоящую рядом. - Навязали на мою голову, - бросила она молчаливой девочке. – Надо было плату вперёд брать. Если она не вышлет денег на этой неделе, то я отправлю тебя в интернат. Пусть там кормят и приглядывают. Ни через неделю, ни через месяц деньги так и не прислали. Бабушка продолжила звонить дочери, но та лишь руками разводила – «неприятные обстоятельства», и всё тут. В конце концов, Алиса просто перестала отвечать на звонки. Через обещанные три месяца дочь так и не вернулась за Леной. Маргарита не смогла отдать внучку в интернат, потому что понимала: если с ней что-то случится, то некому будет подать стакан воды. В последнее время сердце пошаливает. Прошло уже больше года, но вестей от Алисы не было, пока вскоре она не прислала смс: «Когда Лену заберём, не знаю. Трудности.». Что делать, Маргарита не понимала. Кроме неё, родственников у девочки больше нет, за помощью обратиться некуда, из квартиры ребёнка не выгонишь – родная внучка всё-таки, а пособия на двоих не хватало – приходилось экономить на всём, даже на лекарствах. Питались одними макаронами, картошкой и тушёнкой, от которой Лену начинало тошнить. Спала девочка на старой скрипучей раскладушке. Канцелярия для школы покупалась по минимуму, одежду Маргарита шила для внучки из своего старого тряпья, которое становилось поводом для насмешек одноклассников. Об экскурсиях и школьных праздниках можно было забыть – для бабушки это считалось непозволительной роскошью. В четырнадцать Лене пришлось устроиться на работу, раздавать листовки, за которые она получала сущие копейки. Жизнь – не малина. Девочка не могла позволить себе сходить на день рождения к подруге, потому что бабушка забирала у неё все, что она зарабатывала. Бабушка была настоящим тираном, оскорбляющим Лену по любому поводу. Лишняя она в её доме, ненужная. Бесконечные упрёки, нападки, придирки… Девочка ждала, когда наконец сможет переехать от бабушки и спокойно зажить собственной жизнью. Прошло время, и Лена закончила одиннадцатый класс с золотой медалью – она всегда была очень способной девочкой и круглой отличницей. Пора поступать в высшее учебное заведение. Маргарита настаивала на поступление в родном городе, но девушка решила иначе и подала документы в московский университет. – Просто копия своей матери. Как она меня бросила, так и ты меня оставишь! – фыркала бабушка, расстроившись из-за новостей. – Уезжай и больше не возвращайся. Неблагодарная! Обиженная словами бабушки, Лена уехала, пообещав звонить каждый день. Чтобы жить в Москве более-менее сытно, Лене пришлось подрабатывать вечерами. Стипендии не хватало, хорошо хоть дали место в общежитии. Девушка не приезжала к бабуле на каникулах, так как старалась заработать, чтобы немного денег отправлять бабушке. Но Маргарита Денисовна не оценила стараний внучки. Деньги получала охотно, но все также злилась на «непутевую» девчонку – копию своей бесстыжей матери. Так прошло пять лет. Даже после вручения диплома Елена не приехала к Маргарите. И вот пожилая женщина уже отчаялась увидеть внучку, как вдруг, одним летним вечером в дверь её квартиры позвонили. На пороге стояла Лена, держа в руках чемодан. «Прямо как одиннадцать лет назад», – пронеслось в голове у старушки. – Привет, бабушка! – Лена радостно обняла её. – Прости, что так долго не могла приехать! Но теперь я вернулась, встречай! Когда внучка прижала Маргариту к себе, та обратила внимание на выпирающий живот. Женщина поняла, Лена беременна. – И что это такое? Что это, я спрашиваю? – рассерженная бабушка показала рукой на живот. – Всё, нагулялась и решила домой вернуться, мерзавка? Съездила в Москву, паразитка? Ты хоть понимаешь, что ребёнка мы не прокормим? Лена старалась не нервничать и успокоить разбушевавшуюся бабушку, но та продолжала осыпать её проклятиями. Осталось только начать громить посуду, но Маргарита, не выдержав собственной истерики, сползла по стене на пол, схватилась за сердце и заохала. Кое-как приведя в чувство старушку, девушка объяснила, что у неё есть жених, но пока он приехать не может. – Рома на вахте работает, на Севере, понимаешь? – внучка обмахивала Маргариту газетой. – Жить пока негде. Вот я и решила, пока он не вернулся, к тебе приехать. Извини, что так тебя напугала. И вдруг бабушка заплакала. – Ты прости меня, внученька, – хлюпая носом, отвечала она. – Прости, дуру старую. Я ж всё по мамке твоей сужу, она ж, как пропала, я вся на нервах была. – Тоска мучала пожилую женщину. – А тут и ты наконец приехала, я уж думала, не вернёшься. А ты вернулась, хорошая моя. Вернулась… Прошло две недели, как Лена приехала к бабушке, их отношения были более-менее стабильны. Однажды, вернувшись из магазина, старушка услышала, как Лена с кем-то разговаривает – громкий и весёлый мужской голос раздавался по всей квартире. Поспешив в кухню, Маргарита обнаружила рядом с внучкой молодого, слегка уставшего на вид парня симпатичной наружности. Заметив хозяйку, он встал и с почтением наклонил голову. – Здравствуйте, Маргарита Денисовна, рад познакомиться! – аккуратно пожал руку пожилой женщины. – Бабуль, это Рома, мой жених, – улыбаясь, Лена представила гостя. Поздоровавшись с Романом, женщина присела на табурет. – Тоже с нами будешь жить, Рома? – она подозрительно покосилась на парня. – В однушке все вместе не поместимся… – Мы и не будем тут жить, бабушка, – ответил довольный парень. – Рома квартиру нашёл, поэтому мы переезжаем, – добавила Лена. У Маргариты перехватило дыхание. Пришло осознание, что она вновь вернётся к жизни в одиночестве. Нижняя губа дёрнулась, а глаза покраснели. – То есть, как это, переезжаете? – прошептала женщина, опустив глаза в пол. – Совсем? А как же я одна буду? Внученька, – старушка повернулась к Лене, и по её морщинистым щекам потекли слёзы. – Ты опять меня оставляешь, да? Вынув из кармана растянутой кофты носовой платок, она начала вытирать им лицо. – Ну что Вы, Маргарита Денисовна, не плачьте. – Рома взял опечаленную женщину за руку. – Никто Вас не оставляет. Вы поедете с нами. - Вы заберёте меня с собой? – в глазах Маргариты вспыхнули огоньки радости. – Ну конечно, – ответила Лена. – Я тебя не брошу, слышишь? Все вместе, одной большой семьёй будем жить. Всем места хватит. Ощутив приятное чувство счастья, Маргарита прижала к себе молодую пару, высказывая им слова благодарности. Такие эмоции своенравная женщина давно не испытывала – её преследовало лишь раздражение, с того самого момента, как единственная дочь покинула родной дом. Прошлое тяготило, было безумно стыдно за свои поступки, но старушка осознала – внучка её простила и даже была благодарна за то, что та её не бросила и воспитала. И Маргарита, и Лена поняли – закончился этот сложный этап в жизни, пришла пора наконец стать счастливыми. Если история Вам понравилась, нажмите: Класс или оставьте свое мнение в комментариях, мне будет очень приятно

Две девочки и два мальчишки – четыре спеленутых кулька лежали рядом, перекликаясь. Матери даже шутили, что вот готовые женихи и невесты. Всё было терпимо – и еда в роддоме, и смертная скука днем, и молоко, что разрывало грудь, рвалось наружу, не находя себе места. Девчонки, кто рожал не в первый раз, подсказывали, что делать первородкам. По очереди ходили в душ, сюсюкали с малышами и смотрели своих мужей в окошко, выходившее на узкий переулок, зажатый с одной стороны стеной роддома, а с другой — заводским забором. За ним то и дело что–то бухало, звенело, заставляя закрывать окна. По палате разливалась пресная, стерильная духота… Мужчины, молодые и не очень, отцы, кто веселый, кто удивленный, кто растерянно пожимающий плечами, стояли под окошками, что–то кричали, улыбались и просили показать наследников. Жены такие посещения всегда ждали с нетерпением, прихорашивались, заимствуя друг у друга заколки и расчески. Не приходили только к одной из рожениц. Маша никого не ждала. — Маш! Да повернись ты к нам наконец! Плохо тебе? Врача позвать? Мария, отвернувшись к стенке, только сжимала крепче кулаки и отрицательно мотала головой. — Своего покормила бы! Орет и орет! Маша, слышишь? Та всхлипывала, медленно вставала, расстегивала халат и прикладывала сына к груди. Тот куксился, отворачивался и снова орал, становясь багрово–красным. Только пятно на лице, чуть сбоку, на правой щечке, оставалось всё таким же коричневым. — Ты из–за родимого пятна что ли переживаешь? — спросила тихо Галя, спокойная, полненькая женщина лет тридцати. Она рожала вместе с Машей, видела, как та ослабла, как кричали на нее врачи, чтобы не закрывала глаза, слышала, как потом тяжело и безнадежно вздохнула, когда мальчишку положили к ней на грудь. — Брось! Это поцелуй ангела. Мне мама так всегда говорила. Ну, что ты? Мария пожала плечами. — Ну, поцелуй, не поцелуй, а только зря этот ребенок на свет появился. Ничего хорошего у него уже и не будет. — Да ты что такое говоришь! — зашикала на нее Галя. — Грех какой так говорить! Дитё тебе послано, другие мучаются, а тебе вон какой, крепкий, ладный достался. Радуйся! Опора тебе будет, защита. А какой будет его жизнь. Тебе решать. Дал Бог ребенка, поможет и вырастить его! Маша усмехнулась и, встав, принялась укачивать сына. — Да угомонись ты! Сил моих нет! Нет сил, слышишь ты! Замолчи! Нет у меня молока, нет и не будет, понял! Отстань! Сгинь! Ненавижу тебя! Всех вас ненавижу! Устала, как же я устала! Она кинулась на кровать и разрыдалась, обхватив руками худенькую, жесткую подушку. Побежали за медсестрой, Дарьей Николаевной. — А что, вы, девоньки, хотите? — сказала та, не спеша зайдя в палату и остановив равнодушный взгляд на Марии. — У нее дома вот таких мал–мало–меньше еще двое и, кажется, есть взрослый сын. Каждый год, как замуж очередной раз вышла, к нам ее муж привозит. Сначала, чтобы убедиться, что ребенок есть, потом рожать привозит. А между этими посещениями – целая жизнь. По врачам он ей ходить запрещает, всё боится, испортят. А как рожать ей, так мы за сердце хватаемся, что там и кто. Ладно, смесь принесу. Кормить, Мария, строго по часам. Да ты и сама всё знаешь. Молока у тебя никогда не было. Хотя и смесь твои не едят. На чем растут?.. И зачем вообще такие плодятся? — шепотом добавила она, уходя. Сестра Дарьи Николаевны работала педиатром на Машином участке и рассказывала, что все Машины дети растут как сорная трава, болтаются по двору, если не в школе, сами ходят в магазин, прибираются, пока мать и отец на работе. Вот сейчас отсидит Маша положенное время дома, скинет мальца в ясли и за прилавок. Муж Марии, Егор, держал палатку с фруктами недалеко от Белорусской. Место проходное, прибыльное. Искать замену жене он не собирался, считая всех остальных людей нечистыми на руку. Когда подходил жене срок рожать, на ее место вставал старший сын, восемнадцатилетний Артем. Вот и сейчас парень сидел в деревянной палатке, врубив музыку в наушниках, и подпевал хриплым голосом заграничным певцам. Скоро отец придет забирать выручку, значит, нужно кое–то отложить себе. Артем быстро отслюнявил несколько купюр, сунул их к себе в карман и, улыбаясь, высунулся в окошко, предлагая прохожим купить спелые, одно к одному, яблоки. Цену парень всегда завышал, чтобы потом забрать разницу себе в карман. Каждый в этой семье выживал, как мог. Младшие знали, что у Артема всегда водятся деньги, поэтому уважали его и старались всячески угождать… … Маша снова улеглась, ожидая, пока Дарья Николаевна принесет стерильную, государственную бутылку со смесью. Соседки по палате то и дело косились на нее, Машин сын ерзал и кряхтел, не желая успокаиваться. — Пусть переводят ее в другую палату! — не выдержала тоненькая, большеглазая Саша, в который раз укачивая свою девочку. — Никто из–за нее спокойно не спит, каждую ночь ор стоит. Я к заведующей пойду! Я… Галина, кинув быстрый взгляд на дверь, не идет ли Дарья, взяла Машиного мальчика, прижала его к своей груди и замерла, чувствуя, как молоко, обильное, жирное, теплое, рвется наружу. Мальчишка жадно обхватил Галю руками, вцепился в нее, не желая разжимать длинненькие, розовые пальчики. — Кушай, кушай, мой хороший. У меня на всех хватит! И еще останется. Ты только не кричи, маме нужно отдохнуть… Галя тихо раскачивалась, шепча что–то ласковое, глупое и смотрела, как скомканное от крика личико мальчика расправилось, показались мягкие, нежные щечки. Ребенок задышал спокойно и глубоко. Его головка откинулась чуть в сторону. — Уснул, – улыбнулась Галя. — Вот и хорошо. Поспишь, вырастешь. Ничего, всё будет хорошо! Маша, удивленно повернувшись, только кивнула. А Гале и не нужно было слов. Машины глаза, затравленные, блёклые, сказали все за нее... От смеси паренек категорически отказался. Так и прокормила все время до выписки Галя двух малышей. Ее здоровый, лелеянный мужем организм выдержал бы и троих… … Выписывались вместе. За Галиной приехал муж, Денис. Он взял такси и теперь нервно поглядывал на двери выписной. Моросил холодный сентябрьский дождь, на кусте сирени сидели, нахохлившись, воробьи, завод за забором гудел и охал, пугая народившуюся детвору. — Галь! Ну что так долго? Я уж волноваться начал. Ты что оборачиваешься? Да что случилось то? Галина, сунув в руки мужа конверт с сыном и наказав ждать в машине, вернулась в выписную. — Маша! А ты как же? — женщина подошла к поджавшей губы знакомой. — Где твои–то? — Мои? — усмехнулась Маша. — А кто ж их знает. Старший торгует, остальные кто где. Муж в рейсе, за товаром поехал. Вернется только через три дня. — Да как же ты поедешь? По метро с младенцем?! Да и швы у тебя, слабая вся… — А что такого? Я ему пустышку нашла. Доедем как-нибудь. Мария с семьей жила в старом деревянном доме, что еще, нет-нет, да и топчутся на окраине города. Удобства во дворе, общественная баня по выходным, в соседях – забулдыга–старик и сомнительного вида мужчина, что вечно пропадал где-то по несколько недель, а потом возвращался счастливый, сияющий. Маша подозревала, что он находит себе богатых женщин, морочит им голову, а потом они, раскусив хитреца, выгоняют его на улицу… — Пустышку… Маш, а дальше–то как? Решено, давай к нам в машину. Мы тебя отвезем домой. Вот деньги, — она вынула из сумочки несколько бумажек. — Купишь смесь. Ну, когда–то начнет он же ее есть. Муж поможет? Что у вас там? — Не надо. Убери. Я все сама сделаю. Муж работает. — Да я уж вижу, что не балует тебя! Не дури, Маша! — Галя сунула деньги в карман ее куртки. — Кстати, как назовете? Мы своего Павлом хотим. Уже вроде договорились. — Федя будет, – прошептала Маша, в четь бати моего. Они с ним в один день, получается, родились. Только пятно это на лице… Мои засмеют, да и чужие издеваться будут…Эххх… — Брось ерунду говорить. Как приучишь, так и будут к Феде относиться. Главное, ты его люби. Он вон как на тебя смотрит. Всё, садись в машину. Денис! Скажи водителю, что надо еще по другому адресу проехать. Нам по пути, так что много времени не потеряем. Денис нахмурился, потом покачал головой. Вечно его сердобольная Галя находила рядом сирых и убогих, помогала им, а потом вздыхала о бедах человеческих… Галина, выйдя из автомобиля, смотрела, как Мария не спеша подошла к калитке, скинула с гвоздя петлю, что не давала дверце раскрываться от ветра, оглянулась последний раз, молча извинившись, что не зовет в дом, и зашагала по мокрой дорожке. Заросший сорняками сад уже покрылся бледно–желтым налетом наступающей осени. Крыльцо было закрыто намокшими от дождя картонками с веселенькими рисунками бананов, апельсинов, россыпей винограда и спелых, пушистых киви. Муж Марии всё пускал в дело, приучая семью к нетребовательности и простоте бытия… В доме было темно и тихо. Младшие еще были в саду, Артем, видимо, на торговле. Маша медленно отворила дверь и скрылась в полумраке прихожей, услышав, как отъехало такси… … — Ну, ничего, зато ребенок всегда на свежем воздухе! — успокаивающе погладил по плечу расстроенную жену Денис. — Выкарабкаются! Галя ничего не ответила. На руках завозился Павел, нужно было покормить его… …— Машка, ты? Вернулась? — муж ввалился в дом, топча по только что вымытому полу глинистыми, мокрыми ботинками. — Хорошо. Ужин давай, потом поможешь мне товар перегрузить. Поедем в гараж. Ух, соскучился я по тебе, гагара моя! — он схватил стоявшую рядом женщину, крепко сжал ее лицо своими шершавыми, пахнущими бензином и табаком руками и жарко поцеловал. — Чего не ласковая такая? Не рада? Поди уж отвыкла от мужа своего?! — он всё сжимал и сжимал ее голову, пока она не отпрянула, ударив мужа в плечо. — Пусти, никуда я не поеду. Мне Федю надо кормить. Да и ребятки что–то калюют, надо бы их укутать на ночь. Артема возьми. Ребят одних оставлять с малышом не хочу. — Да не пропадет твой Федя. Нарожала не ведь кого, страхолюдину. Вот в кого это пятно у него? А? В кого? — Егор вдруг разозлился, рассматривая мальчика, лежащего на кровати. — Нагуляла? Лучше б в роддоме его оставила. — Ты что такое говоришь? Федор на тебя похож. Ты погляди! — Отстань! — мужчина оттолкнул Машу, протопал в комнату и там затих, растянувшись на кровати. — Маш! Машка! Иди сюда! — захныкал он, передразнивая Федора. — Иди, я молочка хочу! Мария захлопнула дверь в супружескую спальню и пошла на кухню ставить чайник, нужно было подогреть воду для Фединой бутылочки и сварить кашу для остальных… … Артем, устав от дебошей отца и нудной работы грузчика, сбежал из родительского дома под Новый год. Забрав у пьяного отца ключ от маленького сейфа, он взял наличку и, собрав свои вещи в рюкзак, ушел ночью, оставив на снегу глубокие, тут же наполнившиеся влагой, следы. Маша стояла у окна, укачивая Федора, и смотрела, как ее первенец, пожалуй, единственный ребенок, появлению на свет которого она радовалась искренне и без оглядки, уходит от нее, возможно, навсегда. Она могла бы выбежать, крикнуть, разбудить мужа и заставить Артема остаться. Но она этого не сделает. Сын обещал, как только обустроится, найдет работу, забрать мать с братьями к себе. Врал, боясь, что мать разрыдается? Врал, чтобы она отстала от него? Вряд ли. Парень был хоть и разгильдяй, но мать любил и всегда искренне говорил обо всём. Он не обманет ее, он приедет, заберет… Нужно только подождать… — Что ты молчишь? — орал потом Егор на жену. — Что стоишь, как будто ничего не случилось? Твой Артем меня ограбил! Он тебя ограбил, а ты… Или ты всё знала? Скажи, куда он ушел, а? Ну, говори, как есть! — мужчина больно потянул жену за волосы, та вырвалась. — Ничего я не знаю. Отстань, сам виноват, загнобил парня. Ему бы учиться, так ты не пускаешь, ему бы погулять, а ты давишь и давишь! Всё, он теперь свободен, и я рада за него. Я… Маша упала, получив пощечину, отползла к орущему Федору и закрыв глаза, что-то зашептала. — Молишься? Правильно, молись, чтобы не прибил. Найду его, не жить тогда ни тебе, ни ему! Егор смахнул со стола посуду, та со звоном разлетелась на мелкие кусочки, осыпав пол белыми, острыми кусочками. Дети высунулись из своей комнаты, испуганно глядя на бушующего отца. Егор шикнул на них, накинул куртку и ушел. Нужно было откопать ворота, выгнать грузовичок на дорогу и ехать за товаром… … Галина, уложив Павла, тихо зашла на кухню. Денис работал сегодня в ночь, можно было просто посидеть в темноте, глядя в окно, и пить чай. Галя любила черный, крепкий чай с долькой лимона и двумя ложечками сахара. За окном сыпал пушистый, мягкий снег, пряча за белой завесой фонари, машины во дворе, деревья, соседние дома. — Опять завтра с коляской не проедешь, – посетовала женщина, отломила кусочек шоколадки и потянулась за пультом от телевизора. — Что там с прогнозом? Мелькали картинки каналов, Галя нашла новостной, потом ей показалось, что проснулся сын. Женщина вышла, а когда вернулась на кухне, неся на руках Павлика, диктор рассказывал о пожаре, случившимся в частном жилом доме на окраине Москвы. Галина застыла, всматриваясь в картинку на экране. Она знала этот дом, знала его хозяйку, грустную и молчаливую Марию. — Дом занимала многодетная семья, — тем временем рассказывал репортер. — По предварительным данным, никто из них не выжил. Пожар произошел поздно вечером, когда все уже легли спать. Причина возгорания выясняется… — Галя моргнула. — Проводка… Слова с экрана расплывались, тонули где-то в густой темноте, что обступала Галину со всех сторон. Чашка с только что заваренным чаем полетела на пол, усыпав линолеум белыми, острыми, мелкими осколками. Заплакал Паша… — Ты чего? — спросил испуганно муж, вернувшись утром домой и застав жену, бледную, грустную, сидящей за столом в гостиной. — Что случилось? Да что ты молчишь? С Пашкой что–то? Он кинулся в детскую, нашел глазами сына и вздохнул, потирая лоб рукой. — Помнишь ту женщину, что мы подвозили из роддома, когда нас с Пашой выписали? — Ну… Помню, и что? — Вчера сгорел их дом. Я по новостям видела. Говорят, никто не выжил… — С чего ты взяла, что это именно их дом, что никто… Галь! Ну, Галя! Фу ты ну ты! Да это только по телеку сказали, а как там на самом деле… Может, никого и не было в доме, мало ли! — Я ее Федора кормила в роддоме… Славный такой паренек был, на Машу очень похож… — Ты что делала? — растерянно переспросил Денис. — У Марии не было молока. Федя постоянно плакал. Я его стала кормить. Он даже вес набрал. Выходит, у нашего Павлика был брат… Ну, молочный брат… А теперь нет его… Галя разрыдалась. Гормоны, постоянный недосып, замкнутое пространство жизни матери с младенцем на руках – всё вырвалось наружу громкими всхлипами… — Галя! Галочка! Милая! Ну, хочешь, мы попробуем узнать? Хочешь, съездим туда? Ну, не плачь… Он обнял жену, та потихоньку успокоилась, затихла… О Машиной семье так ничего и не было известно. На Галину с ее расспросами смотрели косо, даже начали в чем-то подозревать. Тогда Денис велел бросить это пустое дело. — У тебя растет Паша. Вот и думай о нем. Всем не поможешь, — строго сказал он. — А некоторым уже не поможешь… — вздохнула Галина… … Паша рос упрямым, Галя еле-еле справлялась с ним. Знакомые посоветовали отдать его в спорт. Денис записал мальчика на карате. Тренер хвалил ученика, восхищаясь его силой и ловкостью. А Галя, наблюдая на соревнованиях за сыном, поражалась, с какой злостью он выполняет всё то, чему учили на тренировках. —Да потому что они мои враги, мама! Или они, или я! — пожимал Паша плечами. — Ты же хочешь, чтобы я стал победителем? — Хочу. Но это всего лишь соревнования, сынок! Игра же! — Если так об этом думать, то никогда не станешь чемпионом! — оборвал ее Денис. — Молодец, сынок! Я тобой горжусь. Спортивная злость нужна. — Спасибо, папа! Ладно, я погулять. Вернусь поздно. Не ждите меня! Паша бросил в прихожей сумку с формой, кивнул матери и ушел, надев кепку козырьком назад. Походка, одежда, манера говорить — все в парне было вызывающим, резким, бескомпромиссным. — Ничего, Галь, подрастет, выправится. Это от молодости!.. Однажды вечером, когда Галина и Денис уже были дома, им позвонил участковый, велел приехать в отделение. — Что стряслось?! — Денис строго смотрел на сына через прутья решетки. — Что ты натворил? — Ваш сын устроил драку. Пострадал человек. Он сейчас в больнице, пока состояние критическое. — Он сам полез, отец! Я тут ни при чем! Мы просто сидели с ребятами на лавке, он подошел, стал приставать, что, мол, мы в общественном месте, а ведем себя… Ну, вся эта чепуха в общем. Мы сказали, чтобы он ушел. А он не слушал. Тогда я ему вложил ума. — Замолчи! — Денис сжал кулаки. — Руки, значит, распускаешь? Самый правильный здесь? Всё, Паша, теперь я с тобой разговаривать по–другому буду! Хватит! Мать доводишь, ума никакого в голове. Погоди, мало, видимо, я тебя в детстве воспитывал! — Можете его пока забрать. Там дальше видно будет, что решат родственники пострадавшего. — А мы можем с ними связаться? Ну, я бы хотела… -— встряла Галина. — Вообще–то не положено! — с сомнением ответил участковый. — Ну, извиниться как-то, спросить, чем мы можем помочь, – не отставала Галина. Ей было стыдно от того, что сын стал таким. Она судорожно думала, где они с Денисом просчитались, где упустили парня, дав ему почувствовать свою власть, и никак не могла понять. Ей, наконец, сказали номер телефона матери потерпевшего. — Пойдем, Галя, — схватил ее за руку муж и повел к выходу. — А как же Паша? — Он посидит здесь, — отрезал Денис. — Так положено по закону, да и, по совести, так и должно быть. — Мама! — растерянно позвал Павел. Сколько раз она уже слышала это тихое «мама» … Больно, испугался, обидели, хочется просто посидеть рядом – сын всегда звал мать. И теперь он искал у нее защиты. — Извини, Павлик, я не могу помочь тебе! — ответила она, глянув на мужа. Тот кивнул. — Ты сделал ужасное. Я не могу поверить, что ты избил человека только за то, что он что–то сказал тебе… Извини. … Галя, промучившись сомнениями до вечера, набрала номер, который ей дали в полиции. — Алло! Слушаю! — услышала она женский голос. — Извините, я вот… Я мама того человека, который…Я хотела извиниться за своего сына. — Что? Кто вы? — Меня зовут Галина, мой сын, Павел, он, он … — Это вы? Кто дал вам мой номер?! А, хотите, чтобы мы забрали заявление? Чтобы выпустили вашего сына? И не подумаю! Артём до сих пор без сознания! Ваш сын зверь! Не звоните сюда больше, мы увидимся в суде. — Но я хотела… Могу ли я чем–то помочь?! — крикнула в трубку Галина, но Мария на том конце уже положила трубку. Ее трясло, хотелось плакать. Артем был ее опорой, советчиком и защитником. Тогда, много лет назад, Мария, собрав вещи и детей, ночью ушла от мужа. Артем написал, что ждет их, что снял квартиру, что работает и теперь готов помогать матери. Поняв, что жена бросила его, Егор напился, потом закурил… Огонь слизал всё… Маша потом винила себя в смерти мужа, но нужно было жить дальше, ради детей… И вот теперь Артем, мальчишка, который спас ее от мужа, дал возможность прожить спокойную и тихую жизнь, первенец, нежный и заботливый, сильный и веселый, рожденный от мужчины, которого Маша по-настоящему любила, но потеряла много лет назад, лежит там, в больнице, а эта женщина имеет наглость звонить и извиняться!.. Как она сказала? Галина… Маша знала одну Галину. Но та не могла бы вырастить такого сына, что, как боксерскую грушу, отделал ее Артема… Нет! Та Галя была добрая, значит, и дети ее должны быть такими!.. — Ма, кто это? – Федор смотрел на лицо матери. — Никто, Федь. Так, давайте-ка спать ложиться. Завтра мне к Артемке ехать, нужно немного отдохнуть! … С Галиной они пересеклись у стола Справок в больничном зале. –Добрый день, я хотела узнать о сыне, – Маша назвала фамилию и замерла, пока администратор пробегала глазами по спискам. — Состояние удовлетворительное. Сейчас можете к нему подняться. Я выпишу пропуск. Галина стояла рядом и во все глаза смотрела на Марию. — Маша! Ты, Маша? Значит, Артем… Я Галина, помнишь? Галина, мы в роддоме вместе лежали. Я еще твоего Федю кормила… Я так испугалась, когда сказали, что ваш дом сгорел! Я корила себя! Ты прости меня, за моего Павлика прости… Маша, наклонив голову, разглядывала Галину. Конечно, она вспомнила о кормилице своего сына. Помнила, что должна ей денег за такси. Помнила, как Галя тихо уговаривала маленького Федора не плакать, как успокаивался мальчик на руках у этой женщины… — Галина… Вот и свиделись… Надо же… — Маш, как Артем? Что-то нужно? Я могу лекарства достать, у меня есть знакомые фармацевты. Если врачей нужно найти, ты скажи… — Пойдем. Выпишите, пожалуйста, пропуск этой женщине, – обратилась Маша к администратору. — Родственница? — Да, сестра моя, – тихо сказала Маша. Галина удивленно посмотрела на женщину, потом шепнула: — Спасибо! … Маша уговорила Артема забрать заявление. Павла не посадили, но после того случая многое в жизни парня поменялось. После окончания школы Паша выучился на спасателя, работу свою любил, много времени проводил на тренировках, выезжал на самые сложные операции. Галина гордилась им, но тихонько, чтобы не задавался парень. Она все еще помнила Артема, его забинтованную голову и строгие, оценивающие глаза... Тогда Артем долго не признавал Галину, относился к ней с презрением, но уважал отношение матери к этой женщине, поэтому молчал… Галина познакомилась с Федором. Он был ровесником Павла, но совсем другим – мягким, трогательно–трепетным. Галя не знала, но Маша когда-то была такой, пока не надломилось что-то в ее жизни… … На очередных сборах Павел заметил паренька–фотокорреспондента, рослого, широкоплечего. Тот держался уверенно и свободно, ловя на себе женские взгляды. На щеке мужчины расплылось коричневое родимое пятно. Паша с семьей Марии не общался. Было стыдно прийти к ним после всего того, что он сделал, поэтому с Федором он знаком не был, но от матери слышал, что тот устроился на телевидение. — Так вот ты какой, Федор! – протянул Паша, подойдя к парню. — Поцелованный ангелом… Ну, давай знакомиться, я Павел. Мать говорит, что ты мой молочный брат… Странно, правда? Они поговорили, рассуждая о том, как странно иногда сводит жизнь потерявших друг друга людей. Федор на миг помолчал, а потом сказал: — Ну, раз ты мне брат, то приходи ко мне на свадьбу. В эту субботу, я адрес скажу потом. Придешь? С Артемом я поговорю, он уже поостыл, тебя не тронет. Паша виновато вздохнул. Наверное, настало время набраться мужества и встретиться с Артемом, лично извиниться перед ним. Пора стать взрослым. Таким, как дети Маши, которые жили совсем другой, во многом обделенной, сложной жизнью, но стали хорошими людьми. И многое они могут дать Паше, выросшему без братьев и сестёр… (Автор Дзен Зюзинские истории )

Мальчик и сам был не против с отцом жить. Наши дети не поладили, вроде не ругаются, но не общаются друг с другом. Дело в том, что заботы об этом мальчике теперь на мне. Он даже имеет наглость подходить ко мне, чтобы помогла с уроками. Постирать, накормить и все такое... А еще на днях я узнала, что беременна. Мы все очень обрадовались, я всегда хотела второго ребенка. Мужчина мне сразу предложение сделал, я счастлива, что стану женой наконец то. Но такая перспектива с его сыном меня не устраивает. Почему бывшая в свое удовольствие будет жить, а я ее сына обхаживать? Она даже алименты не платит, я говорила, чтобы подал, а он якобы не надо, сам обеспечу. У нее кстати двушка, не то что я ютилась в однушке с ребенком. Но я же своего ребенка не сбагрила отцу, а этой кукушке нормально, живет припеваючи. Подумаешь другой район, многие дети переезжают и ничего, он уже не маленький. Подскажите, как поговорить с мужчиной, чтобы он убедил бывшую забрать сына? Все так хорошо складывается, не хочется с ним портить отношения. Если история Вам по душе, нажмите: Класс, мне будет очень приятно)

Кoльцo не снимается, как в дуpнoм фильме, мне бoльнo, я кpучу егo вoкpуг пальца и вдpуг oнo сoскальзывает, выpывается из pук и скачет пo асфальту и oстанавливается вoзле егo кpoссoвка. Он егo пoднимает и oпускает в каpман. Я oтвopачиваюсь. Пpиезжает вместе с мамoй и сестpoй. Делить сoвместнo нажитoе. Откpывали шкафы, вытpяхивали oдеялo из пoдoдеяльника (пoстельнoе белье свекpoвь даpила), снимали люстpу. Навеpнoе, этo самая стыдная сцена в мoей жизни. Билась я тoлькo за деньги. Пoпoлам. Их аpгумент: «мoй сын бoльше заpабатывал». Мoи аpгументы никтo не слушал. Нo я была пopазительнo стoйкoй. Деньги мы считали на кухне. Мама в гoстинoй упихивала вещи в клетчатые сумки. Пoследнюю стoдoлаpoвую купюpу бывший муж пpoтянул мне, кoсясь на двеpь и пoдмигнул. Мoжет быть мне пoказалoсь, нo в этoм былo чтo-тo загoвopщискoе, слoвнo ему тoже нелoвкo. Они ушли, а я сидела пеpед вopoхoм pассыпанных купюp и думала, чтo мне делать. В кваpтиpе недoделанный pемoнт и дoлг за дoделанный. Кpедит за мебель. На pабoте пoлная жoпа, вoт-вoт на днях меня увoлят. Я сидела на пoлу и pаскладывала деньги на кучки. И кучек пoлучалoсь мнoгo мелких или oдна бoльшая. И oдна бoльшая мне нpавилась бoльше, чем мнoгo маленьких. Я кoпила эти деньги все тpи гoда бpака. Я не пoкупала себе ничегo. Вooбще ничегo. У меня был хopoший кoстюм бopдoвoгo цвета, нo я егo заказывала у пopтнихи еще в унивеpситете, паpа блузoк, бадлoн. И все. В этoм кoстюме я хoдила на нoвoгoдний кopпopатив. В нем же ездила на свадьбу к пoдpуге. И даже мoй папа, кoтopый вooбще ничегo не пoнимает в таких вещах, как-тo спpoсил, а тебе чтo, бoльше нечегo надеть? Я пеpетащила oдеялo из спальни на диван в гoстинoй, заваpила чай, плеснула в негo кoньяка, дoстала блoкнoт и написала тpи дела, кoтopые сделаю утpoм: 1) Пpиведу вoлoсы в пopядoк. 2) Куплю нoвую oдежду. 3) Пpидумаю спoсoб увидеть себя дpугoй. У меня тoгда были две пoдpуги. Маша и Даша. Маша oтвезла к свoему паpикмахеpу, а Даша пoзвала с сoбoй на кoнфеpенцию в Испанию. Пoка днем oна будет пеpевoдить дoклады энеpгетикoв, я буду лежать у бассейна, а вечеpoм мы будем кутить. Э-ге-гей, Майopка! Этo были такие вpемена, кoгда Туpция и Египет — были землей oбетoваннoй. В Испанию ездили единицы, мы пpoизнoсили их имена шепoтoм и считали небoжителями. И завидoвали, кoнечнo, дo ужаса. И как-тo все самo-сoбoй слoжилoсь. Быстpo сделали загpанпаспopт, с pабoты все-таки увoлили, виза тoже быстpo, вoлoсы выглядят oтличнo, паpа нoвых платьев, бюджетнo, нo стильнo. И вoт Майopка. Этo в Петеpбуpге сеpая хлябь, нет pабoты и непoнятнo, чтo делать. А там oгни, музыка, баpы и в каждoм баpе танцуют. И я танцую. Витpины заманивают oбещанием счастья и скидками, и вoт в oднoм из пеpеулкoв я вижу маленький магазин oдежды, и судя пo автoмoбилям у вхoда — этo oчень дopoгoй маленький магазин. А в витpине платье. Знаете, пpинятo гoвopить: «и вoт oна увидела платье свoей мечты». Я o такoм платье и не мечтала. О такoм платье мoгла мечтать Бpиджит Баpдo, или Сoфи Лopен. Этo платье былo за гpаницами мoей мечты. Онo не былo функциoнальным: oткpытый лиф на кoстoчках, oчень узкoе в талии и шиpoченная юбка из шуpшащей тафты. Егo тoчнo не впишешь в пoвседневную жизнь и не наденешь с «пиджачкoм» в oфис. Мне в этoм платье некуда хoдить, у меня нет денег, у меня нет pабoты, нo есть дoлг за pемoнт и кpедит за мебель. А пoтoм началась мистика. Куда бы я не пoшла, я oказывалась у этoй витpины. Хopoшo, гoвopила я себе, пoсмoтpи какoй унивеpсальный пиджак гopчичнoгo цвета, и вoт эта юбка, в ней мoжнo и на пикник и на пpoгулку с дpузьями, а еще вoт эти бpюки и белая блузка — в oфис, тебе надo сpoчнo искать pабoту. А платье сиялo, как шoкoладная кoнфетка сpеди каpамелек в нoвoгoднем пoдаpке. Абсoлютнo беспoлезнoе. В этoм платье надo сбегать с любимым oт стpoгoгo oтца, мчать в нoчи на кабpиoлете и чтoбы ветеp унес шляпу, лететь на частнoм самoлете, пить шампанскoе и влюбиться в кoнтpабандиста. Я егo купила. Надела пpямo в магазине. К нему мне пoдаpили зoлoтые балетки и бpаслет. Я хoтела веpнуться в oтель, съесть сэндвич, дoждаться пoдpугу, пoплакать o зpя пoтpаченных деньгах. Нo звезды pешили, чтo сегoдня все будет как в кинo. Я встpетила Дашу на улице с ее кoллегами, нас пpигласили в pестopан с видoм на oкеан. Я пoзнакoмилась с иpландцем или шoтландцем, ктo их там pазбеpет пoсле двух бутылoк шампанскoгo, пoсле тpетьей бутылки, я начала пoнимать и иpландский, и шoтландский. Мы целoвались, как сумасшедшие, пpoвели нoчь на яхте, и я случайнo увидела свoе лицo в oтpажении стекoл. Онo былo пpекpасным. Нам былo нужнo уезжать вечеpoм следующегo дня. Я все пыталась пoймать в себе нoтку pаскаяния, нo нет. Все эти купюpы стoили тoгo чувства, кoгда я пoняла, чтo мoгу быть вoт такoй. Я мoгу быть деpзкoй. Пo настoящему деpзкoй. Откpывать любые двеpи. Я мoгу себе мнoгo пoзвoлить. Пить шампанскoе, кoгда хoчу. Любить тoгo, кoгo хoчу. Не стесняться нoсить кpасивoе. Не бoяться хoтеть бoльшегo. В тoт же вечеp Даша сoставила мне pезюме. Я написала эту истopию в свoем ЖЖ и егo пpoчла pедактop oднoгo мoднoгo жуpнала и пpедлoжила публикацию. Я писала для них пoтoм еще лет пять, и уже не pади денег, а пoтoму чтo мне этo нpавится. Мы вышли из аэpoпopта в Петеpбуpге, зазвoнил телефoн и меня пoзвали на сoбеседoвание. И уже чеpез тpи недели я уехала на стажиpoвку в Мoскву. Пpoйдет еще нескoлькo лет, я выйду замуж за Пастеpнака, пoйду учиться на Психфак, oбъеду пoлмиpа, в мoем шкафу десятки платьев, и жизнь будет сoвсем дpугoй, нo я никoгда не забуду двадцатипятилетнюю себя вoзле витpины, пoдсчитывающую в уме на скoлькo килoгpамм гpечки мне хватит oставшихся денег. И я oчень pада, чтo тoгда тoлкнула эту двеpь. Этo все, чтo я хoтела сказать вам сегoдня. Автор: Елена Пастеpнак P.S. ЕСЛИ ВАМ НРАВИТСЯ ЧИТАТЬ «УДИВИТЕЛЬНЫЕ ИСТОРИИ» ,

Да только не вернулись они. Ни вечером, ни утром следующим. Ни спустя неделю, когда от Троша одна тень осталась. Он по первости рвался, конечно. Скулил, чувствуя, как жесткая веревка в шею до крови впивается. Кору вот дубовую грызть пробовал, траву опять же… Пить еще очень хотелось. Но он терпел. Как не терпеть, раз хозяин велел, разве ж можно самому хозяину противиться? А когда совсем невтерпеж стало, когда о частокол ребер выпирающих порезаться можно было… Осознал наконец. Даже завыть хотел, да только язык совсем высох, к небу прилип. И захочешь – пасть не откроешь. Да и сил не осталось. Ни на что. Дыхание, и то с трудом давалось, а значит… Конец? Одинокий, бесславный… Мучительный. И лишь одна мысль в начинающемся путаться сознании - За что? Разве можно так? Предать? Бросить. Оставить медленно умирать…? Ведь он умирает… Вот уже совсем потерял счет времени. Вчера, сегодня, завтра... Не все ли равно, если каждый день похож на предыдущий. И впившаяся в шею веревка, оставившая под собой некрасивые, и кажется успевшие загноиться рубцы больше не жалит. Не чувствуется. А вот сточенные об жесткую кору зубы по-прежнему мучительно ноют. Как ноют ободранные в кровь лапы, вспахавшие неровный полутораметровый круг вокруг старого дуба, к которому он привязан. Этот земляной, когда-то пестривший травой пятачок стал его личным адом. Не сойти, не вырваться. Не дотянутся лапой за очерченные, выцарапанные края. Клетка. Наполненная пением птиц клетка. Совсем скоро все закончится. Он знал. Чувствовал. И с какой-то обреченной решимостью прикрыл слезившиеся глаза. Впал в беспамятство, из последних сил вильнув кончиком хвоста, и... - Давай, мой хороший, давай! Просыпайся! Дышишь же, вижу, дышишь! А остальное все ерунда! Ты дыши главное, дыши, хороший! Андрюш! Андрюша, вот так держи, вот... Давай, давай… Еще! Еще немножко! Ну же! Трош содрогнулся. На пересохший язык упали первые капли влаги. Побежали тонкой прохладной струйкой по гортани, камнепадом рухнули в пустой желудок, заставив его еще раз болезненно дернуться. - Умница! Какой же ты умница! Еще немножко! Вот так! - новый глоток воды, и Трош с трудом заставляет себя разлепить веки. Двое. Людей, что стоят подле него на коленях, двое. Парень и девушка. Девушка малыша ждет. Округлившийся живот так и тянет и без того натянутые на кофте пуговки. Молодые, суетливые, совсем как… Нет. Трош не хочет вспоминать. Ни глупого страха, в глазах молодой хозяйки беременной поселившегося. Ни опасливого взгляда хозяина и шепота в темноте: “А вдруг укусит?”… Боли и так хватает. И он просто слушает. Слушает ласковые уговаривающие голоса, держится за них, как за спасительную соломинку. Наверно, жизнь все же зачем-то нужна. Иначе почему он за нее так цепляется... ***** -Тор! Ко мне, мальчик! - Настя, его новая хозяйка, призывно машет рукой. И он со всех лап мчится к ней с другого конца светлого парка, не забывая прихватить обмусоленную, почти перекушенную пополам палку. У ее ног на зеленой, пахнущей летом и цветущими неподалеку липами траве, копошится маленькая Сонечка. -Толь! - радостно щебечет она, обвивая мощную шею возвышающегося над ней пса пухлыми детскими ручками. И, звонко рассмеявшись, дарит ему очередной слюнявый, наполненный вкусом ванильного мороженого поцелуй в и без того мокрый нос. Он, конечно, терпит. Хотя, зачем врать самому себе - ему нравится! Безумно, до щенячьего визга, нравится. Нравится его новая семья: суетливая, эмоциональная, но добрая и искренняя Настя и строгий, похожий на скалу, но всегда справедливый, Андрей. Тор помнит, как он вынес его на руках из леса. Как аккуратно укладывал на заднее сиденье машины, примостив его бедовую голову на колени севшей туда жены… Нравится годовалая, совсем недавно научившаяся ходить, держась за его смоляной бок, непоседа Сонечка. Нравится дом, в котором у него есть своя, пахнущая им и постоянно засыпающей рядом Соней, лежанка. Нравится жизнь. Его новая, начавшаяся после лесного кошмара жизнь, о которой он и не смел мечтать, когда Андрей и бывшая тогда еще беременной Настя чудом нашли его в лесу, остановившись передохнуть на обочине загородной дороги. - Сонь, Тор у нас собака, а не пони, - смеется подошедший Андрей, наблюдая, как пыхтящая дочь почти забралась на улегшегося у ног Насти пса. И, переглянувшись со смеющимися глазами жены, подхватывает повизгивающую дочку-юлу, чтоб уже через минуту всей семьей, включая подпрыгивающего рядом «Толя», направиться к выходу из парка. И не успевает ничего понять, когда собака срывается с места и буквально за считанные секунды пересекает оставшееся до выхода из парка пространство. А там… На краю проезжей части - ребенок. Девочка. Сонина ровесница. Розовый бантик, мягкий рюкзачок-слоник, блестящие сандалики и… нарастающий визг тормозящей легковушки! Истошный крик зазевавшейся матери... Бегущий, вытянувший руки, понимающий, что не успевает, отец... Застывшие прохожие... И темная, почти черная, тень оказавшейся рядом за секунду до катастрофы собаки. За шкирку. Рывком. Выдернул. Успел! И люди плачут. Прижимают к себе ребенка, ощупывают. Слова льются, как капли дождя из прохудившегося неба… Много... Бестолковые... И осознание. Глухое, болезненное: -Трош! - вскрикнули почти одновременно, поднимая взгляды от напуганной, плачущей, но живой и невредимой дочери, - Троша… А он не оборачивается. Стоит, уткнувшись покатым лбом в ноги подбежавшего Андрея. Дрожит. Чувствует, как подоспевшие следом Настасья и Сонечка рядом с боков обнимают… и дышит. Живой. Любимый. Их. Тор. А на других, тех, что застыли в нескольких метрах, не смотрит, хоть и не забывал никогда. Зачем? Он теперь Андрею с Настей да малышке Сонечке, его в мокрый нос целующей, предан. До кончика хвоста виляющего предан! Ненужный в той, другой, семье оказавшийся. Неугодный. Преданный. Если история Вам по душе, нажмите: Класс, мне будет очень приятно)

Готовим капусту

Вроде полегчало, и тут обвал. Рухнула государственная пирамида. И зарплата пропала. Её не платили по нескольку месяцев подряд, а когда появлялись иногда, деньги у руководства, платили по очереди. Кто успел, тот и взял. А дома дети голодные, трое. Можно много об этом писать, сколько пережили, переголодали, переплакали. Но мой рассказ о крошках печенья. Пошла я, как-то, на Пражский рынок, что рядом с метро Пражская был. Чего там только не было. Глаза разбегаются. Денег мало. Хочется купить продукты и какое-нибудь лакомство детям. Вижу, в палатке очередной, множество лотков с печеньем. Всяким разным, разнообразным. Подошла, и стала прикидывать, что бы такое купить, чтобы всем хватило, и не дорого. Выбрала, попросила взвесить грамм триста, ну чуть больше, чтоб всем по две штуки. Женщина продавец взвесила, заговорила со мной. А давайте хоть полкилограмма. Нет, говорю, не уложусь. Тогда эта добрая женщина вытаскивает из-под прилавка целый пакет крошек от разного, разнообразного печенья и протягивает мне. Вы берите, не бойтесь, это в упаковках остается, я себе собирала. Возьмёте пачку маргарина, муку и приготовьте тесто, в тесто крошки от печенья и выпекайте. Я всегда так делаю. Будет очень вкусно. Вот сижу я сейчас, пишу, и слезы текут по моим щекам. Я так и сделала. Крошек хватило на три выпечки. И действительно было очень вкусно. Детки были рады. Прошло много лет, а я до сих пор вспоминаю эту добрую женщину, огромное ей спасибо. Может она прочитает эти строчки. автор: zhenimama2 Если история Вам по душе, нажмите: Класс, мне будет очень приятно)

- Тебе уже двадцать второй год, хватит в девках сидеть, а Серафим, несмотря на то, что калека, мужик хороший. Неуверенным взглядом мать посмотрела на Ольгу. Та ждала, ещё не до конца понимая. - Слушок до меня дошёл. Кхм! Придёт он к нам свататься. Ольга так резко вскочила, что мать вздрогнула всем телом и выронила клубок. Клубок закатился Ольге под ноги и его тут же атаковал котёнок. - Нет! Не пойду я за него! Не люблю! Видеть не хочу! Мать прикрыла глаза опустила пониже голову... Ольга грохнулась пред нею на колени, крякнула под ними половая доска. Принялась она целовать загрубелые руки матери. - Пощади, мама, не то сейчас время, чтобы силой выдавать. Мама, мамочка, не губи меня, молодую... Мать долго слушала мольбы и возлияния. Притихли на печке младшие дети. Хмуро глядела она на дочерино лицо: простое, без изысков, но милое - вроде бы и не за что глазу зацепиться, а смотреть приятно. А Ольга тарахтит, тарахтит о своём, о девичьем, невыплаканном. Волосы её, стриженые по плечи, походили на густую золотистую гриву. Мать погладила их: - Всё, хватит. Женихов других у нас нет в селе. Ванька целым вернулся, но он бабник известный, Митька есть ещё, но дури в нём много, забьёт тебя, бедную. А Серафим мужчина хороший, рассудительный, он тебя не обидит. - Да был бы он хорошим, стал бы губить мою жизнь? Что я буду с калекой делать, с нелюбимым? Как жить с ним?! - Всё, дочка, ты иди, успокойся. Я своё слово сказала, - мягко оттолкнула её мать. - И клубок подай. Через несколько дней Ольга выходила с яйцами из курятника и увидела через забор, что Серафим ковыляет к их избе. Где была, там и оставила она корзинку посреди вытоптанного двора, а сама забежала за сарай, взлетела по деревянной лестнице и спряталась на сеновале, по-местному на сушиле. Сквозь щель стала она наблюдать за Серафимом. С лица Серафим был красавцем: полные губы, выразительные глаза, ростом тоже удался, да от ноги у него одна культя ниже колена, которая не переставала гноиться, беспокоить его болями. Не о таком муже Ольга мечтала, не нужен он ей совершенно! На что они жить будут? В хозяйстве от Серафима никакого толка, сидит целыми днями на крыльце: ни работника из него, ни добытчика. Какой же дурой надо быть, чтобы взвалить подобный груз себе на шею! Нет и нет! Мать вышла к Серафиму. Улыбается предательница. Говорили они тихо, спокойно, Ольга слов не разобрала. Мать позвала её. Ольга оставалась сидеть на сене тише мыши. Позаглядывала мать по сараям и углам, покосилась с подозрением на крышу сарая и крикнула опять нетерпеливо: - Ольга! Оля! Ни отзвука. Серафим ушёл. Ольга выждала минут пять и только убедившись, что далеко он, спустилась. Предстала виноватая, но упёртая, перед матерью. - Эх ты! Бессовестная! Мать во стыд вогнала. Не совестно? Где пряталась? - На сушиле. - Так и знала я. Так не красиво поступать с человеком, унижать его... И это я такую тебя вырастила! Второй раз пришёл Серафим. Ольга опять с ним в прятки играла. Мать в слезы - не придёт он больше, гордость взыграет! - Вот отдам тебя первому встречному, будешь знать! Ты бы хоть послушала какие речи Серафим говорит правильные прежде, чем носом крутить, мужчина-то какой спокойный, рассудительный! Вилами тебя спущу в следующий раз с этой шушелы! Выходи за него и точка! Никто другой больше не сватается, а в старых девах я тебе сидеть не позволю! Ты думаешь вечная я? Нет, не вечная! Мне тех двоих детей поднимать ещё, и ты тут, кобыла здоровая, на шее болтаешься. Думаешь, легко мне, вдове? Пожалей мать - уходи на свои хлеба! - Не пойду! Не люблю я его! - ревела Ольга. - Полюбишь в процессе, - непреклонно заявила мать. - Тебе какая любовь нужна? Как в книгах и кино? Так то сказки всё. Настоящая любовь другая. Поживёшь век с мужем - поймёшь. И на третий раз пришёл Серафим. Костыли вперёд переставил - шаг сделал, ещё переставил - ещё шаг. Тяжело ему передвигаться, видела Ольга с высоты сеновала, как напрягается его лицо в попытках скрыть боль. Мать вышла встречать его, как дорогого гостя... Взглянула сурово на крышу сарая... и пошла к лестнице. Поднялась. Как и обещала, вилы на Ольгу наставила. - Выходи, - сказала она не терпящим возражений голосом. И Ольга вышла. Расписались они по-тихому и забрал её муж в свой дом. Дом у Серафима был большим, но и людей проживало в нём много: мать, брат и три младшие сестры. Чужой дом - чужие порядки. Каждый день к Ольге претензии от свекрови: - Не так готовишь, не так чистишь, моешь не так, метешь неправильно! Должна была Ольга делать всё за двоих: за себя и за мужа, раз он без ноги и ничего не может. Вся работа и дом упали на неё, слова поперёк нельзя молвить - затыкают со всех сторон. - Хватит, мама! - заступился за молодую жену Серафим, твёрдо повысив голос. Сидел он, как обычно, на крыльце, думы думал. Повернулся корпусом в сторону входной двери и говорил так, чтобы все услышали: - Я понимаю, что ты устала от всего, и здоровье у тебя плохое. Хочешь ты, чтобы Оля всё умела, как ты, заменой стала тебе. Только ты по-доброму проси, а не требуй, она тебе не прислужница или рабыня. Накинулись на человека... Пусть делает всё, как умеет и по силам, нечего мою жену загонять. А то и на работу она ходит, и здесь света белого не видит. Выходи ко мне, Оля, посидим с тобой на вечерней неге, птиц послушаем, так славно поют. Не глядя на свекровь, Оля вышла и села рядом. Серафим взял её руку, Оля одёрнулась сперва, а потом подалась - привыкать-то надо. - Слышишь как тоненько взяла? Это малиновка. А с другой стороны, из елей, дрозд подпевает. - А с перерывами кто поёт в саду? и резко замолкает. - Это зяблик. - Как же ты различаешь? - Отец научил. Остался он на Курской дуге. Ольга робко посмотрела на его культю, обмотанную бинтами. Поверх бинтов проступили жёлтые пятнышки гноя. - Она болит? - Беспокоит. Плохо срастается. В госпиталь нужно ехать. Опять будут перешивать или ампутировать выше. Ты не подумай, Оля, что мне в радость здесь сидеть, ничего не делать, быть балластом в семье. Знаешь как совесть сердце рвёт? - он взглянул на неё с такой искренностью и болью, что Оле невольно захотелось обнять его, поддержать. - Дай Бог никогда тебе этого не понять. Оля по-прежнему его не любила, не чувствовала и не хотела понять. Но она положила голову ему на плечо и вздохнула глубоко, и пряный воздух вечера, коснувшись её легких, неожиданно дал ей мгновение счастья. Что-то да будет ещё. Непременно хорошее. Не может всё быть только плохим. После двух недель, проведённых в госпитале, Серафим вернулся домой. Ему ампутировали загноившуюся часть кости. Водитель грузовика, его товарищ, достал из кузова швейную машинку Зингер. - Для чего это? - удивилась Ольга, - у нас кто-то умеет шить на машинке? - Пока нет, - улыбнулся Серафим. - Но я буду учиться. Хоть какая-то будет от меня польза. Серафим увлечённо стал обучаться швейному делу. Вначале он обшивал свою семью, но вскоре о его мастерстве узнала вся округа. Тропинка, что вела к их дому, никогда не зарастала травой - люди шли и шли, причём приходили не только за услугой портного, но и за благоразумным советом, потому как оказался Серафим не только мастером шитья, но и человеком умным, рассудительным, мудрым не по годам. Проведя в общей сложности в госпиталях и реабилитационных учреждениях десять лет, Серафим переносил одну ампутацию за другой. Однажды, не отойдя от наркоза, он проснулся в морге. Ольга даже представить не могла, до чего же твёрд его жизненный стержень, если он, несмотря на боль и неудобства, продолжал все эти десять лет совершенствовать своё мастерство в швейном деле, благодаря которому кормил и обшивал свою семью. Он никогда не роптал, не жаловался, всегда доброжелательно улыбался, выслушивал горести других и давал советы, если его просили. С сирот и вдов Серафим никогда не брал деньги, их он особенно жалел. - Повезло тебе, Ольга, с мужем, - говорили бабы, - приятнее, рассудительнее и сдержаннее, чем Серафим, нет на селе человека. И Ольга не могла не согласиться. Прибегали к ним в дом босые одноклассники (ребята, которые учились вместе с их с Серафимом детьми), и матери приходили с ними несчастные, забитые, которых муж то по пьяни гоняет, то за просто так, а Ольгу муж пальцем никогда не тронул, дурного слова ни разу не молвил и так дело в доме поставил, что Ольгу никто и никогда попрекнуть не смел, была она мягкой, ласковой хозяйкой, напитанной добротой мужа, все её любили, даже свекровь. Все деньги, которые зарабатывал Серафим, хранились у Ольги, и что бы она не захотела купить, муж ни в чём не отказывал, но Ольге многого и не надо было, скромная она насчёт вещей от природы. Ольга давно перестала размышлять над тем любит она мужа или нет. Никто из них по щелчку на шею к друг другу не бросился. Никто не требовал клятв или отдать всего себя без остатка. Никто не стал бы сочинять душераздирающей баллады об их чувствах, где и страсть, и ревность, и судьба, и расставание навек. Никто не снимет фильм и не напишет книгу про их роковую встречу и те звёзды с солнцем, небом и луной, которые он достал и бросил к её ногам, как не споют и про то, что они не смогли прожить друг без друга и дня, поэтому скончались вместе. Ничего этого не было в их жизни, но, тем не менее, все эти сотни раз проигранные сценарии в какой-то момент назовут настоящей любовью. А они не называли. Они просто любили, сами не зная об этом. Любили без баллад, фильмов и романов, без клятв, стихотворений и страстей. В сорок лет Ольга осталась вдовой, но продолжала быть с Серафимом даже когда его уже не стало. Она разговаривала с ним до конца, рассказывала о прожитом дне и спрашивала мудрый совет. Скажет что-то ему мысленно, а потом кивает, словно слушает его золотые слова. Через несколько лет после смерти Серафима к Ольге пришёл свататься печник. Ольга написала об этом дочери на что получила гневное письмо. Читая это послание у открытой печной заслонки, Ольга грустнела с каждой строкой. Четыре листа исписала дочь: "Предаёшь память отца!.. Это противоречит комсомолу!.." Смешная дочь у Ольги... И комсомол сюда приплела, и партию. Ольга смяла письмо, бросила в печь и закрыла заслонку. Она подошла к накрытой простынью швейной машинке Зингер, откинула ткань и погладила полированную поверхность стола. Рядом, у стены, костыли. Сердце заныло, подумала: "Как же мне тебя не хватает, Симушка...". Ольга и не собиралась больше ни за кого выходить. До шестидесяти пяти лет Ольга держала корову, потом она сломала ногу и корову пришлось продать. Она сидела в гипсе на крыльце и говорила внукам: - Вот сижу сейчас, как дедушка ваш сидел... Только сейчас она по-настоящему поняла насколько ему было тяжело - сидеть вот так без дела, чувствовать себя бесполезным, а вокруг - краски, недоступные ощущения... и жизнь. Внуки хлопали глазёнками, они деда никогда не видели, но по рассказам бабушки, это был самый замечательный человек на свете. И внуки просят бабушку рассказать о нём ещё и ещё. - Скажи, бабушка, а ты деда любила? Ольга и не понимала толком этот вопрос. - Как любила? Как в кино? Нет. Он после войны без ноги пришёл свататься, а я на сушилу спряталась. Второй раз пришёл, а на третий мать сказала: "Выходи". И делать нечего - я вышла". Внукам было обидно за деда. Получается, такой хороший и жил без любви... А Ольга продолжает о нём думать и разговаривать с ним мысленно, и не возносится до чего-то высокого, обожествляющего... Эх, любовь, любовь!.. Сколько на тебе заработали и заработают ещё, придумывая незамысловатые песни и фильмы про море, кофе, расставания и паруса! Громкое слово! Фотографии певцов и актёров раскупят сотни рук, но она, Ольга, пройдёт мимо, не объясняя, что разгоревшаяся от искры страсть - это ещё не любовь, но молодое вино, что по сути своей почти уксус... Дорогим это вино может стать только в процессе, настоявшись и отточившись, когда начинаешь принимать избранника таким, каким он есть, когда вы отшлифуетесь друг о друга, проживёте вместе и радости, и потери, и печаль... Вот тогда любовь становится настоящей. Она входит тихо и незаметно в сердце и остаётся не только в вас, но и в детях, и даже внуки могут прочувствовать её непреходящий вкус и сказать: - А всё-таки, бабушка, ты любила дедушку. И всегда будешь любить. Рассказ написан по истории любви бабушки и дедушки Карины Кадейкиной. Благодарю Карину за возможность написания! (Автор Анна Елизарова)

Он не помнил, как оказался дома, почему вместе с ним там оказалась подруга Вали, и уж тем более не знал, как Рита и он оказались в одной постели. Они познакомились в парке, когда Рита и Валентина решили покататься на лодке, но никак не могли отойти от берега. Они смеялись и несколько раз уже черпали воду бортом. Максим как раз проходил мимо, некоторое время с улыбкой наблюдал за ними, а затем спросил: — Девочки, может, нужна помощь? Риту сразу привлёк молодой красивый парень. Она рассмеялась и ответила: — С таким, как вы, хоть на край света! Валя же застенчиво смутилась. Максим заинтересовался Валей и начал ухаживать за ней. Сначала Рита ревновала, подруги чуть не поссорились, но потом Рита сказала: — Насильно мил не будешь… Максим всегда хорошо относился к Рите, никогда не намекал, что она мешает их уединению с Валей. Он считал, что так любить, как он любит Валю, никто не умеет. Казалось, они с Валей созданы друг для друга, и мысли о расставании даже не возникали. Они даже имена детям придумали – Маша, если дочка, и Виктор, если сын. Валя увлекалась шитьём. Её наряды привлекали внимание: казалось, она всегда сможет придумать что-то необычное, и когда она надевала какое-нибудь своё уникальное пальто, все оборачивались. Несколько раз при Максиме к ней подходили женщины и умоляли рассказать, где она купила такое. Яркие, необычной формы вещи могли носить только нестандартные люди. За две недели до свадьбы Валя сама сшила своё подвенечное платье. И тут ей позвонила Рита: — Макс, ты не мог бы мне помочь? — Конечно, Рита. Что случилось? Она замялась, потом расплакалась: — Макс, я не могу обсудить это по телефону, понимаешь? Дело деликатное. — Если оно деликатное, может, тебе лучше встретиться с Валей? — Нет, оно деликатное, но не женское. — Ладно. Говори, куда подъехать. Рита ждала его в пустом кафе. Помимо их столика, был занят всего один, но это не удивительно, так как кафе было грязным, а кофе невкусным, словно в него добавили травы… …а потом Максим проснулся или очнулся от громких слов: — Как ты мог? Я тебя ненавижу, ты… Во сне он слышал, как Валя уходила. Её соседка сказала, что она куда-то спешно уехала. Максим понимал, что увидеть его в постели с лучшей подругой было для неё настоящим шоком. Квартира была съёмной, но у Вали там было много вещей, включая большую старинную швейную машинку. Соседка сообщила, что Валя уезжала только с сумками. Он решил немного подождать, дать ей время обдумать всё и понять, что такого не могло быть. Нужно было разобраться во всём. Рита всё отрицала, утверждала, что Максим начал приставать к ней, а она, наоборот, давно его любит и поэтому не смогла устоять. Однако прошло несколько дней, и Валя никак не выходила на связь. Тогда Макс, скрипя зубами, отправился к Рите узнать, где Валя. Рита лишь пожала плечами и сказала: — Откуда я могу знать? И вообще, мне абсолютно всё равно, куда она исчезла. — Я тебе не верю. Ты знаешь, ведь вы же подруги. Точнее, так думала Валя. — Макс, ну зачем она тебе? — спросила Рита. — Она же нестабильная, постоянно устраивает какой-нибудь переполох на людях, позорит всех. — Мне никогда не было стыдно быть с Валей. — А почему тогда ты привёл меня к себе в постель, если твоя Валя тебе так дорога? — Именно это я и собираюсь выяснить. Пока же получается, что это было нужно только тебе. Как ты думаешь, полиция сможет разобраться в том, кто меня опоил? Рита побледнела. — Катись отсюда, Макс. Он усмехнулся: — Я не шучу, и потом будет поздно, дело будет уже запущено. В итоге Рита призналась ему, что добавила в его кофе какую-то токсичную субстанцию, которую приобрела нелегально. Её уверяли, что с человеком будет всё в порядке, но при этом он будет как будто сильно пьян. Однако всё пошло не так, и Максим едва добрался до своей квартиры, просто упав на пол. Ей пришлось приложить усилия, чтобы перетащить его на кровать и раздеть. Она постоянно проверяла время: с минуты на минуту должна была прийти Валя… Рита просто хотела разлучить их, ну что тут такого, она просто полюбила его с первого взгляда… Макс, глянув на неё с презрением, ушёл. *** Через неделю он уже серьёзно запаниковал. Макс обратился ко всем, кто знал Валю, и выяснилось, что она покинула работу, заявив, что переезжает в другой город. Телефон, конечно, не отвечал, а в социальных сетях профиль был удалён. Макс ничего не мог предпринять, никто ничего не знал. В полиции ему сообщили, что заявления от него принимать не будут, особенно учитывая, что, как он сам утверждает, у девушки были серьёзные основания, чтобы не желать общаться с ним. *** С тех пор прошло десять лет. Максим был безутешен. Ему так и не удалось найти любимую, и личная жизнь не сложилась. Он остался один и с головой ушёл в работу. На этой неделе он провёл в чужом городе два безумно сложных дня, и сейчас у него оставалось только одно желание — доехать до дома и рухнуть. После четырёх часов за рулём, щуря глаза от яркого солнца, он заметил впереди знакомое место — что-то вроде большого “кармана”, где обычно разворачиваются рейсовые автобусы. Он притормозил, решив сделать перерыв. На “пятачке” развернулась настоящая базарная суета: бабушки продавали яблоки и разную зелень, но не они привлекли его внимание. Ему попалась на глаза худенькая девочка, торгующая одеждой. Впрочем, что тут удивительного? Наверное, родители её пьют или просто плохо живут, или все заняты работой, а кроме девочки, продавать некому. Дело было не в жалости к малышке, а в её товарах: Максим мгновенно узнал то самое пальто. Он не мог ошибиться, и вероятность, что это просто похожая вещь, была равна нулю. Макс почувствовал, как дрожат его руки. Он не знал, что предпринять, не понимал, как действовать, чтобы не упустить шанс узнать хоть что-то о Валентине. Он был уверен, что это её вещи. Макс медленно подошёл к девочке. Она повернулась к нему и посмотрела глазами, которые напомнили Валины – как ножом по сердцу. Он проглотил комок в горле и сказал: — Привет. Продаёшь? — Да, это очень качественные вещи, — ответила девушка. — Моя мама их сшила, почти не ношеные. — Куплю всё. Девчушка с сомнением оглянулась на его дорогую машину. — Они вам нужны? — Да, они весьма… уникальные. Девочка улыбнулась – до боли знакомой улыбкой. Это дочь Вали, понял Макс, не иначе! — А мама, собственно, где? Девочка прищурилась. — А если я скажу, вы не передумаете покупать? Макс покачал головой отрицательно и сразу же протянул деньги, вытряхивая все наличные из кошелька. — Ой, это слишком много! — воскликнула девочка, спрятав купюры в карман и отдавая ему сдачу. Макс чувствовал, будто через эти вещи он касается Вали… — Мама скончалась год назад после долгой болезни, — сказала девочка. — Папа старался ей помочь, но ничего не получилось. Макс смотрел на девчушку в шоке. — Нет, нет, этого не может быть. Валя не могла умереть, — прошептал он. — Это точно не Валя. Тонкой струйкой потекла капля по его спине. — Пожалуйста, скажи как звали твою маму? — спросил Макс, уже зная, что услышит. Он на мгновение зажмурился. — Нет, — кричало ему сознание. — Только не это. Все десять лет он надеялся найти её, встретить, увидеть… — Её звали Валя. Папа Володя — он мой отчим, — продолжала девочка. — Он очень хороший, много работал, чтобы вылечить маму, и у него заболела спина. Сейчас ему трудно вставать, он не может работать. Нужно лечиться, но денег нет. Бабушка Аня посоветовала продать вещи мамы. Мне их очень жаль, но я понимаю, что нужно купить лекарства. — А кто твой настоящий папа? — прохрипел Макс. В голове не укладывалось, что Валя за десять лет могла дважды выйти замуж. Девушка пожала плечами. — Я не знаю, мама никогда не говорила о нём. Макс осознавал, что он не может просто так уехать от этой девочки. Как уехать, когда Вали больше нет? Свои последние дни она провела здесь, с этой девочкой и каким-то мужчиной. — Я хотел бы поговорить с твоим отчимом. Девочка испугалась: — Вы будете ругаться на него, что я здесь торгую? Он меня не заставлял, наоборот, очень не хотел, чтобы я продавала вещи. Они же были мамины… — Нет, — перебил её Макс. — Что ты, я не собираюсь ругаться, просто хочу поговорить о маме. Девочка странно на него посмотрела. — Вы знали мою маму? Макс вздохнул. — Я не уверен, но, кажется, да. Она ещё немного подумала, потом кивнула. — Мне кажется, что вы не врёте. Улица Южная, наш дом номер третий. — Может, ты поедешь со мной? Девочка замялась, а Макс поспешил добавить: — Нет, я не настаиваю. Я понимаю, что не стоит садиться к незнакомым людям в машину. — Ладно, я поеду. Меня зовут Маша, — сказала девочка. Макс задержал дыхание: когда-то они с Валей говорили о том, что если у них родится дочь, то назовут её Машей. *** В доме их встретил мужчина, опирающийся на костыль. Он настороженно посмотрел на Максима. — Доченька, как ты могла сесть в чужую машину? — Вы Володя? — сказал Макс тихо. Мужчина повернулся к нему, долго всматривался в лицо, а потом низким голосом добавил: — Ты ведь Макс? Как нашёл нас тут? Макс растерялся. — Вы меня знаете? — спросил он. — Валя рассказывала о вас. — Она исчезла и даже не выслушала меня, — пожаловался Макс. — А теперь, насколько я понимаю, уже поздно. Хотя бы ты можешь меня выслушать, мужик? — Ладно, проходи. *** Когда Максим закончил, Володя покачал головой. — Я думал, такое возможно только в кино. Знаешь, мы с Валей поженились всего три года назад. Она уже была больна и сильно боялась, что Машка останется одна. Маша много не знает, и ей это не нужно. Я до последнего надеялся, что Валя поправится. А теперь… Я почти потерял надежду на своё выздоровление. Понимаю, что ситуация не вернётся к прежнему состоянию, я больше не работник. Хорошо, что ты появился. Ты же позаботишься о Маше? Максим удивлённо посмотрел на Володю с Машей. — Да, я, конечно, могу помочь. Это не проблема. — Ты ведь понял, что Машка — твоя дочь? Вы и выглядите похоже. — Что? — ахнула девочка. Максим долго сидел молча, слёзы медленно стекали по его щекам. Володя не мешал ему. Наконец, Макс смог собраться. — Ты сможешь показать мне могилу Вали? Мужчина кивнул. *** — Пап? А зачем мой другой папа разговаривает с маминой фотографией? Маша смотрела на Максима, который стоял на коленях перед могилой. Ему нужно было попросить прощения — он обидел Валю, он не хотел этого, но так получилось. — Володь, что тебя здесь держит? — спросил он, наконец. — Да ничего. С работы меня уволили, потому что я уже не тяну… Сейчас никакой работы нет. — Я хочу вас забрать к себе, если ты не против. В свой город. Я помогу тебе с лечением, с работой, с жильём. У меня своя компания, там найдется должность тебе по силам. Это самое малое, что я могу для тебя сделать в благодарность. И я хочу, чтобы Маша жила как принцесса. Володя задумался и кивнул. — Ты прав. Машка очень хорошая девочка, она заслуживает намного большего, чем я могу ей дать. Ну а если ты поможешь мне, я буду очень благодарен. Знаешь, я был уверен, что что-то не так в этой истории. Валя не могла полюбить морального урода. Они пожали друг другу руки, а затем между ними раздался смех. — Вот это да! Теперь у меня два папы! — воскликнула Маша, и они счастливо обнялись. автор: Клуб любителей рассказов. Алла Баталина

- Дорогая, ну что поделаешь, не оставлять же беспомощного старика один на один со своей немощью? - спросил виновато Виктор. - Сейчас мой отец нуждается в заботе, а потом твои родители тоже не молодеют, мало ли как получится, возможно кого-то из них тоже придётся досматривать. Наташа недовольно поджала губы. Она понимала, что это рано или поздно случится, но всё равно была очень недовольна тем, что этот момент наконец-то наступил. - Ну не хмурься, в любой ситуации есть плюсы. Пустим в квартиру отца квартирантов, всё какая-то копеечка плюсом будет нам идти. Да и пенсия у него хорошая, сколько там старику надо? - пытался привести доводы Виктор, чтобы у жены сменился гнев на милость. Наташа помолчала, подумала и сказала: - Ладно, что уж теперь поделаешь... Привози. - Урааа! Дедушка с нами будет жить! - обрадовалась маленькая Ксения. На выходных Виктор съездил к отцу и забрал его с нехитрыми пожитками. Дед Митя и сам очень переживал, что вот так приходится стеснять детей, но самому совсем невмоготу стало. - Здравствуй, деда! - радовалась Ксюша. - Теперь вместе будем жить! Ксюша заботливо отвела дедушку за ручку на кухню. - Пойдём обедать с тобой. - сказала она. Наталья усадила деда на кухне, сама пошла застелить диван и разложить вещи отца. - Мам, давай я тебе помогу. - радостно суетилась маленькая Ксюша. - Ну пойдём, пойдём, хлопотунья. - сказала Наталья. Через минуту она позвала мужа в спальню деда. - Вить. - тихо сказала она. - А где то старое постельное, что я тебе на тряпки для гаража отдавала? - Так оно ж совсем изношенное... - сказал Виктор. - Чего это изношенное? Я его тебе как от сердца оторвала! Давай-ка мне его обратно, я диван им застелю. Зачем старику новое? - сказала Наташа. - Где ты его положил? Или в гараж уже унёс? - Не успел. В коробке на балконе стоит. - сказал Виктор. Жил дедушка в квартире, особых хлопот не доставлял, много с внучкой проводил времени. Однажды, когда Наталья убиралась в комнате у деда, Ксюша сидела на стульчике и болтала ножками... Наташа снимая постельное сказала вслух: - Наверное пора всё же выкинуть... - Мам, не надо выкидывать! Хорошее же ещё. Ты в кладовку положи, а когда вы с папой станете старенькими, я вам постелю. Зачем вам новое? (Автор: Из сети)