Предыдущая публикация
🔦Вечерочком для души...
"НЕЛЮБИМАЯ
Дохтор, а дохтор, можа помрет девчонка-то? Родила-то ее Клавка до сроку. Слабенькое ведь дитя-то…
Варвара, ширококостная женщина неуклюже шла за докторшей и с надеждой заглядывала ей в глаза.
- Ну что вы, женщина. Девочка недоношенная, но крепенькая. Не переживайте, все будет хорошо. И с дочкой вашей, и с внучкой.
- Ну, дай Бог, - проговорила женщина в след удалявшейся докторше, а когда та скрылась в кабинете, пробормотала, - вот горе-то.
Горе случилось в семье Варвары шесть месяцев назад, когда зашедшая на огнек соседка, баба дюже языкастая и в такой же степени любопытная, попивая чай с яблочными вареньем как бы невзначай обронила:
- Ты прибавление-то когда ждешь? Чать уже пеленкам начала запасаться?
- Какое прибаление? Ты что языком молотишь? – опешила Варвара.
- Как какое? Клавку-то твою на ферме на той неделе два раза полоскало. Я сама видала, как она рот фартуком зажала и выбежала из телятника.
- Може съела чего не того, - пыталась «держать оборону» Варвара.
- Ага, а то ты сама в тягостях ни разу не была, что к чему не знаешь. Али я не баба и ничего в энтом деле не смыслю.
Вечером тетка Варвара допросила Клавдию, а потом долго плакала, ругая, на чем свет стоит непутевую дочь, нерожденного младенца, загорелого шабашника, которого уже и след простыл, а заодно с ним и всю мужскую братию.
Появление маленькой горластой Зинки радости не вызвало, только хлопоты, обиду и жгучее чувство стыда. Клавдия особой нежности к ребенку не проявляла, брала на руки, когда кормила или когда разорется, но не более того. Тетка Варвара посматрилала на внучку равнодушно, любви тоже не выказывала. И то, уже четвертая внучка, чему радоваться-то. Да и в девках ее дочь родила, тоже мало хорошего. Так что пришла Зинка в этот мир нелюбимой и нелюбимой затопала нетвердыми ножкам по жизни.
Через год Клавдия подалась в рабочий поселок, искать свое бабье счастье. Зинка осталась у тетки Варвары, как-никак родная бабка, не чужой человек. Девчушка особой заботы не требовала, ела, что дают, засыпала в положенное время, не болела. Докторша не обманула, Зинка была крепенькой и, увы, по-прежнему не любимой.
У бабки Зинка прожила до семи лет. За это время Клавдия успела освоить профессию маляра, выйти замуж и родить Кольку. Вот тогда-то Клава и вспомнила про Зинку, а что, девчонка уже взрослая, помощница матери будет. Она приехала в деревню за дочкой, но Зинка, видевшая мать регулярно два раза в год, особой радости от встречи не выказала. Клавдия посмотрела на девочку с укором:
- Ууууу, Зинка, ты как не родная. Другая бы обрадовалась, ластится стала, а ты стоишь, как чужая…
Провожая девчонку, тетка Варвара даже слегка всплакнула, поскучала пару дней, но в следующую субботу ей привезли двух внучек от старшего сына, любимых Леночку и Оксаночку. И тетка Варвара в заботах и хлопотах быстро забыла о Зинке. Нелюбимая теткой Варварой Зинка о бабушке особо не жалела, а вот разлука недавно вылупившимися желтенькими цыплятами вызвала потоки слез.
В рабочем поселке Зинке не особо понравилось, но выбирать ей не приходилось. Со временем она привыкла, обзавелась подружками, пошла в школу. После школы делала уроки, бегала в магазин за хлебом и молоком, чистила картошку к приходу матери. Когда стала постарше ходила за Колькой в детский сад, и, подражая матери, говорила большеголовому пацану:
- Смотри под ноги, наказание ты мое. Сил моих с тобой не хватает! Тяну из себя жилы из последних сил, а от вас никакой помощи!
Слов любви Колюня от сестры не слышал, это и не удивительно, Зинка тоже ни от кого не слышала слов любви, впрочем, она и не ждала слов этих, он была нелюбимой. Девочка почти не страдала, она не знала, что может быть по-другому.
Впрочем, Зинка слышала, как ее подружек их матери называли ласковыми именами, да и ее мать называла Коленьку то солнышком то котенком. А Зина бывшая Зинаидой, Зинкой или просто Зиной, искренне считала, что ей солнышком быть не полагается, она взрослая, в отличие от Колюни.
Дома Зину хоть и не ласкали, но особо не обижали, куском хлеба не попрекали. Хоть и не наряжали и разносолами не баловали, но и оборванной и голодной Зинка тоже не была, она просто была нелюбимой.
В пятнадцать лет Зина оставила холодный дом, за восемь лет не ставший ей родным. Поступила в городе в училище, решила учиться на кондитера. Была у нее мечта, наесться пирожных до отвала. В городе Зинаиде понравилось, кроме нее еще три девчонки в комнате общежития, после занятий сама себе хозяйка.
А когда встретила она Володьку, так жизнь и вовсе заиграла красками. Несмотря на глубокий промозглый ноябрь солнце светло для Зинки как никогда. Девчонки соседки все понимали и выходили на часок из комнаты посмотреть телевизор в красном уголке. Володька не робел, говорил слова какие-то красивые от которых кружилась у Зинки голова, и перехватывало дыхание.
- Ты моя любимая, - шептал он, и Зинка, привыкшая к вечной нелюбви, млела от счастья.
А вскоре ее стало подташнивать по утрам. Ей бы дуре сразу к врачу бежать, да куда там, пропустила она нужное время. Восемнадцати Зинаиде не было, пришлось брать справки у врача и двигаться под руку с резко поскучневшим Володькой в ЗАГС.
И началась для Зинки семейная жизнь, а одновременно с этим закончилась ее короткая любовь. Молодые переехали в дом к мужу. Мать и бабка Володьки особой любви по отношению к Зине не проявляли, но невестку на своих метрах прописали. Куда деваться, не она первая и не она последняя, будут потихоньку жить. Может, все и к лучшему, родится ребенок, Вовка остепенится.
Зинкина подружка из поселка ей завидовала:
- Счастливая ты, в городе жить будешь, городской станешь.
Зинка ее не переубеждала. Не будешь же всем рассказывать, что ее городская жизнь – одно название. Дом в частном секторе, удобства как в деревне, за водой надо идти на колонку, в конец квартала. Но Зина не жаловалась, она привычная. В каждую руку по ведру, и пошла потихоньку. А вода в ведрах плещется, ноги студит. Вот так она вместе со студеной водицей расплескала и своего еще не рожденного ребеночка. Свекровь ее ругала, да разве она, Зинка это специально?
Вовка вроде как бы даже жалел ее, правда недолго, день или два. А вскоре загулял, закутил с дружками и товарищами. Мать и бабка его Зинку из дома не гнали, пусть пока живет, по дому помогает. А может что-то и сложится у них. Да не сложилось, через некоторое время привел Вовка другую бабу, сказал, что не любит он ее, Зинку, да и никогда не любил.
Зинаида подружкам пожалилась, поплакала, но недолго. И что из того, что не любит, так она привычная, всю жизнь нелюбимая. Собрала вещички, молча выслушала указание свекрови идти на все четыре стороны и захлопнулась за ней дверь чужого дома.
Пошла Зинаида в заводское общежитие. А что, столовая на территории завода, общага недалеко от проходной, да и клуб заводской рядом. Не жизнь, а малина, живи да радуйся. Вот Зинаида и радовалась, не клята, не мята, уже хорошо. Вместе с товарками шла с работы и на работу, вместе в клуб, вместе в кино.
Домой, к матери, отчиму и брату Зинаида ездила редко. Не ждали ее там, ну так и она не особо навязывалась. Бабка Варвара померла, когда Зинке шел двадцать первый годок. Съездила на похороны, посмотрела на родные некогда места.
Бабка Варвара свой дом отписала любимым внученькам Леночке и Оксаночке. Зинка на нее в обиде не была, что же, они любимки, бабушкины ягодки-малинки. А она Зинка, так, отрезанный кусок, нелюбимая внучка.
Если Зина на наследство не претендовала, то другие родственники из-за бабкиного пятистенка разругались в хлам. Больше всех кричала и кляла родственников Зинкина мать Клавдия, сокрушалась и причитала, что ее дорогому Коленьке ложки гнутой бабка не оставила. А разве он не внук? Разве чем хуже Ленки с Оксанкой? Стеная и причитая, Клавдия про старшую дочь не вспомнила. Зинке и гнутой ложки не полагалось.
Пыталась Зинаида пару раз свою жизнь устроить, сходилась с мужчинами, да не сложилось у них. В ЗАГС правда никто из ухажеров Зину не повел, так она и не особо в этот ЗАГС рвалась. Побывала уже один раз, хватит.
Личная жизнь Зинаиды не заладилась оба раза по схожим причинам. Один мужик пил и водил баб, другой пил и бил. Сама решай, что хуже, что лучше. Зинка и рада была, что с ЗАГСом связываться не стала, потом бы без кутерьмы не обошлось. А так побросала вещички в дерматиновый чемоданчик и вернулась на казенную койку к любимым подружкам.
В общежитие вечерами Зинаида не торопилась, больше десяти лет скиталась она по общагам, опостылели чужие койки. И не диво, Зинаиде было уже под тридцать, а в эти года любой бабе свой угол хочется, что бы своя кастрюлька на своей полке стояла. А одиноким, понятное дело, квартиры дают в последнюю очередь, семейным-то оно нужнее.
Иногда заглядывала Зинаида в подсобку к тете Асе, мывшей вечерами полы в заводоуправлении, поговорить по душам. Через три или четыре месяца таких разговоров завела тетя Ася с Зинаидой беседу с интересом:
- Зин, у меня год назад племянница родами померла, так после нее девчоночка осталася и мужик. Я уж не первый день к тебе присматриваюсь, баба ты справная, работящая. Матвей, племянницы-то муж, тоже мужик положительный. Ты подумай, может, сойдетесь. Бить он тебя не будет, он смирный. И выпивает только по праздникам и в меру. Может с лица не очень видный, слов красивых, говорить не научен, но Шурку мою он жалел, а что нам еще бабам надо. Ты подумай, Зин. Девчоночка совсем крошечка, мамкой тебя звать станет…
Зинка подумала и перешла на житье к Матвею. Побелила к майским праздникам его комнатенку, купила разного ситчика. Из зеленого в белый цветочек, пошила занавески, из желтенького и голубенького сшила девчушке пару платишек. Девчоночка, Сонечка, скоро говорить начала, мамкой Зинаиду стала звать.
Матвей был мужиком смирным, жену не обижал, зарплату отдавал, слова грубого не сказал. Правда, слов любви Зинаида от него тоже не слышала, да она и непривычной была к словам-то к этим. Зачем они ей, с рождения нелюбимой, смирилась уже.
Слова любви Зинаида услышала через три года брака, но не от мужа. Прибежала со двора Сонечка, сжимает в кулачке желтые одуванчики, обнимает Зину, чмокает сладкими от конфеты губами в щеку и шепчет:
- Мама, я тебя люблю. Больше всех люблю, больше папы, больше бабы Аси, больше куклы Юльки.
Зинаида обнимает дочку, смеется и плачет одновременно, вот наконец-то и она стала любимой.
Спустя год родила Зинаида Ильюшку. Матвей жену жалел, и ночью вставал к малышу, и пеленки развешивал, и коляску помогал из подъезда выносить. А вскоре дали им от завода квартиру. Большую, светлую, живи и радуйся. Зинаида и радовалась, было чему.
Вырастили они с Матвеем детей, дождались внуков. Закатывает посидевшая Зинаида компоты на даче, а рядом малышня вертится.
- Бабушка, я тебя люблю, - кричит Оля.
- Бабушка, и я тебя люблю, - вторит ей Денис.
- Баба, я бя люлю, - лепечет младшенькая Машенька.
- Мы все бабушку любим, пряча улыбку в седых усах, говорит дед Матвей.
Зинаида незаметно вытирает набежавшую слезу. Много лет назад она даже не думала, что судьба подарит ей, с рождения нелюбимой, столько любви".
Автор: Татьяна Норовкова
Следующая публикация
Нет комментариев