Отряд шел форсированным маршем и 6-го мая был уже в Костеке.

Здесь г. м. Таубе получил известие от Сулейман-паши, что Кази-мулла, с 500-ми человек, 4-го числа передвинулся из Чумкескента к деревне Атлы-Боюн, отстоящей от резиденции шамхала в 8-ми верстах, и намерен, по присоединении к себе жителей этой деревни, накинуться на Тарки. «Дабы не допустить мошенников исполнить свои замыслы», он сейчас же сообщил майору Ивченко (не зная еще, что его сменил Дистерло), чтобы тот, пригласив Ахмет-хана с милициею, двинулся к позиции неприятеля и преградил бы «зловредному скопищу путь отступления». 7-го же мая генерал Таубе, уведомляя шамхала с поста Озени, что на утро намерен атаковать горцев, просил его собрать милицию и занять позицию в тылу неприятеля, а также высоты по дороге к селению Атлы-Боюн в оба пути; затем, не начиная дела, ожидать прибытия отряда, «чтобы общими силами напасть на мошенников». На рассвете 8-го мая он получил уведомление от шамхала, что ночью высоты будут им заняты, вследствие чего, оставив вагенбург в Озени, Таубе двинулся к Атлы-Боюну. В двух верстах от этой деревни он был встречен сильным огнем неприятеля, который укрепился за завалами вправо от дороги, у подошвы горы. Чтобы вытеснить его оттуда, Таубе поставил одно конное орудие, под прикрытием роты, правее завалов и приказал действовать из него во фланг горцам, а сам, с двумя другими орудиями и батальоном, приняв влево, подвинулся к ущелью, находившемуся с правой стороны деревни, из которого неприятель вел оживленную перестрелку, и, в свою [206] очередь, открыл огонь гранатами. После нескольких удачных снарядов толпы очистили завалы и потянулись вверх к деревне. Таубе, оставив одно орудие с ротою пехоты вправо от завалов, с остальными войсками двинулся к ущелью, которое вело прямо в Атлы-Боюн. Приблизившись к нему на картечный выстрел, и будучи встречен сильным огнем с обеих боковых высот, он остановил отряд и расположил всю артиллерию, под прикрытием шести рот, таким образом, чтобы она могла действовать «направо, налево, по покатостям гор и в середину ущелья», а одну роту передвинул влево на двести сажень от колонны. Обоз и тыл были прикрыты казаками.
После нашего сильного артиллерийского огня неприятель оставил покатости гор, а кавалерия шамхала тарковского в это время обошла по высотам и стала у него в тылу. Таубе, полагая, что шамхал введет в дело свою милицию и тем отвлечет часть неприятельских сил, который к этому времени, как обнаружилось впоследствии, возросли уже до двух тысяч человек, счел этот момент наиболее удобным, чтобы пробиться к деревне прямо по ущелью, и задачу эту возложил на 1-й батальон Бутырского полка. Но лишь только этот батальон дошел до входа в тесное ущелье, как увидел перед собою высокий завал, преграждавший всю дорогу, который невозможно было обойти. Пока передовые люди, под прикрытием ружейного огня остальных, разбрасывали завал, горцы опять заняли покатости гор с обеих сторон ущелья и, притаившись за камнями и кустарниками, сыпали на бутырцев град пуль. Но молодецкий батальон одолел, наконец, каменную преграду, пробился через нее и быстро двинулся вперед. Вдруг, он почти в упор нарезался на другой завал, за которым [207] красовались еще два новые, и сразу окунулся в перекрестном огне с трех сторон — с фронта и с флангов. Бутырцы не дрогнули, не отступили, но усилия их овладеть передовым завалом были бесплодны, и они гибли безнаказанно. Шамхал в это время оставался со своею милициею в полном бездействии, в одной версте от деревни, а отряда подполковника Дистерло не было и признаков. Не желая отдавать на жертву храбрые войска, которые в короткое время понесли сильные потери, Таубе подкрепил первый батальон сотнею спешенных казаков и кое-как вывел его из жаркого дела. Отступив из ущелья и став вне выстрела, г. м. Таубе приказал собрать убитых, перевязать раненых, а затем двинулся назад и остановился в семи верстах от места боя, у шамхальских мельниц. Потеря наша была весьма чувствительная: убиты — один обер-офицер 49 и десять рядовых; ранены — пять обер-офицеров и 68 нижних чинов; контужены — 1 обер-офицер и 14 нижних чинов. О потере горцев носились только слухи, будто они имели до 80-ти убитых и до 100 раненых, но верных сведений собрать было невозможно 50. Подполковник фон-Дистерло, как оказалось в тот же день, не мог прибыть к месту боя потому, «что получил предписание о выступлении только в шесть часов утра 8-го числа и, при расстоянии в 80 верст, отделявшем его от Таубе, ни в каком случае не поспел бы своевременно». Оправдание это было, конечно, не вполне уважительное, но с ним необходимо было примириться.
Несмотря на нашу крупную неудачу, г. м. Таубе не [208] оставлял своего намерения выгнать Кази-муллу из Атлы-Боюна и в тот же день сделал для этого соответственные распоряжения. Он предписал подполковнику фон-Дистерло — на рассвете 10-го мая непременно стать на высотах в тылу неприятеля, затем по сигнальному пушечному выстрелу открыть действия и как можно поспешнее занять Атлы-Боюн; шамхалу же тарковскому поручил, со всею его милициею, присоединиться к нему и, при пособии отряда, «напасть вторично с того же места», откуда поведено было наступление 8-го мая. Но шамхал, явившись к Таубе, объявил, что у него нет более милиции, так как она ушла к Кази-мулле, а если и можно набрать сколько-нибудь из числа жителей, то на них положиться опасно, потому что наверное изменят; даже 30-40 человек его приближенных не подавали ему полной надежды на приверженность и верность нам. Этим он лучше всего обрисовал положение шамхальства и успехи Кази-муллы. Находя невозможным возобновить действия без помощи шамхальской милиции, а в то же время, признавая положение маленького отряда в Кафыр-Кумыке не вполне безопасным, и видя, что Кази-мулла угрожает резиденции шамхала, Таубе отказался от своего предприятия и отозвал Дистерло в Тарки, куда вслед затем выступил и сам со всем отрядом. 10-го мая Дистерло присоединился к нему с шестью ротами Куринского полка, четырьмя орудиями легкой № 3 роты 21 артиллерийской бригады и сотнею донского казачьего № 13 полка. Численность войск соединенных отрядов доходила, таким образом, до 2300 строевых нижних чинов, при восьми орудиях. Таубе, находя эти силы весьма недостаточными, чтобы предпринять против неприятеля какое-либо наступление, решил, по его словам, «вести войну оборонительную до прибытия значительного числа войск и только [209] наносить вред взбунтовавшимся деревням». Но он даже и этого не делал, а оставался исключительно в одном лишь созерцании целую неделю, собирая только разные сведения. Сущность их состояла в том, во-первых, что Кази-мулла отправил в Чечню за усилением для себя бывшего при нем Андреевского беглеца Кякя-муллу и сына Учара-Гаджи, убийцы Грекова и Лисаневича, которые сразу завербовали и послали ему пока 60 человек; а во-вторых, что вслед за ними поднимается значительное число чеченцев, и имам намеревается произвести нападение на наши владения в глубине Чечни. Устрашенный этим последним обстоятельством, г. м. Таубе поспешил донести г. от к. Емануелю, что считает крайне необходимым иметь отряд у кр. Внезапной; но так как для этого на левом фланге линии нет свободных войск, то и выступает туда сам, тем более, что по полученным им сведениям, на смену его отряда в Тарки идет с войсками г. м. Каханов. От слова Таубе немедленно перешел к делу, и 16-го мая, по прибытии г. м. Каханова, действительно, выступил из Тарки обратно на линию 51. Генерал-лейтенант Панкратьев не крепко огорчался отбытием Таубе, так как, по его мнению, «он привел дела в Дагестане в худшее положение, чем они были дотоле» 52.