Предыдущая публикация
ПОРА УХОДИТЬ...
Пёс поднял голову и взглянул на него такими глазами, что у старика что-то дрогнуло внутри.
— Ну что, братец, — начал было Виктор Сергеевич и осёкся.
А потом случилось то, что изменило всё окончательно.
Показать ещё
— Опять ты здесь, — проворчал Виктор Сергеевич, глядя на лохматую дворнягу, свернувшуюся калачиком у его калитки. — Ну и что мне с тобой делать?
Пёс поднял голову и взглянул на него такими глазами, что у старика что-то дрогнуло внутри.
В этом взгляде читалась не просто просьба — в нём была какая-то безысходная тоска, так похожая на ту, что поселилась в его собственной душе после всего.
Февральский ветер швырнул в лицо горсть колючего снега, заставив Виктора Сергеевича поёжиться и плотнее запахнуть старую куртку.
— Ладно, сиди. Только не думай, что я тебя насовсем тут оставлю.
Он медленно побрёл к дому, стараясь не поскользнуться на обледенелой дорожке. Старые кости уже не те, что раньше — одно неверное движение, и привет больница. А кому он там нужен? Никому.
В доме было холодно и тихо. Как всегда. Виктор Сергеевич механически включил телевизор — просто чтобы не слышать этой давящей тишины. Диктор что-то вещал про международную обстановку, но слова пролетали мимо сознания.
Взгляд упал на фотографию на стене: они с женой и сыном на даче, все улыбаются, счастливые. Господи, неужели это было всего пять лет назад? А кажется — в другой жизни.
Сначала ушёл сын. Нелепая авария на пустой дороге. А через год не выдержало сердце у Анечки. Врачи говорили — инфаркт, но Виктор Сергеевич знал: она просто не смогла жить без Димки. Да и он сам едва не последовал за ними тогда.
Вой за окном вырвал его из горьких воспоминаний. Пёс! Он же там совсем замёрзнет в такой мороз.
— Да чтоб тебя, — проворчал старик, натягивая куртку. — Говорил же — не приживайся тут.
Дворняга всё так же сидела у калитки, только теперь дрожала крупной дрожью.
— Ну-ка, иди сюда, — Виктор Сергеевич присел на корточки, протягивая руку. — Не бойся.
Пёс неуверенно приблизился, принюхиваясь. А потом вдруг лизнул морщинистую ладонь и завилял хвостом — слабо, будто спрашивая разрешения.
— Эх ты, горемыка, — вздохнул старик. — Ладно, пошли в дом. Только на одну ночь, слышишь? Утром чтоб духу твоего тут не было.
В тепле пёс отогрелся, повеселел. Виктор Сергеевич налил ему воды, а потом, подумав, достал из холодильника остатки вчерашнего супа, немного подогрел.
— На вот, поешь. Небось голодный?
Дворняга уплетала суп с такой жадностью, что было ясно — не ела несколько дней. А может, и дольше.
— Да уж, досталось тебе, — пробормотал старик, разглядывая своего нежданного гостя. — И кто тебя такого породил? Ни породы, ни красоты.
Но это была неправда. Что-то было в этой дворняге... Что-то особенное. Может, взгляд — умный, всё понимающий. Может, хвост, которым он так радостно вилял в ответ на каждое слово. А может, просто то, как он смотрел — словно видел Виктора Сергеевича насквозь, всю его одинокую душу.
Ночью пёс устроился на старом коврике у двери — даже не пытался забраться на диван или кресло. Только вздыхал иногда во сне, да поскуливал тихонько.
Виктору Сергеевичу не спалось. Он лежал, прислушиваясь к этим звукам, и думал о том, как давно в его доме не было слышно ничего живого.
Утром он первым делом выглянул в коридор — там ли его ночной гость? Пёс был там. Сидел, виновато опустив голову, словно понимал — пора уходить.
— Ну что, братец, — начал было Виктор Сергеевич и осёкся.
За окном мела метель, да такая, что в двух шагах ничего не разглядеть.
— Вот же погода, — проворчал он. — Ладно, побудь ещё немного. В такую метель только собак на улицу выгонять.
Пёс благодарно завилял хвостом.
Дни потянулись один за другим. Каждое утро Виктор Сергеевич говорил себе — всё, сегодня точно выставит дворнягу. А каждый вечер находил причину этого не делать: то снег, то дождь, то просто "поздно уже".
Пёс тем временем обживался. Научился проситься на улицу, деликатно поскребывая дверь. Не попрошайничал, но с благодарностью принимал любое угощение. А главное — он словно чувствовал настроение хозяина.
Когда Виктору Сергеевичу становилось совсем тоскливо, дворняга подходил, клал голову ему на колени и смотрел своими умными глазами. И от этого взгляда на душе теплело.
— Дружок ты мой, — как-то сказал старик, почёсывая пса за ухом. И вдруг понял — вот оно, имя. То самое, правильное. — Дружок!
Пёс радостно гавкнул, словно соглашаясь.
А потом случилось то, что изменило всё окончательно.
Виктор Сергеевич возвращался из магазина, прижимая к груди пакет с продуктами. Дорожка предательски обледенела, припорошенная свежим снегом. Он шёл осторожно, маленькими шажками, но всё равно не заметил блестящую наледь под снегом.
Нога поехала в сторону, пакет выпал из рук. Отчаянная попытка удержать равновесие только ухудшила ситуацию — он рухнул на бок, и острая боль пронзила бедро. Банка тушёнки откатилась в сугроб, рассыпался пакет с крупой.
— Чтоб тебя, — процедил он сквозь зубы, пытаясь подняться. Но тело не слушалось. Каждое движение отзывалось такой болью, что темнело в глазах.
Вокруг ни души — в такой мороз все сидели по домам. Телефон, как назло, остался на тумбочке. А холод уже пробирался под куртку, заставляя дрожать всем телом.
— Дружок! — позвал он в отчаянии. — Дружок!
Пёс услышал зов даже через закрытую калитку. Заметался по двору, скуля и подвывая. Виктор Сергеевич видел его мечущийся силуэт за штакетником — как же он выберется?
Но Дружок недаром прожил на улице — он помнил все лазейки. Нырнул под забор в том месте, где когда-то сам прокопал ход, и через мгновение уже был рядом с хозяином.
Скулил, лизал лицо, пытался подлезть под спину, словно хотел помочь подняться. А потом замер, будто что-то решив для себя.
— Куда же ты? — только и успел крикнуть Виктор Сергеевич, увидев, как пёс сорвался с места и побежал к дороге.
Дружок нёсся со всех лап, высматривая прохожих.
Завидев человека в конце улицы, помчался к нему. Лаял, отбегал немного и возвращался, явно показывая — иди за мной!
Через несколько минут послышались быстрые шаги.
— Эй, с вами всё в порядке? — молодой мужчина склонился над Виктором Сергеевичем. — Я шёл мимо, а тут собака. Прямо под ноги бросилась, тянет за собой.
В приёмном покое больницы Виктор Сергеевич места себе не находил. Нет, не из-за боли — врачи уже вкололи обезболивающее. Его мысли были только о Дружке.
— Сестричка, — окликнул он молоденькую медсестру, — телефон бы мне. Позвонить надо срочно.
— Вам сейчас волноваться нельзя, — строго ответила та. — Вот перевезут вас в палату.
— Да какое волноваться! У меня собака дома одна осталась. Замёрзнет ведь, голодная.
Что-то в его голосе тронуло медсестру. Может, искренняя тревога, может, дрожащие нотки отчаяния.
— Ладно, держите, — она протянула свой мобильный. — Только быстро.
Виктор Сергеевич трясущимися пальцами набрал номер соседки.
— Маша, Марья Петровна! Христом Богом прошу — выручай. Я в больнице. Да нет, жив-здоров, только нога. Слушай, там у меня Дружок один остался. Ключ под старым цветочным горшком, знаешь? Покорми его, пожалуйста. И печку затопи, а то замёрзнет совсем.
— Господи, Вить, да о чём речь! — всплеснула руками на том конце провода Марья Петровна. — Я прямо сейчас побегу. Не волнуйся, присмотрю за твоим охранником.
И правда — уже через час прислала фотографию: Дружок, довольный, вылизывает миску с остатками домашнего борща.
— Ишь ты, разбаловала его соседка, — улыбнулся Виктор Сергеевич, разглядывая фото. На душе потеплело.
Уже потом, когда наложили гипс и перевели в палату, он наконец осознал — а ведь Дружок действительно спас ему жизнь. В такой мороз долго на земле не пролежишь.
Вернувшись домой, он первым делом обнял своего спасителя.
— Ну всё, всё, — бормотал он, чувствуя, как пёс дрожит от радости. — Теперь мы с тобой точно одна семья. Никуда я тебя не отпущу.
А Дружок и не собирался никуда уходить. Он нашёл свой дом.
Прошла зима. В палисаднике зацвели первые тюльпаны — Анечка всегда любила эти цветы.
Виктор Сергеевич сидел в старом кресле на веранде, глядя, как Дружок гоняет воробьёв. Вот уже и будка у него есть — сам смастерил, руки-то помнят. И миска своя, и даже ошейник с медальоном, где выгравировано имя и адрес.
— Вить, к тебе можно? — соседка, Марья Петровна, заглянула через забор. — Я тут пирожков напекла.
— Заходи, конечно! — улыбнулся он. — Сейчас чайник поставим.
Дружок радостно подбежал к калитке — он уже знал, что у Марьи Петровны всегда найдётся для него что-нибудь вкусное.
— Ишь, как похорошел твой охранник-то, — заметила соседка, присаживаясь рядом. — И ты, Вить, другой совсем стал. Улыбаться начал.
Виктор Сергеевич только кивнул. Да, он изменился. Научился снова улыбаться. Научился радоваться мелочам — утренней прогулке с Дружком, тёплому солнцу, запаху весны.
А вечером они снова сидели вдвоём у камина — старик и его верный друг. За окном шумел весенний дождь, но им было тепло и уютно.
— Знаешь, Дружок, — тихо сказал Виктор Сергеевич, глядя на огонь, — а ведь это ты меня спас. Не тогда, на льду. А гораздо раньше. Когда появился у моей калитки.
Пёс поднял голову и посмотрел на него своими умными глазами. В их глубине плясали отблески пламени, а может — отражалась та самая душевная теплота, которая соединила два одиноких сердца.
Следующая публикация
Комментарии 2