Я познакомился с Гердтом в Одессе в 1963 году, в санатории им. Чкалова. Он был в гостях у А.И. Райкина, в театре которого я был уже семь месяцев. Зная, что ему для спектакля нужны молодые артисты, я привел Милу Гвоздикову, он принял ее моментально! И встретив Витю Ильченко, предложил показаться Райкину. На веранде сидели жена Райкина и Гердт, который читал или делал вид, что читает газету. Витя что-то исполнил, не очень удачно, Райкин посмотрел на Гердта, тот читал! А. И. посоветовал Вите оставаться инженером, и когда мы уходили, у Вити заиграло самолюбие, и он начал показывать импровизацию. Гердт отложил газету, смотрел, потом из-за газеты раздался его баритональный смех, и, видимо, это сыграло на зачисление Ильченко в театр Райкина. Театр Райкина полгода гастролировал в Москве, и я имел возможность видеть персонажи Гердта в театре кукол! Он был за ширмой, но его талант был шире, чем эта ширма! И он стал сниматься в кино, играл в театре. И публика уже не замечала, что он не сгибает ногу после ранения на фронте! Такой спектакль, как "Костюмер" с Якутом, его персонажи в мюзиклах, а Паниковский в "Золотом теленке"! Я имел счастье сниматься с ним в Одессе в фильме "Биндюжник и Король" по Бабелю, вот где было много времени пообщаться. Снимали на Молдаванке, люди собирались, толпами подходили к Зиновию Ефимовичу, жали руки, кормили, рассказывали про свою жизнь, анекдоты! А как он любил Одессу! Думаю, что не меньше, чем свою Татьяну. Как-то он сказал мне: "Пойдем на Дерибасовскую, погуляем!". Я сказал: "Вам не удастся". "Почему — вам нельзя? Тебе можно, а мне нельзя?" — "Погулять не удастся!" — "Не морочь голову, пошли!" — "Вам нельзя!" — повторил я. И когда мы появились на Дерибасовской, нас окружила толпа в пять колец. Шутки, смех, автографы, фото... И где-то через два часа самая активная одесситка крикнула: "Всё! Отходите! Дайте ему дышать! Ему нет воздуха!". Взяла его под руку и вывела с поля боя! Очнулись мы на Приморском бульваре. "Ну, — сказал я, — Погуляли?" После большой паузы он сказал: "Завтра пойдем опять туда, я хочу, чтобы они узнали и тебя тоже!". Потом он читал стихи Пастернака, и когда он посмотрел фильм "Биндюжник и Король", сказал: "Это твоя лучшая роль в кино! Я, правда, другие не видел". А как он горевал, когда не стало Вити Ильченко! Он звонил мне, долго молчал, потом сказал: "Такого друга у тебя не будет! Играй сам!". Он, по возможности, ходил нас слушать, приходил сам, тихо, и когда в паузе все молчали, раздавался его баритональный смех, именно там, где нужно. И я знал: Зяма (его так звали близкие) в зале! Он зашел за кулисы, поцеловал и сказал: "Ты знаешь, что сидишь в гримуборной, где сидел Райкин?" — "Конечно!" — сказал я. "А знаешь, я до сих пор рад, что участвовал каким-то образом в вашей судьбе!" Последняя встреча была на его юбилее. Он уже был болен, и когда в конце вечера Гердт встал, подошел к рампе и прочитал стихи Самойлова, зал плакал, хлопал, встал. Это был триумф, ради этого он жил, да нет — живет! В сердцах миллионов людей! Глава из книги Р. Карцева "Родился я в Одессе"