Мы живы, пока мы кому-то нужны,

И в малом нужны, и в великом.
Покуда не знает наш дом тишины,
Распуганной смехом и криком,
Пока для кого есть готовить обед,
Кого-то дождаться с работы,
И с кем пережить сонм печалей и бед,
И с кем разделить есть заботы.
Мы живы, пока есть кому позвонить,
Послушать, дождавшись ответа,
Пока есть возможность кому-то дарить
Подарки, цветы и конфеты.
Мы живы, когда, возвратившись домой,
Мы слышим: - Ну, где тебя носит?
Когда отдаем человеку с сумой
Последнее, хоть он не просит...
Мы живы, когда мы не можем уйти,
Оставив в беде человека.
Мы живы, когда продолжаем нести
Свой крест до скончания века.
Пока в нашем доме не гаснет окно,
Призывно гостей зазывая,
Пок

Медвежонок идёт к мамане по дороге, убитой солью:

"Мама-мама, смотри — я ранен.
Мама-мама, смотри — мне больно.
Забери меня снова в детство,
где малина и снов комочки".
Мать-медведица нянчит сердце.
На ветвях набухают почки,
и становится день зелёным,
и становится день красивым.
Мир качается, запелёнан, но крест-накрест, внахлёст, насильно.
Медвежонок принёс под мышкой
три предательства, две ошибки.
Тот момент, когда он был лишним,
тот момент, когда он был гибким,
тот момент, когда выбил раму, когда чуть не лишился друга.
"Я дурная зверюга, мама.
Очень добрая, но зверюга".
Мать-медведица гладит лапой по косматой башке и плачет.
Тусклым солнышком светит лампа,
тускло светит медвежий мальчик