Предыдущая публикация
Серый и другие волки (рассказ)
Михалыч жил в бревенчатой избушке в самой глуши леса. Вот уже более двадцати лет, каждое утро, бессменно обходя вверенное ему хлопотное хозяйство заповедника, он читал едва заметную книгу лесного бытия, понятную только ему.
Четверть века, день за днём он изучал жизнь лесных обитателей и со временем даже сам стал принадлежать к их числу. Небольшое пространство вокруг его избушки зверьё почитало за территорию Большого Бородатого Зверя с Гремящей Палкой и по-своему, по-звериному, отдавая дань уважения, обходило его стороной.
Однако таёжная жизнь, вопреки бытующему мнению, вовсе не повлияла на общительный и весёлый характер лесника. Даже напротив: здесь, в лесу открывался у человека удивительный дар совсем нового, неизвестного городскому жителю способу общения с самой Природой.
— Как ты с лесом, так и лес с тобой, — говорил Михалыч, когда рассказывал ту или иную байку о загадочной таёжной стране и её обитателях. Истории его люди слушали с удовольствием и даже сами просили рассказать что-нибудь этакое. Да и сам лесник во время своих нечастых появлений на селе рад был поболтать с местными, узнать последние новости и слухи.
Весёлый, бородатый, с живыми, горящими, будто два ярких уголька, глазами, он мгновенно производил смятение в женских сердцах, поражая своим обаянием в самую душу. Но распугав всех возможных кандидаток перспективой жизни «с волками и медведями по соседству», он так и оставался холостяком, не желая менять просторы лесного края на тесноту мира людей. Видимо, не дано было понять привыкшим к человеческому обществу людям, что там, в глуши заповедника, в самой его сердцевине, шла совсем иная жизнь. Жизнь, которую он знал и которую не променял бы ни на какую другую. В конце концов, сельские красавицы махнули на него рукой, печально соглашаясь с шуткой, сказанной одной из деревенских острячек: «Сколь Михалыча не корми, а всё равно в лес смотрит». На том и порешили.
Осень в тот год выдалась холодная и дождливая. Неуёмная влага проникала в каждую щепку, в каждый лист в лесу, превращая в кисель всё, до чего только смогла добраться.
Кутаясь в видавший виды выцветший брезентовый плащ Михалыч шёл привычной дорогой, изредка опираясь на палку, чтобы не упасть на скользкой от мокрой опавшей листвы и грязи тропинке. Мелкая изморось висела в воздухе, смывая границы между землёй и небом и превращая весь мир в единую размокшую массу. За большим бурым камнем, стоящим, словно часовой на посту, тропа сворачивала к реке, что текла через лес размеренно и важно, а затем внезапно срывалась в бездну грохочущим водопадом и далее уже бежала, весело прыгая по порогам, словно маленькая девочка на скакалке.
Вот там-то, под водопадом Михалыч и заметил странный силуэт, бесформенным пятном темнеющий на белых прибрежных камнях. Через несколько шагов стало ясно, что силуэт этот принадлежит молодому волку-первогодку. Огромные раны на голове и теле животного ещё продолжали кровоточить, а неестественным образом вывернутая передняя лапа была, по всей видимости, сломана.
— Эх, брат, как тебя... — печально покачал головой Михалыч, осматривая зверя. Зверь приоткрыл веки и взглянул на человека со страхом, недоверием и искренней вселенской болью, не ожидая с его стороны ни помощи, ни сочувствия.
Видимо тот упал со скалы, не удержавшись на скользких камнях. Об этом говорила разбитая голова и сломанная лапа. Но вот другие раны на теле волка заставляли задуматься. Такие нельзя получить при падении. Скорее всего, там, на вершине скалы произошла битва между двумя хищниками. И вот один в горячке сражения оступился на скользких камнях и теперь лежит здесь, беспомощный, и глядит на мир печальными жёлтыми глазами, полными боли и отчаяния.
Однако в ответ на попытку лесника осмотреть раны, волк предупредительно клацнул зубами, едва дёрнув разбитой головой и собрав для этого последние свои силы.
— Да лежи уж! — ответил на выпад зверя Михалыч, но руку отдёрнул. — И что же мы с тобой таким делать будем? — спросил он у распростёртого на камнях существа, будто ждал ответа. Волк взглянул на человека снизу вверх, будто спрашивая о чём-то, а потом вздохнул тяжело и печально, сознавая горькую свою участь.
Михалыч подобрал две короткие палки, лежавшие тут же, на берегу реки и примотал их к поломанной волчьей лапе кушаком от плаща. Испуганный непонятными действиями человека, хищник попытался рычать и даже снова слабо клацнуть пастью, но получив лёгкий шлепок по морде, почувствовал силу и успокоился. Сняв с себя брезентовый плащ, лесник осторожно переложил волка на него, и потащил к избушке. Оставить раненое животное тут у водопада он побоялся. Беспомощный, истекающий кровью зверь в любой момент мог стать лёгкой добычей других хищников.
Дома, положив зверя на стол и предварительно связав ему пасть и лапы, Михалыч достал хирургический инструмент и принялся зашивать раны на теле волка.
— Ну вот, дорогой, сейчас тебя заштопаем, и будешь как новенький, — приговаривал он ласково, будто бы обессиленный хищник и в самом деле мог понять его. Ловко перехватывая иглу из одного корнцанга в другой, он зашивал рану за раной, а измученный зверь, видимо, чувствуя, что ему не вредят, не сопротивлялся, во всём положившись на свою судьбу.
Закончив работу, Михалыч положил волка у двери, на старой фуфайке, поставив ему перед носом миску с водой.
— Ну, если до утра дотянешь, будешь жить, — ободряюще подмигивая, сказал он волку.
Шло время. Через пару дней волк предпринял попытку встать на лапы. Неловко поджимая перевязанную правую переднюю, на трёх дрожащих он сделал первый шаг по комнате. Затем ещё и ещё.
— Ну что, как звать-то тебя будем? — спросил Михалыч, глядя на волка. — Давай, будешь Серым? Не возражаешь?
Серый не возражал. Шатко передвигаясь по комнате, он тыкался носом то под стол, то под шкаф, пытаясь понять и запомнить все её запахи. Запомнил он и запах хозяина избушки, издали повернув морду в его сторону и тихонько фыркнув носом.
На следующий день Серый вышел во двор.
— Ого, да на тебе всё как на собаке заживает! — поприветствовал волка Михалыч, когда тот неожиданно появился на крыльце и стоя на трёх шатающихся лапах, стал принюхиваться к незнакомому для себя миру. Заметив, как Серый косится на кур, копошащихся в вольере, защищённом от дикого зверья металлической решёткой, лесник нахмурился. — Ну, ты гости- гости, но меру знай! — строго сказал он Серому, и тот, кажется, послушался, отведя взгляд в другую сторону.
— На, вон, лопай! — с этими словами лесник швырнул волку несколько рыбёшек, пойманных сегодня утром в реке, что протекала почти у самой его избушки.
Волк испуганно отскочил, затем робко ткнул носом в рыбу и быстро съел всё, до последней чешуйки.
— Ну вот, то-то! — усмехнулся Михалыч. — А курей не трогай. Понял?
Прошло дней десять. Серый окреп, раны на его боках и голове затянулись, и повреждённая лапа уже срослась и не нуждалась в повязке. К тому времени он уже узнавал лесника, приветливо, как настоящая собака, виляя хвостом, когда тот приходил из лесу. Иногда Серый даже позволял себя гладить, но не более. В душе он по-прежнему оставался волком. Готовый стать настоящим матёрым лесным хищником, он безудержно рвался в лес. И едва почувствовал в себе прежнюю силу, позволяющую жить самостоятельно, он тут же покинул гостеприимное жилище лесника. Он ушёл тихо, на рассвете. И проснувшийся чуть позднее Михалыч уже не увидел Серого ни в избушке, ни во дворе.
— Ну, будь здоров, не пакости, — тихонько сказал он в сторону леса и махнул рукой на прощание.
С тех пор и начали в лесу появляться следы молодого волка, одна лапа которого оставляла на мягком декабрьском снегу более слабые отметины, чем остальные. И в этих отметинах Михалыч безошибочно угадывал путь Серого. К зиме волк слился со стаей, но порою нет-нет да и пробегал, будто дозором, вокруг избушки Михалыча, вроде как узнать, всё ли в порядке.
Прошло полгода. Как-то среди ночи разбудила Михалыча череда выстрелов. Один, второй... Потом ещё раза три. Некоторое время лесник сидел на кровати, вслушиваясь в ночную тишину. Не почудилось ли, не приснилось? Но вот ещё два чётких выстрела разрезали ночную тишь леса, а через пару минут с заряженным карабином спешил Михалыч туда, откуда слышались эти звуки.
— Настоящие браконьеры стараются стрелять как можно меньше. Валят добычу с одного — двух выстрелов, — рассуждал лесник. — А тут целая канонада. Должно быть пьяная молодёжь тешится.
Ещё издали увидев свет фар, Михалыч замедлил шаг и осторожно стал приближаться к машине браконьеров.
В лучах нескольких фар хромированного кенгурятника, установленного на мощном заграничном внедорожнике, здоровый молодец лет двадцати, ловко орудуя огромными охотничьими ножами, разделывал тушу только что застреленного лосёнка. браконьеры В нескольких шагах поодаль лежала и сама лосиха, видимо, не представляющая для парня никакого интереса. Других браконьеров поблизости не было видно, и лесник сделал решительный шаг вперёд.
— Положите оружие и предъявите документы, — спокойным и железным голосом сказал Михалыч.
— Да ты что, дед, — так же спокойно ответил парень, продолжая как ни в чём ни бывало разделывать тушу.
— Отойти от лосёнка и предъявить документы! — повторил Михалыч и клацнул затвором.
— Ты что так разорался? — продолжая орудовать ножом, ответил парень. — Это что — твои родственники?
Браконьер расхохотался, как ему показалось, удачной шутке, не отходя ни на шаг от убитого лосёнка.
Неожиданный тупой удар в висок застал лесника врасплох. Михалыч потерял равновесие и рухнул на землю. Следующий удар пришёлся в грудь. Появившийся из темноты напарник браконьера бил ногой, не жалея и не выбирая места удара. Видимо, из-за яркого света фар кенгурятника, превращающего ночную мглу леса за лучами прожекторов в глухую чёрную стену, и не заметил лесник второго браконьера. Выбитый из рук карабин лежал шагах в пяти от него, а разгулявшиеся молодчики уже вдвоём ногами избивали Михалыча, не давая ему подняться. В окровавленной руке одного из браконьеров что-то блеснуло.
Но в следующую секунду большая серая молния пронеслась над телом лесника, и один из нападавших в тот же миг покатился по земле с жутким криком, прижимая к себе окровавленную руку. Второй нападавший был сбит с ног ударом мощных лап в грудь и лежал неподвижно, боясь пошевелиться. А над ним, демонстрируя острые как кинжал клыки, стоял огромный матёрый волчище.
— Серый! — узнал его Михалыч. И зверь приветливо махнул хвостом, не отводя взгляда от браконьеров.
— Слышь, дед, собаку убери, — взмолился парень, придавленный мощными лапами волка.
— Да нет здесь никаких собак, — спокойно ответил Михалыч, вставая на ноги и поднимая с земли карабин. — А волкам я не командир.
Только сейчас, увидев над собой пару жёлтых глаз, парень испугался не на шутку.
Слабо охнув, услышал он над собой грозное клокочущее волчье урчание, и где-то рядом в темноте ответила протяжным воем волчья стая.
Спокойно осмотрев машину, собрав документы и оружие, Михалыч достал из кармана кусок бинта и, показав его белому как мел браконьеру, всё ещё прижатому к земле волком, положил на капот джипа. — На, перевяжешь товарища.
Затем лесник кивнул волку, как бы зовя его за собой: «Пошли Серый, теперь они нам уже не навредят», повернулся и пошёл через лес, в деревню, будить участкового.
Так и шли они рядом. Человек и зверь. Связанные одним миром, одной жизнью.
Следующая публикация
Комментарии 1