Чёрный квадрат. 2016
В залах «ГЭС-2» открыта экспозиция «Квадрат и пространство», а в аннотации говорится, что проект посвящён влиянию творчества Казимира Малевича на искусство ХХ века и взаимодействию зрителя с произведением, а произведения - со зрителем. Надо сказать, что выставка настолько изысканно-концептуальна (о, тут преизрядная доля сарказма), что к её пониманию надо подходить издалече. Требуется даже не один экскурсовод, а целая разъяснительная бригада. Потому-то и были выпущены симпатичные брошюры, которые можно бесплатно взять на специальный витринках. Так, «Чёрный квадрат» Малевича роднят с QR- кодами, вмещающими огромное количество информации, а квадрат как таковой – с идеями урбанизма, тяготеющими к простейшей геометрии. Вспоминается английское square – одновременно и квадрат, и площадь, центр городского бытия. Патентованная заумь как она есть. Кстати, словечко «заумь» было в ходу во времена Казимира Малевича, а такой видный деятель, как Алексей Кручёных именовал свои стихи «заумными». Так что сие в пору.
Ещё сложнее разобраться в подборе экспонатов. Так, «Чёрный квадрат», как гимн чистому искусству, предваряют «Чёрное море» Ивана Айвазовского, «Степь» Архипа Куинджи и «Общий жертвенный котёл в престольный праздник» Иллариона Прянишникова. Работы Айвазовского и Куинджи кое-как можно прикрутить к тематике – они являют двухцветные пространства, как и на картине Олега Васильева «Тишина», экспонирующейся рядом. Что же касается многолюдной и – разноцветной вещи Прянишникова, тут надо только догадываться. Точнее – пожимать плечами. В сопроводительной брошюре сказано, что все эти полотна с «Чёрным квадратом» роднит «стремление выразить невыразимое, передать ощущение бесконечности мироздания». Этак любую картину помещаем – хоть Рембрандта, хоть Репина.
На этой выставке лучше и не пытаться рассуждать и внимать во все извивы кураторского подсознания. Благо, тут масса великолепных и неожиданных произведений. Допустим, есть работы Пабло Пикассо – «Флейта и скрипка» и знаменитый кубический портрет Амбруаза Воллара, одного из наиболее успешных торговцев картинами.
В центре внимания, разумеется, Казимир Малевич. Он, сам по себе, не такой уж поразительный мастер и отнюдь не сверхталантливый искусник – его «супремы» не восторгают и не пугают. Квадрат – исключение, так как соединились три символа: замкнутая конечность, устойчивость формы и колодезно-чёрная, омутистая безнадёжность цвета. Всё ужасно. Не мудрено – шла война, а творцы – наиболее чувствительные люди.
Василий Кандинский, чью «Импровизацию» мы также наблюдаем на выставке, писал: «Чёрный цвет внутренне звучит, как Ничто без возможностей, как мёртвое. Ничто после угасания солнца, как вечное безмолвие без будущности и надежды. Представленное музыкально, чёрное является полной заключительной паузой, после которой идёт продолжение подобно началу нового мира, так как, благодаря этой паузе, завершенное закончено на все времена — круг замкнулся». Но в данном случае – квадрат. Скандальная вещица Малевича была предъявлена зрителю на петроградской выставке «0, 10» в 1915 году, а до этого был манифест супрематистов.
Супрематизм – от supremus, наивысший. Вещалось о желании освободить живопись, цветность от всего наносного, вернуться к изначальному ритму вселенной. Малевич именовал всё это «чистым действом», говоря об этом выспренно и пышно: «…Человек-живописец вернулся к чистому действу великого опыта, достигая через свои внутренние природоестественные побуждения новых конструкций мировыявления…»
На выставке представлены эскизы костюмов, созданные Казимиром Малевичем для футуристического спектакля «Победа над Солнцем» Алексея Кручёных и Михаила Матюшина. При всей своей нарочитой алогичности и причудах, эта штука была чёткой по своим идейным установкам. Замышлялось электромеханическое действо, знаменующее триумф передовой техники над природой и слабым, ничтожным человеком-сапиенс, который признавался чем-то, вроде тупика мироздания.
Будущее — за мудрой и блестящей конструкцией, за электричеством и железными дровосеками. «Чёрный квадрат», как образ, впервые возник в качестве декорации к одной из сцен «Победы над Солнцем». То было некое выражение победы активного начала над естественным ходом бытия: чёрный квадрат вместо солнечного круга. Грандиозная постановка состоялась в 1913 году в Санкт-Петербурге, второй раз в 1920-м – в Витебске, который считался одним из центров отечественного авангарда, но там над костюмами и сценографией работала уже Вера Ермолаева. Третий вариант, с оформлением Эля Лисицкого, ученика и друга Казимира Малевича, не реализовали, хотя, его задумки были интереснейшими.
А вот – картины Ольги Розановой, входившей во все нонконформистские кружки – в те, что бешено трясли манифестами, пугая обывателя. Дочь уездного исправника из города Меленки, она сделалась одной из ключевых фигур творческой жизни 1910-х годов. Дружила с Алексеем Кручёных и Владимиром Маяковским. Тут и «Пожар в городе», и «Полёт аэроплана». Это – видение образов, но не предметов; смелая фантазия, больше напоминающая музыку, чем живопись.
Прекрасен «Симметричный архитектон» Ильи Чашника – одного из результативных учеников Малевича. Рисунок напоминает …грядущие орбитальные станции. Не мной первой замечено, что некоторые супрематические композиции похожи на комические корабли, парящие в чёрном космосе. По факту же они - всего лишь «опыты по формовыявлению», как называлось это в кругах супрематистов, конструктивистов и футуристов. Выявление формы – это поиск гармонии будущего, основанный на чувствовании геометрии.
Далее - ряд произведений Александра Родченко – художника, дизайнера и фотографа. Его «Чистый красный. Чистый жёлтый. Чистый синий» - дань увлечению супрематизмом. В области живописи Родченко оказался вторичен и скучноват, но в качестве дизайнера и фотографа он - чудо. Головокружительны его фотоизображения Шуховской башни, линий электропередач, механизмов. Он обожал технику и прогресс, запечатлевая машины, тогда как к природе был начисто равнодушен, считая её неупорядоченной и плохо устроенной. Всё это - в духе той самой «Победы над Солнцем», провозглашённой футуристами.
Привлекает внимание работа Ивана Кудряшова - он также слыл ярым последователем Казимира Малевича – роспись для Первого Советского Театра в Оренбурге, который так и не построили. Эскиз напоминает портал в незнаемую даль, где привычные для супрематиста фигуры, преодолев хаос, воссоздают танец планет.
Тут логика понятна, однако, зачем на этой выставке картина Александра Дейнеки «Текстильщицы»? Что роднит её с супрематизмом и Малевичем, кроме пересечений во времени? Авторы проекта закручивают мысль об «эстетике взаимодействия», «идее присутствия и неприсутствия» и «театрализации жизни». Нам же остаётся лишь смотреть на отлично сработанное полотно и вспоминать легендарную эру первых пятилеток.
Нам предоставляется возможность увидеть, как эстетические воззрения супрематистов повлияли на творчество абстракционистов 1960-х годов, когда минимализм сделался общемировым трендом. Вот – работы Риммы Заневской-Сапгир, для коих была характерна эффектная монохромность - отменный ритм чёрного, белого и бледно-серого. Можно не быть поклонником абстракции, но и среди подобных картин есть шикарные – там, где художник опирается на созвучия оттенков и красоту лаконичной геометрии.
В 1970-х пришла мода на «психоделическую» реальность – перед нами волшебный квадрат с оранжево-синими, повторяющимися фигурами. Тут же никакого геометризма – это, скорее, живая клетка. Впрочем, ритм сохранён. К слову, автор всей этой оптической магии, Владимир Галкин, дружил с Риммой Заневской-Сапгир – они оба входили в неформальную арт-группу «Движение». Они считали себя наследниками футуристов и супрематистов, противопоставляя себя официальной доктрине соцреализма.
Кроме того, явлено, как смыслы Казимира Малевича были подхвачены таким видным представителем поп-арта, как Эрик Булатов. Его «Чёрный вечер – белый снег» — это игра с цветом, шрифтами, убегающим горизонтом. У Булатова - ряд подобных картин. Он уникальный мастер – в его графических эскападах - иначе не скажешь - заключена глубокая, тонкая ирония. При всём том, Эрик Булатов - гениальный рисовальщик, и поколению 1970-х памятны его (совместно с Олегом Васильевым) иллюстрации к сказкам Шарля Перро. И там не было никакого супрематизма – лишь изысканное дуновение Галантного века!
В целом, экспозиция в «ГЭС-2» – недурственна, если не пытаться постигать могучую заумь, каковой перенасыщено выставочное сопровождение, скрестившее Айвазовского с Родченко. Любоваться проявлением талантов – и этого достаточно.
Комментарии 1