Geronimo's Cadillac – это первый сингл Modern Talking с четвертого альбома In The Middle Of Nowhere. Это был и первый сингл группы, который не достиг первого места в German Singles Chart, он достиг там третьего места спустя месяц после релиза.
Он провел в Top-10 пять недель и всего 13 недель в Тop-100 в Германии. В Австрии Geronimo's Cadillac также вошел в Top-5, и в Top-10 в Швейцарии, Швеции и Норвегии, №1 в Испании, Израиле, Турции, Гонконге, Польше, Греции, №3 в Австрии и Дании, №4 в ЮАР и Бельгии, №6 в Швейцарии и Швеции, №7 в Норвегии, №8 в Финляндии, №25 в Египте, №36 в Голландии, №43 во Франции.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Отрывок из книги Дитера Болена "Ничего, кроме правды" (2002):
*************************************
"Geronimo's Cadillac" - эта была шестая песня Modern Talking и первая, которая не попала в чартах на 1-е место.
Мне кажется, я почувствовал. что наша полоса побед окончательно закончилась. Настало время сказать ей "до свидания".
Но фирма грампластинок была другого мнения. "Эй, сделайте еще один альбом. Вы что с ума сошли из-за такой ерунды сходить с дистанции!", - настаивал Блуме, которому, само собой, было важно доить золотую корову Modern Talking, пока еще хоть пара капель в вымени осталась.
Ситуация все больше обострялась. Мы приехали в Киль, где нас ожидали 500 воинственно настроенных фанатов, которые закидали Нору яйцами и помидорами. То, что первоначально было направлено только против Норы, теперь было обращено на Modern Talking в целом.
В течение 3-х лет нам удалось мутировать до своего рода клоунов в поп-музыке. Мы были чем-то, что никто не воспринимал всерьез.
Потом наступила печальная кульминация. Мы стояли в Дортмундском вестфальском зале перед 20 000 зрителей, и вместо приветственных возгласов и игрушечных мишек нас встречали безжалостным свистом. В воздухе свистели бутылки пива, нам показывали средний палец.
Ни один человек, разве что футболист, играющий в гостях, может представить себе, что это такое, когда полный людей зал кипит, и топочет, и кричит: "Пошли вон, вы, чопорные, старые девы!"
У меня колени задрожали, меня охватила паника. Люди были так настроены, что если бы они могли схватить Томаса за его подаренную Норой цепочку, а меня - за мой тренировочный костюм из парашютного шелка, то они разорвали бы нас в клочки. Я хотел убежать, но было нельзя, потому что это была съемка в прямом эфире, и на нас были направлены камеры.
И 15 страшных минут это значило: Улыбаться! Улыбаться! Улыбаться! Играть дальше! Наконец, мы покинули сцену под крики "фу!" и продолжающийся топот ног.
Когда мы пришли за кулисы, там не было никого из тех, кто в течение последних 3-х лет осыпал нас похвалами и обдувал нам задницы сахарной пудрой. Ни шефа фирмы грамзаписи Ганса Блуме, ни даже Энди. Только что мы были мировыми звездами, чья 5-я песня заняла 1-е место, у кого было продано 60 млн. пластинок, чей оборот составлял полмиллиарда. И в один момент мы стали теми, кто ломаного гроша не стоит. Это было ужасно, это было невероятно больно.
Томас и я вот уже несколько месяцев словом не обмолвились друг с другом. Мы давно уже не могли больше нормально снимать видео. То есть нужно представить это себе таким образом, что ассистенты режиссера практически все время должны были бегать по площадке с "уоки-токи" у рта и распоряжаться: "Дитер идет, уберите, пожалуйста, Томаса". Или наоборот: "Томас идет. Дитер должен уйти".
При этом мы никогда по-настоящему не спорили. Между нами царило полное безмолвие. Торжественное абсолютное отсутствие общения. Когда мы выступали, Томас выходил на сцену слева, а я - справа, мы пели три минуты и снова расходились в разных направлениях.
Если предстояла запись новой пластинки, он приезжал в студию на минутку, экскортируемый Норой. Он пел свою партию, когда записывали 16-ю песню, он вставал, уже в пальто, и при последних звуках последней строфы уже повязывал шарф. И через полчаса он уже снова исчезал.
Теперь, оглядываясь на это по прошествии всех этих лет, я естественно нахожу это смешным. Но тогда для меня это было величайшей проблемой в мире. Я страдал, у меня была язва желудка и кислая отрыжка, я каждый день заглатывал по целой упаковке "Малоксана". Я консультировался с лечащими практиками, которые говорили мне то, что я и без них знал: "Господин Болен, Вам нужно меньше выступать. Вы слишком часто переживаете стрессы".
Я каждое утро плевал кровью. Я был физически измучен. Я не мог больше спать по ночам. Я пожирал драже от изжоги, как другие люди - "тик-так". Боли не уменьшались. У меня было такое чувство, что меня разрывает. Я думал: "Еще один такой месяц, и ты сойдешь с ума, ты просто рехнешься".
Однажды ночью я решил взять телефонную трубку и позвонить в газету "Bild". Признаю: Это был неуклюжий поступок, это было трусостью, но я хотел, чтобы это мученье, наконец, закончилось.
Я полагаю, что я хотел поставить себя перед свершившимся фактом.
Я боялся, что если бы я сейчас поехал на свою фирму грампластинок, то они бы сказали: "Вот, Дитер, тут тебе чек - здесь миллион, а теперь ты поработай также еще года три".
И я, вероятно, размяк бы и дал бы себя уговорить, как Томаса и меня уговаривали три года подряд. Я хотел закрыть для себя такой выход. Я хотел, чтобы не было пути назад. Я хотел, чтобы завтра каждый в Германии узнал, что с Modern Talking все кончено.
"Послушай внимательно, - заявил я шефу газеты "Bild" Гансу-Герману Тидье. - Я выхожу из игры". Лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Благодаря тому, что я внезапно выхожу из группы, я хотел удержать Modern Talking от падения на уровень посредственности. Мы сходили со сцены, окруженные стенами, увешанными золотыми дисками, и окруженные легендой.
11.11.1987.
На следующее утро, в день 4-й годовщины моего брака с Эрикой, в газете было напечатано: Дитер Болен (Modern Talking): "Мне было стыдно"
Но стыд был вчера. Для будущего надо иметь силу иииииииии действовать! Я установил контакт со своей фирмой грампластинок, исполненный сознания того, что я - великий Дитер из Modern Talking. Я думал, что тут же начнутся возгласы: "Браво, Болен!", что мне будут целовать руки, будут открывать передо мной все двери, расстилать красную дорожку. Но вместо этого: жестокий удар ниже пояса. Все, как коршуны, накинулись на идею подцепить себе Томаса, и с ним выпустить новую пластинку.
Он, как единственное лицо, представляющее Modern Talking, мог выбирать, какой новый контракт ему захочется подписать. Меня, собственно, создателя группы, никто знать не хотел. Я был в шоке.
Томас подписал контракт на 2,5 млн. с фирмой "East-West Record", мне же позвонила фирма BMG, для которой я в течение 3-х лет делал хит за хитом, и урезонивала меня: "Лучше будь продюсером, но только не пой больше!"
Это было, как пинок под зад. Чувство было такое, словно тебя запустили в машину времени, и ты приземлился в спортзале своего детства, где набирают футбольные команды, и ты остался невостребованным. Конечно, музыкантам платят не за чувствительность, а за пение, но, тем не менее: нелояльность этой сферы всегда кажется невероятной. Один евро завтра важнее, чем миллиарды вчера. Ты - не человек, ты - акция".
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев