Рассказ старшего политрука С.Езерского, вырвавшегося из фашистского плена
Попав в руки немцев после ранения в бою, я был брошен в концентрационный лагерь близ местечка Голованевское. Здесь я находился около трех недель, испытав вместе с другими заключенными, жителями оккупированных районов и пленными, все мыслимые и немыслимые человеческие муки. Гитлеровцы изощряются в издевательствах над советскими людьми, как только могут.
В течение первых четырех дней нам не давали ни пить, ни есть. Только на пятый день нам принесли по две столовых ложки вонючего варева из концентратов, облитых керосином. Народ стал пухнуть и умирать от этой гадости, по 30—40 человек умирали ежедневно.
лагерь военнопленных, советские военнопленные, русские пленные, русские в плену, пленные красноармейцы, зверства фашистов над пленными красноармейцами
Никакой медицинской помощи нам не оказывали, люди гнили заживо. Раненые счищали червей с ран ложками. Так, в жутких мучениях умерли зенитчик политрук Ткаченко и мой сосед красноармеец Афанасьев.
Находившаяся среди нас медсестра Нина Фастовец попросила у коменданта лагеря несколько бинтов, чтобы перевязать раненых, за это ее тут же избили палками до потери сознания. Гражданский врач, старик, заключенный вместе с нами, фамилии которого я не помню, пытался чем мог помочь раненым. Узнав об этом, комендант вызвал его во двор и стал избивать палкой.
— Танцуй, рус, — приказал комендант, избивая 62-летнего врача. Старик не хотел этого делать, и избиение усилилось. В конце концов он не выдержал и под ударами начал танцовать. После этого его заставили стоять весь день, не двигаясь, на солнцепеке.
Население местечка Голованевское старалось помочь нам. Через проволочные заграждения нам бросали мед, фрукты, но все это забирали немцы.
В самых невозможных условиях советские люди сохраняли свое достоинство, заботились друг о друге. Из своего белья мы сделали бинты, которыми ночью, украдкой от фашистов, начали перевязывать раненых.
Через девятнадцать дней меня повели в другой лагерь. Я в последний раз оглянулся, прощаясь с товарищами, и увидел вокруг много могильных холмиков. Не много нас уцелело, в каждой могиле лежало 12—15 трупов советских людей, замученных здесь фашистскими палачами.
Колонну в новый лагерь гнали безостановочно, отстающих конвоиры расстреливали на месте. По дороге фашисты придумали для себя кровавую потеху: в то время, как один приказывал строиться по четыре, другой командовал строиться по шесть, естественно, что из-за этого начиналась толчея, а за «невыполнение» приказа мерзавцы немедленно пускали в ход автоматы. Так в течение суточного перехода к Умани было зверски убито 64 наших товарища.
В Умани оказался еще более страшный концентрационный лагерь. Этот лагерь известен во всех захваченных районах Украины под названием «Уманьской ямы». Нас загнали в огромный глиняный карьер диаметром около трехсот метров. Отвесные стены этого карьера высотой по пятнадцати метров охранялись усиленным конвоем, открывавшим беспорядочную стрельбу из автоматов при малейшем движении в яме.
Здесь находилось несколько тысяч заключенных, из пленных красноармейцев и гражданского населения, много железнодорожников из-под Аккермана. Управляли нами по радио. Каждое утро репродуктор выкрикивал приказ одной группе строиться у стены номер один, другим — у стены номер два, номер три и четыре. Стена номер два часто означала смерть, около нее расстреливались без всякого повода все, не понравившиеся чем-либо охране.
Голодали мы здесь еще больше, чем в Голованевском. Умерших от голода хоронили тут же в яме, мертвых было так много, что мы не успевали их закапывать, да и закапывать было нечем. Для того, чтобы как-нибудь согреться, некоторые из нас руками вырыли в стене норы, стена обвалилась и похоронила под собой 36 человек.
Однажды фашисты затеяли своеобразный спектакль. Голодным людям кинули вниз раненую лошадь. Когда мы ее стали резать, наверху появился фотограф, который запечатлел это на пленке. Очевидно, таким путем создавалась очередная немецкая фальшивка, извращающая какие-то факты.
У лошади собралось слишком много людей, фотограф был недоволен кадром, но автоматчик помог ему и убил несколько человек.
В этот же день тот же фотограф инсценировал в яме «гитлеровское милосердие». Среди нас находился старший лейтенант Новиков, он имел одиннадцать ран. Новиков был совершенно раздет, фашисты перед об'ективом аппарата перевязали ему раны и одели в чистую рубашку. Однако как только фотограф закончил свою работу, эту рубашку отняли у Новикова, сорвали с его ран все повязки и зверски избили.
Была у фашистов еще одна излюбленная забава — спускать в яму собак и натравливать их на нас. Не одному человеку перегрызли они руки и ноги. Практиковалась и такая пытка: раненого клали на землю и вливали в него через лейку ведро воды. В Уманьской яме я находился всего несколько дней, но пережитого здесь никогда не забуду.
Из Умани меня погнали в Винницу, в лагерь номер 183. Однако по дороге я должен был перенести еще одно испытание. В пересыльном пункте у Гайсино было то же, что и в первых двух лагерях, только вместо палок палачи применяли резиновые дубинки.
В Гайсине мне удалось бежать. Когда в ближайшем селе я рассказал крестьянам, что вырвался из Уманьской ямы, на меня смотрели, как на воскресшего мертвеца. Крестьяне отнеслись ко мне исключительно сердечно, переодели, накормили, указали дорогу.
Двигаясь дальше по земле, захваченной гитлеровскими бандитами, я всюду видел ту же жуткую картину издевательств и мучений, которым подвергают немцы советских людей. В Маньковском и Монастырищенском районах, которые я проходил, изверги-фашисты расстреляли всех активистов. В Белой Церкви я видел разграбленные квартиры, мать с ребенком на руках, заколотых вместе, кровь и трупы беззащитных стариков, женщин, детей.
В селе Каменичи я видел обуглившийся труп женщины: ее заживо сожгли за то, что муж ее в Красной армии. В селе Сосницы висел труп председателя колхоза. Его убили много дней назад, но труп запретили снимать. В Иванькове я видел старуху, убитую немцами за то, что, когда они стали рвать в ее саду груши, она пыталась остановить их.
Свыше полутора месяцев был я в лапах у немцев и каждый день снова и снова думал о том, что фашистский плен — хуже смерти. Прежде я бы просто не поверил, что возможны такие зверства, какие творят немцы над советскими людьми. Но теперь я видел это собственными глазами, на себе испытал эту муку. До сих пор мои раны не зажили. Но сейчас я окружен товарищами, я — у своих, обо мне заботятся, и силы мои мало-помалу восстанавливаются.
Сейчас мне хочется только одного, — чтобы поскорее зажили мои раны! Тогда я сполна рассчитаюсь за все с фашистскими негодяями. Я буду мстить им за кровь и страдания наших людей до тех пор, пока бьется мое сердце, я буду истреблять их беспощадно, как бешеных псов, как самых чудовищных гадин, какие есть только на земле.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 80
Новая Россия полностью развернулась и в конце 90х рванула в объятия Запада к его стандартам и демократичным институтам.... Результат известен.
Гражданская война на территории Советской России закончилась только в 1922г, а на Кавказе, Азии бои шли и до 1943г...а ещё новые территории.
Поэтому в РККА было много воевавших, пострадавших, родных и не принявших Советскую власть и многие из них шли в плен осознанно...Отсюда такое огромное количество пленных в первое лето войны.