Девочка лет семи с перемотанным платком горлом открыла ей дверь.
Хозяйка, молодая светловолосая женщина, была тут же, сразу за дверью, чистила картошку сидя за столом. Во флигеле была всего одна комната с печью. С одной стороны от печи стоял стол, шкаф для посуды и плитка с привозным газовым баллоном, с другой – две кровати, шкаф и стол письменный, заваленный книжками и тетрадками.
Было тесно. За столом сидел мальчик постарше. Справа от него на полу стоял аккордеон.
– Баб Клав, Вы чего это? – молодая хозяйка подскочила, усадила старушку на табурет. Дети оглянулись.
Маленькая и сухонькая баба Клава тихонько сложила руки, добро взглянула на детей.
– Уж поздно, думала спите давно, а Вы гуляете, – продолжила причитать хозяйка пристройки.
– Не спится мне, Лид. А вы всё за уроками, да?
– Колька... А Иришка болеет, но тоже заставляю, чтоб не отстала. Задания беру у Елены Паловны.
Баба Клава вздохнула, обернулась к хозяйке, улыбка сошла с лица.
– Дело у меня к тебе, Лидушка
– Дело? Так хорошо. Поможем, конечно. А что случилось?
– Да-да... Верно... Поможете. Вот что скажу – переезжайте-ка ко мне.
– Что? – Лидия искренне удивилась.
Баба Клава жила в этом селе с рождения. Всем казалось, что и не старела. Просто была старой всегда, такой и оставалась.
Она держала курей. Куры неслись хорошо, вот и начала она их отдавать соседке. Продавать не умела никогда, а уж сейчас, с возрастом тем более... У соседки, у Нади, и свои куры были, вот и привела - познакомила Надя бабу Клаву с Лидой.
Лидия, женщина городская, приехала сюда с детьми работать акушеркой в местный ФАП. Яйца она брала охотно, отдавая минимальную плату.
Флигель этот ей, можно сказать, предоставили. Вот только для жизни, да ещё и с детьми, он едва ли годился. Был плохо утеплен, печь старая, текла крыша, и в дом проникал прелый запах сырости.
Лида, прожившая всю жизнь в квартирах, храбрилась, утепляла свое новое жилище, как могла. Пожилая хозяйка дома с этим флигелем, ворчала. Говорила, что флигель ей не принадлежит, и никто думать о нем не хочет.
Иногда флигель пустовал, иногда местная администрация превращала его в склад, иногда пускались такие вот временные квартиранты. Но никто "палец о палец не ударит, чтоб вложить в него средства." А от этого, мол, страдает и весь дом. Хозяйка дома злилась и "умывала руки".
А Лидия уж сейчас, к концу осени, стала понимать, что надо искать жилье получше. Тут, в этом флигельке, хорошо было только летом. Но на ремонт нужны были деньги, ее же зарплата едва покрывала расходы. Детей к зиме нужно было одеть, их руки и ноги выросли из одежды прошлой зимы. Кроме того, они потратились при переезде...
Она замазывала щели пола, утепляла стены, но холод, как будто включился с ней в войну – контрнаступал сквозняками на всех направлениях. Лида расстраивалась, вспоминала все горести, выпавшие на ее долю в последнее время, но опять прокручивала в голове свою собственную установку – она представляла взгляды испуганных своих детей, смотрящих на рыдающую мать, и брала себя в руки.
Она одна, помочь некому, и она должна быть сильной, ради детей.
– Переезжайте, Лидушка. Вон ведь дом-то у меня какой, – звала старушка, – И газ по улице, и печку не сломали. А я ведь денег не возьму, только... Только разве в магазин вот тяжело мне ходить стало. Так вы ж ходите, вот и мне чаго возьмёте... А мне ведь немного надо.
– Баб Клав, вот уж спасибо... Я ведь присматривала другое жилье, да. Но мне коллега обещала узнать, вроде в Михайловке сдают.
Лида ещё сомневалась. Дом бабы Клавы она, как вариант, не рассматривала вообще. Был он, конечно, приемлем. Приземистый, но вполне просторный внутри, уютный и теплый.
Просто с Бабой Клавой никогда они эту тему не обсуждали. Покупала она яйца, да перебрасывались порой парой слов о жизни, о прошлом, о простых и мудрых заповедях. Знала Лида, что есть у бабы Клавы дочь, но живёт она далеко – за лето приезжала лишь однажды, на недельку.
То, что бабе Клаве требовалась помощь, заметить было нетрудно – была она стара. До магазина дойти – и то проблема. Потихоньку шаркала по двору, хозяйничала в доме.
– Всех и забот-то у меня , – рассуждала она, – Кур накормить, да за огородом ходить. А сколь мне надо-то? Картоху я всегда сварю, да салом затолчу. У меня в погребе, в дубовой кадке, засоленные огурцы и капуста есть... Проживу-у...
– А дочка Вас к себе не звала?
– Та не-ет... ,– тянула баба Клава, – Куда я поеду? Она в Краснодаре живёт. Далё-око... Да и со свекрухою она, а та тоже ужо старая.
Баба Клава говорила всегда тихо, немного растягивая гласные, как будто ручейком журчала. Смотрела на всех ласково, будто жалела.
– Баб Клав, а дочка не будет против? Приедет, а тут квартиранты...
– А она редко ездиет. Теперь уж летом и ждать. А я вот и думаю: как зиму-то одна зимовать буду? Оно помогут, конечно. Ходют ко мне... И Надя, и Виктор ейный снег почистит, и Валюшка забегает, сродни она мужу мому. Да одиноко уж больно. Ночами как ветер завоет в трубе, словно волки... хошь подушку от тоски грызи. Клён ветками стукнет – а мне все чудится – воры лезут, али бандиты какие. А коли б вы...детки-и, всё веселей. А у вас ведь... разе тут перезимуешь? А у меня тепло-о...
Коля проводил бабу Клаву до ее калитки.
– Мам, а чего? – Коля дул на ложку, – А поехали к ней, она хорошая. И куры наши будут.
– Поехали, мам. Я ей помогать буду, – кивала Иришка.
– Ох.... Ладно. Подумаю я. Мне ещё Евдокия Сергеевна присматривает, но... Тут, вроде, и бабе Клаве – помощь,– Лидия была в раздумьях, – Только куры нашими не станут, Колька. Ничего там нашего нет. Дом чужой, а мы – квартиранты. Понятно?
Дети все понимали. Не маленькие. Уж давно договорились меж собой – не ныть, и мамке помогать. Через неделю они переехали к бабе Клаве со всеми пожитками.
***
Первое время Лида занималась хозяйством. Возле дома рос высокий клён, двор был засыпан желтой листвой – гребли втроем. Потом Лида терла и мыла. Сняла и перестирала шторы, подзатыкала окна.
Со стены смотрела на них пыльная фотография. На ней – молодая баба Клава с темно- русой косой вокруг головы, муж с лихими усами, а перед ними девочка с бантиком в красном ажурном платье – дочь Света.
Лида аккуратно сняла фотографию, стряхнула с нее пыль.
Длинные сени в доме бабы Клавы были заставлены старыми вещами. Тут нашлись и санки, и лыжи, старые широкие, но вполне пригодные для зимних развлечений. И даже велосипед. Колька уже полез его чинить, хоть до весны кататься на нем было негде – сельские дороги покрыл уж первый снежок, заморозило лужи.
За сенями дом разделялся как бы надвое. Справа – просторная кухня с печкой, а из кухни небольшая комната – спальня хозяйки. А налево – большая гостиная, из нее ещё просторная довольно комнатка.
Эту половину и отдала баба Клава квартирантам. Лида повозмущалась, попритягивала бабу Клаву в большую комнату, мол, гостиная будет общей. И теперь старушка вечерами скромно, спросясь, как гостья, приходила в зал, садилась в кресло и дремала, под гомон квартирантов, под звуки телевизора.
Но больше всего любила она, когда Коля брал аккордеон с малиновыми мехами, и играл свои гаммы.
Знал он уже вальсы "Дунайские волны", "На сопках Манчжурии", " Под небом Парижа", играл песню "Старый клён". Играл ее частенько, и баба Клава оживлялась, наклонялась чуток вперёд, ловила каждый звук, шевелила губами.
А Лидия и Ира напевали.
– Старый клён, старый клён, старый клён стучит в стекло,
Приглашая нас с друзьями на прогулку.
Отчего, отчего, отчего мне так светло?
Оттого, что ты идёшь по переулку.
Коля в Перми учился в музыкальной школе. Здесь, в селе, школы музыкальной не было. Но Лидия решила, что раз в месяц будут они ездить в город на урок, и брать задания. Очень жаль ей было прерывать музыкальное образование сына, она гордилась его успехами. Хоть Колька, если б спросили его мнения, бросил бы это с удовольствием. Был он способным, но занятия музыкой ему уж успели надоесть.
– Коля, бери инструмент!
– Мам...
– Не мамкай! Баба Клава уже готова слушать.
И Николай со вздохом расчехлял аккордеон. А потом и сам загорался, разучивая новые композиции, исполняя все с душой и желанием.
Так и жили – делили быт, коротали вечера.
Баба Клава, как и все старики по многолетней привычке, утром перво-наперво проверяла котел, выходила на крыльцо и поглядывала из-под руки, что там творится вокруг, что на небе, что на земле. Кормила курей, а потом заходила в дом.
Варила кашу, или помогала Лиде с блинами, а потом с радостью кормила детей. И когда в доме наступала тишина, уже усталая шла в свою комнату и ложилась спать.
Сначала готовить и питаться баба Клава собралась отдельно, но вскоре всё смешалось. Лида махнула рукой.
– Баба Клав, яйца ваши, картошку вон позаимствует, а потом докупим. Может какую курочку зарежем. Вот и все. Не нужно нам Ваших денег. С нами питаться будете. Чего нам делить-то? А квартплату, как и во флигеле, буду платить полностью.
Баба Клава не спорила, уж больно готовила Лида вкусно, как отказаться? А кушала баба Клава совсем немного, и помогала в готовке. А порой и вовсе сама кормила детей кашей, потому что Лида убегала в свой ФАП рано, ещё до семи, а дети уходили в школу позже.
– У кого в дому пусто, тот не варит каши густо, – приговаривала.
И вроде уставать с квартирантами стала больше, но в дом влилась жизнь, ушел страх одиночества, заслонился он другими заботами. Да и дом засиял стараниями Лиды, и двор – в порядке, покушать– не то, что прежде, да и вечера радостнее...
Дочке о том, что пустила квартирантов, и о том, что живётся ей теперь лучше она сообщила письмом. Писала она уже плохо, крупно и немного коряво, натянув на нос аж двое очков. Но была она женщиной грамотной, гордилась этим, с письмами пока справлялась.
***
Пролетел Новый год. В зале ещё стояла зеленая красавица елка, но уже мели под ней осыпающиеся мелкие иглы.
В тот день Лидия, воспользовавшись выходными, повезла Колю в город на урок музыки. А когда вернулась, обнаружила дома гостью – к бабе Клаве приехала дочь.
– Вот, Лидочка, дочка моя, – почему-то дрожащим голосом начала баба Клава, – Светочка. Да ты ж знаешь, чего я...
– О, здравствуйте, – Лида не ждала, но нужно было принять, как должное. Она улыбнулась, – Вы уж простите, расположились мы на всю хату. Сейчас потеснимся.
Светлана была намного старше Лидии. Одета в красный спортивный костюм. В коридоре – модный чемодан на колесах и енотовая шуба. В доме – аромат духов и ещё чего-то сладкого.
Лидия хотела было убрать свои и детские вещи из зала, но Светлана попросила освободить ей маленькую комнату.
– Мою комнату освободите, пожалуйста. Чего ж я в проходной буду...
Сделать это было несколько сложнее, но не это напрягло Лидию, а тон, каким это было сказано – тон, полный недовольства. Они даже постеснялись перекусывать, хоть были с Колькой голодны с дороги. Сразу принялись за перенос вещей.
Баба Клава явно тоже была озадачена приездом дочки, расстроена и растеряна, хоть и скучала по ней очень. Светлана громко переставляла вещи, гремела посудой, смотрела мимо квартирантов, на вопросы матери отвечала сквозь зубы.
Лидия зашла на кухню. За столом с чашкой чая сидела Светлана. Баба Клава, видимо, легла. Лида спросила:
– Мы перекусим, разрешите, а то весь день проездили...
Светлана, переложив конфету за другую щеку, молча показала рукой на стол, как бы приглашая.
Лидия достала из холодильника кастрюлю, поставила ее на плиту и услышала:
– Вы и кастрюли свои не заимели? Мамиными пользуетесь?
– Что? – оглянулась Лидия, – Ааа. Нет, у нас есть свои, конечно. Но тут взяли эту, бабы Клавы, она удобнее под картошку.
– А картошка чья? – откусив печенье, и не глядя на Лидию, спросила Светлана.
Лида вздохнула.
– Ир, поди пока в комнату, – выпроводила дочь, нужно было поговорить.
Стало ясно. Светлана приехала именно для того, чтоб показать, кто тут хозяин. Лидия зажгла газ, помешала тушёную картошку и присела к столу.
– Светлана, мы, наверное, виноваты, что не спросили позволения у Вас квартироваться тут. Но... Я посчитала, что раз баба Клава сама предложила... Ей ведь и правда нелегко одной. Но мы платим за постой, а жить врозь с ней, ну... как-то не по-человечески, что-ли. Она к детям тянется, с нами вечеряет. Вот и стала я готовить на всех, чего там...
– Из чьих продуктов? И на чьи деньги, интересно?
– На свои. Конечно, на свои. Мы с бабы Клавы денег не берём. А вот картошка, яйца, капуста эта... Да, ваша. Бывает она сунет какой рубль, не поспоришь, чуть не плачет, но это мелочи...
– Мелочи не мелочи, но устроились, скажу я вам вы неплохо. И зал, и моя комната, а мать в каморке ютится.
– Нет, нет... Она с нами вечерами, в гостиной. Но у себя, конечно, больше. Отдыхает...
– Отдыхает! Да какой тут отдых! Был у нее покой, а теперь не стало. Вон, еле ходит .. чего, я не вижу? – Светлана откинулась на спинку стула, – А вы на наших санках разъезжаете, куры теперь ваши, да вся утварь.
– Мы с разрешения...
– Конечно. Ха! – Светлана перебивала, – Неужели Вы, взрослая женщина, когда заезжали, не понимали, что баушка старая, что ума уж не столько. Нет, Вы прекрасно всё понимали, этим и воспользовались. Можно втираться в доверие, можно пользоваться всем бабкиным, а ещё может чего и выгорит... Но учтите, ничего у Вас не получится! Не выгорит. Я уже наняла юристов. Дом этот – под арестом, и мать моя – под защитой закона.
Не так давно подобное Лидия слышала. Практически эти же слова – про юристов, про закон. Тогда она испугалась очень, задрожал подбородок, хлынули слезы. Тогда, видя такое затянувшееся состояние матери, испугались и дети.
И было это совсем недавно – прошлой весной. Евгений, муж, ушел от нее к другой. Вернее, уехал, сумбурно объяснив, что не может поступить иначе. Они развелись.
То, что квартира их приватизирована на свекровь с умершим свекром и на бывшего мужа, Лидия знала. Как это удалось им сделать, обойдя ее и детей – вопрос. Но удалось. Ее просто спустя несколько лет поставили перед фактом. Она не возмущалась – квартира, и правда, Евгению досталась от родителей. Так, значит, так.
А Лидия – сирота. Нет, росла она с матерью, но когда исполнилось ей шестнадцать, мама умерла. В приюте Лида отбыла всего полгода, а потом поступила в медицинское училище, жила в общежитие, получала стипендию. Тогда и познакомилась с Женей, он учился в соседнем техникуме.
Всё хорошо у них в семье было, грех жаловаться. Но развод разрушил всё. Через полгода после развода свекровь пришла к ней с разговором.
– Лида, неужели ты не понимаешь? Женя остался без жилья, а у него там тоже родился ребенок. Тебе надо подумать, как освободить нам квартиру. Думай, Лидочка...Думай...
Сначала Лида приняла это за совет. Дружеский совет. Ведь тут дети, их внуки...
Но через неделю свекровь пришла с молодой девушкой.
– Знакомься, Лидочка. Это Алла Михайловна, наш юрист. Тебе придется подписать бумаги.
– Но мне некуда пойти. Вы же знаете, близких нет, жилья нет. Это Ваши внуки...
– Я – прежде всего мать. И я позаботилась о жилье для сына. И ты мать – вот и позаботься. А квартиру придется освободить.
А дальше угрозы законом, выселением.
И сначала у Лидии был испуг, слезы, паника, а потом депрессия ... Накатило полное бессилие. И глаза испуганных детей помогли тогда собраться, взять себя в руки.
Лидия тоже сходила к юристам. Оказалось, выселить с детьми на улицу ее не имеют права. Но... На душе все равно лежал камень. И как только услышала она о программе помощи медикам на селе, включилась. Гарантировали жилье. Не сразу, через время, но надежда была...
Совершая ошибки, мы учимся. Лидия была ученая – не испугалась на этот раз, не упала в ступор от обвинений. Она спокойно продолжала перемешивать картошку.
– Под защитой закона, говорите? Так может закон ей и в аптеку сбегает, и в магазин? И баньку ей затопит, вымыться поможет? – Лидия накладывала в тарелки, – Картошку будете с нами?
– Спасибо, я сыта...
Тогда Лидия шагнула к бабе Клаве.
– Баб Клав, кушать идите. Ваша любимая картошку с капустой, – позвала громко.
Баба Клава зашевелилась, показалась с клюкой из своей комнаты, виновато глянула на дочь, села за стол, взяла ложку.
Пришли и дети, непривычно тихо уселись, ели, поглядывая на Светлану. И та вскоре ушла в маленькую комнатку за гостиной.
Прошел этот день, прошел и следующий. Светлана старательно отделяла мать от квартирантов. Вечерами она отлеживалась в своей комнате или уходила в гости к старым подругам.
А на бабу Клаву было больно смотреть – она пыталась угодить дочери, боялась рассердить: скоренько уходила из-за стола, если вернулась Света, а она пьет чай с детьми и Лидой, не вылезала из своей комнаты, когда музицировал Коля.
– Вы думаете выезжать? – спросила как-то Светлана.
– Конечно, скоро уедем.
Лида уже нашла другое жилье в соседнем селе. Помогли пациенты. До школы добираться подальше, но ходит автобус, зато ей до работы – ближе. Квартирка маленькая, двухкомнатная на первом этаже трёхэтажного дома. Зато отдельная и совсем недорогая.
А ещё Лидию очень радовал тот факт, что наконец объявили о разморозке застройки нового поселка. Небольшие блочные уютные коттеджи должны были продолжить строить весной, а там ей обещали жилье. Правда, служебное, предстояло работать на селе, но Лидии некуда было уезжать, она с радостью осталась бы здесь, работа ей нравилась, с пациентами была строга, но дружна.
Если бы...если б только дали...
Но все равно это будет не скоро, а пока – новый переезд. Эх! Лидия начинала уж привыкать к смене мест.
– А мы переезжаем, баб Клав, – с деланной радостью объявила она, когда остались они наедине.
– Ка-ак? – старушка хлопнула морщинистой ладонью по колену и присела.
– Да не переживайте, просто там квартира отдельная, и к работе моей ближе. Вот и... Это не потому, что нам у вас не понравилось. Мы б с радостью, вот только... Ну, и честь пора знать. В общем, пол-января вам оплатила, Свете деньги отдала, а уж потом ...
– А где это?
– В Михайловке, баб Клав. Там в трехэтажном доме квартиру на первом этаже сдают.
Баба Клава так расстроилась, что сразу ушла в свою комнатку. Не глупа была, всё понимала. Планировали они уж с Лидушкой весенние огородные посадки, планировали поросенка взять на лето... Самой – никак, а подсказать – дело нужное. И загорелась ведь Лида, да, загорелась – баба Клава радовалась.
И такая отрада от детских звонких голосов разливалась в доме! И такой дух жизни после бани по субботам! И такое упоение от гомона и музыки вечеров!
А теперь вот .. Светлана ...
– Мама, ты ее совсем не знаешь. Сейчас столько аферистов! Ты и не заметишь, как тебя вокруг пальца... Таблетку даст, и подпишешь всё. Тем более – медик она. Тебя обманут, мам!
И ведь уедет скоро дочь, долго не пробудет, – думала баба Клава. И опять оставаться ей одной? Вспомнилось завывание ветра в трубах, глухая тишина зимних ночей, накатывающий страх старости.
Она не спала эту ночь. Утром ещё поговорила с дочкой, попыталась убедить, да где там...
– Тебя обманут, мам, – твердила она.
И вдруг баба Клава успокоилась. Казалось, что успокоилась. И вскоре тепло и спокойно попрощалась с квартирантами.
Да только после их отъезда, через день, совсем слегла. Светлана уж собиралась уезжать, но вынужденно сдала билеты на поезд, задержалась. Матери лучше не становилось. Пришла доктор, развела руками – возраст, сердечная недостаточность.
В больницу?
Баба Клава в больницу ехать отказалась. Она упала возле койки, когда решила встать, и в туалет ходить уж не смогла.
– Мама! Ну, как же так! Мне ехать надо... Работа, муж... Что же делать?
Клава моргала глазами, смотрела на дочь с жалостью.
– А ты поезжай, чего уж. Надо, значит надо, – шептала.
– Ну, что ты! Эх, мама! Сиделку наймем! Я подумаю...
– Так ведь мне и ночью, и днём надо... Лучше в дом престарелых сдай, – чуть слышно говорила обессиленная Клава.
– Мам! Ты думаешь это легко? Туда тоже ещё попасть надо...обследование... Ох! Что же делать? Меня уволят..., – Светлана кинула простынь на пол.
Баба Клава молчала. Что сказать?
***
Квартира, в которую приехала Лида с детьми, разочаровала. Видимо, до того, как хозяева решили ее сдавать, там жил человек пьющий. Первую ночь они не спали от запаха, исходившего от дивана. Он был тошнотворный – спали они с Колей на полу, а Иришка – на сдвинутых креслах. Пока взяли у соседей ещё одно кресло, спали дети вдвоем на нем. В планах – покупка кровати.
Квартира требовала большого ремонта – капали трубы, плохо грели ржавые батареи. В квартире было ничуть не теплее, чем во флигеле. Конечно, Лида, опять вспомнила о том, что она сильная, уже договаривалась о небольшом ремонте, успокаивала детей, просила потерпеть. Они кутались в свитера и одеяла, грелись газом.
У Лидии шел прием, когда в кабинет вдруг заглянула Светлана. Заглянула прямо в шубе.
– Лидия, здрасьте, поговорить бы...
– Здравствуйте, в коридоре подождите, пожалуйста, и в обуви и одежде к нам нельзя, – сказала строго, правила пункта она не позволяла нарушать никому.
Светлана осталась в коридоре. После очередной пациентки Лидия вышла к ней сама.
– Лидия, у меня дело к Вам. Уж простите за бесцеремонность.
– Что случилось?
– Мама... Она заболела сильно. Сердечная недостаточность. Вообще слегла.
– О, Господи! Я приеду сегодня, вот прием окончу, на вызовы, и – к вам...
– Конечно. Мама ждет... Я... Я попросить Вас хотела, – Светлана теребила шубу, – Может я неправильно поступила. В общем, вы не могли бы вернуться с детьми? Я ... мы готовы не брать с вас оплату. Да, вообще не брать – за уход. Маме уход нужен. И днём и ночью... Понимаете? А мне срочно ехать надо, я и так здорово задержалась, уже проблемы. И с собой я ее не могу забрать...
– Я приду сегодня, и всё решим. А сейчас – извините, пациенты..., – Лидия вернулась в кабинет.
Обида ещё жила – идти на поводу у Светланы не хотелось. Но баба Клава... Неужели так распереживалась она из-за этой некрасивой ситуации, что сердечко не выдержало? Нужно было ее успокоить...
И вечером Лидия направилась на остановку, чтоб навестить бабу Клаву. Ноги после рабочего дня гудели, но несли ее туда.
Баба Клава лежала бледная, исхудавшая и казалась совсем немощной.
– Баб Клав, а ну-ка... , – она послушала пульс, – Ели сегодня?
– Ничего она не ест! – жаловалась Светлана, стоя позади Лидии, глядя на нее заискивающе, – Я уж и не знаю, что делать.
Они вышли на кухню, переговорили. Чуть позже Лидии удалось немного бабу Клаву покормить.
– Вот, памперсы уж купила... , – показывала Светлана, – Не дойти ей до туалета. Но не ест, так и не... Лида, выручайте, возвращайтесь.
-- Светлана, простите. Но ведь, насколько я помню – Вы мне не доверяли.
– Время такое, Лидия. Сами знаете, стариков нынче обманывают направо и налево. А тут мать пишет, что у нее кто-то живёт.. Как я должна была реагировать?
– Извините, но сейчас ситуация тяжёлая. Где гарантии, что, случись что с Вашей мамой, Вы не обвините меня? А у меня дети. Разборки мне ни к чему. Так что, уж простите... Но вынуждена отказать, – Лидия сказала это четко и громко.
Светлана прошла в зал, бухнулась на диван горестно.
– Тогда я не знаю, что делать! Вот вообще... Может у вас есть знакомые? Ну, ищут жилье, и за уход готовы... Я уже всех тут знакомых спрашивала, но на круглосуточный уход никто из местных не соглашается. Все дома хотят жить.
– Конечно, я поспрашиваю. Но Вы не можете уехать, пока не найдется человек...
Светлана махнула рукой:
– Да понимаю я. Уж ведь не совсем... Мать, как-никак...
Лидия зашла в комнату бабы Клавы. Та смотрела на Лидию во все глаза. Смотрела не так, как прежде при дочери, рассеянно и болезненно, а четко, чуть нахмурив брови. Она взяла Лиду за руку и вдруг крепко сжала ее ладонь. Так крепко, что Лида выпучила глаза... В чем дело?
Баба Клава что-то хочет сказать?
Лида наклонилась к старушке.
– Соглашайся..., – прошептала баба Клава.
Округлое ее лицо дышало неизменной добротой и мольбой, а седые волосы лежали на подушке волной.
Лидия разогнулась. Всем своим медицинским нутром она почуяла – баба Клава чувствует себя лучше, чем кажется.
Лидия вошла в гостиную.
– Хорошо, Светлана, мы вернёмся. Очень жаль мне бабу Клаву.
Светлана кастрюльки уже не считала. Она готова была на всё, лишь бы спокойно уехать, лишь бы Лида не передумала.
Через день, когда Лида нашла машину, они с детьми вернулись в дом бабы Клавы. Светлана уехала в тот же день. Она очень спешила. Накупила памперсов, лекарств, продуктов, велела звонить, если что... И улетела...
Лидия копошилась на кухне, отнесла ужин бабе Клаве, и та покушала с желанием. И Лидии было так радостно видеть ее милые спокойные глаза, чуток затуманенные слезами, светлое одухотворенное каким-то своим внутренним волнением лицо.
– Коль, бери инструмент.
– Мам, давай не сегодня... Переезжали, я устал, я ещё вещи не разложил!
– Коля, не спорь.
Николай вздохнул, расчехлил инструмент, и полились гаммы и вальсы. Лидия стояла у шкафа, раскладывала вещи.
– Ма-ам! Баба Клава..., – звонкий удивленный голосок Иришки, им было доложено, что баба Клава не встаёт.
Старушка, держась за косяк, пробиралась к ним в гостиную. Лидия оцепенела ... Иришка подбежала к бабушке, помогла добраться до кресла.
Лидия всё поняла. Это ж надо!
"Ну, баба Клава... А как же – не встать, а как же – памперсы? Артистка!"
Но Лидия ничего не сказала, только улыбнулась хозяйке.
А баба Клава делала вид, что совсем ничего удивительного и не произошло. Она благодарно слушала инструмент, улыбалась тихо, обласканная родным его наигрышем.
А когда Коля заиграл "Старый клён" вдруг тихонько запела, слегка покачиваясь:
– Снегопад, снегопад, снегопад давно прошёл,
Словно в гости к нам весна опять вернулась.
И, если б шли вы вечером зимой по хрустящему снежку мимо светлых окон этого приземистого дома, обязательно бы услышали звуки аккордеона и, наверняка, запели бы тоже:
– Отчего, отчего, отчего так хорошо?
Оттого, что ты мне просто улыбнулась.
( Автор Рассеянный хореограф)
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 10