Слово в неделю о мытаре и фарисее, сказанное в Предтеченской церкви архиерейского дома 12 генваря 1858 года.

«Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!»
С настоящаго дня св. Церковь начинает приготовлять нас к подвигу поста и покаяния. И так как мы, немощные, не в состоянии даже покаяться во грехах сами собою, без содействия Божия: то прежде всего она влагает в уста каждаго из нас трогательную песнь: «покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче», – песнь, которая, огласив своды храмов ныне, будет повторяться и во все последующие воскресные дни до поста и во время поста. А между тем в каждый из воскресных дней, предшествующих св. четыредесятнице, св. Церковь еще преподает нам особые уроки, руководствующие нас к покаянию. Ныне такой урок она преподала нам евангельскою притчею о мытаре и фарисее. В лице фарисея она указывает нам на гордость, которая есть первое препятствие к истинному покаянию; в лице мытаря – на смирение, которое есть первое условие к истинному покаянию.
В самом деле, что требуется от нас, когда мы приступаем к таинству покаяния? Прежде всего, чтобы мы сознали свои грехи, вспомнили их во всей подробности, взвесили их значение, силу, виновность, и вслед за тем показали искреннее сокрушение о них, т. е. сокрушение о том, как глубоко мы оскорбили своими грехами Бога, нашего Отца и благодетеля, нарушая Его святую волю, оскорбили самих себя, унижая грехами свою богоподобную природу и подвергая себя их гибельным последствиям, оскорбили ближних своими безчисленными несправедливыми поступками. «Обратитеся ко Мне», заповедует Господь, «всем сердцем, в посте и в плачи и в рыдании, и расторгните сердца ваша» (Иоил. 2, 12–13). Скажите-ж, способен ли ко всему этому человек гордый? Способен ли он взглянуть на себя в этом своем нравственном безобразии, почувствовать свою виновность пред Богом и ничтожество и возскорбеть сердцем о своих недостойных делах? Напротив, он способен только услаждаться своими достоинствами, истинными или мнимыми, и всегда готов величаться ими не только пред людьми, но даже пред Богом, как и поступил фарисей. Вошел он в храм помолиться: как же он молится? «Боже, хвалу Тебе воздаю, яко несмь, якоже прочии человецы, хищницы, неправдницы, прелюбодее, или якоже сей мытарь. Пощуся двакраты в субботу, десятину даю всего, елико притяжу» (Лук. 18, 11–12). Очевидно, что этот человек, вместо Бога, восхваляет собственно самого себя и вместо того, чтобы просить Божией милости и помощи, как бы выражает, что оне ему не нужны: так он совершен! Гордость ослепляет человека и не дает ему видеть себя в настоящем свете: достоинства его крайне увеличивает, недостатки умаляет или вовсе скрывает И если бы несчастный захотел, в минуты духовного просветления, рассмотреть свои грехи, она найдет тысячи предлогов, чтобы извинить их, уменьшить их важность и даже представить их в качестве добродетелей. Совсем не таковы люди смиренные. И соблюдая закон Божий, они обыкновенно говорят: «раби неключими есмы: яко еже должни бехом сотворити, сотворихом» (Лук. 17, 10). И стоя на высоте добродетелей, любят памятовать свои слабости и недостатки и созерцать глубину человеческаго падения. А когда действительно согрешают: то не только не станут оправдывать себя или уменьшать свою виновность пред Богом, напротив готовы преувеличивать ее и признать себя первыми грешниками в мире. Это естественно пробуждает в них самое глубокое сокрушение о грехах своих и самое живое раскаяние. И истинно-смиренный иногда дотого считает себя недостойным пред Богом, что, подобно мытарю, не дерзает даже очей возвесть на небо, а только, бия в перси своя, взывает: «Боже, милостив буди мне грешнику» (Лук. 18, 13).
Сознав свои грехи и искренне сокрушаясь об них, кающийся христианин обязан еще исповедать эти грехи пред своим отцем духовным. В том нет сомнения, что Господь Бог знает все наши дела без всякой нашей исповеди. Но так как Он благоволил предоставить в Церкви своей на земле власть «вязать» и «решить», отпущать или не отпущать грехи, пастырям (Иоан. 20, 22–23); а пастыри, как люди, невсеведущи и должны наперед узнать, что́ разрешить или не разрешить: то устная и самая подробная исповедь пред ними необходима. Согласится ли человек гордый на такую исповедь? Согласится ли он в уничиженном виде предстать пред лице скромнаго служителя Церкви и открыть ему свою темную душу и недостойныя дела? О, скорее он вовсе не пойдет к духовнику, успокоивая себя мыслию, что довольно покаяться пред Богом; или если и пойдет, то ограничится исповеданием одних общих и самых обыкновенных грехов, не обнаруживая своих сокровенных и унизительных злодеяний; а если и обнаружит, то постарается как-нибудь извинить их и представить в лучшем виде. Нет, чтобы принести полное и чистосердечное исповедание во грехах, необходимо гордецу прежде смириться: без смирения исповедь невозможна. А смиренные и истинно-кающиеся не только не устыдятся обнажить свои греховныя язвы пред врачами духовными, но не отказались бы обличить себя пред целым миром, как и случалось в первенствующей Церкви. Тогда грешники приносили покаяние всенародно: в продолжение нескольких месяцев, а иногда и лет, стояли или лежали они у врат церковных в самом уничиженном виде и открывали свои злодеяния всем, входившим в церковь, прося их молитв, пока не получали наконец разрешения от духовных пастырей. Вот на какия жертвы способно христианское смирение!
Говорить ли о других условиях истиннаго покаяния? О живой вере во Христа Спасителя мира, без которой никто и никогда не получит отпущения грехов, как бы глубоко ни каялся и ни сокрушался (Деян. 4, 12; Рим. 3, 28), и о твердом намерении исправить свою жизнь, без которого сокрушение о грехах было бы неполным и нечистосердечным? От человека гордого нельзя ожидать выполнения и этих условий. Вера для гордеца всегда кажется стеснительною: он так высоко мечтает о своем уме и о своих достоинствах, так много полагается на собственныя силы, что не чувствует нужды в высшей помощи и необходимости пленить себя в «послушание Христово» (2Кор. 10, 5). С другой стороны, при постоянном довольстве самим собою и своими поступками, в нем не может родиться и воспитаться желание переменить свой образ жизни и сделаться нравственно-лучшим. А смиренный? Чем более он сознает свои немощи и нравственное безсилие: тем глубже сознает и нужду в небесной помощи, тем живее способен веровать в Того, который «спасти до конца может приходящих чрез него к Богу, всегда жив сый, во еже ходатайствовати о нас» (Евр. 7, 25). Смиренный, чувствуя всю гнусность своей греховной жизни и истинно сокрушаясь о ней, может естественно придти и к твердой решимости исправиться и вступить на путь добродетели.
Братие-христиане! Если вы действительно желаете в наступающем посту принести искреннее покаяние в своих грехах и очистить свою совесть: то заметьте, с чего должно начаться, по намерению св. Церкви, наше приготовление к этому великому делу. Начнем с того, чтобы мало-по-малу сокрушить в себе гордость, которая более или менее гнездится в сердце каждого человека, и чтобы пробудить в себе смирение. Разсмотрим, каждый, самих себя с полным безпристрастием, свои силы, способности, таланты, свою жизнь и дела, пред зерцалом Божественнаго откровения, пред судом нравственного закона; вспомним о нашей совершенной зависимости от Бога и о Его безконечном величии над нами: и мы поймем, как мы малы, бедны, жалки, ничтожны, как безрассудна и неестественна в человеке гордость и как сродно, свойственно ему боголюбезное смирение. Отец и образец гордости есть диавол; а образец смирения – Господь Иисус. Потому-то и необходимо нам отвергнуться гордости и проникнуться смирением пред таинством покаяния, чтобы с тем вместе отречься диавола и соделаться истинными последователями Христа. Аминь.
.......
Слово в Неделю мытаря и фарисея
Мытарь и фарисей пришли в церковь помолиться, фарисей во время молитвы своей хвалился своими делами и осуждал других, а мытарь, в глубоком сознании своего недостоинства, молился так: «Боже, милостив буди мне, грешному». Первого осудил Господь, а последнего оправдал, говоря: «Всякий возносящийся уничижен будет, а уничижающий себя – возвысится» (Лк.18:13–14). Дорогие, если смотреть на внешние поступки, а не на внутреннее расположение сердца, то фарисея никак нельзя назвать дурным человеком. Во всяком случае, он был человек безпорочный в гражданском смысле и наружно благочестивый. При всем том молитва его была отвергнута. Напротив, мытарь был не без грехов и пороков. Он сам сознает свою греховность и, однако же, молитва его была услышана. Почему же это так? А вот почему: фарисей молился высокомерно, – с таким настроением духа, в котором он сам весь обнаружился. Ведь в молитве люди выказываются такими, какие есть на самом деле и как живут. К жизни евангельского фарисея и его молитве можно применить слова Апостола: «Люди... самолюбивые, сребролюбивые, гордые, надменные, злоречивые,... имеющие вид благочестия, силы же его отвергшиеся» (2Тим.3:2–5). Фарисей с надменностью держал себя по отношению к Богу. Гордо вошел он в храм, стал впереди всех, на видном месте. В нем не заметно было никакого признака подобающего благоговения к Богу и Его Дому, он презрительно обращается с ближними. Считая себя праведным, он называл других людей дурными: хищниками, неправедными, прелюбодеями (судя об этом по внешним поступкам, ложно и превратно истолковывал их, – а не по внутреннему расположению сердца). Так гордость везде поступает. О себе самом думает высоко, а о других – низко.
Молитва фарисея была греховная молитва. Он благодарил Бога, но без смирения и сознания собственных немощей – благодарил не за избавление от тяжких искушений к греху и грубых пороков, а за то, что он не таков, как прочие люди. В его устах слышался голос гордости, которая кичится своею праведностию и обращается к Богу не с молитвой покаяния, а с молитвою самовосхваления. Каяться, по мнению фарисея, ему было не в чем. В действительности, вся молитва фарисея была обращена к собственному кумиру гордости...
И Бог ее не слышал.
Молитва мытаря была воплем души, в смирении взиравшей на свои грехи, и в дерзновении веры призывавшей милосердие Божие уврачевать страдания немощи. И Бог с благоволением внял ей, ибо Он видел человека, требующего Его помощи, сознающего собственное бессилие для обновления своей природы. Смирение сделало мытаря достойным благодати Божией. Мытарь встал вдали в храме и не смел даже поднять очей своих на небо. Он не шел вперед, хотя был человек должностной, собиратель пошлин и, вероятно, с хорошим состоянием. В церкви нет различия. Все имеют равные права. Самое невидное место вполне достаточно для того, чтобы возноситься в молитве к Творцу. Мытарь ударял себя в грудь. Истинная, пламенная молитва не может быть без внешнего выражения. Внутренние движения сердца невольно проявляются вовне. Мытарь молил Бога о помиловании. Боже, милостив буди мне, грешному. Его единственное желание – получить прощение грехов. Словом, в своей молитве мытарь выказывался таким, каким он был на деле и как жил. Он молился со смирением. А «смиряяй ... себе вознесется» (Лк.18,14).
Дорогие! Пред нами в жизни две дороги: мы или пойдем стопами фарисея к собственному покою, внешнему почету, ко всему, чем питается тщеславие и услаждается гордость, или же выступим вслед мытаря, с его сокрушенным сердцем, смиренным духом, заставляющим его в смущении перед живою совестью опускать глаза долу, в сокрушении бить себя в перси. Первый путь земного благополучия – путь к погибели в вечной жизни; второй, стезя горькая и темная здесь, приведет нас к источнику света и правды.
Избегайте фарисейской гордости, которая искушает и извергает людей в погибель, делает их слепыми. Ведь слепой не видит пути и спотыкается. Не образ ли это нам и современной нашей жизни? Слепота наша в том, что считаем себя зрячими: слишком горды мы. Мы все видим, все переживаем, только не видим греха своего, и оттого слепы и грех остается в нас! Фарисейство – наша слепота губительная. Всякий фарисей, оставь свою гордость, приди со смирением мытаря ко Христу, и в Нем найдешь просвещение.
1915 г., января 11 дня. 6