Самое интересное из сети

Как собрать шершней:

Ну и дела...

80% населения планеты не знают об этом

Тяжёлый труд, так и без спины можно остаться.

— Врач сказала в отдельную, – повторила медсестра. Я успокоилась. А когда очутилась на кровати, ощутила полное умиротворение уже только от того, что никуда не надо идти, что я уже никому ничего не должна, и вся ответственность моя сошла на нет. Я ощущала странную отстраненность от окружающего мира, и мне было абсолютно все равно, что в нем происходит. Меня ничего и никто не интересовал. Я обрела право на отдых. И это было хорошо. Я осталась наедине с собой, со своей душой, со своей жизнью. Только Я и Я. Ушли проблемы, ушла суета и важные вопросы. Вся эта беготня за сиюминутным показалась настолько мелкой по сравнению с Вечностью, с Жизнью и Смертью, с тем неизведанным, что ждет там, за небытием… И тогда забурлила вокруг настоящая Жизнь! Оказывается, это так здорово: пение птиц по утрам, солнечный луч, ползущий по стене над кроватью, золотистые листья дерева, машущего мне в окно, глубинно-синее осеннее небо, шумы просыпающегося города – сигналы машин, спешащее цоканье каблучков по асфальту, шуршание падающих листьев… — Ну и пусть, — сказала я себе. – Но ведь поняла же. И у тебя есть еще пара дней, чтобы насладиться ею и полюбить ее всем сердцем. Охватившее меня ощущение свободы и счастья требовало выхода, и я обратилась к Богу, ведь он был ко мне уже ближе всех. — Господи! – радовалась я. – Спасибо тебе за то, что ты дал мне возможность понять, как прекрасна Жизнь, и полюбить ее. Пусть перед смертью, но я узнала, как замечательно жить! Меня заполняло состояние спокойного счастья, умиротворения, свободы и звенящей высоты одновременно. Мир звенел и переливался золотым светом божественной Любви. Я ощущала эти мощные волны ее энергии. Казалось, Любовь стала плотной и в то же время мягкой и прозрачной, как океанская волна. Она заполнила все пространство вокруг, даже воздух стал тяжелым и не сразу проходил в легкие, а втекал медленной, пульсирующей водой. Мне казалось, все, что я видела, заполнялось этим золотым светом и энергией. Я Любила! И это было слиянием мощи органной музыки Баха и летящей ввысь мелодии скрипки. Отдельная палата и диагноз «острый лейкоз четвертой степени», а также признанное врачом необратимое состояние организма имели свои преимущества. К умирающим пускали всех и в любое время. Родным предложили вызывать близких на похороны, и ко мне потянулась прощаться вереница скорбящих родственников. Я понимала их трудности: о чем говорить с умирающим человеком? Который, тем более, об этом знает. Мне было смешно смотреть на их растерянные лица. Я радовалась: когда бы я еще увидела их всех! А больше всего на свете мне хотелось поделиться любовью к Жизни – ну разве можно не быть от этого счастливым! Я веселила родных и друзей, как могла: рассказывала анекдоты, истории из жизни. Все, слава богу, хохотали, и прощание проходило в атмосфере радости и довольства. Примерно на третий день мне надоело лежать, я начала гулять по палате, сидеть у окна. За сим занятием и застала меня врач, сначала закатив истерику по поводу того, что мне нельзя вставать. Я искренне удивилась: — Это что-то изменит? — Нет, — теперь растерялась врач. – Но вы не можете ходить. — Почему? — У вас анализы трупа. Вы и жить не можете, а вставать начали. Прошел отведенный мне максимум – четыре дня. Я не умирала, а с аппетитом лопала колбасу и бананы. Мне было хорошо. А врачу было плохо: она ничего не понимала. Анализы не менялись, кровь капала едва розоватого цвета, а я начала выходить в холл смотреть телевизор. Врача было жалко. Любовь требовала радости окружающих. — Доктор, а какими вы бы хотели видеть эти анализы? — Ну, хотя бы такие. – Она быстро написала мне на листочке какие-то буквы и цифры. Я ничего не поняла, но внимательно прочитала. Врач посмотрела на меня, что-то пробормотала и ушла. В девять утра она ворвалась ко мне в палату с криком: — Как вы это делаете?! — Что я делаю? — Анализы! Они такие, как я вам написала. — А-а! Откуда я знаю? Да и какая, на фиг, разница? Лафа кончилась. Меня перевели в общую палату. Родственники уже попрощались и ходить перестали. В палате находились еще пять женщин. Они лежали, уткнувшись в стену, и мрачно, молча и активно умирали. Я выдержала три часа. Моя Любовь начала задыхаться. Надо было что-то срочно делать. Выкатив из-под кровати арбуз, я затащила его на стол, нарезала и громко сообщила: — Арбуз снимает тошноту после химиотерапии. По палате поплыл запах свежего снега. К столу неуверенно подтянулись остальные. — И правда снимает? — Угу, — со знанием дела подтвердила я, подумав: «А хрен его знает». Арбуз сочно захрустел. — И правда, прошло, — сказала та, что лежала у окна и ходила на костылях. — И у меня… И у меня… — радостно подтвердили остальные. — Вот, — удовлетворенно закивала я в ответ. – Как-то случай у меня один был… А анекдот про это знаешь? В два часа ночи в палату заглянула медсестра и возмутилась: — Вы когда ржать перестанете? Вы же всему этажу спать не даете! Через три дня врач нерешительно попросила меня: — А вы не могли бы перейти в другую палату? — Зачем? — В этой палате у всех улучшилось состояние. А в соседней много тяжелых. — Нет! – закричали мои соседки. – Не отпустим. Не отпустили… Только в нашу палату потянулись соседи, просто посидеть, поболтать, посмеяться. И я понимала почему.Просто в нашей палате жила Любовь. Она окутывала каждого золотистой волной, и всем становилось уютно и спокойно. Особенно мне нравилась девочка-башкирка лет шестнадцати в белом платочке, завязанном на затылке узелком. Торчащие в разные стороны концы платочка делали ее похожей на зайчонка. У нее был рак лимфоузлов, и мне казалось, что она не умеет улыбаться. А через неделю я увидела, какая у нее обаятельная и застенчивая улыбка. А когда она сказала, что лекарство начало действовать и она выздоравливает, мы устроили праздник, накрыв шикарный стол. Венчали его бутылки с кумысом, от которого мы быстро забалдели, а потом перешли к танцам. Пришедший на шум дежурный врач ошалело смотрел на нас, после сказал: — Я тридцать лет здесь работаю, но такое вижу первый раз. Развернулся и ушел. Мы долго смеялись, вспоминая выражение его лица. Было хорошо. Я читала книжки, писала стихи, смотрела в окно, общалась с соседками, гуляла по коридору и так любила все, что видела: книгу, компот, соседку, машину во дворе за окном, старое дерево. Мне кололи витамины. Надо же было что-то колоть. Врач со мной почти не разговаривала, только странно косилась, проходя мимо, и через три недели тихо сказала: — Гемоглобин у вас на 20 единиц выше нормы здорового человека. Не надо его больше повышать. Казалось, она за что-то сердится на меня. По идее, получалось, что она дура и ошиблась с диагнозом, но быть этого никак не могло, и она это тоже знала. А однажды она мне пожаловалась: — Я не могу вам подтвердить диагноз. Ведь вы выздоравливаете, хотя вас никто не лечит. А этого не может быть. — А какой у меня диагноз? — Я еще не придумала, — тихо ответила она и ушла. Когда меня выписывали, врач призналась: — Так жалко, что вы уходите, у нас еще много тяжелых. Из нашей палаты выписались все. А по отделению смертность в этом месяце сократилась на 30 процентов. Жизнь продолжалась. Только взгляд на нее становился другим. Казалось, что я начала смотреть на мир сверху, и потому изменился масштаб обзора происходящего. А смысл жизни оказался таким простым и доступным. Надо просто научиться любить, и тогда твои возможности станут безграничными, а все желания сбудутся, если ты, конечно, будешь эти желания формировать с любовью. И никого не будешь обманывать, не станешь завидовать, обижаться и желать кому-то зла. Так все просто и так все сложно. Ведь это правда, что Бог есть Любовь. Надо только успеть это вспомнить… Автор: Людмила Ламонова

Назовите происходящее одним прекрасным словом

Сижу я вчера дома, думаю о возвышенном. То есть соображаю, что пора бы пыль на люстре протереть, а она висит высоко. И ещё кумекаю, чего бы сварганить на ужин – чтоб вкусно, бюджетно, экзотично и питательно. В моей голове прокручиваются сотни блюд, правда, все они в основном состоят из гречки. Муж ушёл в магазин. Его телефон лежит на столе и звонит. Беру трубку – там высвечивается абонент «Лера Роддом». Мне стало подозрительно, поскольку никаких дел с роддомом у нас давно нет. Дети уже ходят в школу. Что за Лера названивает моему законному? И я нажала «ответить». - Алло? – говорит Лера. – Это Погребов Александр Фаддеевич? Всё правильно, моего мужа так и зовут. И я на автомате говорю: - Да! Лера не обратила внимания, что Александр Фаддеевич ответил женским голосом. Может, она зашилась у себя на смене. Или у нас с мужем голоса похожи, не знаю. Но она говорит радостно: - Вы просили известить вас сразу – и я извещаю! Поздравляю, ваша женщина родила! Я до того опешила, что сказала: - О! – и на этом мой словарный запас иссяк. Зато в голове моментально провернулась тысяча мыслей – и среди них ни единой цензурной. - Родила буквально полчаса назад! – говорит медсестричка. – Запомните эту дату! Я понимала, что Лера не виновата в том, что какая-то левая баба родила от моего мужа. Поэтому я не ругалась матом и вообще вела себя спокойно. Просто тихо-тихо съезжала вниз по стенке вместе с телефоном. - Будьте уверены, - говорю я. – Запомню эту дату на всю жизнь! - Всё прошло успешно! – щебечет Лера. – Пока вашей дамочке некогда, но вечерком можете ей позвонить. Она молодец! Так старалась, так рожала! Первый шок прошёл. Я еле слышно спросила: - Кого? - Мальчика! – отрапортовала медсестра. – Чудный мальчик на три восемьсот! Прекрасный и слегка рыженький! Мой Александр, чёрт бы его побрал, Фаддеевич тоже слегка рыженький. И это меня совершенно раздавило. - Кстати, врачебная помощь была минимальной! – добавила Лера, упиваясь благой вестью. – Ваша гражданочка родила сама! Я не нашла ничего лучше, чем спросить: - А… от кого? Лера поперхнулась и замолчала. Потом говорит: - Я думала, что от вас. Или вы не рады? - Нет, почему же? – говорю с пола. – Это для меня всегда праздник. Я безумно радуюсь, когда от меня рождаются рыженькие мальчики на три восемьсот. Мне было дурно, а легкомысленная Лера словно нарочно пыталась меня расшевелить. - Уже придумали, как назовёте крошку? – говорит она. - Да, - сказала я. – Козёл… Лера напряглась. Что-то в моём тоне ей не нравилось. - Дело, конечно, хозяйское, - говорит она. – Но советую хорошенько подумать! Прелестный мальчонка, ему жить да жить … а вы его Козлом! С таким имечком он вам спасибо не скажет. Взяв с пола коврик, я вытерла обильную испарину на лбу. - Нет-нет! – проскрипела я. – Разумеется, мы назовём сына красиво и достойно. Это я не о нём, а о другом товарище... пусть земля ему будет пухом. - Новорожденный здоров, через недельку можно всех забирать! – говорит Лера. – Впрочем, хочу предупредить, что с сексом вам пока придётся обождать, понимаете? - Понимаю, - говорю. – На этот счёт не волнуйтесь. Я полагаю, Александр Фаддеевич Погребов больше никогда не сможет заниматься сексом… Всё это время я смотрела на стену и прикидывала, как на ней будет смотреться шкура моего подлого супруга, прибитая гвоздями. Хватит её, чтобы завесить потёртости на обоях, или нет? Торопливая Лера ещё раз поздравила меня и стала сворачивать разговор. - Я знаю, многие папаши не в себе от счастья при появлении наследника, - говорит. – Поэтому не стану мешать. - Да, - говорю. – Я очень не в себе… в том числе от счастья. - И не забудьте: вы обещали мне шампанское, если сразу вам сообщу! Так что за вами должок! - Ах, с меня ещё и шампанское? – пробормотала я. – Конечно, Лерочка. Всё будет в лучшем виде. И шампанское, и кутья… - Ну, мне пора, - говорит Лера. – Всего доброго, готовьте пелёночки, моя миссия выполнена! И тут меня как подбросило – прямо до люстры. При желании я даже могла успеть вытереть с неё пыль. - Стойте! – заорала я. – Стойте! Только сейчас, когда я мысленно уже овдовела, а о Сашке осталось одно воспоминание… только сейчас я сообразила спросить: - Лера, как зовут гражданку, которая… ну, того-самого… родила? Теперь зависли уже на том конце. - Псссс… Вы что, сами не помните? – говорит Лера. – Может, вы султан и у вас миллион баб на сносях? Или вы ей не муж? Роженицу зовут Погребова Светлана Александровна. И до меня дошло. Светка – это Сашкина дочь от первого брака. Забеременела на стороне, не замужем. Сашка о ней особо не рассказывает. Значит, он стал дедом. А ведь мог бы заодно стать и трупом. Какое облегчение! Поблагодарив медсестру, я поплелась успокаивать нервы и варить гречку. Ещё раз говорю: не хватайте, девчата, телефоны своих мужей. Ну его к лешему. Ваша психика будет целее, а мужья – живее… (Автор: Дмитрий Спиридонов)