21 октября / 3 ноября н. ст. - память преподобномученицы Пелагии Тестовой, инокини.
Преподобномученица Пелагия (в миру Пелагея Тимофеевна Тестова) родилась в 1887 году в деревне Арга Тамбовской губернии в крестьянской семье. Окончила сельскую школу.
Четырнадцати лет от роду в 1901 году она поступила в Серафимо-Дивеевский монастырь. В 1919 году инокиня Пелагия несла послушание портнихи и косца.
Матушке было тридцать лет, когда начался период неслыханного ранее в России гонения на веру. С конца 1918 года стали закрываться обители. Первоначально допускалось существование монастырей при условии преобразования в трудовые артели и коммуны. 16 января 1920 года в Нижгубсовхозе был утвержден устав Дивеевского промыслового кооперативного товарищества (артели). Артель по заданиям Москомпромсоюза изготовляла полотно, чулки, носки, а также художественные вышивки, направляемые на продажу за границу. Работы сестер были так искусно исполнены, что их отметили премиями на Всероссийской сельскохозяйственной выставке 1925 года.
Сестры трудились в очень тяжелых условиях. Еще в феврале 1919 года уездный земельный отдел при Ардатовском совдепе предложил монастырю вязать для Красной армии чулки, варежки и фуфайки, и сестры согласились. Однако в результате того, что с 20 января 1918 года мастерские были взяты тем же земотделом на учет как собственность государства и монашествующие потеряли возможность работать в мастерских, уникальное производство остановилось. Большинство мастерских не работало, и все разворовывалось новым «хозяином» — руководством совхоза. Урожай, с таким трудом выращенный сестрами, был присвоен земотделом, а скудное пропитание — хлеб и картофель — выдавались заведующим только тем сестрам, которые на текущий день были заняты на молотилке и скотном дворе. Остальные сестры, работавшие в поле, голодали и не могли воспользоваться даже тем картофелем, который сами посадили под окнами своих келий. Матушкам приходилось покупать на свои средства зерно и картофель на посев, нанимать лошадей для пахоты. Большей частью землю они копали лопатами, а навоз возили, впрягаясь в телеги.
Монастырские запасы, особенно вино для богослужений, расхищались руководством совхоза — замки со складов снимались по распоряжению райсовхоза.
Особенно страдали больные и престарелые сестры и девочки из приюта, так как больницу, приют и богадельню должен был теперь содержать совхоз. Но пшеница из монастыря вывозилась пудами, а больных лишали и ржаного хлеба, якобы за непредоставление именного списка, хотя список всех послушниц имелся в администрации. Произвол заведующего совхозом и его покровителей был явным — в монастырь прекратили подачу воды и сестрам даже запретили брать воду на конной водокачке. Рабочим на водокачке под угрозой ареста было запрещено отпускать воду монашествующим, и сестры ходили за водой на почти пересохшую речку. Стирали глиной — мыло не выдавалось даже для больницы. Сестрам заведующий совхозом то и дело угрожал арестом, а одну послушницу жестоко избил. Он начал и разрушение только что построенного собора. Совхоз получил предписание достать для народного хозяйства 25 пудов железа, и, дабы не затруднять себя поисками, «выпотрошили» недостроенный собор.
В конце лета 1919 года монастырю было предложено послать работоспособную часть монахинь (шестьсот человек) на уборку полей, принадлежавших семьям красноармейцев. Совет монастыря справедливо указал, что сестры истощены голодом, идти на полевые работы не могут, да и свой урожай не убран.
Приехал председатель Ардатовского исполкома и на общем собрании сестер потребовал списки монахинь, могущих принять участие в полевых работах. Инокиня Пелагия была членом совета и «заведующей рабочими силами монастыря». Она пыталась защитить сестер и отказалась исполнить требование представителя власти, за что и была арестована. Сестры просили освободить ее, но идти на полевые работы так никто и не согласился. Затем были арестованы и другие члены монастырского совета. Инокиня Пелагия была приговорена к трехлетнему заключению, а монастырь как «контрреволюционное гнездо» Ардатовский уездный исполком рекомендовал распустить.
Для расследования «контрреволюционности» монастыря в Дивеево была послана комиссия из представителей госконтроля, Нижгубисполкома и профсоюзов. После проведения расследования она установила невиновность инокинь и указала на беззаконные действия местной власти. Комиссия пришла к выводу, что сестры монастыря «должны снабжаться продовольствием на общих основаниях с остальными гражданами республики». Арестованные были освобождены, а совет монастыря восстановлен в своих правах. Заведующий совхозом за злоупотребления был отстранен от должности. Под видом артели обитель просуществовала еще восемь лет.
В 1927 году Арзамасская уездная земельная комиссия расторгла договор на аренду «госимущества» (монастырских строений) под тем предлогом, что ремонт зданий осуществлялся без согласования с властями. Началась кампания по ликвидации монастыря. Сестрам было предложено в несколько дней освободить все занимаемые помещения, начались повальные обыски и аресты по спискам ОГПУ.
В том же году ликвидация монастыря была завершена, имущество изъято, а церкви остались без служителей и монашествующих. Многие сестры разоренной обители в то время находили себе пристанище у верующих людей в Дивееве или окрестных селах и терпели нужду. Все они как «бывшие монашки» были лишены гражданских прав, что влекло за собой очередные притеснения.
В те годы среди сестер было популярно стихотворение:
Дивеев, дивная обитель,
Четвертый жребий на земле,
Земля избранная, святая.
Кому в удел досталась ты?..
Но пробил час, судьба решилась,
Слова Угодничка сбылись:
Оставить стены нам родные
И кто куда — всем разойтись.
О, Иисусе наш Сладчайший,
Тебе всех хочется спасти.
О, помоги нам, Искупитель,
Сей крест безропотно нести.
Назначен срок нам выселенья —
В семь дней очистить монастырь.
Куда идти? Где нам скитаться,
И кто нас может защитить?
Заснуло все, обитель опустела,
Затих и колокольный звон,
И пенье ангельское смолкло,
И жутко сделалось кругом.
Лежит печать на всех соборах,
Забиты окна, грязь везде.
Лишились мы земного рая,
Едва ль покой обрящем где.
Живем в мирских теперь мы избах,
В руках работа не кипит,
Спешим по-прежнему в обитель,
Чтоб горечь сердца там излить.
Мы сознаем, что мы достойны
Сие изгнание нести,
Но просим Батюшку родного
Нас вновь в обитель привести.
Мы твердо верим, что обитель
Еще сильнее процветет.
Но кто из нас достоин будет
Вновь быть в обители святой?
Мы ежедневно прибегаем
К Первоначальнице своей
И у могилки ее просим
Не позабыть своих детей.
О, Мати наша дорогая,
Прими сирот под свой покров —
Мы будем все ценить, чем прежде
Мы не умели дорожить.
В 1932 году мать Пелагия поселилась в сторожке при церкви села Воробьева около города Бор и трудилась при храме.
20 ноября 1937 года инокиня Пелагия была арестована Борским райотделом НКВД вместе со священниками местной церкви. Ее обвинили в систематическом ведении «контрреволюционной агитации пораженческого и клеветнического характера», в «устраивании сборищ в церковной сторожке, где среди верующих делались контрреволюционные выпады на соввласть», в агитации «против колхозов», в призыве «бросать работу в колхозе и в религиозные праздники посещать церковь». В свидетельских показаниях значится, что «монашка Тестова с ненавистью на соввласть высказывала, что эта антихристова власть народ приведет совершенно к гибели. Крестьян через эти колхозы замучили, запрещают посещать храмы Божии, да скоро ли всему этому будет конец? В сентябре месяце 1937 года около церкви в группе собравшихся богомолок монашка Тестова выражалась так: «Сталин дал такую свободу, что отныне весь народ мучается, народ весь настроен против власти. За нее только держатся коммунисты, так как они ею управляют. Но придет время, когда прогневается Господь Бог, тогда будет ужасный переворот, тогда пойдет брат на брата, сын на отца, отец на сына. Все мученики Христовы воскреснут, а эти антихристы-безбожники понесут великую муку за свои грехи».
Инокиня Пелагия была допрошена один раз. Свидетели показали, что в июле 1937 года в присутствии их и других верующих инокиня Пелагия «советскую власть и коммунистов называла антихристами, говорила, что при соввласти стало жить трудно, духовенство, безвинных сажают в тюрьмы, а храмы закрывают». На допросе инокиня Пелагия давала прямые и ясные ответы, виновной себя не признала.
Решением Тройки при УНКВД СССР по Горьковской области от 14 декабря 1937 года священники были приговорены к расстрелу, а инокиня Пелагия (Тестова) — к заключению в исправительно-трудовой лагерь сроком на восемь лет.
Матушка отбывала наказание в Карагандинском исправительно-трудовом лагере ГУЛАГа НКВД (Карлаге). Карлаг занимал огромную территорию: 300 километров с севера на юг и 200 — с востока на запад. Он был образован на месте совхоза ОГПУ в 1931 году. Первые осужденные пришли сюда, чтобы построить для себя тюрьму в степи. Старожилы вспоминали, как прибывали на вокзал эшелоны «с попами и монашками»: шли в молчаливом угрюмом строю и вели их молчаливые же молодые конвоиры. Из первого этапа численностью в 50 тысяч человек до места дошли 28 тысяч. Вот как рассказывали о дороге выжившие: «В скотских вагонах привезли и, как скот, выкинули на землю. Как сейчас помню, будто вчера это было: лил дождь как из ведра, мы собирали дождевую воду и пили ее. Яму вырыли квадратную, поставили, как шалашик, рядны, и на земле в этой землянке мы жили до Покрова. А на Покров снег выпал сантиметров в 50. Брат утром проснулся и говорит: «Мама, дед замерз, и я от него замерз». Кинулись, а дед уже готовый, умер.
Строили мы бараки. В бараки вселяли человек по двести. Утром встанешь — там десять человек мертвые, там — пять, и мертвецов вытаскиваем. Этого я забыть не могу. С нами мордва жила — двадцать человек семья, и только двое у них убежали в Россию, а остальные все померли. Привезли 18 тысяч на пятый поселок, а к весне пять тысяч осталось».
3 мая 1938 года инокиня Пелагия прибыла в лагерь этапом, который формировался в Горьковской тюрьме. В скором времени общее число узников Карлага превышало 40 тысяч человек. Среди осужденных были и другие дивеевские сестры, в том числе старшая сестра матушки — Марфа Тимофеевна Тестова. В лагере сестер разделили. Обе матушки скончались в Карлаге. Вряд ли они и виделись: в карточках учета передвижения по Карлагу ни разу не совпали населенные пункты их пребывания в лагере.
Из документов личного дела инокини Пелагии (Тестовой) видно, что, несмотря на инвалидность, потерю трудоспособности, общее истощение организма и многочисленные заболевания (бруцеллез, миокардит, хроническая малярия, ревматизм, хронический катар дыхательных путей, рак поджелудочной железы), мать Пелагия использовалась на общих работах, на прополке, в качестве повара, сакманщицы (ухаживала за молодняком овец), плела маты, вязала носки.
Из воспоминаний заключенной Карлага Кучумовой О. М. про лагерную жизнь известно: «Как раскаленная белая сталь — небо, раскаленная земля, раскаленная мутная голова (не спасает громадная шляпа из камыша). Идешь, еле передвигая ноги, по бескрайнему ровному полю. Кажется, ему нет конца — оно уходит за горизонт. Идешь, наклоняешься, с силой вырываешь злой сорняк овсет; выпрямляешься, снова наклоняешься; обе руки уже порезаны, забинтовываешь их тряпками. Идешь уже несколько часов — кажется, сейчас ткнешься в горячую землю и не встанешь. Иногда, измучившись, чтобы не наклоняться, встаешь на колени и ползешь, ползешь по всему ряду и вырываешь, вырываешь сорняк: главное, чтобы вырвать с корнем, а то он оживает снова и снова загородит собой культуру — просо.
Поднимешь на минуту глаза — на горизонте белое горячее марево. В дымке его далеко над равниной, чуть-чуть приподнимаясь над линией горизонта, образуются, вытягиваются какие-то белые мавританские замки с круглыми арками, с башенками и минаретами — они дрожат в воздухе, сплетаются вновь и вновь из горячего воздуха — степные миражи. Иногда — это синее озеро вдали и деревья почему-то всегда с одной стороны озера… Подрожат в воздухе, подрожат и угаснут, чтобы через некоторое время появиться снова.
Видения эти пугают своей потусторонностью и в то же время четкостью. Снова опускаешь глаза, чтобы не видеть, снова наклоняешься, срываешь, срываешь, вырываешь с силой обеими руками, выдергиваешь неподдающийся сорняк с длинными цепкими корневищами… Двигаться, двигаться, иначе, кажется, помутнеет разум.
Наконец полдень. Я ничком сваливаюсь под тентом палатки. Привезли обед. Сердце стучит где-то в горле, голова как огненный шар — само солнце словно застряло в ней…» (Из воспоминаний заключенной Карлага Кучумовой О.М.)
Несмотря на столь изнуряющий каторжный труд при тяжких болезнях, в характеристиках заключенной Пелагии отмечалось: «качество работы хорошее», «нормы выполняет», «взысканий не имеет», «поведение хорошее», «в быту дисциплинирована».
В 1941 году ею было подано прошение в Президиум Верховного Совета СССР о пересмотре дела и освобождении. Помощник областного прокурора по специальным делам, рассмотрев дело, вынес заключение: «Тестова П. Т. в предъявленном ей обвинении виновной себя не признала, но достаточно изобличается показаниями допрошенных по делу свидетелей. Изложенные мотивы в жалобе не заслуживают удовлетворения, т. к. контрреволюционная деятельность подтверждена показаниями соучастников и свидетелей Решение Тройки УНКВД по Горьковской области в отношении Тестовой П. Т. считать правильным, ходатайство, как неосновательное, отклонить, и ей сообщить».
3 ноября 1944 года, накануне празднования Казанской иконы Божией Матери, инокиня Пелагия умерла в лагерной больнице «от рака поджелудочной железы и кахексии» и была погребена на лагерном кладбище у поселка Жартас.
6 октября 2001 года на заседании Священного Синода Русской Православной Церкви под председательством Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II было принято решение включить в Собор новомучеников и исповедников Российских инокиню Пелагию (Тестову).
Комментарии 1