«Вот и шли вас, обормотов,
В заграничные турне!..»
Леонид Филатов,
«Про Федота-стрельца, удалого молодца»
КОМАНДИРОВКА В ГЕРМАНИЮ
или
хорошо там, где нас нет, но мы уже в пути
Во второй половине девяностых судьбе угодно было занести меня в российско-германскую фирму.
Жильё для семей военнослужащих, выведенных из ГСВГ, строилось за счёт связанного кредита ФРГ по программе строительства - «Модуль».
В Германии разработчиком и изготовителем быстровозводимых модульных конструкций домов была немецкая фирма «BUК INPAR».
В России строительством жилых городков и отдельных домов занималась Производственно-строительная фирма ЗАО «Конверсия-Жильё».
Во главе её стоял президент Кривулин Вячеслав Семёнович, генерал-майор в запасе, военный инженер-механик.
Помните угарные девяностые – начальники всех мастей именовали себя президентами. В тот исторический миг только ленивый не побывал в президентах.
Кривулин во главе ЗАО «Конверсия-Жильё» был человеком не случайным. В ближайшем прошлом он начальник Управления эксплуатации и ремонта боевой техники ГАБТУ ВС СССР/РФ, а это около тридцати военных заводов, в том числе и на территории Германии.
В своё время, Александр Руцкой, будучи одноразовым вице-президентом России в пылу «борьбы с коррупцией» с трибуны Государственной Думы упоминал эту фирму, называя её «Конверсия-Жульё».
Ах, если бы он что-нибудь понимал в этой борьбе и хотел бы «по-взрослому» потолкаться с коррупцией …
За два года реализации программы «Модуль» накопилось много замечаний, поправок и предложений в технических и экономических вопросах, которые было решено рассмотреть совместно на заводе-изготовителе конструкций.
Готовится большая командировка в Германию
Объявлен состав нашей делегации в количестве восьми человек.
Руководитель делегации – первый заместитель президента ПСФ ЗАО «Конверсия-Жильё» Келпш Валентин Валентинович, держатель увесистого пакета акций фирмы – генерал-майор в запасе, Герой Социалистического труда.
Члены делегации: Андреев ВФ, Тараканов ВА, Лазуткин ВН, Тюменцев ГИ, Химчук ВИ и я. Все члены делегации инженеры, полковники в запасе, за исключением гражданина Химчука. Этот человек ниоткуда. У него нет биографии и необходимой квалификации, но он чей-то рубаха-парень, знает анекдоты на все случаи жизни, специалист по ресторанным меню, дорогим винам, западным брендам одежды и наручным часам.
Обращаю внимание на то, что реальных фамилий работников семь, а во всех документах и телеграмме на заказ билетов и гостиницы – восемь.
Но меня это совсем не удивляет. В разгар девяностых правильный счёт и законы математики уже были несколько иными.
Я включён в состав делегации с правом голоса лично президентом, вопреки активному протесту её руководителя Келпша.
Причины протеста:
-во-первых, я новый человек, рекомендован в фирму минуя его, человек не его и, по его разумению, не должен получать так много доверия;
-во-вторых, ему не по душе, что в мои руки переданы ценообразование, формирование договорных цен, договоров подряда и подготовка заключений на оплату выполненных работ и теперь он лишён возможности совать нос в эти дела.
Келпш Валентин Валентинович – на много старше меня, как и я, выпускник военно-инженерной академии имени ВВ Куйбышева, военный инженер-строитель, кандидат технических наук, человек одарённый, но уклад жизни в голове сохранял и оберегал в старых добрых отживших категориях отношений:
-свой-чужой;
-добрый старый стук и донос – страховка от неожиданностей;
-тотальное недоверие – хорошая основа для совместной работы и тому подобное.
Мелькнула мысль: состав делегации – четыре военных инженера-строителя, два танкиста военных инженера-механика и один прощелыга – гремучая смесь для любого вида застолья.
Общий инструктаж членов делегации перед вылетом. Пропускаем мимо ушей напутствие: «Пожалуйста, не шутите по-русски. Немцы наших шуток не понимают».
Вылетаем утренним рейсом авиакомпании Lufthansa из Шереметьево. По-прежнему нас семь человек.
В полёте предлагают коньяк без оплаты. Члены делегации, кроме Келпша и меня, пьют столько раз сколько предлагают.
На лице руководителя делегации первые признаки беспокойства.
Садимся в Берлине. Проходим пограничный и таможенный контроль.
Нас встречают уже знакомые по совместной работе в Москве и местные немцы.
И тут себя обозначает восьмой член делегации, до этого никем невидимая «наша сотрудница»: молодящаяся дама, в тяжёлом бриллиантово-золотом обвесе с тревожно-презрительным взглядом в сторону нас, своих соотечественников.
Позднее я узнал её должность – племянница одного из работников аппарата Правительства РФ. Рутинно-заурядный пример для тех лет.
Нас приглашают в машины.
Руководитель делегации и золотая «сотрудница» исчезают в чёрном «Мерседесе».
Остальные члены делегации разместились в отличном автобусе, тоже «Мерседесе».
Заезжаем в берлинский офис немецкой компании – здание с великолепной функциональной планировкой и дорогой, но не броской внутренней отделкой.
Руководитель нашей делегации прошёл в кабинет к немецкому директору доктору Виртцу.
Мы, члены делегации, окружены вниманием. Появились кофе, чай, минеральная вода. По требованию двух танкистов принесли коньяк, который тут же пошёл в дело.
Во мне растёт осуждение такому поведению моих коллег.
Через час выезжаем по направлению городка Шведт, где находится завод производитель модульных конструкций.
Наша официально восьмичленовая делегация вновь состоит из семи человек.
Дорога ведёт от Берлина на север в немецкую Померанию в сторону границы с Польшей. Проезжаем Эберсвальде, Ангермюнде, Пиннов.
С нами работающий в Москве немец Курт Редерн. Он выполняет роль переводчика.
Обращаюсь к водителю:
-Почему на дороге так мало Мерседесов. Мы же в Германии.
Курт переводит.
Ответ водителя, который похоже не знает кого везёт:
-Здесь мало богатых людей. Дорогие машины в Берлине и Мюнхене. А если хотите увидеть очень дорогие, то вам нужно побывать в городе Москва. Пишут, что там можно увидеть безумно дорогие Мерседесы, - Курт переводит и улыбается.
Как опытный «нелегал», понимающе киваю головой, но себя не раскрываю.
Едем дальше.
Теперь я пристаю уже к Редерну:
-Курт, смотри, вон из дворовой территории выполз БМВ через сплошную на левый поворот. Где же немецкий ordnung?
Курт в ответ:
-А, вот смотри: бабушка на лавочке достала телефон и сейчас сообщит в полицию номер машины нарушителя.
Глаза не врут: я в Германии.
Шведт. Приехали.
Гостиница – небольшой двухэтажный коттедж на десять номеров. В столовой на столах нас ждёт ужин.
Уже все устали. Расходимся по номерам.
Ранним утром будит истошный крик за окном: «Maine klaine shvaine!!!»
Подбегаю к окну. У аккуратных разноцветных баков для сбора бытовых отходов стоит испуганный мальчик лет восьми. На него наступает с шипением в виде огромной змеи-кобры злая здоровенная немка бальзаковских лет.
Всё понятно. Мальчишка выбросил бытовой мусор, нарушив правила сортировки отходов по бакам.
Смотрю на эту картину, а перед глазами всплывает родной московский дворик: два контейнера одного цвета с мятыми боками, заполненные всеми видами отходов, да тишь, гладь и божья благодать.
Мы на заводе.
Нам представлена, закреплённая за нами, переводчица Лиза.
Началось первое совещание по итогам поставки и сборки комплектов домов в Россию.
С нашей стороны принимают участие четыре члена делегации с правом голоса.
Идёт обсуждение по длинному перечню вопросов, которые прошли предварительное обсуждение и вошли в список для принятия решения об их внесении в проект и поставку.
Конечно же, не обходится без «русских» нюансов.
Вот пример.
Член нашей делегации Лазуткин невозмутимо зачитывает:
-В семи комплектах поставленных домов нет стяжек декоративных из нержавейки.
Я нутром и профессиональным чутьём понимаю, что они разворованы из комплектов уже у нас.
Стяжка представляют собой анкерный болт из нержавеющей стали со стилизованной хромированной головой кабана и стяжного винта-фиксатора в форме хромированной головы оленя.
Ну как такую штуковину не взять на память.
Вы, читатель, устояли бы? Молчите? Вот и я об этом.
Это моё обычное психологическое рассуждение о бренности жизни.
А немцы в ужасе:
-Как нет? Не может быть, стяжки в комплекте.
В ответ заряд наглого шантажа:
-Не было и нет. Недопоставите, справимся сами. Стянем ваши блоки нашими анкерами из чёрного металла, а логотип фирмы-поставщика домов останется ваш, немецкий.
Тевтоны теряют дар речи. Объявляется перерыв.
После перерыва они торжественно зачитывают заявление о своей капитуляции - стяжки будут допоставлены, но их внешний вид будет максимально упрощён, а в следующих комплектах они будут вовсе конструктивно скрыты.
Ещё пример.
Настал черёд немцев выкатить претензии к нам:
-Где рюкзаки с костюмами для рабочих-маляров? Куда деваются подарочные коробки с настольными лампами, торшерами и бра для заселяющихся жителей. Всё это входит в комплект поставляемых жилых домов.
Наш ответ «чемберленам» прост, как мычание коровы:
-Вы о чём? Какое ваше дело где? Это подарки!
От стыда, я готов спрятаться под стол.
Другие члены нашей делегации чувствуют себя прекрасно.
Обед.
Заводская столовая. По убранству, сервировке и меню как у нас хорошие кафе или ресторан.
Нас обслуживает официантка. Первое, второе, салат, на десерт кофе и мороженое с клубникой.
Рядом обедают молодые немки - инженерно-технический персонал завода. Мы и чувствуем себя как в ресторане. Глазами и улыбками цепляем немок. Тут я тоже не отстаю от наших «мачо».
На следующий день перед обедом, работающие с нами немцы в тактичной форме просят: «Пожалуйста, не улыбайтесь заводским сотрудницам в столовой».
О заводе в Шведте.
В недалёком прошлом это был наш военный механический завод на территории ГДР, который после объединения Германии был перепрофилирован на выпуск модульных строительных конструкций высокой степени готовности.
Это был очень хороший производственный комплекс. Большинство заводов этого профиля в России, а я повидал их много, были обустроены и оборудованы хуже.
С болью в душе хожу по территории завода. Перед глазами наше, которое мы потеряли из-за подлого предательства одного негодяя с отметиной на лбу.
Сюрпризом, по крайней мере для меня, стала возможность увидеть подземные помещения завода на глубину в два этажа, которые в советское время были секретными. Немцы пояснили, что это сохранено, как музейный атрибут холодной войны.
В одном из подземных помещений на сборочном стенде находится макет ракеты средней дальности в натуральную величину в горизонтальном положении разделённой на составные части: боевая головная, блок управления и наведения, топливные баки, пояс с крыльями-стабилизаторами, ракетный двигатель.
В прилегающих комнатах-кабинетах сохранились рабочие столы, стулья, шкафы, настенные доски для записей и расчётов, два кульмана.
В столах и шкафах даже сохранились листы с напечатанными текстами на русском языке. С особым интересом рассматриваю попавшие мне в руки бумаги. Это фрагментарные обрывки проектов отчётов о производственной стажировке студентов МВТУ имени Баумана и МАИ имени Орджоникидзе.
Забавная находка.
Ещё раз подтверждаю – очень хороший был наш механический военный завод.
Бегут дни командировки.
В один из них наблюдаю за работой бригады рабочих в цехе. Наблюдение получилось очень поучительным для меня.
Ровно в 8 часов 30 минут в цехе появились, негромко общаясь друг с другом, рабочие в одинаковых синих комбинезонах. У каждого на специальных креплениях и в карманах защитные очки и личный ручной инструмент (рулетка, отвес, малый разводной ключ, отвёртка, строительный нож, перчатки и т.п.).
Численность бригады – двенадцать человек вместе с бригадиром.
Сразу отмечаю характерную деталь: у всех рабочих на ремне через плечо или на поясе сумочки, в которых находятся кружки-термосы, сигареты, фрукты, штучный десерт. Все сумочки рабочие дружно и организованно ставят на широкий удобный подоконник.
Без раскачки и перекура бригада приступает к работе.
У нас так дела не делается.
Бригада разделилась на звенья по два человека. Работа идёт размеренно, ритмично, без суеты, толкотни и бестолковых перемещений.
Наблюдаю за работой более трёх часов.
Рабочие, только строго в момент технологических пауз, поочерёдно позволяют себе подойти к подоконнику и сделать глоток-два из термоса, закурить сигарету.
Никаких общих перекуров с пустой болтовнёй.
Повторяю, у нас так дела не делаются.
Работа бригадира.
У него связь с руководителем смены, коллегами бригадирами и кабиной цехового крана по внутреннему мобильному телефону. Он следит за материальным обеспечением бригады, качеством и сроками исполнения работ.
Организация работы бригады оставила хорошее впечатление.
В этот же день, я решил проверить как немцы начнут работу после окончания обеденного перерыва. Не скрою, удумал это с некоторой долей злорадства.
Для этой цели за пять минут до окончания обеденного перерыва располагаюсь в кабинете руководителя цеха у огромного стеклянного окна-витража. Сижу, жду. Внизу передо мной огромный цех протяжённостью сто метров. Ни души.
А вот и звуковой сигнал - пошло рабочее время.
Словно из-под земли, можно сказать из ниоткуда, на рабочих местах возникли и зашевелились десятки людей.
Что тут сказать – с уважением и некоторой завистью смотрю на немецкий рабочий класс.
В следующий день в рабочее время переезжаем в автобусе на завод. В салоне Андреев, Тюменцев, Химчук, я, заводской немец и переводчица Лиза.
Неожиданно Андреев заявляет переводчице:
-Лиза, скажи водиле, пусть тормознёт у пивного домика. Саданём пивка.
В ответ немец по-немецки и переводчица по-русски в один голос и замахав руками:
-Вы что, рабочие часы, никак нельзя. Через тридцать минут совещание. Нас ждут.
Тюменцев:
-Да ладно бросьте, времени вагон.
Лиза;
-Что значит «саданём», зачем «бросать ладно», куда «вагон».
Обозначился Химчук:
-Вы что, русского языка не понимаете? Останавливай, бля. Пива выпьем и поедем дальше. Одна минута.
Вновь включился Тюменцев:
-Вам нельзя вы не пейте, а нам нужно. Жарко тут у вас, как в бане.
Лиза:
-Ну хорошо, только на минутку.
Автобус паркуется возле пивного бара.
Мы в баре. Мои коллеги в Германии не первый раз и у них есть немецкие марки на карманные расходы. Я человек новый, у меня марок нет, но мне интересно наблюдать немецкую жизнь.
Садимся за большой длинный дубовый стол.
Перед Андреевым, Тюменцевым и Химчуком появились шесть больших кружек пива.
Сопровождающий нас заводской немец готов упасть в обморок.
Лиза близка к истерике:
-Умоляю вас, прекратите. Меня уволят.
Внезапно для всех, «русская тройка» залпом выпивает все шесть кружек пива и дружно встаёт из-за стола. На всё про всё у них уходит меньше одной минуты.
Посетители бара и персонал, округлив глаза, смотрят на троих пришельцев. На меня, нет. Меня, похоже, считают немцем.
Мы в автобусе.
Заводской немец по-прежнему готов упасть в обморок, но теперь уже от увиденного.
На совещание прибываем точно в назначенное время.
Мы приглашены на деловой ужин в ресторан «Рыцарский замок».
Перед выездом руководитель делегации Келпш проводит инструктаж:
-Это не пьянка, не гулянка, не расслабуха, а деловой ужин. Нам нужно с немцами многое обсудить и склонить их к нужному нам решению. Это понятно.
В ответ бойкое адреналиновое многоголосье:
-Чё не понять. Да всё ясно. Сделаем. Не в первой. Да нам только …
У меня большие сомнения насчёт «всё ясно».
Мы в ресторане.
Здание ресторана и главный зал внутри действительно выполнены в стиле средневекового рыцарского замка.
Стены высотой пять метров, высоко над головой мощные деревянные балки стропильной системы. На стенах доспехи, щиты с гербами, оружие, тевтонские штандарты и символика. Над головой висят знамёна, хоругви, стяги, вымпелы.
В огромном зале ресторана много посетителей, а среди них ещё больше молодых женщин.
Тут же слышу голос Химчука, обращённый к переводчице:
-Вот здорово, потанцуем. Лиза как по-немецки пригласить на танец?
Лиза:
-Да вы что? Ни в коем случае. Здесь не приняты танцы.
Рассаживаемся за длинным столом по уже установившемуся порядку – немцы с одной стороны, мы напротив, с другой.
Нахожу бирку со своей фамилией слева от руководителя нашей делегации. Мой визави напротив Карл Мюллер, заместитель главы московского филиала фирмы «BUК INPАR», хорошо знает русский язык.
Келпш, похоже, принял во внимание, что мы с ним единственные непьющие среди наших и, из тактических соображений, отодвинул своё отношение ко мне на второй план.
Ужин начинается с обмена приветствиями глав делегаций.
Наш руководитель обозначает круг вопросов, по которым хотел бы сблизить позиции сторон. Добиваясь своего он проявляет упорство, хитрость, изворотливость и житейскую смекалку.
Мы с Андреевым, справа и слева, помогаем ему в этом.
Боковым зрением замечаю - на обоих флангах нашей делегации постепенно закипает другая жизнь.
Наши, на застольных отшибах, просят подать чего-нибудь покрепче и побольше, лучше «водочки».
Принесли немецкий шнапс.
Слышу ехидный приговор шнапсу:
-А, что, нормальной водки нет. Вы что, на мели что ли.
Келпш, улыбаясь немцам, с раздражением в сторону:
-Тараканов, замолчите и лучше навсегда.
Надо сказать, что шнапс довольно противная вещь. Напоминает больничную микстуру с отталкивающим ароматом.
Лиза оглашает решение руководителя немецкой стороны произнести «русский тост».
Под объявленный «русский тост» официанты быстро расставляют перед каждым клиентом русскую водку в стопках размером с напёрсток и кусочки чёрного хлеба размером в половину спичечного коробка с салом размером на приманку для мышей.
Немец произносит «русский тост», который не фига не подходит к русской водке. Лиза переводит. Тост сопровождается голосами наших специалистов по выпивке на краях стола:
-Издевательство. Безалкогольная свадьба какая-то. Что за день такой? Да что за бутафория, в самом деле?
Лиза вполголоса всё это переводит.
В конце концов на краях общего длинного стола появляются по две бутылки водки «Посольская».
Да. Как говорится, не мытьём, так катаньем.
Учитесь, дорогой читатель.
К нашему столу подходит управляющий ресторана в сопровождении семи официанток с подносами.
Переводчица сообщает – нам предлагается за счёт заведения на пробу белое и красное вина из погребов ресторана.
Оживление за столом.
Началось предложение вин.
На вопрос девушки с подносом:
-Rot? Wais?
Отвечаю:
-Вайс,- и передо мной стоит бокал с белым вином.
Слева от меня ситуация развивается следующим образом.
На вопрос официантки, - Rot? Wais? – подогретый Тюменцев заявляет:
-Рот унд вайс.
Девушка в замешательстве. Ищет глазами помощи у переводчицы.
Лиза устало кивает: «Поставь ему два бокала».
Поступает предложение выпить и оценить вино.
Вдруг с правого края стола раздаётся пьяный голос танкиста Лазуткина:
-Стойте, остановитесь. У меня бокал пустой, мне не налили.
Испуганная официантка объясняется по-немецки.
Лиза её успокаивает, отпускает и обращается к Лазуткину:
-Герр Лазуткин, у Вас в бокале вино на пробу, два глотка.
«Герр» угрюмо и обиженно:
-Тут и одного нет.
Наш глава больше не может этого терпеть и я его понимаю.
Он приносит немцам извинения и берёт тайм-аут.
С ним вдвоём провожаем наших коллег в отдельную курительную комнату.
Келпш в бешенстве. Вылетающие из него угрозы и упрёки опережают его мысли. Изо всех сил, стараясь не переходить на крик, он зловеще шипит:
-Вы что себе позволяете. Я вас отправлю завтра же обратно. Это Ваше последнее турне. Вы что в кабаке, что ли?
Пьяный Тюменцев тут же поинтересовался на полном серьёзе:
-А, разве мы не в кабаке?
В этот момент они, на пару с Лазуткиным, ещё в состоянии произносить слова, но уже не способны передавать мысли.
Однако, нарисованная Келпшем перспектива, с каждой минутой нравится всё меньше и меньше и заставляет «отдыхающих» ускоренно трезветь.
Остаток делового ужина проходит без эксцессов.
В следующие дни я с особым интересом знакомлюсь с организацией работ на строительной площадке.
Ничего исключительного или мне неведомого в работе подрядной организации я не увидел. Всё хорошо знакомо и есть у нас в России.
Но.
Организация стройплощадки в натуре соответствует стройгенплану в проекте.
Справка: У нас не всегда есть организация площадки. А если есть, то всегда не похожа на стройгенплан. А ещё чаще и стройгенплана-то в проекте нет.
Графики производства работ и поставки конструкций составлены один раз на весь период строительства, не подправляются под приезд начальства и выполняются без критических срывов.
Готовые бетон и раствор производятся на стройплощадке и подаются ко всем рабочим местам механизированным способом. Мощность РБУ строго соответствует нуждам производства.
Большие механизмы (башенные краны, автокраны, дорожная техника, грузовой автотранспорт) работают в режиме сходном с нашим. Только их технические характеристики удручающе лучше наших.
Ассортимент средних и малых механизмов больше нашего и их технические возможности лучше. Все основные технологические процессы на стройке максимально механизированы. Никто ничего не носит на своём хребте, не долбит ломом и не скоблит лопатой.
Немецкий рабочий аккуратен и выполняет работу с высоким качеством даже если его никто не видит. Он не станет одно делать, а другое рядом ломать. Не приходит на работу в глубоком похмелье. Его КПД в понедельник, среду, пятницу и предпраздничные дни одинаков.
Немецкий ИТР педант. Он ничего не забудет, не отступит от инструкции ни на шаг и другим не даст этого сделать.
В случае срыва графиков поставки материалов, обеспечения механизмами и рабочей силой козлами отпущения становятся не ИТР на площадке, а начальники, сидящие на верху.
У любой проблемы на стройке в Германии есть конкретные имя и фамилия.
Вот так.
А в остальном всё как у нас. Смешно, правда.
Хотя, у нас есть свои сильные стороны против немцев. Я их знаю. Но это не тема настоящего откровения.
Мы приглашены на пивной вечер в лесной ресторан «Лилиевальде».
К работающим с нами восточным немцам из бывшей ГДР прибавились трое западных из Мюнхена. Двое из них сносно говорят по-русски.
Трезвые немцы как огня боятся разговоров на политические темы.
Мы не боимся ничего. Терять-то уже нечего.
Пивной вечер разгорается всё жарче и ярче.
По требованию русских танкистов в помощь к пиву появился коньяк. Наши броне-коллеги неисправимы.
В каждой из высоких встретившихся сторон всё меньше и меньше трезвых.
Тема разговоров плавно сворачивает в политику.
Двое западных немцев раз за разом пытаются побольнее задеть наше самолюбие:
-Какие вы победители. Забудьте о победах. К тому же, Вы русские вымираете. Средняя продолжительность жизни у вас пятьдесят лет.
До сих пор считаю тех баварских немцев сволочными провокаторами.
Слова за слово и возник пьяный скандал между нами и немцами.
Могучий пьяный Андреев Владимир Фёдорович встал и угрожающе заявил:
-Сейчас мы сократим вашу среднюю продолжительность жизни, - его рука потянулась к самой большой стеклянной бутылке на столе.
В один миг с одной и другой стороны стола встали стеной друг на против друга четырнадцать человек. Со стола на пол полетели тарелки, вилки, бокалы.
Сидевший напротив меня Карл Мюллер вспомнив, что он полковник армии ГДР, громко и зло пролаял по-немецки команду немцам сесть. И они чётко выполняют приказ.
Наш руководитель Келпш в замешательстве. Из нашей делегации более-менее трезвые только он и я. Он уже давно перестал кипятиться, что я в составе делегации. Со злостью бросает в мою сторону:
-Выводим наших из ресторана на свежий воздух для разговора.
Идёт разбирательство на крыльце.
Келпш снова в бешенстве:
-Что происходит? Вы что себе позволяете? Вы что творите?
Тут уже подал голос и я:
-А, они, что творят?
К счастью, к нам присоединяется переводчица Лиза:
-Давайте не будем задавать жизни сложных вопросов. Наше прошлое мало у кого безоблачное. Предлагаю прогуляться по лесу и успокоиться.
Лазуткин пьяным голосом:
-Ночью, после дождя по мокрому лесу? Лиза, Вы что пьёте наравне с нами?
Лиза по-немецки обращается к работнику ресторана. Тот открывает шкаф на стене, включает рубильник и в лесу загораются наземные светильники вдоль прогулочных брусчатых дорожек.
Молча смотрим на немецкий порядок.
Пьяный Тюменцев подводит итог смотринам:
-Сволочи!
Прогулка по лесу действует успокаивающе.
Возвращаемся в ресторан.
Немцы настроены миролюбиво.
Интересно, как бы воспринял эту фразу мой отец бодавшийся с немцами всю войну от звонка до звонка на танках КВ, Т-34 и ИС-2?
Нас любезно приглашает на чай и кофе Карл Мюллер.
В последствие часто буду общаться с Карлом Мюллером по работе. На десять лет старше меня, полковник, последний начальник Организационно-мобилизационного управления Генерального штаба армии ГДР. Настоящий и неподкупный друг России, он очень остро переживал предательство идей социализма вырожденцами из советской партийной верхушки и последующие за этим унижения.
За чаепитием мюнхенские зачинщики свары со стороны немцев объявляют, что в знак примирения оплачивают пивной вечер за счёт своей стороны.
На это реагирует поддатый и готовый ещё раз расписаться на Рейхстаге Андреев:
-Давно бы так. Вам ещё платить и не расплатиться.
Обосравшиеся от стресса мюнхенские бюргеры молча проглатывают пьяную реплику.
В который уже раз «за державу обидно», хотя на этот раз и в перемешку с гордостью.
Внезапно для самого себя, на двенадцатый день командировки вдруг чувствую, что начал понимать о чём говорят немцы между собой на улице, в магазине, в офисе, в цехе. И даже пробую говорить.
В школе и академии я учил немецкий язык без ярких успехов и казалось всё прочно забыл. Выходит, что это не так.
Удивительная штука память.
Берлин. Аэропорт.
Пограничный и таможенный контроль.
На вопрос таможенника:
-Что везёте?
Чем-то недовольный Лазуткин, пребывая в похмелье, мрачно шутит:
-Машингеверден.
Начинается переполох.
Лязгнули засовы на дверях. Мы заблокированы в помещении.
Переводчица Лиза через перегородку сообщает причины шмона.
Келпш предсказуемо в ярости:
-Ну кто сказал немцам, что везёт пулемёт!? Кто!?
Тотальная проверка багажа.
Провожающие нас немцы с великим трудом убедили таможенников, что это была шутка.
Наконец двери разблокированы.
Мы в самолёте.
Отмечаю про себя: состав делегации вновь насчитывает восемь человек.
Два часа полёта.
Снижаемся.
В иллюминаторе родные пейзажи.
Выхожу из салона, спускаюсь по трапу.
В воздухе знакомое лёгкое амбре отгоревших торфяников.
Дым Отечества мне сладок и приятен!
01-14 июля 2021 года,
Москва
Нет комментариев