Предыдущая публикация
Администрация сайта Главка публикует воспоминание ветерана Спецстроя - 700 (Новая Земля) и СУ БФ Анатолия Михайловича Крейзо о восстановлении Калининградского Кафедрального Собора совместно с Одинцовым Игорем Александровичем
Крейзо Анатолий Михайлович
Памяти Игоря Александровича Одинцова
Люди ненавидят говорящих правду в лицо.
А зря: такие не бьют в спину.
Прошло более года с даты ухода из жизни Игоря Александровича Одинцова. Согласно неписанной русской традиции, наступило время достойно воздать дань памяти умершему, личности неординарной с колючим (если не сказать – «несносным») характером, гипертрофированной жаждой справедливости и несокрушимой волей. Офицер, Строитель, Патриот, Правдоруб. По праву, к этим ёмким характеристикам можно было бы добавить условно их обобщающее – «Созидатель», настолько его действия были новаторскими и эффективными. Это касается не только профессионализма, но и гражданской позиции. Он всегда шёл к поставленной цели напролом, сметая любые преграды с лёгкостью любимца судьбы, когда речь шла о принятии концептуальных организационно-технических решений, и отвагой Солдата, когда шла битва с временщиками от власти, их чванством и равнодушием к делу, которым он жил. Сорокалетнее знакомство с Игорем Александровичем даёт мне основание говорить о нём объективно, основываясь на массе ситуаций, свидетелем которых довелось быть как в период службы в кадрах Советской Армии, так и в «пенсионный» период.
Первое знакомство состоялось в 80-м, когда я в звании майора, будучи главным инженером лиепайского Управления Начальника Строительства (УНР) прибыл в Калининград, в штаб Строительного Управления Балтийского флота (СУ БФ), в котором одним из начальников отдела служил подполковник Одинцов, на квартальную планёрку. Обычно в кулуарах мероприятия удаётся «пробежаться» по отделам СУ БФ, чтобы детально решить ряд вопросов, связанных с обеспечением строек материалами, механизмами и изделиями. Здесь в любой момент могут возникнуть трения, когда «низы хотят», а «верхи не могут». В тот день стычка едва не завершилась потасовкой, благо оба вовремя «ударили по тормозам», лишив присутствующих лицезрения мордобоя двух старших офицеров. Мы на пару лет перестали общаться, не испытывая при этом друг к другу особой неприязни. Ну, что ж, бывает! Есть, кстати, свидетельства, что в 1957 году, когда обоим было за шестьдесят, в Большом Театре привселюдно подрались два Великих Маршала – Жуков Г.К. и Конев И.С., но это нисколько не умаляет их заслуг перед Отечеством и не сделало пожизненными врагами. Было нам с кого пример брать!
Через три года два меня перевели по службе в Строительное Управление Балтийского Флота на должность начальника отдела, ранее возглавлявшимся Одинцовым, который, в свою очередь, возглавил «придворный» (калининградский) УНР. Для обоих это было повышением, хотя функционально мы как бы поменялись местами. Разместился в офицерском общежитии, трёхкомнатной квартире в Калининграде на улице Грига, единственным соседом при этом оказался … Одинцов, прошедший процедуру брачного развода. Старая стычка, как рана, давала себя знать. По утрам мы лишь обменивались кивком головы, где-то в глубине души осознавая несуразность поведения.
Неожиданно на помощь к нам пришло … польское телевидение. Поляки в непосредственной близости от границы установили мощную телевизионную вышку, сигнал которой посредством антенн особой конструкции, производство которых наладили предприимчивые и талантливые ребята, легко принимался в Калининграде. Надо отдать должное власть предержащим: они не повели борьбу с пиратскими антеннами, как это было ранее в некоторых городах. Напротив, в газете «Калининградская правда», если не ошибаюсь, каждую субботу публиковалась программа передач Польского телевидения на предстоящую неделю. Для установки антенны пришлось по умолчанию установить перемирие. А потом, когда уселись перед телевизором, Игорь Александрович посетовал:
– Передачи только на польском языке, даже без русских титров!
– Могу Вас обеспечить синхронным переводом с польского. Я в Северной Группе войск прослужил два года в условиях каждодневных контактов с аборигенами», – был ответ, – в Польше в школах преподают русский язык, поэтому общение с поляками своеобразное: мы говорим по-русски – они нас понимают; поляки говорят по-польски – мы понимаем их.
Я удостоился удивлённого взгляда и вопроса:
– А как у тебя с немецким? Будут немецкие фильмы с польскими титрами, которых ни хрена не видно.
– Чуть хуже, но общий смысл сказанного передаю без затруднений.
– Неужели и в Германии служил?
– Да нет, не пришлось, но немецкий давался мне легко. И в школе, и в институте – практически одни «пятёрки».
Так «холодной войне» между двумя советскими офицерами был положен конец.
Это вовсе не означает, что мы стали закадычными друзьями в общепринятом понимании. Определённая дистанция осталась. Сказывалась шестилетняя разница в возрасте, да и общение практически ограничивалось совместным просмотром передач Польского телевидения. Мои выходные были заняты знакомством с городом, сразу обаявшим меня своей историей и загадочностью. Тем не менее, определённая картинка круга интересов соседа сложилась. Меня всегда привлекали многосторонне развитые люди, даже в мимолётных общениях с которыми можно определить векторы познаний, в направлении которых тебе стоит поработать. Рассказы Одинцова о Ленинграде, в котором прошли его студенческие годы, о таинственной истории города, интересовавшей меня со школьных лет, не могли не привлечь особого внимания. Ещё бы: всего через несколько лет после сокрушительного поражения под Нарвой в условиях непрекращающейся, разорительной войны со шведами на их территории царь Пётр в 1703 году закладывает новую столицу России, причём строит её немыслимыми темпами! А ведь до окончания Северной войны ещё почти два десятка лет. Добавляем сюда болотистую местность, удалённость на сотни километров каменных карьеров, полное отсутствие дорог, необходимость кормить массу работников численностью, по меньшей мере, в несколько десятков тысяч человек – и получаем вывод: этого не могло быть!
Даже сегодня, в условиях доступности Интернета, на многие подобные вопросы не только любопытствующие, но и профессиональные историки не находят исчерпывающих ответов. Видимо, имеют право на существование версии альтернативной истории, ставящей под сомнение традиционные постулаты. Надо ли говорить о том, насколько были интересны исторические экскурсы с Одинцовым в, казалось бы, общеизвестное прошлое. Любимый девиз: «De omnibus dubitandum [Все должно быть подвергнуто сомнению]». ― Карл Маркс.
Однажды Игорь Александрович показал мне книгу, которой внимание привлекали несколько фотографий, на которых были изображены раскопки в каком-то европейском городе. Необычность снимков была в том, что многоэтажные дома средневековой постройки были отрыты на глубину добрых четырёх метров, а фундаменты дома всё-таки остались ниже дна образовавшегося котлована. При этом оголившийся подземный этаж был оснащён окнами и парадным входом, что не поддавалось объяснению. Вариант постепенного погружения зданий под собственным весом нами, инженерами-строителями, исключался априори по ряду известных любому строителю причин.
– Представь себе, Толя, таких явлений в Европе полным-полно, в том числе и в нашей стране, – рокотал мой собеседник, – В Питере я встречал уйму зданий с засыпанными полностью или частично первыми этажами. Такое впечатление, что некогда какой-то вселенский грязевый поток накрыл первые этажи городов, а потом высох и превратился в грунт. Вот только нет ответа на вопрос, почему об этом эпохальном событии не осталось сведений ни в летописях, ни в живописи, ни в литературе?
Прошло сорок лет. Интернет кишит сообщениями подобного рода. А вразумительного ответа на поставленный вопрос я до сих пор не нашёл.
Начало восьмидесятых годов прошлого века – «эпоха пышных похорон» в нашей стране. С ноября 1982 по март 1985 года мы похоронили троих лидеров государства. Не покидало ощущение неопределённости и тревоги. Злая шутка тех времён: «Вы, наверное, не поверите, но у нас опять умер Генсек»! Страна напоминала собой корабль, вошедший в зону шторма без штурвального на капитанском мостике.
Смотреть выпуски телевизионных новостей было мучительно стыдно. Бодрые экранные рапорты об очередных успехах на трудовых фронтах никак не вязались со скудностью полок как продовольственных, так и промтоварных магазинов, которую приходилось созерцать вокруг каждый день. Игорь Александрович не скупился на саркастические комментарии.
– Сталина для них надо воскресить! Зажрались! Для себя-то коммунизм давно построили! Дачи и дома за государственный счёт, пайки, зарплаты в конвертах, а простой человек для детей варёной колбасы купить не может!
Пятнадцатимесячный период правления Андропова породил у некоторых соотечественников надежду на оздоровление экономики страны и нравственности общества. Были приняты меры по борьбе с коррупцией и прогулами, повышению эффективности социалистической системы. За этот период по уголовным статьям за экономические преступления было осуждено около семисот пятидесяти тысяч человек. Одинцов кипел от негодования.
– И здесь показуху устроили! Весь дом в огне, а они с помощью пипеток и пробирок гасят отдельные очаги возгорания! Системный кризис требует системных реформ, продуманных и долгосрочных.
Из его размышлений вырисовывалась удручающая картина. Партийная верхушка после смерти вождя превратилась во враждебный социалистическому строю слой населения. Даже Сталину при его жизни не удалось укротить буржуазные замашки однопартийцев. По замыслу Иосифа Виссарионовича партия должна была ограничить своё влияние на общество идеологией и подготовкой кадров. Внутрихозяйственные проблемы должны были лечь на плечи профессиональных управленцев. Такой вариант никак не устраивал лидеров республик, секретарей обкомов, крайкомов и райкомов, привыкших считать регионы своими уделами, поскольку отодвигал их от общественной кормушки. Попытки вождя поставить так называемую «партийную элиту» на своё место, примитивно выражаясь, «в стойло» привели к его практической изоляции и, скорее всего, к насильственной смерти. А потом развернулась колоссальная борьба за места на политическом Олимпе страны, победу в которой одержал самый ограниченный, но самый изворотливый и беспринципный Хрущёв. Самодурство и волюнтаризм нового лидера страны, сопровождавшийся сломом сталинской системы хозяйствования и плана преобразования природы, ликвидацией МТС, укрупнением колхозов и разгромом личных хозяйств колхозников, созданием Совнархозов, освоением целины, «кукуризацией» страны и прочей дурью, довели даже его подельников до точки кипения. Никита Сергеевич был отправлен на заслуженный отдых. Впервые в истории Страны Советов поверженному в борьбе политическому колоссу была дарована жизнь.
– Скажи, Толя, ты за свою трудовую жизнь сколько раз опоздал на работу? – как-то огорошил Одинцов меня вопросом.
– Ни разу! – я был абсолютно искренен.
– Вот и я ни разу! А при Хрущёве отменили уголовную статью, действовавшую с 1940 года, за неоднократное опоздание на работу. Видите ли, в виду возросшей сознательности трудящихся! Бред! У нас основная тяжесть промышленной технологии приходится на поточное производство. Прежде всего, по причине отставания в вопросах технического прогресса от передовых стран, где процент многофункциональных станков с числовым программным управлением постоянно растёт. Представь себе, из полутора десятков работников, занятых на потоке, каждый день хоть один опаздывает, а пара собутыльников «с будуна» работает спустя рукава. Что же будет в сухом остатке? В условиях «возросшей сознательности трудящихся» производительность труда падает. В сталинской экономике основным показателем было снижение себестоимости продукции. Какое на *** снижение себестоимости, когда дисциплина стремится к нулю! Уволить работника имеешь право только с согласия профкома. А там – круговая порука, там – собутыльники провинившегося. Вот почему немцы – самая трудолюбивая нация в мире? Пятьсот лет назад курфюрст Восточной Пруссии издал Указ: за первые два прогула нещадно сечь провинившихся; сначала плетью, потом – шомполами. В случае третьего – вешать! Через пару сотен лет Указ официально отменили, а вешать ещё долго продолжали. Жестоко? Очень! Но нынешнее поколение Германии благодарно курфюрсту – он очистил нацию от бездельников на генетическом уровне сотни лет назад!
18 лет правления Брежнева весьма не однозначны. ВВП СССР вырос в два с половиной раза, расходы на социальные расходы увеличены в три раза, рост реального потребления населения увеличился в два с половиной раза. Темпы строительства жилья достигли 60 миллионов квадратных метров в год. Началось освоение месторождений сибирской нефти и газа, строительство системы экспортных нефте- и газопроводов, которые и по сей день служат главным источником наполнения государственного бюджета. Советский Союз достиг вершины своего могущества на международной арене, ядерного паритета со США, перейдя от противостояния к мирному сосуществованию и сотрудничеству с Западом. С другой стороны, дряхлеющая политическая верхушка утратила динамичность мышления, явно впадая в стойкий маразм, когда ситуация требовала радикальных перемен в резко меняющейся ситуации. В это время, с позволения сказать, лидеры государства, самозабвенно под смешки и анекдоты одаривавшие друг друга государственными наградами, сохранение привилегий для себя и собственных потомков поставили выше перспектив динамического развития страны. СССР ещё двигался по инерции, обретённой в сталинскую эпоху, но над великой державой уже сгущались тучи.
Растущие потребности населения всё больше опережали замедляющиеся темпы роста экономики. Нефтедоллары уже не могли затыкать расплодившиеся «чёрные дыры» народного хозяйства. «Афганский капкан» и тщательно подготовленное геополитическими противниками падение мировых цен на энергоносители явились потрясающими, но не смертельными ударами по СССР. Решающим фактором распада сверхдержавы явились, помимо политической и экономической импотенции руководства страны, центробежные внутренние силы истеблишмента, предавшие идеалы социализма и собственный народ ради обретения права собственности на национальные богатства и возможность распоряжаться ими. Ещё в тридцатые годы приснопамятный нарком СССР Ягода сетовал в близком кругу, что он и его коллеги – сущие бомжи в сравнении с европейскими министрами, поскольку, в отличие от последних ничего не имеют в собственности, даже квартир и дач, которыми пользуются. Обстановка позднего СССР казалась последышам Ягоды подходящей для смены в стране социального строя и становления их олигархами.
Тогда, в начале восьмидесятых, пророчества моего старшего товарища показались излишне пессимистическими. Не знал я тогда, что почти два десятилетия до этого Великий Кормчий дал подобный прогноз будущего Страны Советов:
Мао Цзэдун, «Новый Китай», Пекин. 1964 г., №12: «К власти в СССР после 1953 года пришли националисты и карьеристы, взяточники, покрываемые из Кремля. Когда придёт время, они сбросят маски, выбросят партбилеты и будут в открытую править своими уездами как феодалы и крепостники».
У нас не было запретных тем. Коснулись мы и дела Саблина, о котором отрывочно приходилось слышать в Лиепае в конце семидесятых. Одинцов был категоричен:
– Некоторым Саблин представляется в романтическом ореоле. Эдакий бунтарь-одиночка. А чего он добился? У него не было ни единого шанса, так же, как у лейтенанта Шмидта. В то же время, какой показательный пример: один целеустремлённый и решительный офицер подчинил своей воле экипаж корабля численностью почти в двести человек!
И тут в исполнении Одинцова я услышал подробнейший рассказ о трагедии, происшедшей 8 – 9 ноября 1975 года на Балтийском флоте, когда замполит Большого противолодочного корабля «Сторожевой» капитан третьего ранга Валерий Саблин поднял мятеж против правительства СССР. Ссылка здесь: https://youtu.be/I6YD5RjFjSo?t=65.
Нельзя сказать, что я на тот момент в силу существования на то время соответствующих запретов ничего об этом не знал. Но мы жили тогда в удивительной стране, в которой жестокость законов компенсировалась необязательностью их исполнения, а всеобъемлющая цензура – всесилием «сарафанного радио». Осведомлённость моего собеседника дополнялась подробнейшим анализом причин и последствий событий, качество которого я смог оценить только в девяностые годы, когда были преданы гласности подробности мятежа.
– Обрати внимание, Толя, на тот факт, с какой лёгкостью престарелые члены Политбюро ЦК КПСС объединились в решимости уничтожить мятежный корабль вместе со всем экипажем (а это сто девяносто мальчишек!) силами авиации и флота, если он двинется в сторону Швеции. С другой стороны, вопрос: отдавал ли себе отчёт Саблин, в том, что он ставит под угрозу гибели весь личный состав, поверивший его пламенным речам? А о судьбе своего отца и тестя, участников Великой Отечественной войны, потомственных военных моряков-орденоносцев, их последующих душевных травмах он подумал? Он сравнивал себя в письмах к жене и сыну с горьковским Данко! Красиво, да? Безрассудство и мальчишество! Шантажировать руководство страны на глазах у всего мира! На что он рассчитывал? На гуманность, может быть, на старческий маразм кремлёвских небожителей? Ему было тридцать шесть. Достаточный возраст, чтобы, ведя на смерть подчинённых, ставших на его сторону, взвесить все «за» и все «против», и осознать, что шансов на успех у него нет. Слишком велика цена слепой веры в идею! Ну, и самое главное: верность присяге – это не пустые слова. Борьба с правящим режимом Отечества не должна иметь ничего общего с внешними, всегда враждебными Отечеству силами. А объективно он лил воду на мельницу врагов и изменил присяге.
– А как же бороться с правящим режимом? – я очень старался, чтобы вопрос прозвучал без ехидства.
– Исключительно посредством поголовного просвещения населения, – последовал ответ очень серьёзным голосом. – Понимаю, это задача не одного поколения. При этом следует помнить, что идеальных правителей не будет. Они бывают раз в столетие. А такой правитель в этом веке у России уже был – Сталин. Остаётся согласиться, что лучший путь к построению справедливого и совершенного общества – это самосовершенствование каждого из нас. Делай, что должно, а дальше – как карта ляжет. По привычке, мы ждём «правильного» царя-батюшку, который осчастливит народ. А многие ли задаются вопросом: «Так ли я живу»? Помнишь, как у Высоцкого в «Песенке о переселении душ»:
Стремилась ввысь душа твоя —
Родишься вновь с мечтою,
Но если жил ты как свинья —
Останешься свиньёю.
Досадно попугаем жить,
Гадюкой с длинным веком —
Не лучше ли при жизни быть
Приличным человеком?
– А у нас с тобой, Толя, прекрасная возможность оставить на Земле достойный след. Строитель – это творец человеческого благополучия. Вот и оставь в память о себе побольше таких следов! А проходимцев и подлецов дави, как гнус, при любой возможности.
Это было в его исполнении не только советом младшему коллеге. Это было его жизненное кредо. Именно это кредо сделало его несовместимым с сонмищем недоброжелателей и явных врагов, сыгравших неблаговидную роль в конце его жизненного пути.
Самыми интересными событиями в моей службе того периода были планёрки; ежемесячные – с выездом по метам дислокации УНРов, ежеквартальные – в Калининграде.
Планёрки с участием Одинцова всегда были «вишенкой на торте». Он никогда не давал себя и своих подчинённых в обиду и лихо отвечал контрударами в адрес отделов и служб Строительного Управления. Сказывалось знание «кухни» изнутри, и начальникам отделов редко удавалось «загнать в угол» Одинцова. Я решал с ним наши вопросы «на берегу», то есть «дома», и публичных споров у нас не возникало, что позволяло сосредоточиться на изучении тактики старшего коллеги в стрессовых ситуациях. Игорь Александрович, единственный из командиров частей, демонстративно не пользовался «шпаргалками», называя цифры и аргументируя свой доклад по памяти, чем, несомненно, выигрывал в сравнении с другими. Ни разу его никто не уличил в неточности, даже к помощи «своего» начальника планового отдела, вооружённого толстой папкой, он не прибегал. С командиром вёл себя почтительно, но без тени подобострастия. Кстати, в числе отстающих на фоне остальных подразделений Строительного Управления он никогда не значился.
А вот когда дело доходило до разбора взаимоотношений УНРа со службами и отделами Строительного Управления Флота, обстановка накалялась до предела. Дело доходило до крика, а пересилить мощный баритон Одинцова не доводилось никому. Тогда следовал хлопок правой командирской ладони по столу и его спокойное «хватит»! Это действовало на присутствующих как команда рефери на ринге «брейк». Все моментально смолкали, откидываясь на спинки стульев, что зрительно воспринималось, как шаг боксёров назад. Командир, полковник Котов Лев Николаевич, никогда не повышал голоса, но его авторитета и негромкой команды хватало на то, чтобы азартные выпады оппонентов не превращали мероприятие в балаган, когда орут все, в том числе командир, но никто никого не слышит. Доводилось в моей практике видеть подобное.
Однажды, когда страсти накалились до предела, и, казалось, вышли за рамки допустимого, командир форсировал ход планёрки и объявил её законченной. Одинцов вышел, а возмущённый рой голосов доброго десятка остальных участников планёрки не смолкал. Наконец, один из нас, главный механик Сорокин А.А., клокочущим голосом возопил:
– Ну, Лев Николаевич, ну, сколько же можно терпеть такое хамство!?
– Хамство, говорите, Анатолий Александрович! А Вы замечаете, как ведёте себя лично Вы и другие начальники отделов не только в отношении Одинцова, но и в отношении других командиров линейных частей. Для вас начальники УНР – заведомо виновные во всех неудачах строительного процесса лица, достойные линчевания. Мы здесь собираемся для того, чтобы выявить болевые места строек и помочь УНРам, как помогают тыловики фронтовикам, непосредственно ведущим борьбу за общую нашу победу, то есть за выполнение плана. Отсюда их неприятие несправедливой критики в их адрес со стороны офицеров Строительного Управления. И Одинцовым это воспринимается болезненней других, потому что всего несколько месяцев назад он был одним из вас.
Лев Николаевич обвёл взглядом присутствующих и остановил его на мне:
– Я правильно говорю, Анатолий Михайлович?
Похоже, по ходу планёрки он заметил, что я сочувственно, во всяком случае, без признаков агрессии отношусь к испытуемым, со всей очевидностью памятуя, что совсем недавно был на их месте.
– Вы правильно говорите, Лев Николаевич!
– И всё-таки Вы явно симпатизируете Одинцову! – не сдавался Сорокин.
Все затихли. Это прозвучало, как вызов, следовательно, ситуация была на грани фола. Не принято было публично ставить командира в позицию оправдывающегося.
– Вы обратили внимание лишь на одну сторону личностных качеств Игоря Александровича Одинцова – его запальчивость и неуступчивость, что в большинстве случаев ведёт к приобретению недругов. Не самые лучшие качества, это верно. Уверен, Игорь Александрович отдаёт себе в этом отчёт. Справедливо считается, что наши недостатки – это продолжение наших достоинств. Смею предположить, что наши достоинства, в свою очередь, – это также продолжения наших недостатков. Не могу не заметить, что за десять месяцев, в течении которых Одинцов возглавляет УНР, работа организации заметно улучшилась. Она стала собранней, начальники участков и служб чётко знают свою задачу, повысилось чувство ответственности. Я беседовал с некоторыми из них и сделал вывод, что в положительных переменах не последнюю роль сыграл пример их нового командира: умение задать себе условную планку, выяснить основные пути её преодоления, а затем с твёрдой уверенностью в собственных силах (я бы условно назвал это всёмогущностью, от слов «всё могу») добиться желаемого результата. Ошибается тот, кто считает, что молодые офицеры в этой войсковой части боятся командира. Они его уважают. За то, что он учит их азам строительства, которых не найдёшь в учебниках, за то, что он говорит с ними на одном языке, и не обязательно это язык «командирско-матерный», за то, что заботится о них, за то, что их промахи берёт на себя как собственные упущения. Так вот та неистовость, которая не нравится многим, в том числе и некоторым здесь присутствующим, позволяет Одинцову решать, казалось бы, нерешаемые задачи за счёт нешаблонного подхода, посредством мобилизации внутренних ресурсов, о наличии которых он порой на первых порах и сам не подозревает. А то, что он колюч, вполне естественно. История полна подобных парадоксов. Вот, например, выясняется, что Лермонтов в общении был невыносим, и сам спровоцировал дуэль, на которой был убит, Пушкин не всегда соответствовал нормам нравственности своего времени. Но мы их любим не за это. Даже великие далеко не всегда белые и пушистые. Скорее наоборот, именно нестандартность, в том числе и за счёт неодобряемых обществом качеств, сопутствует становлению их таковыми. Да, я уважаю Одинцова и симпатизирую ему. Вопросы есть?
Весь монолог Лев Николаевич произнёс спокойно, с характерной для него доброжелательной полуусмешкой, почти монотонно, не повысив голос, не делая даже эмоциональных ударений. Вопросов не было.
Не раз я вспоминал впоследствии, общаясь с Одинцовым, этот монолог мудрого Льва Николаевича Котова, завершившего свою карьеру в начале девяностых начальником Главвоенстроя Министерства обороны СССР в звании генерал-лейтенанта.
О «всёмогущности», упомянутой полковником Котовым. Этим качеством в разной мере обладает каждый военный инженер-строитель. Ну, не чудо ли из вчерашних призывников, на губах которых ещё не обсохло материнское молоко, за два месяца делать профессионалов – каменщиков, штукатуров, маляров! Универсалов, специальность которых определялась тем, какой инструмент в настоящий момент у них руках. Умные головы возразят: да какие они профессионалы?! Да какие ни есть! Других не было! Точнее, доля вольнонаёмных специалистов, безусловно вносившим свою лепту в профессиональное обучение солдат, в общей численности военно-строительных частей не превышала десяти процентов. Руками военных строителей созидались казармы и штабы, жилые дома и объекты инфраструктуры. Они создавали уют нашим воинам всех родов войск и их семьям.
Приобретённую в Армии всёмогущность Игорь Александрович перенёс на «гражданку», в условиях дефицита специалистов соответствующей квалификации по фрагментам средневековых предметов и конструкций с привлечением уцелевших фотографий восстановил их и дал им вторую жизнь. Хор диванных архитекторов, историков, крупных специалистов иных направлений не смолкает с того дня, когда Одинцов переступил порог Кафедрального Собора, чтобы возродить его. Для нашего Отечества это не впервой. В последнее время строй диванных специалистов пополнился экономистами, премьер-министрами и даже президентами. Их вовсе не было в сталинские времена, когда главенствовал принцип: «Критикуешь – предлагай, предлагаешь – воплощай, воплощаешь – отвечай, не ответил – ну, ты знаешь, что мы с такими болтунами делаем»!
Хочется привести по этому поводу расхожую байку, приписываемую Фаине Раневской. Впрочем, дело не в авторстве, а в сути.
Когда в Москву привезли «Мону Лизу» (по другой версии – «Сикстинскую мадонну»), многие ходили на неё смотреть. Фаина Георгиевна Раневская услышала разговор двух чиновников из Министерства культуры. Один утверждал, что картина не произвела на него впечатления. Раневская заметила:
– Эта дама в течение стольких веков на таких людей производила впечатление, что теперь она сама вправе выбирать, на кого ей производить впечатление, а на кого нет!
Если принять данный пример за руководство к действию, то приходим к выводу: совершив невозможное в крайне неблагоприятное время, без государственного финансирования, объём которого был соизмерим, по меньшей мере, с трёхлетним бюджетом города Калининграда, Игорь Александрович Одинцов приобрёл посмертный приоритет самому определять, кто имеет право на критику его творения – восстановленного Кафедрального Собора – и поиск недостатков. А единственным критерием при отборе кандидатов в претенденты следовало бы сделать следующий: «Сначала сделай сотую долю того, что сделал Одинцов, а только потом открывай рот»!
Да, критиканов много. Куда меньше встречается в нынешней жизни успешных управленцев, делом доказавших свою профессиональную состоятельность, как на региональном, так и на государственном уровне. В течение двух последних десятилетий Россия имеет годовой прирост ВВП ниже среднемирового уровня, десятки миллионов граждан живут за чертой бедности, Правительство стабильно проваливает национальные проекты и Указы Президента, направленные на улучшение экономических показателей. Мировой опыт кишит «экономическими чудами», среди которых лидирует «сталинское чудо», когда СССР в промежутке между двумя Мировыми войнами (опять же отрезок в два десятилетия) из разорённой, аграрной полуграмотной страны превратился в промышленного гиганта, превзошедшего по выпуску вооружений объединенные силы Европы, благодаря чему оказалась возможной Великая Победа. Победа, спасшая не только наш народ, но и в целом мировую цивилизацию от чумы фашизма.
Так в чём же причина нашего «топтания на месте» в двадцать первом веке? Видится, что ответ лежит на поверхности, если сравнить хотя бы мысленно сталинский Совет Народных Комиссаров СССР с медведевским Правительством России. Два примера:
1. Во время войны Сталин поручил Байбакову открытие новых нефтяных месторождений. Когда Байбаков возразил, что это невозможно, Сталин ответил:
– Будет нефть, будет Байбаков. Не будет нефти, не будет Байбакова! Вскоре были открыты месторождения в Татарии и Башкирии.
Источник: https://fishki.net/1509604-20-luchshih-shutok-stalina.html?utm_source=aab&sign=152093265558639,872842495712148 © Fishki.net
2. В телевизионных новостях показывают заседание Правительства России. Дмитрий Анатольевич, грозя пальчиком, распекает министров за провал задач, поставленных Президентом в его Майских Указах:
– Имейте в виду, буду наказывать… Вплоть до увольнения. Вплоть до увольнения…
Ни у кого из присутствующих и бровь не дёрнулась. По итогам года требования Указов остались неисполненными.
Вывод: Таких работоликов, удачным примером которых являлся Игорь Александрович Одинцов, следует отбирать, беречь, ставить их на самые ответственные участки, в том числе, на государственные должности. А уж ценить себя они уже заставят. «Кадры решают всё»! Сталинский девиз злободневен и сегодня, как никогда.
Совершенно случайно на просторах Интернета нашёл, на мой взгляд, удачное подтверждение изложенной выше мысли. Не могу отказать себе в удовольствии процитировать его:
«Моё личное мнение и мои личные предпочтения вопят о том, что не зазорно вручить государственный руль тем, кто умеет строить и организовывать. Тем, кто может, придя на пустырь, превратить его в шумное людное место, где крутятся механизмы, бегают погрузчики, а яйцеголовые технические специалисты о чем-то спорят, уткнувшись в схемы и чертежи. Такие люди – штучный товар. Их психология особенная. Они, по моему опыту, ни разу не белые и не пушистые. Наоборот, их отличительная черта – тяжелый характер и виртуозное владение обсценной лексикой. Но строители и организаторы производств – единственные, кто делают нашу жизнь комфортной, защищенной и предсказуемой. Их же руками куётся оружие победы. Все остальные пользуются результатами, как и я – с благоговением, или как «зеленые» и «вместолевые» активисты – с чувством глубокого отвращения».
Сергей Васильев, Исповедь электорального отщепенца
https://cont.ws/@sevariga/2098621
Но вернёмся в восьмидесятые годы прошлого века, чтобы довершить рассказ о герое этого очерка, его мироощущении и профессиональной деятельности, без чего портрет его будет неполон.
В середине восьмидесятых Одинцова переводят в Монгольскую Народную Республику. По Строительному Управлению поползли смешки, мол-де, без него жизнь на Флоте потеряла изюминку. Грешен, я и сам запустил шутку, что МИД КНР заявило официальный протест Правительству России в связи с нахождением Одинцова И.А. на расстоянии менее тысячи километров от китайско-монгольской границы. Каково же было удивление, когда шутка вернулась ко мне уверениями сослуживца, что его жена лично слышала эту «новость» в телевизионном выпуске.
В восемьдесят восьмом я одновременно с Игорем Александровичем заканчиваю кадровую службу в кадрах Советской Армии, ухожу в запас и возглавляю первый в Калининграде промышленный кооператив – Деревообрабатывающий комбинат на улице Ялтинской. Очень интересный период жизни; я же коснусь его только в той мере, в какой она касается продолжения общения с Игорем Александровичем Одинцовым.
В девяносто втором я с удивлением узнал, что Одинцов в условиях отсутствия господдержки занялся восстановлением Кафедрального Собора. Мне, убеждённому в невыполнимости этой миссии, было страшно любопытно, как мой бывший сослуживец собирается это сделать. Однако, не без оснований опасаясь его негативной реакции на праздное любопытство, я отложил визит на неопределённое время.
Однажды в ходе производственного совещания секретарь по прямой связи доложила:
– Анатолий Михайлович, к вам Игорь Александрович Одинцов!
Я объявил перерыв в совещании и, когда все покинули кабинет, вышел в приёмную. Повинуясь внутреннему порыву, мы искренне обнялись на глазах у изумленной публики.
– А я думал, ты прикажешь гнать меня пинками до Московского проспекта!
Это Одинцов в своём репертуаре.
Оказалось, что визит Игоря Александровича вызван заказом на… деревенские лавки в количестве более сотни штук. Они предназначались для Собора, на котором, кстати, ещё отсутствовали покрытие и кровля, для размещения посетителей зрелищных мероприятий, за счёт выручки от которых финансировались, точнее, самофинансировались, строительно-восстановительные работы. В замечательном документальном фильме «Игорь Одинцов. Дело жизни» (https://youtu.be/QARhxmt2l68?t=6) на шестой минуте эти деревенские лавки представлены во всей красе.
– Ты только не дери с меня три шкуры, – попросил Одинцов, – сам понимаешь, как даются нам эти финансы!
– Надеюсь, не станете возражать, если мы выполним этот заказ безвозмездно? А ещё безвозмездно доставим лавки на остров своим транспортом. Предприятие с тридцатипроцентной рентабельностью может позволить себе такое проявление уважения к Вашей миссии, – не преминул я слегка прихвастнуть.
После выполнения заказа я был удостоен личного сопровождения Одинцовым на краткой экскурсии по Кафедральному Собору. Это было впечатляюще. Ничего похожего на обычную строительную площадку, на которой, как правило, уйма народу и механизмов. Здесь царила кропотливая, сосредоточенная индивидуальная, максимум попарная работа. Запомнилось несколько моментов. Недалеко от главного входа уцелевший участок внутренней стены, с углом наклона от вертикали не менее пятнадцати градусов.
– Мы её выправим! – делает упреждающий жест Игорь Александрович, перехватив мой недоумённый взгляд, – если разбирать, выход кирпича ничтожен из-за высокой прочности раствора.
Вот кому надо поручить спасение Пизанской башни, подумалось невольно.
В одном из углов здания собраны фрагменты артефактов, обнаруженные при раскопках. Но более всего на меня произвели впечатление следы волка, запечатлённые на кирпичах. Своего рода, привет-автограф из средневековья!
На внутренней поверхности западной стены красовался стенд, на котором в процентном отношении к общей сумме затрат перечислялись источники финансирования восстановления Собора. Российские и немецкие юридические и физические лица, собственные средства организации, полученные от продажи сувенирных изделий и производства профильных работ, концертных мероприятий, иные частные пожертвования. На последней строчке напротив наименования «Мэрия г. Калининграда» притягивал взгляд жирный «ноль».
– А без последней строчки никак нельзя было обойтись? – поинтересовался я осторожно. – Нет, никак нельзя! – «с полуоборота завёлся» мой «гид», – Страна должна знать своих героев! Ничего, обойдёмся без них, мир не без добрых людей!
Мне были предоставлены собранные, в основном, в Германии довоенные фотографии фасадов и интерьера Собора, от которых стало совсем грустно. Даже чёрно-белые, плохо сохранившиеся фото давали чёткое представление о былом великолепии этого памятника культуры. А грустно было от того, что современное состояние этого шедевра неизбежно настраивало на пессимистичный лад: Миссия невыполнима!
В следующем году Одинцов опять нагрянул ко мне. Предметом его заказа были стрельчатые готические окна для башенной части Собора.
– Я слышал, ты окна евростандарта освоил! Это правда?
– Истинная правда, Игорь Александрович. Даже три тысячи квадратных метров в Москву отправил. Там Лужков признаёт на новостроях исключительно окна евростандарта, а москвичи только приступили к их освоению.
– И в технические нормы укладываешься?
– Сам удивляюсь. Согласно заключению московской строительной лаборатории показатели по тепло- и звуконепроницаемости на тринадцать-пятнадцать процентов выше нормативных.
– Ну, тогда тебе и карты в руки!
С моей стороны в разговоре участвовал шестидесятишестилетний Иван Родионович Николаев, простой рабочий, Народный Умелец, Мастер на все руки, достойный особого внимания. Показываю ему привезенные Одинцовым чертежи окон и спецификацию.
– Ну, как, Родионыч, одолеем?
– Чего тут, Михалыч, мудреного? Запросто!
– А стреловидную верхнюю часть как делаем?
– По лекалам делаем две полудуги, соединяем их между собой вверху, а внизу к главной раме на шипах – и вся любовь!
– Нарезка стекла по окружности – это проблема?
– Не боись, Михалыч, вообще никаких проблем! Приходи через неделю, пара образцов будет готова.
Одинцов, внимательно слушавший диалог, решил задать мучивший его вопрос:
– Толя, а у тебя есть карельская или сибирская сосна? Чтобы понадёжнее, на века!
– У меня, Игорь Александрович, встречное предложение: из дуба! На тысячелетие!
– У тебя же сушильных камер для дуба нет, а в тех, что есть, дуб просто порвёт!
– Зато сухие доски дуба есть,– ошеломил я оппонента, – Родионыч, сухого дуба на заказ хватит?
– На два таких заказа хватит,– отозвался Иван Родионович.
И я поведал бывшему сослуживцу, что за четыре года до этого разговора, едва приступив к руководству деревоперерабатывающим комбинатом, я обратил внимание, что поступающий вагонами на лесобиржу брёвна не сортированы по породам; вперемешку идут ель, сосна, берёза, осина, ольха и так далее. Вырубка леса идёт сплошная. Изредка попадались добротные дубовые стволы. Процент дуба был низок, но при общем годовом объёме пиловочника более пятнадцати тысяч кубометров, пару-тройку сотен кубометров в год брёвен этой ценной породы мы имели. Ответ на вопрос, что на комбинате делают с дубом, меня привёл в лёгкое замешательство: «Пилим на дрова»! Помню, на языке застыл естественный очередной вопрос: «А топить печку бумажными купюрами не пробовали»?
Предложение найти дубу более достойное применение встретило снисходительные улыбки старожилов комбината. Предприятие не располагало современными вакуумными или инфракрасными сушильными камерами с программным управлением, а при попытке высушить дубовые плахи в имевшихся примитивных паровых камерах результаты получались плачевными: доски покрывались продольными трещинами и походили на мочалку. Да, мне, приобретшему производственный опыт на строительной площадке, не доставало опыта деревопереработки. Но в этом таилось и моё преимущество. Я искал выход из создавшегося положения, тогда как оппоненты считали вопрос раз и навсегда решённым, точнее – нерешаемым. Судьбе было угодно, чтобы в тот же день ответ был найден.
В столярном цехе моё внимание привлёк невзрачный мужичок явно пенсионного возраста, с трудом ворочающий центнеровыми плахами. Это и был Иван Родионович Николаев. Он не мыслил себя без работы не только по материальным соображениям. Начальниц цеха отзывался о нём тепло и уважительно, он-то подчеркнул такую ценность ветерана, как универсальность и незаурядный опыт, склонность к индивидуально-художественному творчеству. Мы познакомились, и я задал мучивший вопрос: как в наших условиях высушить дубовые доски толщиной 55 миллиметров, самой ходовой толщины для столярных изделий. Ответ был простой, как правда: «Способом естественной сушки под навесом, которым пользовались наши предки и я с батей ещё до войны, но на это может понадобиться до трёх лет». Детали того разговора, конечно, стёрлись из памяти. Помню только своё удивление, когда в перечень необходимых материалов Иван Родионович включил глину, воск, известь, несколько видов краски и лаков и даже … сено. В тот же день на планёрке с участием ветерана начальники отделов получили свой «кусок» общей задачи, и работа закипела. Были отобраны стволы дуба зимнего спила (благо, работа началась в декабре), у которых содержание влаги было минимальным, по эскизам Родионыча изготовлены чертежи навесов, а затем и сами навесы с ориентацией по Розе Ветров, закуплены материалы, ответственные лица получили соответствующий инструктаж. А потом с некоторой долей тревоги пятнадцатого числа каждого месяца я ждал доклада технолога, делавшего замеры влажности древесины в каждом штабеле в контрольных его точках. И процесс пошёл! Медленно, максимум по проценту-другому в месяц в летнем сезоне, но верно, а главное – в нужном направлении. Сказано не для красного словца: древесина – вещь гигроскопичная и при определённых условиях имеет свойство впитывать влагу из воздуха, но неблагоприятной тенденции не было отмечено ни разу. На нашей стороне, похоже, было Провидение: за четыре года до заказа Одинцова оно сподвигло меня на мысль о заготовке дуба, прислало на помощь Родионыча, и результат пришёл ровно к сроку, когда понадобилось подставить плечо Одинцову в деле его жизни.
После решения проблемы сушки дуба статус Родионыча резко изменился. Он был выведен из состава бригады, удостоен звания Свободного Художника (в шутку, конечно) центрального подчинения. Ему был выделен свободный угол цеха с несколькими станками чистовой отделки деревянных изделий. Предметы кухонной утвари, балясины для лестниц, детская и дачная мебель, игрушки и подобные поделки, перечень которых он сочинял сам, выставлялись на первом этаже конторы предприятия, занятого строительным магазином. Изучался спрос, и принимались заказы. Это приносило неплохую выручку, а в дело шли буквально отходы производства, ранее шедшие на дрова. А главное – не дело было шестидесятишестилетнему народному умельцу надрывать пуп в борьбе с центнеровыми деревянными плахами.
Однажды из областного городка Пионерска с необычным заказом приехал священник, настоящий, в рясе, совсем молодой, лет двадцати семи. Под какой-то знаковый церковный реквизит для размещения на алтаре ему понадобился деревянный постамент. Эскиз не впечатлял: изделие напоминало натуральную стойку, за которой мужики в пивных коротают время за кружкой пива, вот только высота была более двух метров. Четыре стойки, соединённые двумя прямоугольными полками. Всё!
Вызвал Родионыча, попросил дать волю его творческой фантазии. Минут пять за отдельным столом продолжался «Художественный совет» заказчика и непосредственного исполнителя. Наконец оба удовлетворённо закивали головами.
Через неделю священник прибыл осмотреть выполненный заказ. Помню, я немного волновался перед совместным выходом в цех. Ведь за неделю я ни разу не зашёл «к Родионычу», чтобы проконтролировать ход работ не только в силу занятости, но и по причине уверенности в добросовестности своего любимца. Если применим штамп «любовь с первого взгляда» к впечатляющему творению человеческих рук, то это был как раз тот случай. Всего шесть элементов: четыре стойки, закруглённые в основании, как клюшки в русском хоккее, утончённо и изысканно взмывали вверх, напоминая в верхней части то ли полураспустившийся тюльпан, то ли древнегреческую амфору, и соединяющие их две горизонтальные полки овальной формы. А ещё – объединяющая их гармония и пропорция каждого штриха, благодаря чему композиция, исполненная из дуба, казалась лёгкой, почти воздушной, устремлялась вверх, к свету. Припомнивши фразу античного философа:"Человек есть мера всех вещей...", я сравнил творение Родионыча с высокородной девушкой, нежной, чистой, скромной и одухотворённой.
А как же священник? Он стоял, сложив перед собой руки, а по губам нетрудно было прочитать: «Божественно»!
– Анатолий Михайлович, у меня, наверное, денег не хватит, чтобы рассчитаться за такую красоту! – пришёл он, наконец, в себя.
– Денег не надо. Примите это как подарок от нашего коллектива Вашему приходу.
– За что же милость такая?
– За доброту Вашу и большое сердце. За то, что в наше жестокое время Вы при своей церкви дали кров и пропитание дюжине детишек, брошенных родителями и забытых чиновниками.
Нечто подобное довелось мне увидеть и в Калининграде. Однажды осенним утром, спеша на работу, увидел, как рядом со мной зашевелился и открылся чугунный люк тепловой камеры, а потом на поверхность выползли несколько чумазых мальчиков и девочек лет от десяти до пятнадцати. Такое было время!
– Откуда Вам это известно?
– Добрая молва идёт впереди Вас. Сейчас подойдёт машина, мы обернём постамент мешковиной, садитесь и везите его к себе. До свидания!
Мы попрощались полупоклонами, я пошёл к конторе, краем глаза заметив, что священник в спину осенил меня крестом.
Случай со священником предшествовал одинцовскому заказу на окна Собора, и теперь я знал, что в лице Родионыча имею надёжного союзника, на слово которого можно положиться, работающего на совесть. Нельзя было ударить в грязь лицом, поскольку речь шла об особом заказе для объекта, которому суждено стать визитной карточкой города. Спустя некоторое время после установки окон на Соборе, когда стала функционировать его башенная часть, я впервые посетил её и с удивлением пришёл к выводу, что неукротимая воля моего сослуживца однозначно приведёт к желаемому результату, в достижении которого я смел сомневаться. В книге отзыва сделал запись. Привожу её по памяти:
«Дорогой Игорь Александрович! Только Вы со своим несносным характером и всесокрушающей волей, презрев равнодушие и противодействие недоброжелателей, могли совершить это чудо. Горжусь, что довелось служить с Вами. Сослуживец». На следующий день, подняв трубку зазвонившего телефона, услышал знакомый баритон:
– Привет, сослуживец! Ты думаешь, я не узнал, кто написал мне такую пакость?
– Побольше бы Вам таких «пакостей», Игорь Александрович. Этот Собор, насколько мне известно, за свою историю, по меньшей мере, дважды сгорал дотла. Имена его восстановителей являются гордостью немецкого народа. Надеюсь, и Вам, поднявшему его из руин, сделавшему из общественного нужника конфетку, и у нас, на Руси, воздастся по заслугам. Здоровья Вам и сил. Окончательная победа не за горами!
– Спасибо, Толя!
– Удачи Вам, Игорь Александрович!
А дальше случилось то, что случилось. В конце марта 2015 года, на третьем десятке лет деятельности Одинцова на посту директора Кафедрального Собора, он был освобождён от руководства своим детищем. Весть об этом не стала для меня неожиданностью. Не важно, чтО стало истинной причиной, непосредственным толчком к разрыву шаткого взаимотерпения Одинцова и его «работодателей». Постоянная критика Одинцовым в рамках Общественной палаты деятельности регионального правительства, особенно Министерства культуры, в том числе и финансовой её составляющей, демонстративное игнорирование протянутого в его сторону бокала регионального «хозяина» на «мероприятии» или ещё что-либо. Для меня было важнее иное. Это был удар в спину незаурядной личности, отложенные и неизбежные последствия которого сказались спустя пять лет. Не только Собор был необходим Одинцову для поддержания оставляющих его с возрастом жизненных сил, но, прежде всего, Собор нуждался в каждодневном уходе своего Воссоздателя, своими руками собравшего его из искорёженных войной и временем останков, знающего все его «болевые точки». Рядовому инженеру-строителю, будь он даже трижды заслуженным, это было бы не под силу. Собору был нужен Одинцов. А ещё осталась незавершённой масса его задумок по завершению восстановления Собора. Увы! Они так и остались задумками. А теперь нет и Одинцова…
Каждый вправе дать свою оценку, тому приёму, который был избран для расправы его начальствующими недоброжелателями. Одинцова освободили от должности директора Кафедрального Собора «по возрасту». Вообще-то, по закону, так нельзя. Но это по закону формальному и по законам совести в отношении к человеку, подарившему региону шедевр. А вот если власть предержащим очень хочется, то можно! Омерзительно читать в Интернете, как инициаторы расправы перепихивают сомнительную славу авторства идеи друг на друга. А ещё уволили на основании того, что якобы не был продлён Контракт, тот самый Контракт, который они, эти «работодатели», не продлили, невзирая на своевременное ходатайство Одинцова. Совсем, как в анекдоте:
Следователь: – Откуда вы берёте деньги?
Подследственный: – Из тумбочки.
Следователь: – А кто их кладёт в тумбочку?
Подследственный: – Жена.
Следователь: – А откуда у жены деньги?
Подследственный: – Я ей даю.
Следователь: – А у вас откуда деньги!
Подследственный (почти раздражённо): Ну, я же вам уже говорил. Из тумбочки!
* * *
Не бойтесь, не бойтесь,
Не всех трубачей замело.
Вставайте и пойте
Любым неудачам назло.
Нет сроков надежде,
Но кто-то обязан летать.
И нужно, как прежде,
Однажды над бруствером встать.
И крикнуть: не бойтесь,
Не всех трубачей замело.
Вставайте и пойте
Любым неудачам назло.
Телами прикрыли
Мы землю спасённой весны.
Не зря наши крылья,
Не зря наши крылья красны.
Григорий Михайлович Поженян, поэт-фронтовик.
Когда восемьдесят лет назад Великое поколение автора этого поэтического шедевра сошлось в смертельной схватке с главным врагом Человечества, Создатель отвёл фашистские бомбы от симферопольского мальчишки для того, чтобы, спустя полвека, он, повзрослев и взматерев, совершил немыслимый подвиг своей дважды дарованной Создателем жизни – вернул из небытия архитектурный шедевр мировой культуры.
Пройдут годы, десятилетия, столетия. Канут в лету имена временщиков, гонителей и недругов Одинцова И.А., коварно урезавших его творческий путь. Никто их не вспомнит. А в центре Калининграда во все времена своеобразным Игорю Александровичу Одинцову рукотворным памятником, символом справедливости, гуманизма и неистового вдохновения будет ликовать дерзновенное дело его жизни – восстановленный, вопреки логике и здравому смыслу, его талантами, помноженными на одержимость, Кафедральный Собор.
Люди ненавидят говорящих правду в лицо.
А зря: такие не бьют в спину.
Прошло более года с даты ухода из жизни Игоря Александровича Одинцова. Согласно неписанной русской традиции, наступило время достойно воздать дань памяти умершему, личности неординарной с колючим (если не сказать – «несносным») характером, гипертрофированной жаждой справедливости и несокрушимой волей. Офицер, Строитель, Патриот, Правдоруб. По праву, к этим ёмким характеристикам можно было бы добавить условно их обобщающее – «Созидатель», настолько его действия были новаторскими и эффективными. Это касается не только профессионализма, но и гражданской позиции. Он всегда шёл к поставленной цели напролом, сметая любые преграды с лёгкостью любимца судьбы, когда речь шла о принятии концептуальных организационно-технических решений, и отвагой Солдата, когда шла битва с временщиками от власти, их чванством и равнодушием к делу, которым он жил. Сорокалетнее знакомство с Игорем Александровичем даёт мне основание говорить о нём объективно, основываясь на массе ситуаций, свидетелем которых довелось быть как в период службы в кадрах Советской Армии, так и в «пенсионный» период.
Первое знакомство состоялось в 80-м, когда я в звании майора, будучи главным инженером лиепайского Управления Начальника Строительства (УНР) прибыл в Калининград, в штаб Строительного Управления Балтийского флота (СУ БФ), в котором одним из начальников отдела служил подполковник Одинцов, на квартальную планёрку. Обычно в кулуарах мероприятия удаётся «пробежаться» по отделам СУ БФ, чтобы детально решить ряд вопросов, связанных с обеспечением строек материалами, механизмами и изделиями. Здесь в любой момент могут возникнуть трения, когда «низы хотят», а «верхи не могут». В тот день стычка едва не завершилась потасовкой, благо оба вовремя «ударили по тормозам», лишив присутствующих лицезрения мордобоя двух старших офицеров. Мы на пару лет перестали общаться, не испытывая при этом друг к другу особой неприязни. Ну, что ж, бывает! Есть, кстати, свидетельства, что в 1957 году, когда обоим было за шестьдесят, в Большом Театре привселюдно подрались два Великих Маршала – Жуков Г.К. и Конев И.С., но это нисколько не умаляет их заслуг перед Отечеством и не сделало пожизненными врагами. Было нам с кого пример брать!
Через три года два меня перевели по службе в Строительное Управление Балтийского Флота на должность начальника отдела, ранее возглавлявшимся Одинцовым, который, в свою очередь, возглавил «придворный» (калининградский) УНР. Для обоих это было повышением, хотя функционально мы как бы поменялись местами. Разместился в офицерском общежитии, трёхкомнатной квартире в Калининграде на улице Грига, единственным соседом при этом оказался … Одинцов, прошедший процедуру брачного развода. Старая стычка, как рана, давала себя знать. По утрам мы лишь обменивались кивком головы, где-то в глубине души осознавая несуразность поведения.
Неожиданно на помощь к нам пришло … польское телевидение. Поляки в непосредственной близости от границы установили мощную телевизионную вышку, сигнал которой посредством антенн особой конструкции, производство которых наладили предприимчивые и талантливые ребята, легко принимался в Калининграде. Надо отдать должное власть предержащим: они не повели борьбу с пиратскими антеннами, как это было ранее в некоторых городах. Напротив, в газете «Калининградская правда», если не ошибаюсь, каждую субботу публиковалась программа передач Польского телевидения на предстоящую неделю. Для установки антенны пришлось по умолчанию установить перемирие. А потом, когда уселись перед телевизором, Игорь Александрович посетовал:
– Передачи только на польском языке, даже без русских титров!
– Могу Вас обеспечить синхронным переводом с польского. Я в Северной Группе войск прослужил два года в условиях каждодневных контактов с аборигенами», – был ответ, – в Польше в школах преподают русский язык, поэтому общение с поляками своеобразное: мы говорим по-русски – они нас понимают; поляки говорят по-польски – мы понимаем их.
Я удостоился удивлённого взгляда и вопроса:
– А как у тебя с немецким? Будут немецкие фильмы с польскими титрами, которых ни хрена не видно.
– Чуть хуже, но общий смысл сказанного передаю без затруднений.
– Неужели и в Германии служил?
– Да нет, не пришлось, но немецкий давался мне легко. И в школе, и в институте – практически одни «пятёрки».
Так «холодной войне» между двумя советскими офицерами был положен конец.
Это вовсе не означает, что мы стали закадычными друзьями в общепринятом понимании. Определённая дистанция осталась. Сказывалась шестилетняя разница в возрасте, да и общение практически ограничивалось совместным просмотром передач Польского телевидения. Мои выходные были заняты знакомством с городом, сразу обаявшим меня своей историей и загадочностью. Тем не менее, определённая картинка круга интересов соседа сложилась. Меня всегда привлекали многосторонне развитые люди, даже в мимолётных общениях с которыми можно определить векторы познаний, в направлении которых тебе стоит поработать. Рассказы Одинцова о Ленинграде, в котором прошли его студенческие годы, о таинственной истории города, интересовавшей меня со школьных лет, не могли не привлечь особого внимания. Ещё бы: всего через несколько лет после сокрушительного поражения под Нарвой в условиях непрекращающейся, разорительной войны со шведами на их территории царь Пётр в 1703 году закладывает новую столицу России, причём строит её немыслимыми темпами! А ведь до окончания Северной войны ещё почти два десятка лет. Добавляем сюда болотистую местность, удалённость на сотни километров каменных карьеров, полное отсутствие дорог, необходимость кормить массу работников численностью, по меньшей мере, в несколько десятков тысяч человек – и получаем вывод: этого не могло быть!
Даже сегодня, в условиях доступности Интернета, на многие подобные вопросы не только любопытствующие, но и профессиональные историки не находят исчерпывающих ответов. Видимо, имеют право на существование версии альтернативной истории, ставящей под сомнение традиционные постулаты. Надо ли говорить о том, насколько были интересны исторические экскурсы с Одинцовым в, казалось бы, общеизвестное прошлое. Любимый девиз: «De omnibus dubitandum [Все должно быть подвергнуто сомнению]». ― Карл Маркс.
Однажды Игорь Александрович показал мне книгу, которой внимание привлекали несколько фотографий, на которых были изображены раскопки в каком-то европейском городе. Необычность снимков была в том, что многоэтажные дома средневековой постройки были отрыты на глубину добрых четырёх метров, а фундаменты дома всё-таки остались ниже дна образовавшегося котлована. При этом оголившийся подземный этаж был оснащён окнами и парадным входом, что не поддавалось объяснению. Вариант постепенного погружения зданий под собственным весом нами, инженерами-строителями, исключался априори по ряду известных любому строителю причин.
– Представь себе, Толя, таких явлений в Европе полным-полно, в том числе и в нашей стране, – рокотал мой собеседник, – В Питере я встречал уйму зданий с засыпанными полностью или частично первыми этажами. Такое впечатление, что некогда какой-то вселенский грязевый поток накрыл первые этажи городов, а потом высох и превратился в грунт. Вот только нет ответа на вопрос, почему об этом эпохальном событии не осталось сведений ни в летописях, ни в живописи, ни в литературе?
Прошло сорок лет. Интернет кишит сообщениями подобного рода. А вразумительного ответа на поставленный вопрос я до сих пор не нашёл.
Начало восьмидесятых годов прошлого века – «эпоха пышных похорон» в нашей стране. С ноября 1982 по март 1985 года мы похоронили троих лидеров государства. Не покидало ощущение неопределённости и тревоги. Злая шутка тех времён: «Вы, наверное, не поверите, но у нас опять умер Генсек»! Страна напоминала собой корабль, вошедший в зону шторма без штурвального на капитанском мостике.
Смотреть выпуски телевизионных новостей было мучительно стыдно. Бодрые экранные рапорты об очередных успехах на трудовых фронтах никак не вязались со скудностью полок как продовольственных, так и промтоварных магазинов, которую приходилось созерцать вокруг каждый день. Игорь Александрович не скупился на саркастические комментарии.
– Сталина для них надо воскресить! Зажрались! Для себя-то коммунизм давно построили! Дачи и дома за государственный счёт, пайки, зарплаты в конвертах, а простой человек для детей варёной колбасы купить не может!
Пятнадцатимесячный период правления Андропова породил у некоторых соотечественников надежду на оздоровление экономики страны и нравственности общества. Были приняты меры по борьбе с коррупцией и прогулами, повышению эффективности социалистической системы. За этот период по уголовным статьям за экономические преступления было осуждено около семисот пятидесяти тысяч человек. Одинцов кипел от негодования.
– И здесь показуху устроили! Весь дом в огне, а они с помощью пипеток и пробирок гасят отдельные очаги возгорания! Системный кризис требует системных реформ, продуманных и долгосрочных.
Из его размышлений вырисовывалась удручающая картина. Партийная верхушка после смерти вождя превратилась во враждебный социалистическому строю слой населения. Даже Сталину при его жизни не удалось укротить буржуазные замашки однопартийцев. По замыслу Иосифа Виссарионовича партия должна была ограничить своё влияние на общество идеологией и подготовкой кадров. Внутрихозяйственные проблемы должны были лечь на плечи профессиональных управленцев. Такой вариант никак не устраивал лидеров республик, секретарей обкомов, крайкомов и райкомов, привыкших считать регионы своими уделами, поскольку отодвигал их от общественной кормушки. Попытки вождя поставить так называемую «партийную элиту» на своё место, примитивно выражаясь, «в стойло» привели к его практической изоляции и, скорее всего, к насильственной смерти. А потом развернулась колоссальная борьба за места на политическом Олимпе страны, победу в которой одержал самый ограниченный, но самый изворотливый и беспринципный Хрущёв. Самодурство и волюнтаризм нового лидера страны, сопровождавшийся сломом сталинской системы хозяйствования и плана преобразования природы, ликвидацией МТС, укрупнением колхозов и разгромом личных хозяйств колхозников, созданием Совнархозов, освоением целины, «кукуризацией» страны и прочей дурью, довели даже его подельников до точки кипения. Никита Сергеевич был отправлен на заслуженный отдых. Впервые в истории Страны Советов поверженному в борьбе политическому колоссу была дарована жизнь.
– Скажи, Толя, ты за свою трудовую жизнь сколько раз опоздал на работу? – как-то огорошил Одинцов меня вопросом.
– Ни разу! – я был абсолютно искренен.
– Вот и я ни разу! А при Хрущёве отменили уголовную статью, действовавшую с 1940 года, за неоднократное опоздание на работу. Видите ли, в виду возросшей сознательности трудящихся! Бред! У нас основная тяжесть промышленной технологии приходится на поточное производство. Прежде всего, по причине отставания в вопросах технического прогресса от передовых стран, где процент многофункциональных станков с числовым программным управлением постоянно растёт. Представь себе, из полутора десятков работников, занятых на потоке, каждый день хоть один опаздывает, а пара собутыльников «с будуна» работает спустя рукава. Что же будет в сухом остатке? В условиях «возросшей сознательности трудящихся» производительность труда падает. В сталинской экономике основным показателем было снижение себестоимости продукции. Какое на *** снижение себестоимости, когда дисциплина стремится к нулю! Уволить работника имеешь право только с согласия профкома. А там – круговая порука, там – собутыльники провинившегося. Вот почему немцы – самая трудолюбивая нация в мире? Пятьсот лет назад курфюрст Восточной Пруссии издал Указ: за первые два прогула нещадно сечь провинившихся; сначала плетью, потом – шомполами. В случае третьего – вешать! Через пару сотен лет Указ официально отменили, а вешать ещё долго продолжали. Жестоко? Очень! Но нынешнее поколение Германии благодарно курфюрсту – он очистил нацию от бездельников на генетическом уровне сотни лет назад!
18 лет правления Брежнева весьма не однозначны. ВВП СССР вырос в два с половиной раза, расходы на социальные расходы увеличены в три раза, рост реального потребления населения увеличился в два с половиной раза. Темпы строительства жилья достигли 60 миллионов квадратных метров в год. Началось освоение месторождений сибирской нефти и газа, строительство системы экспортных нефте- и газопроводов, которые и по сей день служат главным источником наполнения государственного бюджета. Советский Союз достиг вершины своего могущества на международной арене, ядерного паритета со США, перейдя от противостояния к мирному сосуществованию и сотрудничеству с Западом. С другой стороны, дряхлеющая политическая верхушка утратила динамичность мышления, явно впадая в стойкий маразм, когда ситуация требовала радикальных перемен в резко меняющейся ситуации. В это время, с позволения сказать, лидеры государства, самозабвенно под смешки и анекдоты одаривавшие друг друга государственными наградами, сохранение привилегий для себя и собственных потомков поставили выше перспектив динамического развития страны. СССР ещё двигался по инерции, обретённой в сталинскую эпоху, но над великой державой уже сгущались тучи.
Растущие потребности населения всё больше опережали замедляющиеся темпы роста экономики. Нефтедоллары уже не могли затыкать расплодившиеся «чёрные дыры» народного хозяйства. «Афганский капкан» и тщательно подготовленное геополитическими противниками падение мировых цен на энергоносители явились потрясающими, но не смертельными ударами по СССР. Решающим фактором распада сверхдержавы явились, помимо политической и экономической импотенции руководства страны, центробежные внутренние силы истеблишмента, предавшие идеалы социализма и собственный народ ради обретения права собственности на национальные богатства и возможность распоряжаться ими. Ещё в тридцатые годы приснопамятный нарком СССР Ягода сетовал в близком кругу, что он и его коллеги – сущие бомжи в сравнении с европейскими министрами, поскольку, в отличие от последних ничего не имеют в собственности, даже квартир и дач, которыми пользуются. Обстановка позднего СССР казалась последышам Ягоды подходящей для смены в стране социального строя и становления их олигархами.
Тогда, в начале восьмидесятых, пророчества моего старшего товарища показались излишне пессимистическими. Не знал я тогда, что почти два десятилетия до этого Великий Кормчий дал подобный прогноз будущего Страны Советов:
Мао Цзэдун, «Новый Китай», Пекин. 1964 г., №12: «К власти в СССР после 1953 года пришли националисты и карьеристы, взяточники, покрываемые из Кремля. Когда придёт время, они сбросят маски, выбросят партбилеты и будут в открытую править своими уездами как феодалы и крепостники».
У нас не было запретных тем. Коснулись мы и дела Саблина, о котором отрывочно приходилось слышать в Лиепае в конце семидесятых. Одинцов был категоричен:
– Некоторым Саблин представляется в романтическом ореоле. Эдакий бунтарь-одиночка. А чего он добился? У него не было ни единого шанса, так же, как у лейтенанта Шмидта. В то же время, какой показательный пример: один целеустремлённый и решительный офицер подчинил своей воле экипаж корабля численностью почти в двести человек!
И тут в исполнении Одинцова я услышал подробнейший рассказ о трагедии, происшедшей 8 – 9 ноября 1975 года на Балтийском флоте, когда замполит Большого противолодочного корабля «Сторожевой» капитан третьего ранга Валерий Саблин поднял мятеж против правительства СССР. Ссылка здесь: https://youtu.be/I6YD5RjFjSo?t=65.
Нельзя сказать, что я на тот момент в силу существования на то время соответствующих запретов ничего об этом не знал. Но мы жили тогда в удивительной стране, в которой жестокость законов компенсировалась необязательностью их исполнения, а всеобъемлющая цензура – всесилием «сарафанного радио». Осведомлённость моего собеседника дополнялась подробнейшим анализом причин и последствий событий, качество которого я смог оценить только в девяностые годы, когда были преданы гласности подробности мятежа.
– Обрати внимание, Толя, на тот факт, с какой лёгкостью престарелые члены Политбюро ЦК КПСС объединились в решимости уничтожить мятежный корабль вместе со всем экипажем (а это сто девяносто мальчишек!) силами авиации и флота, если он двинется в сторону Швеции. С другой стороны, вопрос: отдавал ли себе отчёт Саблин, в том, что он ставит под угрозу гибели весь личный состав, поверивший его пламенным речам? А о судьбе своего отца и тестя, участников Великой Отечественной войны, потомственных военных моряков-орденоносцев, их последующих душевных травмах он подумал? Он сравнивал себя в письмах к жене и сыну с горьковским Данко! Красиво, да? Безрассудство и мальчишество! Шантажировать руководство страны на глазах у всего мира! На что он рассчитывал? На гуманность, может быть, на старческий маразм кремлёвских небожителей? Ему было тридцать шесть. Достаточный возраст, чтобы, ведя на смерть подчинённых, ставших на его сторону, взвесить все «за» и все «против», и осознать, что шансов на успех у него нет. Слишком велика цена слепой веры в идею! Ну, и самое главное: верность присяге – это не пустые слова. Борьба с правящим режимом Отечества не должна иметь ничего общего с внешними, всегда враждебными Отечеству силами. А объективно он лил воду на мельницу врагов и изменил присяге.
– А как же бороться с правящим режимом? – я очень старался, чтобы вопрос прозвучал без ехидства.
– Исключительно посредством поголовного просвещения населения, – последовал ответ очень серьёзным голосом. – Понимаю, это задача не одного поколения. При этом следует помнить, что идеальных правителей не будет. Они бывают раз в столетие. А такой правитель в этом веке у России уже был – Сталин. Остаётся согласиться, что лучший путь к построению справедливого и совершенного общества – это самосовершенствование каждого из нас. Делай, что должно, а дальше – как карта ляжет. По привычке, мы ждём «правильного» царя-батюшку, который осчастливит народ. А многие ли задаются вопросом: «Так ли я живу»? Помнишь, как у Высоцкого в «Песенке о переселении душ»:
Стремилась ввысь душа твоя —
Родишься вновь с мечтою,
Но если жил ты как свинья —
Останешься свиньёю.
Досадно попугаем жить,
Гадюкой с длинным веком —
Не лучше ли при жизни быть
Приличным человеком?
– А у нас с тобой, Толя, прекрасная возможность оставить на Земле достойный след. Строитель – это творец человеческого благополучия. Вот и оставь в память о себе побольше таких следов! А проходимцев и подлецов дави, как гнус, при любой возможности.
Это было в его исполнении не только советом младшему коллеге. Это было его жизненное кредо. Именно это кредо сделало его несовместимым с сонмищем недоброжелателей и явных врагов, сыгравших неблаговидную роль в конце его жизненного пути.
Самыми интересными событиями в моей службе того периода были планёрки; ежемесячные – с выездом по метам дислокации УНРов, ежеквартальные – в Калининграде.
Планёрки с участием Одинцова всегда были «вишенкой на торте». Он никогда не давал себя и своих подчинённых в обиду и лихо отвечал контрударами в адрес отделов и служб Строительного Управления. Сказывалось знание «кухни» изнутри, и начальникам отделов редко удавалось «загнать в угол» Одинцова. Я решал с ним наши вопросы «на берегу», то есть «дома», и публичных споров у нас не возникало, что позволяло сосредоточиться на изучении тактики старшего коллеги в стрессовых ситуациях. Игорь Александрович, единственный из командиров частей, демонстративно не пользовался «шпаргалками», называя цифры и аргументируя свой доклад по памяти, чем, несомненно, выигрывал в сравнении с другими. Ни разу его никто не уличил в неточности, даже к помощи «своего» начальника планового отдела, вооружённого толстой папкой, он не прибегал. С командиром вёл себя почтительно, но без тени подобострастия. Кстати, в числе отстающих на фоне остальных подразделений Строительного Управления он никогда не значился.
А вот когда дело доходило до разбора взаимоотношений УНРа со службами и отделами Строительного Управления Флота, обстановка накалялась до предела. Дело доходило до крика, а пересилить мощный баритон Одинцова не доводилось никому. Тогда следовал хлопок правой командирской ладони по столу и его спокойное «хватит»! Это действовало на присутствующих как команда рефери на ринге «брейк». Все моментально смолкали, откидываясь на спинки стульев, что зрительно воспринималось, как шаг боксёров назад. Командир, полковник Котов Лев Николаевич, никогда не повышал голоса, но его авторитета и негромкой команды хватало на то, чтобы азартные выпады оппонентов не превращали мероприятие в балаган, когда орут все, в том числе командир, но никто никого не слышит. Доводилось в моей практике видеть подобное.
Однажды, когда страсти накалились до предела, и, казалось, вышли за рамки допустимого, командир форсировал ход планёрки и объявил её законченной. Одинцов вышел, а возмущённый рой голосов доброго десятка остальных участников планёрки не смолкал. Наконец, один из нас, главный механик Сорокин А.А., клокочущим голосом возопил:
– Ну, Лев Николаевич, ну, сколько же можно терпеть такое хамство!?
– Хамство, говорите, Анатолий Александрович! А Вы замечаете, как ведёте себя лично Вы и другие начальники отделов не только в отношении Одинцова, но и в отношении других командиров линейных частей. Для вас начальники УНР – заведомо виновные во всех неудачах строительного процесса лица, достойные линчевания. Мы здесь собираемся для того, чтобы выявить болевые места строек и помочь УНРам, как помогают тыловики фронтовикам, непосредственно ведущим борьбу за общую нашу победу, то есть за выполнение плана. Отсюда их неприятие несправедливой критики в их адрес со стороны офицеров Строительного Управления. И Одинцовым это воспринимается болезненней других, потому что всего несколько месяцев назад он был одним из вас.
Лев Николаевич обвёл взглядом присутствующих и остановил его на мне:
– Я правильно говорю, Анатолий Михайлович?
Похоже, по ходу планёрки он заметил, что я сочувственно, во всяком случае, без признаков агрессии отношусь к испытуемым, со всей очевидностью памятуя, что совсем недавно был на их месте.
– Вы правильно говорите, Лев Николаевич!
– И всё-таки Вы явно симпатизируете Одинцову! – не сдавался Сорокин.
Все затихли. Это прозвучало, как вызов, следовательно, ситуация была на грани фола. Не принято было публично ставить командира в позицию оправдывающегося.
– Вы обратили внимание лишь на одну сторону личностных качеств Игоря Александровича Одинцова – его запальчивость и неуступчивость, что в большинстве случаев ведёт к приобретению недругов. Не самые лучшие качества, это верно. Уверен, Игорь Александрович отдаёт себе в этом отчёт. Справедливо считается, что наши недостатки – это продолжение наших достоинств. Смею предположить, что наши достоинства, в свою очередь, – это также продолжения наших недостатков. Не могу не заметить, что за десять месяцев, в течении которых Одинцов возглавляет УНР, работа организации заметно улучшилась. Она стала собранней, начальники участков и служб чётко знают свою задачу, повысилось чувство ответственности. Я беседовал с некоторыми из них и сделал вывод, что в положительных переменах не последнюю роль сыграл пример их нового командира: умение задать себе условную планку, выяснить основные пути её преодоления, а затем с твёрдой уверенностью в собственных силах (я бы условно назвал это всёмогущностью, от слов «всё могу») добиться желаемого результата. Ошибается тот, кто считает, что молодые офицеры в этой войсковой части боятся командира. Они его уважают. За то, что он учит их азам строительства, которых не найдёшь в учебниках, за то, что он говорит с ними на одном языке, и не обязательно это язык «командирско-матерный», за то, что заботится о них, за то, что их промахи берёт на себя как собственные упущения. Так вот та неистовость, которая не нравится многим, в том числе и некоторым здесь присутствующим, позволяет Одинцову решать, казалось бы, нерешаемые задачи за счёт нешаблонного подхода, посредством мобилизации внутренних ресурсов, о наличии которых он порой на первых порах и сам не подозревает. А то, что он колюч, вполне естественно. История полна подобных парадоксов. Вот, например, выясняется, что Лермонтов в общении был невыносим, и сам спровоцировал дуэль, на которой был убит, Пушкин не всегда соответствовал нормам нравственности своего времени. Но мы их любим не за это. Даже великие далеко не всегда белые и пушистые. Скорее наоборот, именно нестандартность, в том числе и за счёт неодобряемых обществом качеств, сопутствует становлению их таковыми. Да, я уважаю Одинцова и симпатизирую ему. Вопросы есть?
Весь монолог Лев Николаевич произнёс спокойно, с характерной для него доброжелательной полуусмешкой, почти монотонно, не повысив голос, не делая даже эмоциональных ударений. Вопросов не было.
Не раз я вспоминал впоследствии, общаясь с Одинцовым, этот монолог мудрого Льва Николаевича Котова, завершившего свою карьеру в начале девяностых начальником Главвоенстроя Министерства обороны СССР в звании генерал-лейтенанта.
О «всёмогущности», упомянутой полковником Котовым. Этим качеством в разной мере обладает каждый военный инженер-строитель. Ну, не чудо ли из вчерашних призывников, на губах которых ещё не обсохло материнское молоко, за два месяца делать профессионалов – каменщиков, штукатуров, маляров! Универсалов, специальность которых определялась тем, какой инструмент в настоящий момент у них руках. Умные головы возразят: да какие они профессионалы?! Да какие ни есть! Других не было! Точнее, доля вольнонаёмных специалистов, безусловно вносившим свою лепту в профессиональное обучение солдат, в общей численности военно-строительных частей не превышала десяти процентов. Руками военных строителей созидались казармы и штабы, жилые дома и объекты инфраструктуры. Они создавали уют нашим воинам всех родов войск и их семьям.
Приобретённую в Армии всёмогущность Игорь Александрович перенёс на «гражданку», в условиях дефицита специалистов соответствующей квалификации по фрагментам средневековых предметов и конструкций с привлечением уцелевших фотографий восстановил их и дал им вторую жизнь. Хор диванных архитекторов, историков, крупных специалистов иных направлений не смолкает с того дня, когда Одинцов переступил порог Кафедрального Собора, чтобы возродить его. Для нашего Отечества это не впервой. В последнее время строй диванных специалистов пополнился экономистами, премьер-министрами и даже президентами. Их вовсе не было в сталинские времена, когда главенствовал принцип: «Критикуешь – предлагай, предлагаешь – воплощай, воплощаешь – отвечай, не ответил – ну, ты знаешь, что мы с такими болтунами делаем»!
Хочется привести по этому поводу расхожую байку, приписываемую Фаине Раневской. Впрочем, дело не в авторстве, а в сути.
Когда в Москву привезли «Мону Лизу» (по другой версии – «Сикстинскую мадонну»), многие ходили на неё смотреть. Фаина Георгиевна Раневская услышала разговор двух чиновников из Министерства культуры. Один утверждал, что картина не произвела на него впечатления. Раневская заметила:
– Эта дама в течение стольких веков на таких людей производила впечатление, что теперь она сама вправе выбирать, на кого ей производить впечатление, а на кого нет!
Если принять данный пример за руководство к действию, то приходим к выводу: совершив невозможное в крайне неблагоприятное время, без государственного финансирования, объём которого был соизмерим, по меньшей мере, с трёхлетним бюджетом города Калининграда, Игорь Александрович Одинцов приобрёл посмертный приоритет самому определять, кто имеет право на критику его творения – восстановленного Кафедрального Собора – и поиск недостатков. А единственным критерием при отборе кандидатов в претенденты следовало бы сделать следующий: «Сначала сделай сотую долю того, что сделал Одинцов, а только потом открывай рот»!
Да, критиканов много. Куда меньше встречается в нынешней жизни успешных управленцев, делом доказавших свою профессиональную состоятельность, как на региональном, так и на государственном уровне. В течение двух последних десятилетий Россия имеет годовой прирост ВВП ниже среднемирового уровня, десятки миллионов граждан живут за чертой бедности, Правительство стабильно проваливает национальные проекты и Указы Президента, направленные на улучшение экономических показателей. Мировой опыт кишит «экономическими чудами», среди которых лидирует «сталинское чудо», когда СССР в промежутке между двумя Мировыми войнами (опять же отрезок в два десятилетия) из разорённой, аграрной полуграмотной страны превратился в промышленного гиганта, превзошедшего по выпуску вооружений объединенные силы Европы, благодаря чему оказалась возможной Великая Победа. Победа, спасшая не только наш народ, но и в целом мировую цивилизацию от чумы фашизма.
Так в чём же причина нашего «топтания на месте» в двадцать первом веке? Видится, что ответ лежит на поверхности, если сравнить хотя бы мысленно сталинский Совет Народных Комиссаров СССР с медведевским Правительством России. Два примера:
1. Во время войны Сталин поручил Байбакову открытие новых нефтяных месторождений. Когда Байбаков возразил, что это невозможно, Сталин ответил:
– Будет нефть, будет Байбаков. Не будет нефти, не будет Байбакова! Вскоре были открыты месторождения в Татарии и Башкирии.
Источник: https://fishki.net/1509604-20-luchshih-shutok-stalina.html?utm_source=aab&sign=152093265558639,872842495712148 © Fishki.net
2. В телевизионных новостях показывают заседание Правительства России. Дмитрий Анатольевич, грозя пальчиком, распекает министров за провал задач, поставленных Президентом в его Майских Указах:
– Имейте в виду, буду наказывать… Вплоть до увольнения. Вплоть до увольнения…
Ни у кого из присутствующих и бровь не дёрнулась. По итогам года требования Указов остались неисполненными.
Вывод: Таких работоликов, удачным примером которых являлся Игорь Александрович Одинцов, следует отбирать, беречь, ставить их на самые ответственные участки, в том числе, на государственные должности. А уж ценить себя они уже заставят. «Кадры решают всё»! Сталинский девиз злободневен и сегодня, как никогда.
Совершенно случайно на просторах Интернета нашёл, на мой взгляд, удачное подтверждение изложенной выше мысли. Не могу отказать себе в удовольствии процитировать его:
«Моё личное мнение и мои личные предпочтения вопят о том, что не зазорно вручить государственный руль тем, кто умеет строить и организовывать. Тем, кто может, придя на пустырь, превратить его в шумное людное место, где крутятся механизмы, бегают погрузчики, а яйцеголовые технические специалисты о чем-то спорят, уткнувшись в схемы и чертежи. Такие люди – штучный товар. Их психология особенная. Они, по моему опыту, ни разу не белые и не пушистые. Наоборот, их отличительная черта – тяжелый характер и виртуозное владение обсценной лексикой. Но строители и организаторы производств – единственные, кто делают нашу жизнь комфортной, защищенной и предсказуемой. Их же руками куётся оружие победы. Все остальные пользуются результатами, как и я – с благоговением, или как «зеленые» и «вместолевые» активисты – с чувством глубокого отвращения».
Сергей Васильев, Исповедь электорального отщепенца
https://cont.ws/@sevariga/2098621
Но вернёмся в восьмидесятые годы прошлого века, чтобы довершить рассказ о герое этого очерка, его мироощущении и профессиональной деятельности, без чего портрет его будет неполон.
В середине восьмидесятых Одинцова переводят в Монгольскую Народную Республику. По Строительному Управлению поползли смешки, мол-де, без него жизнь на Флоте потеряла изюминку. Грешен, я и сам запустил шутку, что МИД КНР заявило официальный протест Правительству России в связи с нахождением Одинцова И.А. на расстоянии менее тысячи километров от китайско-монгольской границы. Каково же было удивление, когда шутка вернулась ко мне уверениями сослуживца, что его жена лично слышала эту «новость» в телевизионном выпуске.
В восемьдесят восьмом я одновременно с Игорем Александровичем заканчиваю кадровую службу в кадрах Советской Армии, ухожу в запас и возглавляю первый в Калининграде промышленный кооператив – Деревообрабатывающий комбинат на улице Ялтинской. Очень интересный период жизни; я же коснусь его только в той мере, в какой она касается продолжения общения с Игорем Александровичем Одинцовым.
В девяносто втором я с удивлением узнал, что Одинцов в условиях отсутствия господдержки занялся восстановлением Кафедрального Собора. Мне, убеждённому в невыполнимости этой миссии, было страшно любопытно, как мой бывший сослуживец собирается это сделать. Однако, не без оснований опасаясь его негативной реакции на праздное любопытство, я отложил визит на неопределённое время.
Однажды в ходе производственного совещания секретарь по прямой связи доложила:
– Анатолий Михайлович, к вам Игорь Александрович Одинцов!
Я объявил перерыв в совещании и, когда все покинули кабинет, вышел в приёмную. Повинуясь внутреннему порыву, мы искренне обнялись на глазах у изумленной публики.
– А я думал, ты прикажешь гнать меня пинками до Московского проспекта!
Это Одинцов в своём репертуаре.
Оказалось, что визит Игоря Александровича вызван заказом на… деревенские лавки в количестве более сотни штук. Они предназначались для Собора, на котором, кстати, ещё отсутствовали покрытие и кровля, для размещения посетителей зрелищных мероприятий, за счёт выручки от которых финансировались, точнее, самофинансировались, строительно-восстановительные работы. В замечательном документальном фильме «Игорь Одинцов. Дело жизни» (https://youtu.be/QARhxmt2l68?t=6) на шестой минуте эти деревенские лавки представлены во всей красе.
– Ты только не дери с меня три шкуры, – попросил Одинцов, – сам понимаешь, как даются нам эти финансы!
– Надеюсь, не станете возражать, если мы выполним этот заказ безвозмездно? А ещё безвозмездно доставим лавки на остров своим транспортом. Предприятие с тридцатипроцентной рентабельностью может позволить себе такое проявление уважения к Вашей миссии, – не преминул я слегка прихвастнуть.
После выполнения заказа я был удостоен личного сопровождения Одинцовым на краткой экскурсии по Кафедральному Собору. Это было впечатляюще. Ничего похожего на обычную строительную площадку, на которой, как правило, уйма народу и механизмов. Здесь царила кропотливая, сосредоточенная индивидуальная, максимум попарная работа. Запомнилось несколько моментов. Недалеко от главного входа уцелевший участок внутренней стены, с углом наклона от вертикали не менее пятнадцати градусов.
– Мы её выправим! – делает упреждающий жест Игорь Александрович, перехватив мой недоумённый взгляд, – если разбирать, выход кирпича ничтожен из-за высокой прочности раствора.
Вот кому надо поручить спасение Пизанской башни, подумалось невольно.
В одном из углов здания собраны фрагменты артефактов, обнаруженные при раскопках. Но более всего на меня произвели впечатление следы волка, запечатлённые на кирпичах. Своего рода, привет-автограф из средневековья!
На внутренней поверхности западной стены красовался стенд, на котором в процентном отношении к общей сумме затрат перечислялись источники финансирования восстановления Собора. Российские и немецкие юридические и физические лица, собственные средства организации, полученные от продажи сувенирных изделий и производства профильных работ, концертных мероприятий, иные частные пожертвования. На последней строчке напротив наименования «Мэрия г. Калининграда» притягивал взгляд жирный «ноль».
– А без последней строчки никак нельзя было обойтись? – поинтересовался я осторожно. – Нет, никак нельзя! – «с полуоборота завёлся» мой «гид», – Страна должна знать своих героев! Ничего, обойдёмся без них, мир не без добрых людей!
Мне были предоставлены собранные, в основном, в Германии довоенные фотографии фасадов и интерьера Собора, от которых стало совсем грустно. Даже чёрно-белые, плохо сохранившиеся фото давали чёткое представление о былом великолепии этого памятника культуры. А грустно было от того, что современное состояние этого шедевра неизбежно настраивало на пессимистичный лад: Миссия невыполнима!
В следующем году Одинцов опять нагрянул ко мне. Предметом его заказа были стрельчатые готические окна для башенной части Собора.
– Я слышал, ты окна евростандарта освоил! Это правда?
– Истинная правда, Игорь Александрович. Даже три тысячи квадратных метров в Москву отправил. Там Лужков признаёт на новостроях исключительно окна евростандарта, а москвичи только приступили к их освоению.
– И в технические нормы укладываешься?
– Сам удивляюсь. Согласно заключению московской строительной лаборатории показатели по тепло- и звуконепроницаемости на тринадцать-пятнадцать процентов выше нормативных.
– Ну, тогда тебе и карты в руки!
С моей стороны в разговоре участвовал шестидесятишестилетний Иван Родионович Николаев, простой рабочий, Народный Умелец, Мастер на все руки, достойный особого внимания. Показываю ему привезенные Одинцовым чертежи окон и спецификацию.
– Ну, как, Родионыч, одолеем?
– Чего тут, Михалыч, мудреного? Запросто!
– А стреловидную верхнюю часть как делаем?
– По лекалам делаем две полудуги, соединяем их между собой вверху, а внизу к главной раме на шипах – и вся любовь!
– Нарезка стекла по окружности – это проблема?
– Не боись, Михалыч, вообще никаких проблем! Приходи через неделю, пара образцов будет готова.
Одинцов, внимательно слушавший диалог, решил задать мучивший его вопрос:
– Толя, а у тебя есть карельская или сибирская сосна? Чтобы понадёжнее, на века!
– У меня, Игорь Александрович, встречное предложение: из дуба! На тысячелетие!
– У тебя же сушильных камер для дуба нет, а в тех, что есть, дуб просто порвёт!
– Зато сухие доски дуба есть,– ошеломил я оппонента, – Родионыч, сухого дуба на заказ хватит?
– На два таких заказа хватит,– отозвался Иван Родионович.
И я поведал бывшему сослуживцу, что за четыре года до этого разговора, едва приступив к руководству деревоперерабатывающим комбинатом, я обратил внимание, что поступающий вагонами на лесобиржу брёвна не сортированы по породам; вперемешку идут ель, сосна, берёза, осина, ольха и так далее. Вырубка леса идёт сплошная. Изредка попадались добротные дубовые стволы. Процент дуба был низок, но при общем годовом объёме пиловочника более пятнадцати тысяч кубометров, пару-тройку сотен кубометров в год брёвен этой ценной породы мы имели. Ответ на вопрос, что на комбинате делают с дубом, меня привёл в лёгкое замешательство: «Пилим на дрова»! Помню, на языке застыл естественный очередной вопрос: «А топить печку бумажными купюрами не пробовали»?
Предложение найти дубу более достойное применение встретило снисходительные улыбки старожилов комбината. Предприятие не располагало современными вакуумными или инфракрасными сушильными камерами с программным управлением, а при попытке высушить дубовые плахи в имевшихся примитивных паровых камерах результаты получались плачевными: доски покрывались продольными трещинами и походили на мочалку. Да, мне, приобретшему производственный опыт на строительной площадке, не доставало опыта деревопереработки. Но в этом таилось и моё преимущество. Я искал выход из создавшегося положения, тогда как оппоненты считали вопрос раз и навсегда решённым, точнее – нерешаемым. Судьбе было угодно, чтобы в тот же день ответ был найден.
В столярном цехе моё внимание привлёк невзрачный мужичок явно пенсионного возраста, с трудом ворочающий центнеровыми плахами. Это и был Иван Родионович Николаев. Он не мыслил себя без работы не только по материальным соображениям. Начальниц цеха отзывался о нём тепло и уважительно, он-то подчеркнул такую ценность ветерана, как универсальность и незаурядный опыт, склонность к индивидуально-художественному творчеству. Мы познакомились, и я задал мучивший вопрос: как в наших условиях высушить дубовые доски толщиной 55 миллиметров, самой ходовой толщины для столярных изделий. Ответ был простой, как правда: «Способом естественной сушки под навесом, которым пользовались наши предки и я с батей ещё до войны, но на это может понадобиться до трёх лет». Детали того разговора, конечно, стёрлись из памяти. Помню только своё удивление, когда в перечень необходимых материалов Иван Родионович включил глину, воск, известь, несколько видов краски и лаков и даже … сено. В тот же день на планёрке с участием ветерана начальники отделов получили свой «кусок» общей задачи, и работа закипела. Были отобраны стволы дуба зимнего спила (благо, работа началась в декабре), у которых содержание влаги было минимальным, по эскизам Родионыча изготовлены чертежи навесов, а затем и сами навесы с ориентацией по Розе Ветров, закуплены материалы, ответственные лица получили соответствующий инструктаж. А потом с некоторой долей тревоги пятнадцатого числа каждого месяца я ждал доклада технолога, делавшего замеры влажности древесины в каждом штабеле в контрольных его точках. И процесс пошёл! Медленно, максимум по проценту-другому в месяц в летнем сезоне, но верно, а главное – в нужном направлении. Сказано не для красного словца: древесина – вещь гигроскопичная и при определённых условиях имеет свойство впитывать влагу из воздуха, но неблагоприятной тенденции не было отмечено ни разу. На нашей стороне, похоже, было Провидение: за четыре года до заказа Одинцова оно сподвигло меня на мысль о заготовке дуба, прислало на помощь Родионыча, и результат пришёл ровно к сроку, когда понадобилось подставить плечо Одинцову в деле его жизни.
После решения проблемы сушки дуба статус Родионыча резко изменился. Он был выведен из состава бригады, удостоен звания Свободного Художника (в шутку, конечно) центрального подчинения. Ему был выделен свободный угол цеха с несколькими станками чистовой отделки деревянных изделий. Предметы кухонной утвари, балясины для лестниц, детская и дачная мебель, игрушки и подобные поделки, перечень которых он сочинял сам, выставлялись на первом этаже конторы предприятия, занятого строительным магазином. Изучался спрос, и принимались заказы. Это приносило неплохую выручку, а в дело шли буквально отходы производства, ранее шедшие на дрова. А главное – не дело было шестидесятишестилетнему народному умельцу надрывать пуп в борьбе с центнеровыми деревянными плахами.
Однажды из областного городка Пионерска с необычным заказом приехал священник, настоящий, в рясе, совсем молодой, лет двадцати семи. Под какой-то знаковый церковный реквизит для размещения на алтаре ему понадобился деревянный постамент. Эскиз не впечатлял: изделие напоминало натуральную стойку, за которой мужики в пивных коротают время за кружкой пива, вот только высота была более двух метров. Четыре стойки, соединённые двумя прямоугольными полками. Всё!
Вызвал Родионыча, попросил дать волю его творческой фантазии. Минут пять за отдельным столом продолжался «Художественный совет» заказчика и непосредственного исполнителя. Наконец оба удовлетворённо закивали головами.
Через неделю священник прибыл осмотреть выполненный заказ. Помню, я немного волновался перед совместным выходом в цех. Ведь за неделю я ни разу не зашёл «к Родионычу», чтобы проконтролировать ход работ не только в силу занятости, но и по причине уверенности в добросовестности своего любимца. Если применим штамп «любовь с первого взгляда» к впечатляющему творению человеческих рук, то это был как раз тот случай. Всего шесть элементов: четыре стойки, закруглённые в основании, как клюшки в русском хоккее, утончённо и изысканно взмывали вверх, напоминая в верхней части то ли полураспустившийся тюльпан, то ли древнегреческую амфору, и соединяющие их две горизонтальные полки овальной формы. А ещё – объединяющая их гармония и пропорция каждого штриха, благодаря чему композиция, исполненная из дуба, казалась лёгкой, почти воздушной, устремлялась вверх, к свету. Припомнивши фразу античного философа:"Человек есть мера всех вещей...", я сравнил творение Родионыча с высокородной девушкой, нежной, чистой, скромной и одухотворённой.
А как же священник? Он стоял, сложив перед собой руки, а по губам нетрудно было прочитать: «Божественно»!
– Анатолий Михайлович, у меня, наверное, денег не хватит, чтобы рассчитаться за такую красоту! – пришёл он, наконец, в себя.
– Денег не надо. Примите это как подарок от нашего коллектива Вашему приходу.
– За что же милость такая?
– За доброту Вашу и большое сердце. За то, что в наше жестокое время Вы при своей церкви дали кров и пропитание дюжине детишек, брошенных родителями и забытых чиновниками.
Нечто подобное довелось мне увидеть и в Калининграде. Однажды осенним утром, спеша на работу, увидел, как рядом со мной зашевелился и открылся чугунный люк тепловой камеры, а потом на поверхность выползли несколько чумазых мальчиков и девочек лет от десяти до пятнадцати. Такое было время!
– Откуда Вам это известно?
– Добрая молва идёт впереди Вас. Сейчас подойдёт машина, мы обернём постамент мешковиной, садитесь и везите его к себе. До свидания!
Мы попрощались полупоклонами, я пошёл к конторе, краем глаза заметив, что священник в спину осенил меня крестом.
Случай со священником предшествовал одинцовскому заказу на окна Собора, и теперь я знал, что в лице Родионыча имею надёжного союзника, на слово которого можно положиться, работающего на совесть. Нельзя было ударить в грязь лицом, поскольку речь шла об особом заказе для объекта, которому суждено стать визитной карточкой города. Спустя некоторое время после установки окон на Соборе, когда стала функционировать его башенная часть, я впервые посетил её и с удивлением пришёл к выводу, что неукротимая воля моего сослуживца однозначно приведёт к желаемому результату, в достижении которого я смел сомневаться. В книге отзыва сделал запись. Привожу её по памяти:
«Дорогой Игорь Александрович! Только Вы со своим несносным характером и всесокрушающей волей, презрев равнодушие и противодействие недоброжелателей, могли совершить это чудо. Горжусь, что довелось служить с Вами. Сослуживец». На следующий день, подняв трубку зазвонившего телефона, услышал знакомый баритон:
– Привет, сослуживец! Ты думаешь, я не узнал, кто написал мне такую пакость?
– Побольше бы Вам таких «пакостей», Игорь Александрович. Этот Собор, насколько мне известно, за свою историю, по меньшей мере, дважды сгорал дотла. Имена его восстановителей являются гордостью немецкого народа. Надеюсь, и Вам, поднявшему его из руин, сделавшему из общественного нужника конфетку, и у нас, на Руси, воздастся по заслугам. Здоровья Вам и сил. Окончательная победа не за горами!
– Спасибо, Толя!
– Удачи Вам, Игорь Александрович!
А дальше случилось то, что случилось. В конце марта 2015 года, на третьем десятке лет деятельности Одинцова на посту директора Кафедрального Собора, он был освобождён от руководства своим детищем. Весть об этом не стала для меня неожиданностью. Не важно, чтО стало истинной причиной, непосредственным толчком к разрыву шаткого взаимотерпения Одинцова и его «работодателей». Постоянная критика Одинцовым в рамках Общественной палаты деятельности регионального правительства, особенно Министерства культуры, в том числе и финансовой её составляющей, демонстративное игнорирование протянутого в его сторону бокала регионального «хозяина» на «мероприятии» или ещё что-либо. Для меня было важнее иное. Это был удар в спину незаурядной личности, отложенные и неизбежные последствия которого сказались спустя пять лет. Не только Собор был необходим Одинцову для поддержания оставляющих его с возрастом жизненных сил, но, прежде всего, Собор нуждался в каждодневном уходе своего Воссоздателя, своими руками собравшего его из искорёженных войной и временем останков, знающего все его «болевые точки». Рядовому инженеру-строителю, будь он даже трижды заслуженным, это было бы не под силу. Собору был нужен Одинцов. А ещё осталась незавершённой масса его задумок по завершению восстановления Собора. Увы! Они так и остались задумками. А теперь нет и Одинцова…
Каждый вправе дать свою оценку, тому приёму, который был избран для расправы его начальствующими недоброжелателями. Одинцова освободили от должности директора Кафедрального Собора «по возрасту». Вообще-то, по закону, так нельзя. Но это по закону формальному и по законам совести в отношении к человеку, подарившему региону шедевр. А вот если власть предержащим очень хочется, то можно! Омерзительно читать в Интернете, как инициаторы расправы перепихивают сомнительную славу авторства идеи друг на друга. А ещё уволили на основании того, что якобы не был продлён Контракт, тот самый Контракт, который они, эти «работодатели», не продлили, невзирая на своевременное ходатайство Одинцова. Совсем, как в анекдоте:
Следователь: – Откуда вы берёте деньги?
Подследственный: – Из тумбочки.
Следователь: – А кто их кладёт в тумбочку?
Подследственный: – Жена.
Следователь: – А откуда у жены деньги?
Подследственный: – Я ей даю.
Следователь: – А у вас откуда деньги!
Подследственный (почти раздражённо): Ну, я же вам уже говорил. Из тумбочки!
* * *
Не бойтесь, не бойтесь,
Не всех трубачей замело.
Вставайте и пойте
Любым неудачам назло.
Нет сроков надежде,
Но кто-то обязан летать.
И нужно, как прежде,
Однажды над бруствером встать.
И крикнуть: не бойтесь,
Не всех трубачей замело.
Вставайте и пойте
Любым неудачам назло.
Телами прикрыли
Мы землю спасённой весны.
Не зря наши крылья,
Не зря наши крылья красны.
Григорий Михайлович Поженян, поэт-фронтовик.
Когда восемьдесят лет назад Великое поколение автора этого поэтического шедевра сошлось в смертельной схватке с главным врагом Человечества, Создатель отвёл фашистские бомбы от симферопольского мальчишки для того, чтобы, спустя полвека, он, повзрослев и взматерев, совершил немыслимый подвиг своей дважды дарованной Создателем жизни – вернул из небытия архитектурный шедевр мировой культуры.
Пройдут годы, десятилетия, столетия. Канут в лету имена временщиков, гонителей и недругов Одинцова И.А., коварно урезавших его творческий путь. Никто их не вспомнит. А в центре Калининграда во все времена своеобразным Игорю Александровичу Одинцову рукотворным памятником, символом справедливости, гуманизма и неистового вдохновения будет ликовать дерзновенное дело его жизни – восстановленный, вопреки логике и здравому смыслу, его талантами, помноженными на одержимость, Кафедральный Собор.
Следующая публикация
Комментарии 3