7 пятниц

Не гляди на меня с укором, все равно тебя видеть рад, мне по прежнему мил и дорог, твой ласкающий душу взгляд. Я его не забыл, не развеял за прошедшую толщу лет, и твою лебединую шею, и твой звонкий заливистый смех. И твой голос и нежный и страстный, аромат твоих русых волос, для меня был как воздух, как праздник, в окруженье мерцающих звезд. И теперь, когда я вспоминаю те далекие ночи и дни, мне, как будто из дальнего края, посылают привет журавли. И на сердце становится ясно, и его покидает печаль, как же был я тобою там счастлив, как же мне дорога эта даль. Не гляди на меня с укором, все равно тебя видеть рад, мне по прежнему мил и дорог, твой ласкающий душу взгляд.

Сидим дома, моем руки, потихоньку сохнем, тогда вирусы со скуки сами будут дохнуть. Ведь им станет сволочам не за что цепляться, они станут тут и там быстро загибаться. От жары и от тоски, и от чистых рук помытых, потеряют все клыки свои ядовитые. А мы глядя из окна на эту их агонию, будем рады, что страна возвращается к гармонии. Не пройдет и двух недель жизнь опять наладится, и вся эта канитель больше к нам не явится. Потому как докторам, и ученым всяким, строгий дал приказ Минздрав уничтожить эту пакость. И конечно же они рукава засучат, и за считанные дни результат получат. Это будет совершенно новая вакцина, от которой непременно все микробы сгинут. И настанет на земле мир былого краше, перестанем мы болеть, и чихать и кашлять.

Что теперь говорить, жизнь почти уже прожита, мне б тебя позабыть, по добру - по хорошему. Позабыть все мечты, что с тобой были связаны, оказалось, что ты и я люди разные. Ну и что ж, что любил я тебя беззаветно, что тобою я жил, чуть не с самого детства. Ну уж с юности точно, в нежный возраст входя, я как будто нарочно, из всех выбрал тебя. А других и не видел, был я глух к ним и слеп, да они не в обиде, что ты лучше их всех. До сих пор пелена с моих глаз не упала, для меня ты одна, так навек и осталась. Но теперь не вернуть те рассветные зори, по тебе мою грусть не упрятать в ладони. Вечеров тех печаль, не омыть мне слезами, не пройти мне ту даль, что лежит между нами. Да и времени бег, нам уже не подвластен, на висках давно снег, и на сердце ненастье. Но в душе, в глубине, я все тот же мальчишка, больше ты обо мне никогда не услышишь. И нигде не прочтешь моих строк оголенных, разве только что дождь, их тебе, вдруг, напомнит. 

Ах, как же грустно без тебя, да так, что даже и не высказать, по небу белых жеребят, осенний ветер гонит сызнова. И журавлей печальных стаю, опять несет в чужую даль, а осень землю одевает в, багряных листьев, пастораль. Вот также было и тогда, такая ж осень силой крепла, и также падала вода с тоскливо плачущего неба. И ты рыдала вместе с ним, прощаясь с юностью и детством, как будто чувствуя, что зим теперь уж будет больше "летов". И так оно произошло, и все длинней и чаще зимы, но все равно, но все равно, храним мы в памяти любимых. Нам их вовек не позабыть, слова, обьятия и лица, и снова осень будет плыть, и снова юность будет сниться.

Куртка нараспашку, кепка набекрень, весь такой бесстрашный я встречаю день. Ветер не помеха, тучи - не указ, осень ради смеха напугала нас. Листьями багряными, спелостью плодов, гулкими туманами в отзвуке шагов. Та еще шутница, от её проказ розовеют лица в профиль и анфас. А какие краски злато, серебро, у неё в запасе всякое добро. Всех она одарит, всем найдет приют, и дрожащим маревом тучи проплывут. И мы с ней прощаясь, помня ее нрав, чуточку печалясь, кашляем в рукав.

Ты молчишь, не отвечаешь на мои послания, что тебе мои печали, что тебе мои признания. Тебе даже невдомек, или ты не веришь, что любовь свою сберег я в душе и сердце. Ни года, ни расстояния не смогли ее убить, ты осталась в моей памяти, как подарочек судьбы. И я с ним иду по жизни, и стихи слагаю снова, и мой каждый шаг пронизан, самой искренней любовью Даже пусть и безответной, знать мне выпала такая, что ж на этом белом свете любовь всякая бывает. От своей я никогда, ни за что не откажусь, вдаль уходят поезда, оставляя мою грусть. Эта грусть по тем годам, тем минутам и секундам, где с тобою были там, мы так молоды и юны. Жаль, конечно же, что так, в юность нет билетов, а то я бы, вот чудак, взял бы и уехал.

И жалею, и грущу, и плачу, и душа тоскует и скорбит, жизнь сложилась так, а не иначе, что теперь об этом говорить. Сам, конечно, в этом виноват я, растранжирил попусту лета, то одни бросались мне в объятья, то других я целовал в уста. Только все они проплыли мимо, не коснувшись сердца моего, ты одна была моей любимой, ты одна была мне дорогой. Лишь тебе далекой и желанной, до сих пор слагаю я стихи, и летят они через туманы, полные печали и тоски. В них я весь и робкий и смущенный, растерявший молодости спесь, но по прежнему в тебя влюбленный, и как прежде предан тебе весь. И другим уже теперь не стану, и других не буду я любить, я тебе одной пою осанну, для тебя лишь продолжая жить.

Я тебя давно не видел, и не слышал много лет, и поэтому в обиде на весь этот белый свет. Почему он от меня тебя долго так скрывает, а мне хочется обнять тебя очень дорогая. А мне хочется пройтись с тобой до околицы, расспросить тебя про жизнь твою, послешкольную. Как жила ты эти годы, чему радовалась ты, какой следовало моде, и о чем твои мечты. И о чем твои печали, что тревожило тебя, что друзья тебе желали, уважая и любя. Все так хочется узнать мне в самом деле, наконец, как шагала в белом платье, чуть смущаясь, под венец. Как семья тебя любила, как любила ты семью, все, что в жизни твоей было, извини, я знать хочу. Но не думай любопытства здесь простого вовсе нет, просто я тебя не видел, и не слышал много лет. И теперь я не надеюсь, что случится это вдруг, и поэтому зверею на все, что меня вокруг. И в тоске своей звериной, вспоминая те года, я стихи пишу любимой, отправляя в никуда.

Мне сегодня шестьдесят ненароком стукнуло, только лет всех этих ряд как-то я не чувствую. Словно бы и не ко мне все они относятся, а как будто в стороне от меня, их носит там. Ну а я как будто к ним никакого отношения, и под именем своим эти цифры не приемлю я. Ну  немного постарел, поседели волосы, чуть местами располнел, изменился голос мой. Но душа моя все также весела и молода, для нее совсем неважны тела бренного года. Они с возрастом все больше, меж собою в разногласье, душе хочется раздолья, так сказать das ist fantastihc. Она жизни полной жаждет, до всего ей дело есть, каждый день ей, будто праздник, даже некогда присесть. Ну а если, так бывает, организм вдруг даст осечку, выпью кофе или чаю, иль чего-нибудь покрепче. Соблюдая впрочем меру, коя быть должна во всем, чтобы стали крепче нервы, кровь бурлила кипятком. И покатится жизнь дальше с музыкой и песнями, что я искренне желаю, всем моим ровесникам.                                       20 января 2019-г

Ну что сказать тебе могу я, через столько лет, что уже и не ищу я, на земле твой след. Если встречу не узнаю, я наверное тебя, ты давно уже другая, и другой конечно я. Стали мы намного старше тех наивных чудаков, что тогда за школьной партой понимали все без слов. Но теперь уже навряд ли, мы с тобой найдем контакт, тот закончился спектакль, обьявила жизнь антракт. Только в памяти, как прежде, мы по юности плывем, там совсем другое небо, и родительский там дом. Даже лето там поярче, и зима повеселей, и моложе были парни, а девчонки все милей.