Предыдущая публикация
Чего греха таить, денег заработать уже хотелось.
Мать она любила, но, вымотанная вечной нуждой, та однажды в сердцах сказала:
– И долго ль я тебя кормить ещё буду, Верка! Уж скорее бы ты работать пошла. Так и знала, что не потяну эту учебу твою...
Эти слова матери запомнились и именно они сыграли решающую роль в этом ее выборе.
Отец Веры был инженером, скромным, тихим, сидящем на окладе. Впрочем, в те годы другого и не предполагалось. Мама работала на заводе, хватала сверхурочные. Папа просто отдавал ей свои неизменные сто двадцать рублей, и умывал руки. О деньгах должна была думать она сама.
Семья была большая. Вера – старшая, а за ней ещё трое. Одна сестрёнка часто болела, мать не вылезала с больничных листов.
Две последние мамины беременности Вера помнила хорошо. Мама до поры до времени это скрывала, с потом махала рукой и утирала слезу. Рожать четверых она не собиралась, но и в больницу на прерывание тоже, почему-то, не шла.
Обсуждать эту тему с мамой Вера бы не посмела. Это было не принято. И теперь у Веры росли две сестры и братик. Учить ее действительно было для матери нелегко.
Сюда, в Сибирь, сначала вместе с ней собиралась лететь и Иришка – сокурсница. Но передумала в последний момент.
И вот уж прошло три месяца, как она здесь.
Как ни готовилась, а вступив в класс с пятнадцатью восьмиклашками, оцепенела. Голос сделался гортанным и противным даже самой себе:
– Здравствуйте! ... Положено встать.
Ученики неохотно и медленно поднялись, оказавшись в большинстве своем выше учительницы.
– Меня зовут Вера Николаевна, я с этого года ваш классный руководитель. Садитесь.
– Пигалица, – послышалось с задней парты.
И сразу Вера почувствовала некую стену меж собой и классом – есть она, и есть они, плечом к плечу сплочённые против нее ребята.
Надо сказать, что эти леспромхозовские классы тоже состояли из двух сообществ: коренных и приезжих. Кого только не было в этих леспромхозовских поселках: ярые коммунисты и комсомольцы, погонщики за длинным северным рублем, ловцы удачи, бывшие зеки, романтики и энтузиасты. В общем , разношерстная публика.
Местные сельские ребята отличались скромностью, но в них уже жила неприязнь к приезжим – шумным, вносящим сумятицу в деревенские устои. Кроме того, в класс приходили новенькие, и утрясшийся было порядок опять сбивался.
– Давайте познакомимся. Я расскажу о себе...
– А лет Вам сколько? – интересовался смазливый улыбчивый мальчик со второй парты.
– Почти двадцать.
– Девятнадцать, значит, – он обернулся, – А у нас Гаврикову – семнадцать, представляете?
Класс смеялся...
– Второгодник!
– Сам ты второгодник. В рыло хошь? – грозный растрёпанный пацан в теплом свитере с задней парты, вероятно, и был Гавриков.
Уж потом Вера узнала, что жил раньше Саня Гавриков с бабкой в глухой таёжной деревушке. Никто и не хватился ребенка, а бабке жалко было отдавать его "в люди". Отправился в школу он поздно – когда уж шел десятый год.
– И все-таки давайте познакомимся. Аносова Людмила, это кто?
Вера читала ребят по списку, пыталась навести относительный порядок, но в классе было весело. Подколы, меткие характеристики...
– Сенька у нас герой! В том году ежей из-под снега выкапывал, спасал от спячки, – смех...
– Галька – вторая в школе по красоте. Первая – Светка Симакина из десятого. Ага...
– Вы Ваську берегитесь. Он волков в глаз стреляет.
Теперь уж, когда прошло два школьных месяца, и сама Вера могла дать каждому характеристику. Чего только за эти два месяца не произошло.
И самое страшное – парни дрались в кровь. И не только в ее классе. Выяснения отношений между местными и приезжими не кончались.
На одной драке досталось и ей.
– Сама виновата, Верочка, голубушка. Они ведь и убить сгоряча могут. Куда ты полезла? К Палычу надо бежать, к участковому. У него и пистолет есть.
– Какой пистолет, Софья Егоровна, они же дети!
– Ну, дети... Не по ним же, но хоть в воздух пульнет. Знаешь, эти дети порой злее волков.
Вера не спорила. Вспомнила красные глаза Сани Гаврикова, который ее оттолкнул так, что полетела она затылком в землю. И если б не осенняя сырость, и не угодила б она головой в грязь, возможно и разбила б голову. Вспомнила палку в руках Вальки Никитина и его решительный взгляд, вспомнила, с какой злобой бил он по ногам, как ожесточенно дрались мальчишки, пока не прибежали местные мужики, не разогнали...
Разве она тогда думала о себе? Оля Борисова прибежала в избу бабы Нюры, где квартировалась Вера, сообщила, что пацаны в низине дерутся, она и помчалась туда.
А потом эти драчуны сидели за партами, низко опустив головы, а она читала им стихи о добре и зле, вспоминала литературных героев, увещевала. Они смотрели в парты, иногда косясь друг на друга.
Гавриков стыдился своего поступка больше всех. Он в злобе и не заметил, как сильно толкнул Веру Николаевну. Он не извинился, не сказал ни слова, просто начал сторониться ее, обходить подальше, чтоб не сталкиваться наедине. А на все ее учебные вопросы отвечал односложно и нехотя.
– Не стыдно тебе, скотина деревенская? Так учительницу обидел...ай-ай-ай, – доставал его Валентин Никитин, – Он такой, Вера Николаевна, он и убить может, – балагурил Валентин, а Сашка скрипел зубами.
– Прекрати, Никитин! – стучала по столу Вера, – Хватит! Закрыли эту тему, – почему-то удар по столу доходил лучше, чем все разговоры о дружбе, – Извинись сейчас же!
– Прости, дружок! Я больше так не буду, – ехидничал Никитин, а девчонки хихикали.
А Вера читала и читала им книги и стихи о дружбе. Она не знала, как ещё можно воздействовать на своих подопечных. Она старалась.
– Если друг оказался вдруг
И не друг, и не враг, а — так;
Если сразу не разберешь,
Плох он или хорош...
Но драки не прекращались.
Жила Вера у бабы Нюры. Изба у той была старая, но теплая. Мужа поминала добрым словом баба Нюра часто – так построил, чтоб на века. Когда строились, ругалась она, что уж больно долго, а он каждое брёвнышко облюбовывал, а потом ещё утеплял избу.
– Учеба, учеба. Девке главное – замуж удачно выйти. Всякая невеста для своего жениха родится. Я вот не ученая, а счастливая. Потому как Петя мой славный был. Царство ему небесное! И тебе, Веронька, жениха хорошего надо бы... Да где они сейчас? Перевелися...
– Времена не те, баба Нюра. Сейчас и женщины могут занимать руководящие должности, становиться лидерами, ну, или, просто хорошими врачами, учителями, инженерами.
– А все равно, важнее, чтоб женами хорошими были, хозяйками и матерями. А остальное – это уж как получится, это и есть – второстепенно.
– Ну, как это второстепенно. А я вот считаю, что в первую очередь профессию надо получить, а замуж успеется.
– Это с профессией успеется, а замуж и опоздать можно. Перестарки никому не надобны...
Спорить с бабой Нюрой было бесполезно, устарелые у нее понятия.
Двадцать пятого декабря они писали полугодовой диктант. Вера готовилась, настраивала учеников на серьезный лад. И вдруг в кабинет ворвалась взволнованная Светлана Сергеевна, завуч школы.
– Вера Николаевна, Вас срочно вызывают в учительскую.
– Но у меня диктант ..., – растерялась Вера.
– Это срочно. Пожалуйста...
По виду завуча было понятно– стряслось что-то серьезное.
Кабинет директора был тесный, но там уже сидели четыре педагога.
– Вера Николаевна. Чп у нас...
– У меня там ... диктант... А что случилось?
– У тебя Нина Сазонова беременная.
Ноги Веры подкосились, Татьяна Львовна подскочила, усадила ее на свой стул.
– Нет, – мотала головой Вера, – Она же...Она же маленькая...
– Маленькая да удаленькая. Татьяне подруга-гинеколог из района позвонила. Была она у ней.
– У неё..., – автоматически исправила Вера.
– Что?
– У нее, а не у ней.
– Да какая разница! Ты о чем вообще? У тебя в классе что творится? Дерутся без конца, а теперь ещё и..., – Светлана размахивала руками.
– Да погоди ты. Не видишь – человек в шоке, – остановила завуча директор, и уже мягче обратилась к Вере, – Нам теперь предстоит все это разгребать, Верочка. И ты, как классный руководитель, должна побеседовать и с самой Сазоновой, и с ее родителями. Провести работу, так сказать. А ещё ты должна выяснить – кто отец ребенка. Ей же и шестнадцати нет, это ж уголовщина. И обстоятельства, ну... этого самого, тоже надо узнать. Вдруг ее насильно, ну, ты понимаешь...
Вера и не помнила, как провела диктант. Она сбивалась, перескакивала с одного на другое, напрочь забыв всю методику проведения диктанта. То и дела глаза ее останавливались на Нине.
– Вера Николаевна! Вера Николаевна! Ну, я ж уже ошиблась ... Чего Вы так диктуете-то сегодня? – чуть не плакала Оля Борисова.
– И я, Вы же сначала сказали...
– Я не учту эту ошибку. Она – моя. Простите...
Нужно было оставить Нину после уроков, поговорить с ней, но о чем и как об этом говорить, Вера не знала. Она боялась этого разговора. Получалось, что восьмиклассница знала обо всем этом больше, чем она. У Веры не то чтобы любви, даже дружбы с мальчиком никогда не было. И сейчас она должна была выяснять, кто отец..., обстоятельства...
Ох, как же это неприятно! И поговорить надо обязательно сегодня, до разговора с ее родителями.
Нина сидела перед ней. Смотрела открыто. А Вера не знала, куда девать глаза. Было стыдно за такую непутевую себя. Учитель, называется ...
– Нин, тут нам из больницы сообщили... В общем, оказывается... Ты...ты ...
– Я беременная, – продолжила Нина спокойно, как будто отвечала урок.
– Да... Именно. А я, как классный руководитель, несу за тебя ответственность, понимаешь?
Нина посмотрела в окно.
– Я не успела. Вам быстро сообщили, а я и сама только вчера уж точно узнала. А так всё сомневалась, – сказала совсем спокойно, – Не успела. Но я все равно что-нибудь сделаю. Утоплюсь в проруби или таблеток напьюсь, вы не переживайте – шлюхи у вас в классе не будет. Просто страшно мне...
– Ты...ты что такое говоришь! Ты...
Вера подскочила на ноги, стул упал. Она шагнула к Нине и прижала ее голову к своей груди, начала гладить по плечам.
– Ты не шлюха. Никакая не шлюха. Ты просто просто..., – Вера опять не находила слов, – Скажи, ты его любишь? Или это это...
– Люблю. Только он меня не любит.
– А он знает? О беременности знает?
– Он не верит, он...., – и тут Нина заплакала.
А Вера почему-то обрадовалась ее слезам. Казалось, лёд из сердца уходит.
– Нин, а кто он? – спросила Вера, и это была ее ошибка.
Нина опять закрылась, затрясла головой. Говорить об этом она не хотела.
Вера вздохнула. Теперь нужно было идти к ее родителям.
Нина была из местных. Они направились к ней.
Дом Сазоновых был большой, ладный. Они вошли в коридор, покрытый ковровыми дорожками. В открытую дверь Вера увидела стол под белоснежной скатертью. Оттуда вышла женщина в фартуке с полотенцем в руках.
– Нина ...,– тут она увидела учителя, насторожилась, – Ой, здравствуйте. Случилось что, Нин?
– Здравствуйте, Алевтина Ивановна! Ничего особенного, – почему-то сказала Вера, хотя как раз особенного было предостаточно, – Нам бы поговорить, а...
– Андрюш, Андрюш, тут чего-то учительница пришла, – крикнула мать Нины в пространство комнаты.
И Вера пожалела, что отец оказался дома. Лучше б сначала с матерью поговорить.
– Проходьте. Сюда... Чего случилось-то? Не учится что ли? – мать несильно стукнула Нину полотенцем по плечу.
– Нет, нет! Нина учится хорошо. Не волнуйтесь, – Вера снимала пальто.
– Так чего же? – мать и правда была озадачена приходом Веры, – Ой, что это я. Может чаю?
– Можно, – кивнула Вера, чтоб дать себе момент подготовиться к началу разговора.
Из коридора вышел отец Нины. Вера видела его впервые. Был он высокий, грузный, с жёсткими, как проволока волосами, мясистыми губами и сонными глазами под опухшими синими веками. Он заполнил собой все пространство, опустился на стул. Вероятно, его разбудили, и сейчас он не очень был настроен на беседу.
– Чайку, Аль... Чего там у вас стряслось? – посмотрел на Веру сонным усталым взглядом.
"Говорите свои глупости и валите уж отсюда" – читалось в вопросе.
Мать Нины суетилась с чаем.
Вера зачем-то деловито покопалась в сумке, потом поставила ее, дождалась, когда перед ней опустится чашка чая, взглянула на Нину.
Нина приняла этот взгляд, как команду, опередила ее.
– Мам, пап, я беременная.
У Веры глухо стучало сердце, но она взяла себя в руки, кивнула и спокойно подтвердила.
– Да, именно поэтому я здесь. Чтоб помочь Нине сообщить вам эту новость.
Вера смотрела на чашку.
На несколько секунд повисло молчание.
– Как это? Нин... ты что, доченька? Это ж откуда? Шутите что ли?
Вера подняла глаза на мать Нины, и та, поняв по взгляду, что ей не послышалось и это совсем не шутка, ахнула, прикрыв рот полотенцем.
Вера посмотрела на отца ученицы. Он оцепенел, но лицо его делалось багровым, он сжимал кулак, лежащий на белой скатерти.
Вера испугалась и быстро затараторила.
– Сейчас главное, не наделать глупостей. Нужно все обдумать, обговорить... Пожалуйста, не судите дочь строго. Она очень хорошая девочка, просто ошиблась. Ведь такое бывает...
– Потаскуха ..., – прошипел багровый отец, с грохотом упал стул за ним, он обходил стол, двигаясь к Нине, – Это правда? Правда?
Нина не двигалась с места, сидела за столом, смотрела перед собой.
– Да..., – ответила спокойно и обречённо.
И тут на ноги вскочила Вера, впрыгнула между своей ученицей и ее отцом:
– Только посмейте тронуть! Только посмейте! Я в милицию пойду, я в суд... Вы не имеете права. Вы же отец, Вы... Подумайте!
Сейчас они были похожи на слона и Моську. Вера прыгала перед грозным мужиком, который ее практически не замечал и не слушал. Но в какой-то момент просто наткнулся на нее, посмотрел и немного спустил пары. Нину он не тронул, но со всего маху ударил по столу так, что чашки с чаем подскочили и коричневая жижа потекла по белой скатерти.
– Кто он?!
– Андрюша, Андрюшенька... Андрюша, – уговаривала его жена, убирая чашки.
Нина так и смотрела в одну точку.
– Она не скажет. Она и мне не сказала. Послушайте..., – Вера, как могла, пыталась наладить ситуацию.
– Кто он, я спрашиваю? – наседал на Нину отец, а Вера, держась за спинку стула мешала ему подойти ближе.
И тогда он дёрнул стул так, что Вера чуть не упала, Нина с трудом удержалась, поехала, сидя на стуле, оказалась лицом к лицу с отцом.
– Кто он? Говори!
– Никто. Я одна во всем виновата.
И тут с другой стороны подскочила мать, начала хлестать Нину полотенцем.
– Чего...чего ты наделала, дрянь такая, как людям-то теперь в глаза смотреть? Гадина, гадина...
Мать плакала, хлестала не сильно. Нина упала на колени в ладони лицом.
И Вера поняла, что мать сейчас поступает правильно – этим не слишком сильным хлестанием, как бы ограждает дочь от наказания отца.
– Хватит, – гаркнул он.
– Ну, вот что, – Вера взяла себя в руки, – Мы должны поговорить спокойно. Нина не хочет говорить, кто... кто отец ребенка...
– Какого ребенка? Какого? – ещё истерила с рыданиями мать.
– Ещё раз повторю. Нина бе-ре-менна! – Вера вдруг стала грозной, повысила голос,– Вот эту ситуацию и надо принять. Да, ей рано ещё становится матерью. Ей понадобится помощь. У вас будет внук, – Вера почти кричала, удивляясь, что родители Нины прислушиваются к ней, – И вообще, – она сбавила пары, – Мы собирались пить чай. Давайте все же попьем. Никому не помешает.
Сначала никто не двинулся, зависла пауза. Но вот Алевтина утерла нос и глаза тыльной стороной запястья, начала убирать скатерть. Вера помогла ей. Отец тоже успокоился, поднял свой стул, тяжело сел.
– Мы...мы завтра к доктору поедем. Там все и решим. А в поселке уж знают? – успокаивалась мать.
– В поселке – нет. Учителя в школе знают, а ученики – нет.
– Ооо, голубушка. У нас двое знают – знают все. Сегодня же уже разнесут. Как же так, Ниночка? Ты же... Она и на танцы-то не ходила в клуб. Домашняя она... Не может такого быть, – матери верить в это не хотелось.
И тут в дом забежал мальчик лет восьми, брат Нины. Увидел их, поздоровался, насторожился: учитель, сестра сидит скрючившись...
– Витька, поди пока к себе. Попозже покормлю, – велела ему мать, и он исчез где-то в доме.
Отец исподлобья смотрел на Нину, а она всё ещё сидела на стуле склонившись, обняв свои колени.
– Нина, давай выпьем чаю, – спокойно сказала Вера.
Нина распрямилась, в Вера удивилась, увидев в лице девочки невероятное спокойствие. Она не плакала, не волновалась, она просто переживала данную ситуацию.
Нина придвинула к себе чашку и спокойно сказала:
– Я не поеду в больницу. Я там была. Мне сказали, что аборт делать поздно, не сделают уже даже если приеду с мамой.
– Так какой же срок? Когда..., – мать запнулась покосилась на отца.
– Летом ещё, – неопределенно ответила Нина.
– Господи, ведь сама ещё дитя глупое..., – вздыхала мать, хлюпая носом.
Чай выпили быстро. Вроде, первые страсти от сообщения улеглись. Все бы хорошо, можно бы было и уходить, если б не Нина.
Что-то Вере не нравилось в ней. Она оделась, провожали ее мать и Нина, но уже в сапогах Вера решительно прошла в комнату.
– Андрей Гаврилович, а Вы не проводите меня чуток? Темнеет рано...
Он посмотрел на светлое окно, но тяжело поднялся, начал одеваться. Вера вышла на крыльцо, ждала. Андрей вышел в фуфайке, но без шапки.
– Чего хотела? Не буду я ее бить, не бойся.
– Да я не о том. Знаете, она мне в школе сказала, что все равно покончит с собой...
– Чего-о? – он даже рот открыл в изумлении.
– Да... Прорубь, таблетки...а ведь и повесится может, чтоб вас от позора оградить.
Он нервно зашарил по карманам, искал папиросы.
– Погодь, я сейчас..., – вернулся в дом и вышел уже в шапке, валенках, закурил. Они пошли по заснеженной тропе – Вера впереди, говорить было неудобно.
И только уж когда вышли на центральную улицу с дорогой, он спросил:
– А предположения-то есть у тебя, кто б это мог быть?
– Вообще никаких. Точно так же, как и у вас. Но завуч мне велела выяснить. Наверное, теперь будут копать...
– Прополощут...у нас могут. Так говоришь, руки на себя наложить собирается?
– А вы присмотритесь. Она не видит будущего. Считает, что это единственный выход.
– И чего делать теперь?
– Тут два варианта – потерять дочь или принять ее положение и помочь ей в это трудное время. Поймите, она хорошая девочка, просто влюбилась, совершила ошибку...
– А он? Он-то думал?
– Мне Нина сказала, что он знает, но не поверил. Вот слухи разлетятся и посмотрим.
– Чего посмотрим?
– Подлец или ... Если не подлец, сам к вам придет и женится на Нине.
– Господи, она дитя ж ещё... – он затянулся глубоко, выдохнул облако дыма.
– Распишут, если ребенок.
– А тебе сколько лет-то?
– Девятнадцать.
– Жизни ты не знаешь. Распишут-то распишут, только надолго ли, если не хочет он.
– Я об одном прошу – за Ниной приглядывайте, и поговорите с ней нормально, как отец. Не оставляйте одну с бедой такой.
– Да что я, зверь что ли? Лишь бы послушала меня. Ох, горе горе...
Когда Андрей вернулся домой, Нина уже спала. Алевтина горько рыдала на кухне, а Витька, боязливо поглядывая на мать, намазывал хлеб вареньем.
***
– Вера Николаевна, никого не отпускайте. К нам из районо едут с милицией районной. Беседовать будут с классом. Сами знаете по какому поводу.
Потом они к Сазоновым пойдут.
– Хорошо, задержу всех. А домой-то зачем? Я уж была...
– Ну, а что Вы хотите. Это же чп. Уже и дело завели.
Вера понимала– приход чужих людей в дом ничего не даст.
– Не нужно лишний раз лезть к ним. Зачем? Нина же уйдет из школы.
– А это уж не нам с тобой решать. Из больницы сообщили куда следует.
После второго урока у Веры было окно. Побежала домой – сегодня она тут в школе надолго, решила перекусить, да и немного успокоиться.
Снег хрустел под ногами, из тайги слышался гул бензопил. Зимой тоже пилили лес, складывали брёвна по руслу реки, а весной по большой воде сплавляли.
– Чего-й-то ты больно нервная, погляжу... – баба Нюра доставала чугунок, заставляла ее поесть как следует.
– Ой, баб Нюр. Есть проблемы. Но не могу пока говорить...
– Это дочка что ль Сазоновых беременная? Эти проблемы?
– Вот ведь, – Вера всплеснула руками, – Вы-то откуда знаете?
– Так ведь, чай не мухи переносят слухи. Это просто называется – поселок леспромхоза, а как была деревня, так ею и осталася.
– Баб Нюр, ну, хоть Вы пока не болтайте. Ладно? Нине и так тяжко...
– Это поня-атно! Не изнасильничали?
– Не-ет. Слава Богу, нет. Влюбилась просто. Правда, в кого – не говорит.
– Молодец девка!
– Чего ж молодец-то? Вон уж из района с милицией едут, выяснять будут.
Баба Нюра бухнулась на табурет.
– Этих зачем леший несёт?
– Вот и я не знаю. Мне кажется, нормальный у нее отец, и мать. Вчера у них была. В общем, хорошая семья. Сами разберутся.
– Да-а. Хорошая семья. Дед у них председателем колхоза когда-то был. Правда, недолго. Сняли за растрату социалистического имущества и отправили куда-то. Куда у нас отправлять-то? Ведь сюда, к нам всех отправляли тогда. А вот нашли... там и сгинул. А Катерина, жена его, сама детей подымала. И Нинкиного не бросят, вырастят. И школьницы ведь рожают. Счастье ведь это – ребятенок рОдится.
– Ох, баб Нюр, Вашими б устами...
Районную комиссию пришлось ждать. Класс не особо шумел, девчонки шептались, пацаны играли в карты. В класс вошла Светлана Сергеевна, завуч.
– Так, послушали меня. Вспоминаем все! С кем она ходила, дружила, встречалась! Убрали карты, собрались. Всё-таки одноклассница ваша такого натворила! А теперь всем достанется! Понимаете ли вы это?
– А мы-то тут при чем? – бурчала ребятня.
– А может ты папашка, Матвеев? А?
– Сам ты... папашка!
– Мы уже есть хотим, может хоть девочек отпустите? Мы же..., – пищала Ольга.
– Это уж как районные решат! Замолчите и слушайте! Это же на всю область – позор. А может и на всю страну. Соберитесь, ведите себя прилично, и уберите это ... карты, конфеты!
Вскоре в класс заглянул второклассник Витя.
– Вера Николаевна, Вас зовут.
Вера вышла из класса, Витя сказал, что возле школы ждёт ее отец. Вера вышла.
Андрей стоял за углом, нервно курил, увидев ее бросил сигарету в сугроб, шагнул навстречу.
– Вера Николаевна, я вот че... Я поблагодарить Вас пришел. У нас ночью такое было ... Вчера так и не поговорили мы, спала уж она. А ночью... В общем, не спал, слышу – скрип. Пока встал, пока вышел. Она уж к реке идет, на мостки. Фуфайку надела прямо на рубашку ночную и идёт. Догнал, а она... до того, видно... В общем, упала прямо в снег, я ее на руках домой принес. Топиться шла к мосткам. Поговорили потом, плакала ... Так вместе и спали.
Он опять полез за папиросами.
– В общем, не пошел я сегодня на лесопилку, дома останусь пока. Дочка она мне, жалко...Хотел документы ее забрать, не отдали. Вырастим мы ее дитя, пускай рожает. Я чего сказать-то пришел – передайте там: не нужно искать никакого папашку. Не хочет она, и не надо.
– Да уж комиссия едет.
– Какая комиссия?
– Районная, разбираться... Вот, кстати. Ни к чему это Нине. Они к вам собираются с визитом. Может... Может уведете ее куда?
– Зачем к нам? Ещё не хватало...
– Вот и я о том. Есть куда?
– Найдем... Ну, или.
– А то можете к бабе Нюре моей. Она – кремень, не выдаст.
– Да. Не нужны нам их разговоры. Надо увести. Спасибо Вам ещё раз. Ведь, если б Вы не сказали, если б проспал... страшно подумать.
Лишь к четырем часам к школьному крыльцу подъехал бежевый исполкомовский газик, из которого вышли три солидные тетеньки и милиционер.
– Что у вас тут творится! – вместо "здравствуйте" просипела заведующая районо.
И Вера заволновалась. Забытая уже тревога опять охватила ее. Сразу Веру в кабинет директора не позвали, она ходила по коридору.
– Ну, чего там, Вера Николаевна, – к ней подбежали Оля и Люда, класс тоже волновался, дети устали ждать.
– Ждём, ребята. И не бродите, соберитесь там.
– Там парни... В общем, чуть не подрались...
– Что? Этого ещё не хватало! Вы с ума сошли! Сейчас к нам в класс придут, а вы...
Светлана окликнула Веру, звала.
– Это как это Вы, голубушка, допустили такое! Молодая, без опыта, понимаем... Но просмотреть такое! Ведь она с лета беременная! Беременная школьница полгода ходит в школу!
– Я не заметила. Нина скромная, хорошая девочка. Никогда...
– Скромные и хорошие не занимаются подобным! Как Вы можете говорить, что она скромная, если она уже... Какая тут скромность?
Вера не знала, что ответить. Молчала.
– Ладно, – продолжила дама, – Что говорят родители?
– Родители согласны забрать Нину из школы, согласны помочь ей вырастить ребенка.
– Семья неблагополучная?
– Нет, вполне благополучная. Они из местных. Дед был председателем колхоза, – зачем-то вставила Вера.
– Ну, а от кого? Сказала?
– Нет. Она не хочет об этом говорить. И родители тоже не хотят, понимаете....
– Ну, это уж не им решать: хотят не хотят... Они тоже ... распустили дочь. Ей же пятнадцать. Где были родители!
В класс зашли семеро. Вера нервничала, встала у двери кабинета, прислушалась – тишина. Видимо, выставляли "шухер". Дети встретили гостей чинно – встали, поздоровались. Все были напряжены.
Комиссию усадили. Завуч начала было лекцию о комсомольской чести, нравственности, о достоинстве, о семейных ценностях, но ее быстро остановили.
– Мы спешим, давайте я, – встала заведующая районо, – Прошу всех мальчиков выйти в коридор, сначала с девочками поговорим.
Главный вопрос, который интересовал приехавших – кто?
– Да ни с кем она не дружила.
– Она и на танцах ни разу не была. Я никогда ее там не видела.
– Она скрытная, мы ничего не знаем...
В общем, девочки ничего пояснить не могли, а подружка Нины Иришка Найденова вообще расплакалась. Девочкам напомнили о "блюдении себя" и отправили в коридор.
В класс зашли мальчишки.
– Так откуда мы знаем! Свечку не держали...
– Иванов! Как ты разговариваешь! – завуч возмущалась.
– А зачем нужен этот...? Его посадят, да?
– Ну, почему посадят? Может из школы исключат, конечно. Но вы поймите, если бы Сазонова вступила в брак, если б кто-то признал ребенка, можно избежать позора. Молодая семья...., ну, поспешили... А так...
– А что так?
– А так получается, что она одна несёт этот позор, а кто-то прикрылся ширмой безвинновности. Поэтому и обращаемся к вам – если знаете, расскажите.
Мальчишки притихли. И тут вдруг поднялся Гавриков Саша.
– Это я, – спокойно сказал.
Все обернулись, кто-то присвистнул, завуч попросила "прекратить свист", повисла тишина.
– Что я? – спросила заведующая районо.
– Ну, я – отец ребенка Нины Сазоновой.
Говорил он это так просто и обыденно, что даже члены комиссии растерялись.
– Хорошо. Вот и хорошо, – только и сказала начальница районо.
– Гавриков! Как ты мог!– пропела завуч.
– Покажи как..., – прошипели в классе, раздались смешки.
– Тише, ребята, – попросила Вера.
– Ну, что ж, – милиционер был доволен, – Фамилия как?
– Гавриков Александр.
– Восемнадцать есть? – спросил милиционер.
– Скоро будет...
– Все свободны. Гавриков – остаться.
Педагоги перешли в учительскую, Гавриков остался наедине с милиционером. Вера не отходила от кабинета, тем более, что возле класса толклись еще девчонки.
На подоконнике, болтая ногами, сидела Аносова Люда.
– Вера Николаевна, не волнуйтесь Вы так, неправда это.
Девчонки притихли.
– Что? Ты о чем, Люда?
Но та отвернулась, молчала, смотрела в сторону.
– Людка права, не он это, – вставила Ольга ...
– Девочки, вы о чем?
– Гавриков Нинку выгораживает, да и все. Спасает от позора. Чего тут непонятного -то?
– Как это спасает... А кто ж тогда?
Девчонки прятали глаза, старательно отворачивались, никто не хотел быть стукачом.
– Девочки! Девочки! Что ж вы творите... Скажите, кто? Я честно не побегу докладывать. Клянусь...
– Это Валька Никитин, – тихо сказала Иришка Найденова, – Они летом ходили. Она влюбилась, а он ... В общем, на речке однажды повел ее в лес. Гуляли там... Он обманул ее, заманил, а сам... Понимаете? А она очень его любила.
– А Саша... Гавриков знает, что это Никитин? – Вера озадаченная стояла посреди коридора.
– Знает. Никитин сам хвастался. В красках...
– Ой, Вера Николаевна, он такие гадости порой рассказывает. И не только про Нину. Он... Козел он.
– О, Господи, девочки! Чего ж вы...чего ж мы натворили...
Стены больше не было, класс ей доверял.
Вера молчала. Ничего не сказала ни районным, ни своим. С Гавриковым тоже поговорить не было возможности. Вера по дороге в дом Сазоновых спросила у милиционера – что теперь будет?
– Да ничего. Жениться не отказывается. Все по обоюдному согласию. Из школы исключат, конечно, но... Пожурим, да и все...
По прочищенной снежной тропинке к дому Сазоновых шли гуськом. Аж восемь человек.
– Кто-о? – грубый оклик из-за двери, а потом звук бензопилы.
– Районная комиссия, – громко ответила завуч
– Мы не вызывали, – и опять бензопила.
– Сазонов! Сазонов, откройте! – стучал милиционер.
Андрей открыл с бензопилой в руках. В дом не звал.
– Здравствуйте, чего надо?
– Здравствуйте, мы по поводу вашей Нины. Поговорить..., –начала заврайоно.
– Нины нет. В гости уехала. И говорить не о чем. Беременная – да. Пусть родит, в обиду дочь не дадим. А вы вообще зря приехали.
Он вдруг посмотрел на бревно рядом с калиткой, направился к нему, включил бензопилу и начал пилить. Хотелось заткнуть уши.
– Сазонов, прекратите! Выслушайте, – милиционер пытался навести порядок, но делал это как-то неохотно.
– Нашелся отец ребенка. Сознался, поганец, – вставила меж пилкой завуч.
Андрей посмотрел на стоящую позади всех Веру. Та отрицательно покачала головой.
– Ну, нашли и нашли. Нам никто не нужен. Извините, мне работать надо.
– Ваша дочь, где она? Нам надо поговорить...
– Дочь? – Андрей как-то слишком близко к гостям махнул включенной бензопилой, все отшатнулись, – А дочь с матерью и братом в гостях. И беседовать с ней можно только с моего позволения. Ну, или как суд решит... У вас бумага какая-нибудь есть?
– У нас есть справка о беременности несовершеннолетней! Мы должны принять меры!
– Принимайте, мы разе против? Только Нину не трожьте.
Дамы комиссии постояли, переговорили и направились со двора.
– Это дело мы так не оставим. Ваша семья теперь будет на особом учете.
– Благодарствую, – поклонился Андрей Гаврилыч и опять включил бензопилу.
Он глянул на Веру, она промолчала, прошла мимо, но по ее взгляду он понял, что делает все правильно.
Нина с матерью оказалась в доме бабы Нюры. Они пили чай, улыбались. Баба Нюра была знатной рассказчицей. А Вера была так рада увидеть улыбающуюся ученицу.
– Ох, как хорошо, что вы тут. Уехали районные. Андрей Гаврилыч их даже в дом не пустил. Смех, да и только. Даже милиционер растерялся. Нина, нам бы поговорить.
Они прошли в половину Веры. Сели за стол, покрытый старенькой клеенкой, местами вытертой добела. На столе лежали тетрадки, книжки.
– Нин, Гавриков сознался, что он – отец будущего ребенка.
– Что? – Нина вытащила глаза, потом поникла, – Это не он...
– Я знаю. Это Никитин.
Нина встрепенулась, посмотрела на учителя, и опять потупилась.
– Саша сказал, что и жениться готов. Может ты ему нравишься?
Нина подумала чуток.
– Нет. Думаю, не в этом дело. Просто... Просто он хороший, Саша. Да и с Валентином у них давняя вражда.
– Я хочу поговорить с Никитиным. Как ты думаешь?
– Нет, – в глазах Нины испуг, – Нет, я прошу вас, не надо. Он же не признался, так зачем...
– А ты ждала? Ждала, что признается?
– Нет, скорее, я же ему сказала и все поняла. Он не признается. Он боится очень.
– Нина. Получается, он ...он подонок, Нина.
И Нина заплакала. Вера не стала ее успокаивать.
– Это даже хорошо, что ты узнала об этом сейчас. Порядочность и честность – не его принципы. Поплачь. Тебе сейчас важно это понять. А родители у тебя очень хорошие.
***
Вера больше не видела Сашу, он не появлялся в школе. Уже собралась ехать к нему, и вдруг встретила его в школьном коридоре.
– Саша. Ты чего тут? А я к тебе собиралась.
– Помогите, Вера Николаевна. Мне документы не отдают, а бабуля не доедет сюда. Ей даже из дома выходить уже трудно.
– Ох, Сашенька. Решим. Пойдем в класс, поговорим.
Они беседовали уже не как ученик и учитель, а как хорошие друзья. И Саша рассказал, что к Сазоновым пришел, предложил Нине замужество. Встретили его очень хорошо, но замуж Нина идти за него отказалась.
Зато ее отец договорился с начальством и взял его к себе в бригаду, и теперь он там начнет работать.
– А учеба, Саш? Учеба как же?
– Я до армии поработаю, а там видно будет, Вера Николаевна. Меня же весной, наверное, уж в армию заберут. И Нина мне писать обещала.
– Так ведь не забрали ещё, – улыбалась Вера.
– Ну, и что. Обещала ведь...
Слух о том, что отец ребенка совсем не Сашка, а Валентин, конечно, разнёсся. Никитин стал хмурым, неразговорчивым. Мальчишки отвернулись от него. И драки прекратились. Не было больше у него команды.
Вера не говорила с ним, но когда разговор на уроках шел о порядочности, смотрела в его сторону. Он втягивал голову, делал вид, что занят чем-то посторонним, но Вера видела – ему стыдно. Жаль его было очень. Эту историю он не забудет.
Весной его семья уехала из леспромхозовского поселка.
Через три года уехала отсюда и Вера. Уезжая, грустила. Она ещё долго потом вспоминала эти таёжные края, свою дружбу с ребятами. Как ходили в походы, подолгу сидели у реки, берега которой заросли черемшой, ели сало с таёжным луком, не торопясь пили чай, обсуждали будущее. Как работали в леспромхозе, как читали хорошие книги.
У Нины родился мальчик. Сашка Гавриков вернулся из армии, и от идеи своей – жениться на Нине не отступился. И Вера уже ничему не удивлялась.
Она стала взрослее, опытнее, а ещё поняла, что не только учитель учит. Иногда и у учеников есть чему поучиться.
(Автор Рассеянный хореограф)
Следующая публикация
Комментарии 67