Предыдущая публикация
ПАУЧИХА-2
Книга вторая - " Надя"
Автор : Татьяна Фильченкова
(7)
#паучихаубелки
– Не открывай! – Нина хотела вскочить, но от слабости и дрожи тут же опустилась в вытоптанный грязный снег.
А Серёжа рассматривал снимки.
– Что за чушь? – Он пролистал тонкую стопку и выронил её под ноги.
Нина несмело взглянула на изображения: Илья в лодке, Илья с удочкой на берегу, Илья верхом на козе… И ни одного обнажённой Нины на парте.
– Блин, Серёга, такой прикол испортил! – прогнусавил Артюх.
– Какой прикол? А ну, говори! – Серёжа решил во что бы то ни стало докопаться до сути.
Илья и не думал запираться. Раз уж трюк с фотографиями оказался провален, он хотел хотя бы на словах посрамить Нину:
– Да мы с Аликом и Олегом как-то раздели Коробову догола и сфоткали. Жаль, плёнки в фотоаппарате не было. Но она-то об этом не знала. С сентября команды выполняла, лишь бы я не показал кому её сиськи-письки.
– Что ты сказал? – Сергей спросил почти шёпотом, со свистящей угрозой в голосе. – Нина, это правда?
Нина молча плакала. Она не видела смысла подтверждать или опровергать сказанное, всё равно Серёжа поверит Илье, рассмеётся и перестанет её защищать.
– Правда. Пискля не даст соврать, он тогда на шухере стоял. – Илья был явно доволен произведённым эффектом.
А вот дальнейшего он никак не ожидал. Кулак Сергея резко и совсем не по-детски врезался в подбородок Артюха. Он охнул и повалился на спину. Ленка с Маринкой взвизгнули, братья Вакуловы заслонили собой поверженного друга:
– Серый, ты чего? Илью из-за какой-то хрюшки…
– Вы мне все противны! Нина, вставай, я тебя провожу. И если ей кто хоть слово плохое скажет… – Сергей и сам не знал, что тогда сделает, однако в его угрозу поверили и без пояснений.
Армине собрала разбросанные учебники и тетради, очистила их от налипшего снега. Серёжа помог Нине подняться, подхватил её портфель и направился к выходу из сквера. Ниночка, спотыкаясь и пошатываясь, плелась за ним.
Около беседки остановились. Нина приложила к горящим щекам горстки снега. Серёжа подождал, пока она немного успокоится, и сказал тихо:
– Нин, наверное, будет правильно, если ты расскажешь обо всём взрослым. Но если промолчишь, в классе к тебе станут относиться по-другому.
– Будут дружить?
– Будут уважать. А дружить с ними и мне не хочется.
Ниночка промокнула платочком глаза и мокрое лицо. На ткани остались крошечные капельки крови. Бабушка непременно начнёт допытываться, где она поцарапалась.
– Ладно, скажу, что упала. Серёж, а вдруг Илья соврал? Если плёнка всё-таки была?
– Вряд ли. Ему батя только фотографировать доверяет, а проявляет и печатает сам. За такие кадры он бы Илюхе башку открутил.
– Теперь все и без фотографий знают. – Нина снова всхлипнула. – Смеяться будут.
– Пусть только попробуют! Я тебе честное слово даю, что не дам смеяться. Ты мне веришь?
Она улыбнулась сквозь слёзы:
– Верю.
Бабушка процеживала отвар и выговаривала маме:
– Врёт же. Как можно было лицом упасть?
– Мам, ну что ты к ней прицепилась? У неё руки тяжеленным портфелем и мешком со сменкой заняты, не шибко подстрахуешься.
– Может и так. Но по глазам вижу, что обманывает. И у Климовой Маринка нос сломала и тоже говорит: «Упала».
– Ой, это же дети! Снег увидели и забыли обо всём. Лучше скажи, заживут царапины до нового года? У них же вечер в школе.
– А она пойдёт?
Ниночка лежала на кровати, слушала разговор и тоже думала о празднике. Вместо детских хороводов для взрослых пятиклашек устраивали дискотеку. Нина собиралась заглянуть только за подарком, но после разговора с Серёжей появилась надежда, что травле скоро придёт конец.
Глава 22. Счастье
Утром Серёжа встретил Нину во дворе.
– Как бабушка?
– Не поверила, но сильно пытать не стала. Я ничего не сказала.
– Молоток! – Он одобряюще улыбнулся и взял у Нины портфель.
В класс вошли вместе. Серёжа перекинул вещи Пискли на свою парту:
– Брысь отсюда, шестёрка артюховская!
Женька посмотрел с обидой, но спорить не стал. Сергей занял место рядом с Ниной.
Дворовая компания разбилась на группки. Артюх с близнецами, поникшие и притихшие, держались в сторонке от всех. Маринка со сломанным носом осталась дома, и Ленка первые два урока провела в хмуром одиночестве, после же к ней подсела Армине, и они долго о чём-то шептались. Как оказалось, это Баграмян позвала Серёжу на помощь, когда поняла, что сама не справится. Сергей же не отходил от Нины, держа данное накануне слово. Впрочем, сегодня её никто не задевал.
Ниночка не могла поверить, что всё происходит на самом деле. Впервые за последние годы никто не насмехался, и, главное, Серёжа снова дружил с ней. Только с ней! Порой ей казалось, что это очередной злой розыгрыш, стоит довериться до конца, как появятся те проклятые фотографии, пойдут по классу из рук в руки. Два месяца в ожидании неминуемого разоблачения будто материализовали снимки, и в чудо с их исчезновением невозможно было поверить. Однако день прошёл без происшествий, а после школы Серёжа проводил Нину до подъезда.
На следующий день писали контрольную по математике. Ниночка никак не могла справиться с задачами. От всех переживаний она была не в силах усвоить школьную программу. Серёжа, быстро закончив со своим вариантом, протянул ей листок с ответами. Ниночки вдруг подумала, что он подсунул её неправильное решение, но пришлось довериться.
Ленка ходила потерянная и удивительно молчаливая. Разлад в неразлучной прежде команде будто сломал в ней моторчик выдумок и проделок. Иногда Ниночка замечала тоскливые взгляды, которая Дворняжка кидала на Серёжу, и они лучше всяких заверений доказывали, что былой дружбе пришёл конец.
Нина продолжала вздрагивать и вжимать голову в плечи от любого громкого крика или резкого движения, но напряжение понемногу отпускало. Она даже двигаться стала свободнее.
Приближался школьный вечер. Ниночка решила, что пойдёт на него, как бы страшно ни было. Бабушка достала ворох разноцветных платьев и устроила примерку. Нина немного поправилась за ноябрьское подпледовое заедание.
– Бабушка, давай снова диету устроим.
– В конце четверти? Ты же учёбу не вытянешь.
– Вытяну. Мне Серёжа помогает. Ну, пожалуйста, только до нового года, чтобы голубое платье лучше сидело.
– А с кем ты на вечер пойдёшь?
– С Серёжей.
Бабушка, едва сдерживая улыбку, сказала серьёзно:
– Раз с Серёжей, то, пожалуй, стоит и поголодать.
Год и четверть мчались к концу. Оставался последний учебный день с объявлением оценок, а вечером – праздник с дискотекой. Голубое платье сидело идеально, бабушка договорилась с парикмахером, чтобы Нине сделали самую настоящую взрослую причёску.
Накануне школьного праздника Серёжа вдруг предложил:
– А пойдём в центр гулять. Уроков на завтра не задали, мы свободны как птицы.
– Пойдём! Только портфели домой занесём. И мне бабушку надо предупредить, чтобы не волновалась.
Серёжа сник:
– Она тебя не отпустит.
– Отпустит. Если скажу, что иду гулять с тобой, обязательно отпустит.
Пару остановок до центральной улицы проехали в автобусе и вышли у кинотеатра. Рабочий со стремянкой крепил к афишной доске полотно с анонсом фильмов на зимние каникулы. Серёжа остановился:
– Третьего января «Вам и не снилось». Говорят, он клёвый. Давай сходим?
– Мы с тобой?
– Ну да.
Нина растерялась. Если мальчик приглашает в кино, это ведь почти свидание? Как нужно отвечать в таких случаях? Серёжа расценил её молчание по-своему:
– Ты не хочешь на этот фильм идти?
– Хочу! Просто… Мы правда пойдём?
– Конечно! А давай сразу билеты купим, чтобы точно не забыть. – Он взял Нину за руку и увлёк к кассам.
Билеты на детские сеансы заранее не продавали, но Нина теперь была уверена, что в кино они пойдут. И не один раз. А Серёжа так и не выпускал её ладонь. Голодная пустота внутри заполнялась теплом. Но в этот раз насыщение происходило иначе, чем при несчастье с Ильёй. Серёжина субстанция не просто согревала, она щекотала восторгом, искрилась, как пузырьки от лимонада.
На площади перед Дворцом спорта построили огромную снежную горку. У Сергея заблестели глаза:
– Идём кататься!
– Идём! – Ниночка опомнилась, что у неё нет ни пакета, ни картонки, а за изгвазданное пальто от бабушки может и влететь. – А на чём мы кататься будем? Надо фанерку найти.
– Что мы, маленькие, чтобы на фанерке? На ногах поедем.
– Ой, я не смогу, упаду!
– А ты за меня держись – и не упадёшь!
Всё-таки они упали, извалялись в снегу, захлебнулись смехом и снова побежали на горку. Подошли ещё мальчишки и девчонки. Катались уже «паровозиком», расцепляясь и падая по пути. Сергей, теряя Нину, всякий раз звал её, помогал подняться и снова увлекал на ледяной склон. Забирались по скользким ступеням в толпе ребят. Одна девочка потянула Ниночку за рукав и зашептала на ухо:
– Везёт тебе! А у нас в классе мальчишки трусы: дружить предлагают, но только записки пишут, а гулять вместе стесняются.
Субстанция внутри бурлила, как шампанское под пробкой, готовая вырваться фонтаном восторга.
Ниночка целый час жарилась под сушуаром в парикмахерской. Голову оттягивали бигуди, было душно, но она терпела ради того, чтобы быть самой красивой девочкой на дискотеке. Дама-стилист ловко извлекла алюминиевые цилиндрики из завитков, зачесала и подколола волосы над ухом с одной стороны, с другой же выложила роскошный каскад локонов. Нина глазам не верила, в какое чудо превратился её жиденький хвостик.
Папа даже запорожец из гаража выкатил, чтобы забрать дочь из парикмахерской, а после отвезти в школу.
Мама с бабушкой ахнули, увидев Нину с причёской. Мама накрасила ей ресницы, нанесла прозрачную помаду на губы и блёстки на веки. Отошла немного и залюбовалась:
– Какая же ты красивая, не узнать. Мальчишки тебе прохода не дадут.
Ниночка довольно улыбнулась. Пусть смотрят и облизываются, ей же нужен только Серёжа.
Папа постучал пальцем по наручным часам.
– Будете возиться – опоздаем. Кавалера твоего тоже забираем?
– Нет, Серёжа уже там, они с мальчишками стулья из актового зала выносят.
Школа гремела музыкой и сияла разноцветными гирляндами. Ниночка сняла пальто, переобулась в светлые туфельки с блестящими пряжками и поднялась на второй этаж, высматривая Серёжу в толпе.
– Нина! – К ней подскочила Армине. В распущенных по плечам чёрных волосах блестела серебристая мишура. Багрямян и в школьной форме была хороша, а сейчас, в синем платье, расшитом блёстками, и вовсе напоминала сказочную принцессу. В Ниночке заворочалась зависть. Уверенность в собственной неотразимости пошатнулась. А Армине тащила в зал: – Давай растанцуемся в сторонке, где никто не видит.
– Зачем?
– Ты что, хочешь как неуклюжая корова топтаться?
Нина ничего не поняла, но коровой показаться не хотела. Хватит с неё!
– Сейчас пойдём. – Она поднялась на цыпочки, пытаясь найти Серёжу. Он же обещал её встретить.
– Матецкий уже в зале, – успокоила её Армине, – а у нас дела поважнее.
Нина не стала спорить и дала себя увести.
При виде дёргающихся под музыку ребят Ниночка запаниковала. Она видела танцы по телевизору и даже пыталась повторять движения перед зеркалом, но на дискотеке танцевали по-другому. Выручила Армине, показав несколько несложных па. И опять Нина почувствовала зависть – подруга с детского сада занималась балетом и порхала легко, как птичка. Впрочем, Нина оказалась не совсем уж бездарной ученицей. После десяти минут тренировки Армине сказала, что теперь не стыдно и на люди показаться. Только они вошли в общий круг, как задорная песня сменилась плавной мелодией. Ниночка никогда её раньше не слышала. А слова будто вернули во вчерашний счастливый день. Проникновенный мужской голос пел о снегопаде и своей любви.
Подошёл шестиклассник и пригласил Армине на танец. Она смутилась, но не отказала. Ниночка осталась одна. Стайка девчонок вокруг быстро редела: всеми завладел этот кружащийся снег, и мальчишки наперебой увлекали партнёрш в центр зала, где уже плавно вращались другие пары. И тут Нина увидела Серёжу. Он танцевал с Ленкой, обнимал её за талию и что-то говорил, говорил. А Дворняжка улыбалась и порой прижималась щекой к его плечу. Нина вдруг поняла, как они скучали друг без друга. Ей очень хотелось, чтобы и её кто-нибудь пригласил, чтобы Серёжа увидел – ей и без него весело. Но мальчишки не замечали её, проходили мимо, словно Ниночка была пустым местом.
Песня кончилась и заиграла ритмичная музыка. Пары разделились и образовали общий круг. Вернулась Армине, схватила Нину за руку и потащила танцевать. Серёжа наконец заметил их, помахал и снова отвернулся к Ленке. А та, будто назло Ниночке, выскочила в центр и стала вытворять невесть что, прыгая и дрыгая тощими ногами. Ребята восторженно хлопали, а Ленка, вдохновлённая поддержкой, выделывалась всё отвязнее.
Снова включили песню про снег. Она так полюбилась всем, что её ставили чуть не каждые десять минут. Пары кружили под проникновенный голос и впадали в романтический транс. Серёжа танцевал только с Ленкой. Ниночку так никто и не пригласил. Она не стала ждать окончания вечера, забрала свой подарок и ушла с праздника.
– О, Нинуль, ты чего так рано? Мы тебя до девяти и не ждали.
Из кухни выглянули мать с бабушкой. Фартуки в муке, руки в тесте – что-то стряпают к празднику.
– Нечего там делать! – Ниночка швырнула на пол мешок с туфельками и пакет с подарком. Обёрточная слюда лопнула, конфеты рассыпались по коврику.
Мама наскоро вытерла руки.
– Доченька, что случилось? Тебя обидели?
– Ничего! Вы мне всё врали! Никакая я не красивая, и причёска дурацкая, и платье. Меня вообще никто не пригласил! А Серёжа только с Ленкой танцевал.
Мама обняла её.
– Маленькая моя, да было бы из-за чего расстраиваться! Свет клином, что ли, на Серёже сошёлся?
Нина вырвалась из объятий и побежала к себе. Бабушка преградила ей дорогу:
– Постой. Раз уж ты собралась плакать, вот тебе ещё тема для размышлений. Ты думаешь, мальчики не замечали тебя, потому что ты некрасивая? Внешность тут ни при чём. Ты бесчувственная, холодная, а люди тянутся к теплу.
Бабушкины слова, такие неуместные сейчас, не успокаивали, а ранили. Ниночка из последних сил сдерживала слёзы, а старухе захотелось почитать лекции именно в этот момент.
– Отойди, – процедила Нина сквозь зубы, чтобы не разрыдаться.
– Скоро отойду, но сначала ты меня выслушаешь. Что ты сделала для того, чтобы нравиться ребятам? Ты хоть раз спросила, как там Климова? Она вообще не пошла на вечер из-за разбитого лица, а ведь ждала его с осени, мне мама её сегодня сказала. Зато Дворняжка бегает к подружке каждый день, задания приносит, развлекает. А Илья? Ты помнишь, с какой радостью ты сообщила, что его сбила машина? Нина, запомни: как бы хороша ни была женщина, если она не умеет чувствовать и сострадать – грош ей цена. И поэтому меня ничуть не удивляет, что Серёжа выбрал не тебя, а Ленку.
Это было уже слишком! Нина с размаху ударила бабушку в грудь кулаком, расчищая себе путь. Но спрятаться в комнате не успела: крепкая отцовская рука рванула назад, Ниночкина голова оказалась зажата у него под мышкой, а ягодицы обожгло хлёстким ударом. Откуда-то издалека донёсся крик мамы:
– Не смей! – Она подскочила к отцу, замолотила кулаками по его плечам и спине, но тот только рыкнул: «Уйди!»
Отшлёпав Нину, отец поставил её на ноги и, вцепившись в плечи, проговорил со злостью:
– Ещё раз подымешь руку на мать или бабушку – я с тебя шкуру спущу, выпорю так, что месяц сидеть не сможешь.
– Коля, не надо. Она же ребёнок! – плакала мама.
Но отца уже было не остановить:
– Кобыла она, а не ребёнок. Живёт на всём готовом, трусов за собой не постирает. Не говорю уж о том, чтобы полы помыть. У Ниночки жеж нагрузки! Так пусть хоть ведёт себя уважительно. Совсем распустили девку!
Улучив момент, Нина сбежала в комнату, закрыла дверь и придвинула к ней кресло для надёжности. Впервые всегда покладистый и добродушный отец показал себя в гневе.
Глава 23. Обида
Ниночка всегда любила 31 декабря. Мама с бабушкой целый день готовили уйму вкуснятины, от одних запахов с ума можно было сойти, не говоря о том, что разрешали попробовать самое лакомое. Но после вчерашней ссоры находиться рядом с отцом и бабушкой совсем не хотелось.
Обида, нанесённая близкими, ранила во сто крат сильнее, чем нападки посторонних. А ведь после Серёжиного предательства Нина так надеялась на утешение. Конечно, не стоило бить бабушку, но она сама виновата, неужели не видела, что Нине и без нравоучений плохо?
Мама принесла в комнату чай с бутербродами, погладила Нину по волосам.
– Доченька моя маленькая, у тебя вся жизнь впереди, а ты переживаешь из-за пустяков. Выброси из головы этого Серёжку. Поверь мне, такие только боль приносят.
Не только боль. Ниночка помнила ощущение искристого восторга, когда Серёжа взял её за руку. Мама ничего в этом не понимает. Да и откуда ей знать? Отец слишком уж он простой. А вот дедушка был красивый. Наверное, бабушка могла бы помочь разобраться, но Ниночка ни за что не пойдёт к ней за советом. Не после того, как она поставила Дворняжку в пример. Лицемерка! Армине куда добрее Ленки. И красивее. Но Серёжа смотрел не на Баграмян, он с Дворняжки глаз не сводил, а она даже не нарядилась, пришла на праздник в старой застиранной блузке и такой же потрёпанной юбке. Что же такого он в ней нашёл?
Праздничное застолье напоминало обед чужих друг другу людей. Все сосредоточенно смотрели в свои тарелки или в телевизор, были молчаливы и подчёркнуто вежливы. Только мама фальшиво смеялась и пыталась суетой разогнать напряжение. Боя курантов ждали как избавления от вынужденной игры в дружную семью, когда, после ритуала с поздравлениями и звоном бокалов, все наконец смогут разбрестись по своим углам.
В полночь Ниночка выпила свой первый в новом году лимонад, пожелала всем спокойной ночи и ушла к себе. Вместе с ней покинула «безудержное веселье» и бабушка.
Ночь за окном расцвечивали вспышки фейерверков и бенгальских огней. Без всякого почтения к темноте звучали песни, крики и смех. Нина укрылась с головой одеялом и пыталась уснуть, когда во дворе зазвенели знакомые голоса. Она выбралась из постели и выглянула из-за шторы. Дворовая команда высыпала на улицу. Серёжа веселился вместе с недавними врагами, пожимал им руки и раздавал подарки.
Первый день нового года тоже не примирил Нину с бабушкой и отцом. Обиды остались старыми. Родители в гостиной смотрели праздничные программы по телевизору. Мама приносила Ниночке то оливье, то кусочек торта и звала присоединиться, но ей невыносимо было видеть отца, слышать его хохот над шутками юмористов. Разве имел право человек, поднявший руку на дочь, вести себя так беззаботно?
Второе января проходило по тому же сценарию. Ниночка пыталась развлечь себя чтением «Хижины дяди Тома», но книжка оказалась скучной, а в голову лезли всякие мысли. Вспоминались слова бабушки. Она и вправду думает, что Нину должны расстраивать несчастья с её обидчиками? А Серёжа? Если его оттолкнула Нинина бесчувственность, то чем привлекла Ленка? Её ведь тоже не заботили горести Нины.
Ниночка отложила книгу. Пройтись бы сейчас по скрипящему снегу, подумать. А ещё лучше – поговорить с кем-нибудь. С Баграмян. Правда, они никогда не заводили бесед подобные темы, но попробовать стоило.
Армине ушла с ребятами на каток. Брошенная всеми Ниночка побрела в сквер. Место недавней стычки засыпал глубокий снег, следы кровавой драмы укрывала торжественная белизна, будто и не было в мире ничего значительнее её. Жаль, что память не может так же прятать обиды. Потоптавшись по пустым аллеям, Нина вскоре замёрзла и вернулась домой. Мама сказала, что заходил Серёжа. Нина так и застыла с шапкой в руках, досадуя, что ушла невовремя и не зная, как теперь поступить. Однако долго размышлять не пришлось – Серёжа позвонил сам.
– Привет, Нин. Ты не забыла, что завтра идём в кино?
Конечно, Ниночка помнила о кино. Но после всего решила, что поход отменяется. Не придумав, что ответить, переспросила:
– В кино?
– Ну, да. Мы же договорились.
– Мы с тобой?
– Со мной и с ребятами. В одиннадцать встречаемся во дворе.
– Серёж… Наверное… Я не знаю.
– Нин, не бойся, больше никто тебя не тронет. Я поговорил со всеми.
– Я и не боюсь! – От возмущения Ниночка перешла на крик. – Как ты можешь дружить с ними? Ты же обещал!
– Разве? – В его голосе слышалось недоумение. – Нет. Я говорил, что после всего, что они сделали, не хочу дружить с ними. Но я тогда так чувствовал, а потом… Лучше не по телефону. Можно, я зайду к тебе и всё объясню?
Ниночке одновременно хотелось крикнуть: «Да, конечно!» и «Иди к чёрту!» Вместо этого она сдержанно проговорила: «Хорошо, заходи». И метеором метнулась в комнату собрать и отнести грязную посуду на кухне, растравить смятый плед на кровати, спрятать разбросанные вещи.
Серёжа даже не накинул пальто. В расшнурованные ботинки набился снег, но его не волновали такие мелочи. Он готов был с порога пуститься в объяснения, если бы Нина не приложила палец к губам и не увела его в комнату. Сергей едва дотерпел, пока закроется дверь.
– Это всё неправильно. Илья мне друг. И ты друг. Даже больше – почти сестра. Мы же рядом в колясках сидели. И я не могу выбирать между друзьями. Мы должны быть вместе. Все.
– А я не хочу! Тебе хорошо говорить, ты не терпел, как я, только бы этот урод не показал фотографии.
– Нин, у него была причина тебя ненавидеть. Глупая, конечно. Представляешь, когда он долбанулся головой, ему примерещилось, что ты стояла над ним и улыбалась. Так и сказал: «Я умирал, а она радовалась». Он и сам мог бы догадаться, что это галлюцинация от сотрясения, но, видать, приложило его так, что думать разучился.
Ниночка открыла рот от изумления. Сергей ни на секунду не допустил, что так всё и было. А он, глядя на её удивление, просиял:
– Я сам чуть не упал, когда он в своих глюках признался. Сейчас, конечно, уже поумнел и понял, что неправ был. Ну, нельзя же на больного человека всерьёз обижаться. Он завтра извинится. И Вакуловы тоже. Эти дураки ему поверили. Нин, правда, хватит воевать со всеми. Представь, что получится, если из-за каждой ерунды… ладно, не ерунды… В общем, я считаю, что надо уметь забывать плохое и мириться.
Нина устало кивнула. Серёжа не убедил её. Та улыбка была ничем по сравнению с последующей местью. Но она устала от травли и ненависти. Пусть пока всё забудется, а дальше станет видно.
– Значит, мир. – Серёжа уже счастливо улыбался. – Завтра пойдём на двенадцатичасовой сеанс, потом погуляем, с горки опять покатаемся.
Ниночке не давал покоя ещё один вопрос.
– Серёж, а Ленка тебе тоже как сестра?
– Наверное. Хотя… нет, она больше, чем друг, но не как сестра.
– А как кто?
– Как бы объяснить… Знаешь, когда собираемся с ребятами, и если Лены нет, то мне неинтересно, я только и жду, когда она выйдет. А вот если она есть, то я могу не заметить, что кто-то не пришёл. И ещё… – Серёжа умолк, будто думал, стоит ли говорить. И всё-таки сказал: – Ещё я думаю о ней. Нет, о других друзьях я тоже думаю, но только по делу, вот как с галлюцинацией Ильи. А Лену просто так постоянно вспоминаю. И мне хочется дотрагиваться до неё. За руку держать…
Ниночке тоже хотелось держать Серёжу за руку и чувствовать щекочущие пузырьки внутри. Получалось, пока она упивалась той искристой теплотой, Сергей думал о Ленке? Может, даже представлял, что сжимает её ладонь. То, что Нина воспринимала как счастье, для друга оказалось подменой.
– Нин, ты как думаешь, это любовь? Или мы ещё маленькие, чтобы понимать в этом? Я бы даже поцеловался с Леной, если надо. И противно бы не было. Как считаешь, я должен её поцеловать или не стоит? Ты же девчонка, как вы к этому относитесь? Мне всё время по-разному кажется: если поцелую – она обидится, если нет – подумает, что я трус. Мне твой совет нужен. Маринка, конечно, Лену лучше знает, но они подруги, у них нет секретов, ещё и посмеются вместе. А Армине, она правильная, и говорить о таких глупостях не станет.
Как же хотелось закричать или ударить Серёжу, но Ниночка сдержалась. Скажи она что-нибудь плохое о Дворняжке – Серёжа уйдёт, и дружбе конец. Поэтому только пожала плечами.
– Я не знаю.
Сергей вздохнул:
– Жаль. Наверное, тебе ещё никто не нравился так, чтобы хотелось его поцеловать.
«Ты дурак! Ничего не видишь и не понимаешь!» – но вслух пролепетала:
– Наверное.
Илья извинился довольно своеобразно: при встрече хлопнул Нину по спине и проворчал снисходительно:
– А ты кремень, Коробова. Не раскололась бабушке. Ладно, проехали и забыли. Кто старое помянет…
Братья Вакуловы поддакивали за его спиной:
– Ага, ага, забыли-проехали.
Ниночке представлялось, что просить прощения следует по-другому, но настаивать на чистосердечном раскаянии не стала. Сейчас её больше волновало, сумеет ли она и дальше подпитываться от Серёжи той искристой субстанцией. Или же наполняться можно только при встречах наедине?
Сергей вышел из подъезда вместе с Ленкой. Видимо, Дворняжка по-свойски заскочила к другу на чай. Ниночка же бывала у Матецких только с бабушкой во время редких визитов Аллы Владимировны. В последний раз такое случалось, когда они с Серёжей ещё в детский сад ходили.
Впервые после стычки в сквере появилась Климова. Нос она прятала под шарфом, натянутом до самых глаз. Маринка повисла на шее у Ленки, но заметив рядом Серёжу, деликатно отошла в сторону.
Ждали Армине. Алик с Олегом собирались уже подняться к Баграмянам, когда она наконец появилась. Ребята ахнули, увидев восточную красавицу в белой шубке и шапке, не детской, с завязками под подбородком, а такой, в каких щеголяли взрослые девушки. По плечам рассыпались чёрные волосы
Близнецы засуетились, осыпая модницу неуклюжими комплиментами:
– Арминка, ты как Снегурочка!
– Да какая Снегурочка! У той коса белая и пальто голубое. Баграмян – Снежная королева!
– Королева холодная и злая, а Арминка – добрая. Принцесса она, вот. Зимняя принцесса.
– Такой не бывает.
– Теперь будет.
Армине взяла Нину под руку:
– Долго кривляться будете? Идём?
Рядом с искрящейся на солнце шубкой собственное пальто показалось Ниночке слишком тёмным и громоздким.
Весь путь до остановки она пыталась сосредоточиться и «отпить» Серёжиного тепла. Оно струилось совсем рядом и, кажется, даже чем-то пахло, но как Нина ни старалась, её нутро оставалось пустым и голодным.
«Это потому что он далеко. Может, получится встать поближе в автобусе или в кино сесть рядом. А после ещё на горке будем паровозиком кататься».
Из кухни выглянули мать с бабушкой. Фартуки в муке, руки в тесте – что-то стряпают к празднику.
– Нечего там делать! – Ниночка швырнула на пол мешок с туфельками и пакет с подарком. Обёрточная слюда лопнула, конфеты рассыпались по коврику.
Мама наскоро вытерла руки.
– Доченька, что случилось? Тебя обидели?
– Ничего! Вы мне всё врали! Никакая я не красивая, и причёска дурацкая, и платье. Меня вообще никто не пригласил! А Серёжа только с Ленкой танцевал.
Мама обняла её.
– Маленькая моя, да было бы из-за чего расстраиваться! Свет клином, что ли, на Серёже сошёлся?
Нина вырвалась из объятий и побежала к себе. Бабушка преградила ей дорогу:
– Постой. Раз уж ты собралась плакать, вот тебе ещё тема для размышлений. Ты думаешь, мальчики не замечали тебя, потому что ты некрасивая? Внешность тут ни при чём. Ты бесчувственная, холодная, а люди тянутся к теплу.
Бабушкины слова, такие неуместные сейчас, не успокаивали, а ранили. Ниночка из последних сил сдерживала слёзы, а старухе захотелось почитать лекции именно в этот момент.
– Отойди, – процедила Нина сквозь зубы, чтобы не разрыдаться.
– Скоро отойду, но сначала ты меня выслушаешь. Что ты сделала для того, чтобы нравиться ребятам? Ты хоть раз спросила, как там Климова? Она вообще не пошла на вечер из-за разбитого лица, а ведь ждала его с осени, мне мама её сегодня сказала. Зато Дворняжка бегает к подружке каждый день, задания приносит, развлекает. А Илья? Ты помнишь, с какой радостью ты сообщила, что его сбила машина? Нина, запомни: как бы хороша ни была женщина, если она не умеет чувствовать и сострадать – грош ей цена. И поэтому меня ничуть не удивляет, что Серёжа выбрал не тебя, а Ленку.
Это было уже слишком! Нина с размаху ударила бабушку в грудь кулаком, расчищая себе путь. Но спрятаться в комнате не успела: крепкая отцовская рука рванула назад, Ниночкина голова оказалась зажата у него под мышкой, а ягодицы обожгло хлёстким ударом. Откуда-то издалека донёсся крик мамы:
– Не смей! – Она подскочила к отцу, замолотила кулаками по его плечам и спине, но тот только рыкнул: «Уйди!»
Отшлёпав Нину, отец поставил её на ноги и, вцепившись в плечи, проговорил со злостью:
– Ещё раз подымешь руку на мать или бабушку – я с тебя шкуру спущу, выпорю так, что месяц сидеть не сможешь.
– Коля, не надо. Она же ребёнок! – плакала мама.
Но отца уже было не остановить:
– Кобыла она, а не ребёнок. Живёт на всём готовом, трусов за собой не постирает. Не говорю уж о том, чтобы полы помыть. У Ниночки жеж нагрузки! Так пусть хоть ведёт себя уважительно. Совсем распустили девку!
Улучив момент, Нина сбежала в комнату, закрыла дверь и придвинула к ней кресло для надёжности. Впервые всегда покладистый и добродушный отец показал себя в гневе.
Глава 23. Обида
Ниночка всегда любила 31 декабря. Мама с бабушкой целый день готовили уйму вкуснятины, от одних запахов с ума можно было сойти, не говоря о том, что разрешали попробовать самое лакомое. Но после вчерашней ссоры находиться рядом с отцом и бабушкой совсем не хотелось.
Обида, нанесённая близкими, ранила во сто крат сильнее, чем нападки посторонних. А ведь после Серёжиного предательства Нина так надеялась на утешение. Конечно, не стоило бить бабушку, но она сама виновата, неужели не видела, что Нине и без нравоучений плохо?
Мама принесла в комнату чай с бутербродами, погладила Нину по волосам.
– Доченька моя маленькая, у тебя вся жизнь впереди, а ты переживаешь из-за пустяков. Выброси из головы этого Серёжку. Поверь мне, такие только боль приносят.
Не только боль. Ниночка помнила ощущение искристого восторга, когда Серёжа взял её за руку. Мама ничего в этом не понимает. Да и откуда ей знать? Отец слишком уж он простой. А вот дедушка был красивый. Наверное, бабушка могла бы помочь разобраться, но Ниночка ни за что не пойдёт к ней за советом. Не после того, как она поставила Дворняжку в пример. Лицемерка! Армине куда добрее Ленки. И красивее. Но Серёжа смотрел не на Баграмян, он с Дворняжки глаз не сводил, а она даже не нарядилась, пришла на праздник в старой застиранной блузке и такой же потрёпанной юбке. Что же такого он в ней нашёл?
Праздничное застолье напоминало обед чужих друг другу людей. Все сосредоточенно смотрели в свои тарелки или в телевизор, были молчаливы и подчёркнуто вежливы. Только мама фальшиво смеялась и пыталась суетой разогнать напряжение. Боя курантов ждали как избавления от вынужденной игры в дружную семью, когда, после ритуала с поздравлениями и звоном бокалов, все наконец смогут разбрестись по своим углам.
В полночь Ниночка выпила свой первый в новом году лимонад, пожелала всем спокойной ночи и ушла к себе. Вместе с ней покинула «безудержное веселье» и бабушка.
Ночь за окном расцвечивали вспышки фейерверков и бенгальских огней. Без всякого почтения к темноте звучали песни, крики и смех. Нина укрылась с головой одеялом и пыталась уснуть, когда во дворе зазвенели знакомые голоса. Она выбралась из постели и выглянула из-за шторы. Дворовая команда высыпала на улицу. Серёжа веселился вместе с недавними врагами, пожимал им руки и раздавал подарки.
Первый день нового года тоже не примирил Нину с бабушкой и отцом. Обиды остались старыми. Родители в гостиной смотрели праздничные программы по телевизору. Мама приносила Ниночке то оливье, то кусочек торта и звала присоединиться, но ей невыносимо было видеть отца, слышать его хохот над шутками юмористов. Разве имел право человек, поднявший руку на дочь, вести себя так беззаботно?
Второе января проходило по тому же сценарию. Ниночка пыталась развлечь себя чтением «Хижины дяди Тома», но книжка оказалась скучной, а в голову лезли всякие мысли. Вспоминались слова бабушки. Она и вправду думает, что Нину должны расстраивать несчастья с её обидчиками? А Серёжа? Если его оттолкнула Нинина бесчувственность, то чем привлекла Ленка? Её ведь тоже не заботили горести Нины.
Ниночка отложила книгу. Пройтись бы сейчас по скрипящему снегу, подумать. А ещё лучше – поговорить с кем-нибудь. С Баграмян. Правда, они никогда не заводили бесед подобные темы, но попробовать стоило.
Армине ушла с ребятами на каток. Брошенная всеми Ниночка побрела в сквер. Место недавней стычки засыпал глубокий снег, следы кровавой драмы укрывала торжественная белизна, будто и не было в мире ничего значительнее её. Жаль, что память не может так же прятать обиды. Потоптавшись по пустым аллеям, Нина вскоре замёрзла и вернулась домой. Мама сказала, что заходил Серёжа. Нина так и застыла с шапкой в руках, досадуя, что ушла невовремя и не зная, как теперь поступить. Однако долго размышлять не пришлось – Серёжа позвонил сам.
– Привет, Нин. Ты не забыла, что завтра идём в кино?
Конечно, Ниночка помнила о кино. Но после всего решила, что поход отменяется. Не придумав, что ответить, переспросила:
– В кино?
– Ну, да. Мы же договорились.
– Мы с тобой?
– Со мной и с ребятами. В одиннадцать встречаемся во дворе.
– Серёж… Наверное… Я не знаю.
– Нин, не бойся, больше никто тебя не тронет. Я поговорил со всеми.
– Я и не боюсь! – От возмущения Ниночка перешла на крик. – Как ты можешь дружить с ними? Ты же обещал!
– Разве? – В его голосе слышалось недоумение. – Нет. Я говорил, что после всего, что они сделали, не хочу дружить с ними. Но я тогда так чувствовал, а потом… Лучше не по телефону. Можно, я зайду к тебе и всё объясню?
Ниночке одновременно хотелось крикнуть: «Да, конечно!» и «Иди к чёрту!» Вместо этого она сдержанно проговорила: «Хорошо, заходи». И метеором метнулась в комнату собрать и отнести грязную посуду на кухне, растравить смятый плед на кровати, спрятать разбросанные вещи.
Серёжа даже не накинул пальто. В расшнурованные ботинки набился снег, но его не волновали такие мелочи. Он готов был с порога пуститься в объяснения, если бы Нина не приложила палец к губам и не увела его в комнату. Сергей едва дотерпел, пока закроется дверь.
– Это всё неправильно. Илья мне друг. И ты друг. Даже больше – почти сестра. Мы же рядом в колясках сидели. И я не могу выбирать между друзьями. Мы должны быть вместе. Все.
– А я не хочу! Тебе хорошо говорить, ты не терпел, как я, только бы этот урод не показал фотографии.
– Нин, у него была причина тебя ненавидеть. Глупая, конечно. Представляешь, когда он долбанулся головой, ему примерещилось, что ты стояла над ним и улыбалась. Так и сказал: «Я умирал, а она радовалась». Он и сам мог бы догадаться, что это галлюцинация от сотрясения, но, видать, приложило его так, что думать разучился.
Ниночка открыла рот от изумления. Сергей ни на секунду не допустил, что так всё и было. А он, глядя на её удивление, просиял:
– Я сам чуть не упал, когда он в своих глюках признался. Сейчас, конечно, уже поумнел и понял, что неправ был. Ну, нельзя же на больного человека всерьёз обижаться. Он завтра извинится. И Вакуловы тоже. Эти дураки ему поверили. Нин, правда, хватит воевать со всеми. Представь, что получится, если из-за каждой ерунды… ладно, не ерунды… В общем, я считаю, что надо уметь забывать плохое и мириться.
Нина устало кивнула. Серёжа не убедил её. Та улыбка была ничем по сравнению с последующей местью. Но она устала от травли и ненависти. Пусть пока всё забудется, а дальше станет видно.
– Значит, мир. – Серёжа уже счастливо улыбался. – Завтра пойдём на двенадцатичасовой сеанс, потом погуляем, с горки опять покатаемся.
Ниночке не давал покоя ещё один вопрос.
– Серёж, а Ленка тебе тоже как сестра?
– Наверное. Хотя… нет, она больше, чем друг, но не как сестра.
– А как кто?
– Как бы объяснить… Знаешь, когда собираемся с ребятами, и если Лены нет, то мне неинтересно, я только и жду, когда она выйдет. А вот если она есть, то я могу не заметить, что кто-то не пришёл. И ещё… – Серёжа умолк, будто думал, стоит ли говорить. И всё-таки сказал: – Ещё я думаю о ней. Нет, о других друзьях я тоже думаю, но только по делу, вот как с галлюцинацией Ильи. А Лену просто так постоянно вспоминаю. И мне хочется дотрагиваться до неё. За руку держать…
Ниночке тоже хотелось держать Серёжу за руку и чувствовать щекочущие пузырьки внутри. Получалось, пока она упивалась той искристой теплотой, Сергей думал о Ленке? Может, даже представлял, что сжимает её ладонь. То, что Нина воспринимала как счастье, для друга оказалось подменой.
– Нин, ты как думаешь, это любовь? Или мы ещё маленькие, чтобы понимать в этом? Я бы даже поцеловался с Леной, если надо. И противно бы не было. Как считаешь, я должен её поцеловать или не стоит? Ты же девчонка, как вы к этому относитесь? Мне всё время по-разному кажется: если поцелую – она обидится, если нет – подумает, что я трус. Мне твой совет нужен. Маринка, конечно, Лену лучше знает, но они подруги, у них нет секретов, ещё и посмеются вместе. А Армине, она правильная, и говорить о таких глупостях не станет.
Как же хотелось закричать или ударить Серёжу, но Ниночка сдержалась. Скажи она что-нибудь плохое о Дворняжке – Серёжа уйдёт, и дружбе конец. Поэтому только пожала плечами.
– Я не знаю.
Сергей вздохнул:
– Жаль. Наверное, тебе ещё никто не нравился так, чтобы хотелось его поцеловать.
«Ты дурак! Ничего не видишь и не понимаешь!» – но вслух пролепетала:
– Наверное.
Илья извинился довольно своеобразно: при встрече хлопнул Нину по спине и проворчал снисходительно:
– А ты кремень, Коробова. Не раскололась бабушке. Ладно, проехали и забыли. Кто старое помянет…
Братья Вакуловы поддакивали за его спиной:
– Ага, ага, забыли-проехали.
Ниночке представлялось, что просить прощения следует по-другому, но настаивать на чистосердечном раскаянии не стала. Сейчас её больше волновало, сумеет ли она и дальше подпитываться от Серёжи той искристой субстанцией. Или же наполняться можно только при встречах наедине?
Сергей вышел из подъезда вместе с Ленкой. Видимо, Дворняжка по-свойски заскочила к другу на чай. Ниночка же бывала у Матецких только с бабушкой во время редких визитов Аллы Владимировны. В последний раз такое случалось, когда они с Серёжей ещё в детский сад ходили.
Впервые после стычки в сквере появилась Климова. Нос она прятала под шарфом, натянутом до самых глаз. Маринка повисла на шее у Ленки, но заметив рядом Серёжу, деликатно отошла в сторону.
Ждали Армине. Алик с Олегом собирались уже подняться к Баграмянам, когда она наконец появилась. Ребята ахнули, увидев восточную красавицу в белой шубке и шапке, не детской, с завязками под подбородком, а такой, в каких щеголяли взрослые девушки. По плечам рассыпались чёрные волосы
Близнецы засуетились, осыпая модницу неуклюжими комплиментами:
– Арминка, ты как Снегурочка!
– Да какая Снегурочка! У той коса белая и пальто голубое. Баграмян – Снежная королева!
– Королева холодная и злая, а Арминка – добрая. Принцесса она, вот. Зимняя принцесса.
– Такой не бывает.
– Теперь будет.
Армине взяла Нину под руку:
– Долго кривляться будете? Идём?
Рядом с искрящейся на солнце шубкой собственное пальто показалось Ниночке слишком тёмным и громоздким.
Весь путь до остановки она пыталась сосредоточиться и «отпить» Серёжиного тепла. Оно струилось совсем рядом и, кажется, даже чем-то пахло, но как Нина ни старалась, её нутро оставалось пустым и голодным.
«Это потому что он далеко. Может, получится встать поближе в автобусе или в кино сесть рядом. А после ещё на горке будем паровозиком кататься».
В полупустом салоне автобуса Сергей с Ленкой отошли ото всех на
заднюю площадку. В зале кинотеатра тоже не получилось подобраться поближе, между Ниной и Серёжей втиснулись близнецы.
Фильм был о несчастной любви подростков. В другой раз Ниночка посмотрела бы с интересом, но сейчас, рядом с недосягаемой чудесной субстанцией, внутренняя пустота урчала и ворочалась, словно голодный желудок, требующий наполнения. Оставалась надежда насытиться на горке.
С сеанса девочки вышли с припухшими от слёз глазами. Даже мальчишки расчувствовались. Никто уже не хотел идти кататься и дурачиться. Отправились просто гулять. За обсуждениями незаметно добрели до парка на окраине.
– Стойте! Дальше нельзя. – Ленка раскинула руки, преграждая путь.
– Почему? – дуэтом удивились близнецы.
Ниночка заглянула за ограду. В парке устроили каток. Звучала музыка, горела праздничная иллюминация, только катающихся почти не было. А по ту сторону темнела зловещая стена леса. По коже пробежал холодный озноб.
– А-а, тот нехороший лес, где девушки пропадают? – протянул Илья. – Да враки всё это. Кто и когда здесь пропал?
– А вот и не враки! – прогнусавила в шарф Маринка. – Мне тётя рассказывала, что, когда она ещё в школе училась, с новогоднего вечера в институте двое студентов пропали, парень с девушкой. Они танцевали и вдруг исчезли у всех на глазах. А нашли их в этом лесу, уже летом. Жарища стояла, а они были будто изо льда сделаны. А когда их в милицию привезли, то оттаяли и в воду превратились.
Артюх рассмеялся:
– Что-о? Вот это сказки! И вы верите?..
– Не сказки, – перебил Серёжа. – Мне мама говорила. Она тоже тогда студенткой была. Про то, что растаяли, придумали, конечно, но парня с девушкой правда долго искали и нашли в этом лесу мёртвыми. Нин, а ведь твоя мама вроде с ними училась. Она ни о чём таком не вспоминала?
Ниночке и так было не по себе, этот же вопрос заставил её подпрыгнуть.
– Н-не-ет… Но я спрошу…
А Илья уже вёл следствие и допытывался у Сергея:
– И как, по-твоему, они здесь оказались?
– Откуда же я знаю? Может, сами ушли, а может, их похитили. Это осталось загадкой, преступника так и не нашли.
«Вот узнаю у мамы обо всём, тогда можно будет позвать Серёжу и рассказать ему всё по секрету», – обрадовалась Нина.
Поговорить с мамой получилось за ужином. Правда, она ничего не помнила о пропавших студентах. Ещё и рассердилась:
– Кто тебе такую жуткую глупость сказал?
– Маринка Климова. И Серёжа, а ему мама. Вы же с ней в одном институте учились?
– Ох, Рита! Лучше бы она и дальше немой оставалась!
– Подожди, Надюш, ведь было, – встрял папа. – Ещё до того, как мы познакомились. Как же ты могла забыть? По всему городу их фотографии висели. И милиция всех опрашивала.
Мама сдавила виски пальцами, даже зажмурилась, но после только растерянно развела руками:
– Не помню.
– Ну ты даёшь! Это ж не перчатку потерять. Двух человек убили! – Папа повернулся к бабушке: – Вер Лексевна, у вас-то хоть нет склероза? Было такое?
– Было.
– Ну, вот. Даже мама помнит.
– Чего ты от меня хочешь? Я что, обязана обо всех думать? В мире вон каждую минуту кто-то пропадает! – Мама встала из-за стола, со звоном бросила в раковину свою тарелку и вышла из кухни.
Ниночка заметила, как бабушка усмехнулась ей в спину и покачала головой. Они знали больше, чем говорили? Единственным, у кого можно было что-то узнать, остался отец. Нина решила на время забыть обиды.
– Пап, а правда, что они исчезли у всех на глазах?
– А-а, чего только не навыдумывали. Плели, что парень прямо на вечере бросил свою невесту накануне свадьбы и пошёл танцевать с соперницей. А невеста-то ведьмой оказалась, вот она и наколдовала, чтоб они под землю провалились. Мне даже на пять разных девчонок показали, утверждали, что то одна, то другая и есть та самая ведьма.
«Дура эта невеста. Надо было одну соперницу закопать, тогда бы жених к ней вернулся». – Ниночка посмотрела на часы. Уже поздно, сегодня встретиться с Серёжей не получится. Придётся отложить раскрытие тайны до утра.
Сергей не захотел в одиночку слушать добытые Ниночкой секретные сведения.
– Нин, выходи во двор, там всё и расскажешь. Ребятам тоже интересно будет.
Ниночка, понимая, что, кроме старинных домыслов, открывать ей особо нечего, придумала пару страшных подробностей про проклятие обманутой невесты. Но ребят больше удивило, что мама Нины забыла про это ужасное убийство.
– Видать, эта ведьма ещё и свидетелей заколдовала, – строил предположения Алик.
– Чтоб милиционерам ничего не сказали, – вторил Олег.
– Это всё колдун, – отмела домыслы Ленка.
– Какой ещё колдун? – ребята удивились, а Ниночка сразу поняла, о ком говорит Дворняжка.
– А такой, которому тысяча лет уже, а может, и больше.
– А-а, который барскую дочку украл?
– Не украл, а перстень ей подарил. Но как он на вечере у студентов оказался? Он чего, танцевать любит?
Ленка пропустила насмешки мимо ушей:
– Ему и не надо нигде оказываться. Если невеста попросила его наказать тех, кто её обидел, он и на расстоянии мог её желание исполнить.
– Так этот колдун как старик Хоттабыч? Трах-тибидох – и желание исполнено?
– Ух ты! Хворостова, а как его попросить?
– Дураки! Вы же не знаете, что он взамен потребует! – Ленка всерьёз рассердилась. – И вообще, лучше не смеяться над ним. Он всё слышит.
У Ниночки заледенели пальцы в варежках. Вспомнились огненные глаза, приближающиеся из полированной стенки пианино. К счастью, ребятам наскучило обсуждать сказки.
– А пошли на каток!
– Идём! Мне только за хлебом сбегать надо.
– Догонишь, мы медленно пойдём.
– Нин, ты с нами? – спросил Серёжа.
– Нет, у меня коньков нет.
Коньки можно было и в прокат взять, но Ниночка не хотела смотреть, как Серёжа и Ленка катаются, взявшись за руки.
Дома Ниночка пожалела, что отказалась пойти с ребятами. Передачи по телевизору закончились, и в наступившей тишине было слышно, как на ёлке позвякивают игрушки.
«Так, спокойно. Вместо того, чтобы сидеть и бояться, надо подойти и разобраться. Кошмары про колдуна мне снились, потому что пианино скрипело. Может, игрушки звенят, потому что из форточки дует».
Форточка оказалась закрытой, но поднимающийся от батареи тёплый воздух едва заметно покачивал ветви. Ниночка перевесила сосульку подальше от шарика, и стало тихо.
«Всё-таки иногда бабушка и хорошему может научить, а то пришлось бы сейчас бежать от страха из дома. Интересно, откуда она знает, как перестать бояться? Ей тоже колдун когда-то мерещился? Похоже, она много чего скрывает. И про маму, поэтому смотрела так вчера на неё. И про меня тоже. Что было в тех бумагах? Жалко, прочитать тогда не успела. А вот возьму и посмотрю сейчас».
Ключ от ящика оказался на прежнем месте, но папка и чёрные конверты исчезли. Разочарованная Ниночка открыла пакет с фотографиями, что напугали её в прошлый раз. Бабушка по-прежнему улыбалась тени и протягивала к ней руки, но ничего зловещего в этом Нине теперь не виделось. На одном из снимков на заднем плане она заметила очень красивую женщину, скрывающуюся за кустами. Лицо показалось знакомым. Кажется, Ниночка видела его в старых фильмах. И, что удивительно, актриса смотрела на бабушку с обидой и ненавистью.
«Да, бабулечка, ты, похоже, тоже не сильно переживала за других. Чем же можно было расстроить такую даму? Кажется, в нашей семье хранится много тайн».
Глава 24. Расплата.
Жёлтый лист описал плавный полукруг и лёг под ноги. Вера посмотрела вверх: берёза шелестела первой золотой прядью. Ещё вчера казалось, что лето будет длиться и длиться, зелёный останется зелёным до первых холодов. И вот же, как стремительно природа показала первые морщины, за одну ночь обозначив проступающую старость. Или тревожные признаки появились раньше, только за суетой и заботами их не замечали?
Вера потёрла висок. Сегодня её разбудила головная боль. Ничего удивительного, недели не прошло, как она вернулась из Ялты, а работы после отпуска навалилось столько, что уже и забылось, был ли тот отдых. Всё-таки пора прекращать резко менять климат, шестьдесят три ведь стукнуло, возраст такие перестройки не прощает. Перестройка… Перестройка – важный фактор, да не выдержал реактор… Та-ак, вот и мысли скачут сами по себе, похоже на первый звоночек маразма. Надо сосредоточиться, настроиться на совещание. Ускорение, технологическая модернизация, повышение эффективности и увеличение производительности при сокращении издержек… Тьфу, на чём модернизироваться? У нас аппарат ЭКГ на коленке делан, сначала бы укомплектовали поликлинику, а потом об увеличении говорили. Если б не надо было дом в Благодатке достраивать, ушла бы на пенсию давно.
Ниночка… За лето девочка раздобрела. Надя совсем не следила за её питанием. Финское платье весной только купили, думала, что наденет его на осенний бал, новый год, день рождения. Так не влезла. В сорок шестой размер не влезла! Куда это годится, девице пятнадцать лет, а она крупнее матери. Вечер в школе через неделю, идти не в чем. После совещания надо портнихе позвонить. Не забыть бы.
Секретарь Вика уже разложила на столе планы, схемы, вопросы и поджидала Веру.
– Извини, Вика, задержалась. Голова раскалывается.
– Вера Алексеевна, может, перенести тогда?
– Не надо, сейчас лекарство приму. Налей мне водички, и пройдёмся по вопросам.
Голос секретаря отражался от стен, звуки эхом наслаивались друг на друга, сливаясь в пульсирующий гул без смысла. Вера выставила ладонь:
– Подожди. Как душно! Открой окно.
Вика отложила бумаги и раздвинула шторы. В кабинет ворвался ослепительный свет. Вера зажмурилась, а когда открыла глаза и собиралась просить продолжать, то перед ней оказался белый потолок.
Очнулась Вера в постели. Попыталась приподняться или хотя бы повернуть голову, но не смогла, тело не слушалось. Левую половину вообще не чувствовала.
«Неужели спала так долго, что отлежала? Да где я?!»
Подкатила тошнота. Вера хотела позвать кого-нибудь, но рот скривился в бок, язык едва ворочался, а из горла вырвалось невнятное мычание. Подскочила медсестра, посветила в глаза фонариком и крикнула в открытую дверь:
– Георгий Григорьевич, она очнулась!
«Георгий Григорьевич? Широков? Невролог. Инсульт…»
Два месяца Веру пытались поставить на ноги. Прилетела Алла и вызвала в Былинск лучших профессоров. Самые современные методики лечения и массажа сняли головные боли, восстановили координацию в правой половине тела и сделали речь чуть более внятной. Но все светила сходились на том, что из-за обширного поражения Вере не суждено подняться.
Наденька взяла отпуск и постоянно находилась с матерью: мыла, кормила, переворачивала, а по вечерам, когда заканчивалась череда процедур, читала вслух. Вера не ожидала от дочери такой преданности и поражалась её выносливости. Когда исчезли все надежды на исцеление, ведьма задумалась об обещанных ей муках. Перспектива провести остаток жизни в постели не радовала, но и страданий особых не сулила. Рядом будут Надя и Ниночка. Возможно, бабушкина болезнь откроет в девочке сострадание. Дни придётся проводить в одиночестве, пока родные на работе, но по вечерам они будут собираться вместе, читать, разговаривать. Вере не терпелось вернуться домой. Огорчало только, что ей больше не суждено побывать в Благодатке, да и с Алексеями не успела проститься.
Веру выписали после ноябрьских праздников. Николай на руках поднял её на третий этаж и уже собирался занести в комнату, как вмешалась Наденька:
– Усади пока в кресло. Сперва надо смыть с неё больничную заразу.
Из ванной донёсся шум воды. Веру раздели, зять снова взял её на руки и погрузил в тёплую пенную воду. Дочь принялась с нажимом натирать мочалкой спину и плечи. Жёсткая губка больно царапала кожу, Вера замычала протестующе.
– Только капризов твоих мне не хватало! – Надя не пыталась скрыть раздражения.
Осталось помыть голову. Надя взяла флакон с шампунем, но тут же поставила его обратно, схватила ножницы и стала кромсать волосы под корень. Николай не выдержал:
– Что ты творишь? Нельзя же так! Давай парикмахера пригласим.
– Где я его возьму? И во сколько это обойдётся? Ей не на выставку, для дома сойдёт.
Вера едва сдерживала слёзы, но оправдывала дурное настроение дочери усталостью. Два месяца та провела в больнице. Ничего, дома будет легче. Скоро они привыкнут, и всё наладится.
заднюю площадку. В зале кинотеатра тоже не получилось подобраться поближе, между Ниной и Серёжей втиснулись близнецы.
Фильм был о несчастной любви подростков. В другой раз Ниночка посмотрела бы с интересом, но сейчас, рядом с недосягаемой чудесной субстанцией, внутренняя пустота урчала и ворочалась, словно голодный желудок, требующий наполнения. Оставалась надежда насытиться на горке.
С сеанса девочки вышли с припухшими от слёз глазами. Даже мальчишки расчувствовались. Никто уже не хотел идти кататься и дурачиться. Отправились просто гулять. За обсуждениями незаметно добрели до парка на окраине.
– Стойте! Дальше нельзя. – Ленка раскинула руки, преграждая путь.
– Почему? – дуэтом удивились близнецы.
Ниночка заглянула за ограду. В парке устроили каток. Звучала музыка, горела праздничная иллюминация, только катающихся почти не было. А по ту сторону темнела зловещая стена леса. По коже пробежал холодный озноб.
– А-а, тот нехороший лес, где девушки пропадают? – протянул Илья. – Да враки всё это. Кто и когда здесь пропал?
– А вот и не враки! – прогнусавила в шарф Маринка. – Мне тётя рассказывала, что, когда она ещё в школе училась, с новогоднего вечера в институте двое студентов пропали, парень с девушкой. Они танцевали и вдруг исчезли у всех на глазах. А нашли их в этом лесу, уже летом. Жарища стояла, а они были будто изо льда сделаны. А когда их в милицию привезли, то оттаяли и в воду превратились.
Артюх рассмеялся:
– Что-о? Вот это сказки! И вы верите?..
– Не сказки, – перебил Серёжа. – Мне мама говорила. Она тоже тогда студенткой была. Про то, что растаяли, придумали, конечно, но парня с девушкой правда долго искали и нашли в этом лесу мёртвыми. Нин, а ведь твоя мама вроде с ними училась. Она ни о чём таком не вспоминала?
Ниночке и так было не по себе, этот же вопрос заставил её подпрыгнуть.
– Н-не-ет… Но я спрошу…
А Илья уже вёл следствие и допытывался у Сергея:
– И как, по-твоему, они здесь оказались?
– Откуда же я знаю? Может, сами ушли, а может, их похитили. Это осталось загадкой, преступника так и не нашли.
«Вот узнаю у мамы обо всём, тогда можно будет позвать Серёжу и рассказать ему всё по секрету», – обрадовалась Нина.
Поговорить с мамой получилось за ужином. Правда, она ничего не помнила о пропавших студентах. Ещё и рассердилась:
– Кто тебе такую жуткую глупость сказал?
– Маринка Климова. И Серёжа, а ему мама. Вы же с ней в одном институте учились?
– Ох, Рита! Лучше бы она и дальше немой оставалась!
– Подожди, Надюш, ведь было, – встрял папа. – Ещё до того, как мы познакомились. Как же ты могла забыть? По всему городу их фотографии висели. И милиция всех опрашивала.
Мама сдавила виски пальцами, даже зажмурилась, но после только растерянно развела руками:
– Не помню.
– Ну ты даёшь! Это ж не перчатку потерять. Двух человек убили! – Папа повернулся к бабушке: – Вер Лексевна, у вас-то хоть нет склероза? Было такое?
– Было.
– Ну, вот. Даже мама помнит.
– Чего ты от меня хочешь? Я что, обязана обо всех думать? В мире вон каждую минуту кто-то пропадает! – Мама встала из-за стола, со звоном бросила в раковину свою тарелку и вышла из кухни.
Ниночка заметила, как бабушка усмехнулась ей в спину и покачала головой. Они знали больше, чем говорили? Единственным, у кого можно было что-то узнать, остался отец. Нина решила на время забыть обиды.
– Пап, а правда, что они исчезли у всех на глазах?
– А-а, чего только не навыдумывали. Плели, что парень прямо на вечере бросил свою невесту накануне свадьбы и пошёл танцевать с соперницей. А невеста-то ведьмой оказалась, вот она и наколдовала, чтоб они под землю провалились. Мне даже на пять разных девчонок показали, утверждали, что то одна, то другая и есть та самая ведьма.
«Дура эта невеста. Надо было одну соперницу закопать, тогда бы жених к ней вернулся». – Ниночка посмотрела на часы. Уже поздно, сегодня встретиться с Серёжей не получится. Придётся отложить раскрытие тайны до утра.
Сергей не захотел в одиночку слушать добытые Ниночкой секретные сведения.
– Нин, выходи во двор, там всё и расскажешь. Ребятам тоже интересно будет.
Ниночка, понимая, что, кроме старинных домыслов, открывать ей особо нечего, придумала пару страшных подробностей про проклятие обманутой невесты. Но ребят больше удивило, что мама Нины забыла про это ужасное убийство.
– Видать, эта ведьма ещё и свидетелей заколдовала, – строил предположения Алик.
– Чтоб милиционерам ничего не сказали, – вторил Олег.
– Это всё колдун, – отмела домыслы Ленка.
– Какой ещё колдун? – ребята удивились, а Ниночка сразу поняла, о ком говорит Дворняжка.
– А такой, которому тысяча лет уже, а может, и больше.
– А-а, который барскую дочку украл?
– Не украл, а перстень ей подарил. Но как он на вечере у студентов оказался? Он чего, танцевать любит?
Ленка пропустила насмешки мимо ушей:
– Ему и не надо нигде оказываться. Если невеста попросила его наказать тех, кто её обидел, он и на расстоянии мог её желание исполнить.
– Так этот колдун как старик Хоттабыч? Трах-тибидох – и желание исполнено?
– Ух ты! Хворостова, а как его попросить?
– Дураки! Вы же не знаете, что он взамен потребует! – Ленка всерьёз рассердилась. – И вообще, лучше не смеяться над ним. Он всё слышит.
У Ниночки заледенели пальцы в варежках. Вспомнились огненные глаза, приближающиеся из полированной стенки пианино. К счастью, ребятам наскучило обсуждать сказки.
– А пошли на каток!
– Идём! Мне только за хлебом сбегать надо.
– Догонишь, мы медленно пойдём.
– Нин, ты с нами? – спросил Серёжа.
– Нет, у меня коньков нет.
Коньки можно было и в прокат взять, но Ниночка не хотела смотреть, как Серёжа и Ленка катаются, взявшись за руки.
Дома Ниночка пожалела, что отказалась пойти с ребятами. Передачи по телевизору закончились, и в наступившей тишине было слышно, как на ёлке позвякивают игрушки.
«Так, спокойно. Вместо того, чтобы сидеть и бояться, надо подойти и разобраться. Кошмары про колдуна мне снились, потому что пианино скрипело. Может, игрушки звенят, потому что из форточки дует».
Форточка оказалась закрытой, но поднимающийся от батареи тёплый воздух едва заметно покачивал ветви. Ниночка перевесила сосульку подальше от шарика, и стало тихо.
«Всё-таки иногда бабушка и хорошему может научить, а то пришлось бы сейчас бежать от страха из дома. Интересно, откуда она знает, как перестать бояться? Ей тоже колдун когда-то мерещился? Похоже, она много чего скрывает. И про маму, поэтому смотрела так вчера на неё. И про меня тоже. Что было в тех бумагах? Жалко, прочитать тогда не успела. А вот возьму и посмотрю сейчас».
Ключ от ящика оказался на прежнем месте, но папка и чёрные конверты исчезли. Разочарованная Ниночка открыла пакет с фотографиями, что напугали её в прошлый раз. Бабушка по-прежнему улыбалась тени и протягивала к ней руки, но ничего зловещего в этом Нине теперь не виделось. На одном из снимков на заднем плане она заметила очень красивую женщину, скрывающуюся за кустами. Лицо показалось знакомым. Кажется, Ниночка видела его в старых фильмах. И, что удивительно, актриса смотрела на бабушку с обидой и ненавистью.
«Да, бабулечка, ты, похоже, тоже не сильно переживала за других. Чем же можно было расстроить такую даму? Кажется, в нашей семье хранится много тайн».
Глава 24. Расплата.
Жёлтый лист описал плавный полукруг и лёг под ноги. Вера посмотрела вверх: берёза шелестела первой золотой прядью. Ещё вчера казалось, что лето будет длиться и длиться, зелёный останется зелёным до первых холодов. И вот же, как стремительно природа показала первые морщины, за одну ночь обозначив проступающую старость. Или тревожные признаки появились раньше, только за суетой и заботами их не замечали?
Вера потёрла висок. Сегодня её разбудила головная боль. Ничего удивительного, недели не прошло, как она вернулась из Ялты, а работы после отпуска навалилось столько, что уже и забылось, был ли тот отдых. Всё-таки пора прекращать резко менять климат, шестьдесят три ведь стукнуло, возраст такие перестройки не прощает. Перестройка… Перестройка – важный фактор, да не выдержал реактор… Та-ак, вот и мысли скачут сами по себе, похоже на первый звоночек маразма. Надо сосредоточиться, настроиться на совещание. Ускорение, технологическая модернизация, повышение эффективности и увеличение производительности при сокращении издержек… Тьфу, на чём модернизироваться? У нас аппарат ЭКГ на коленке делан, сначала бы укомплектовали поликлинику, а потом об увеличении говорили. Если б не надо было дом в Благодатке достраивать, ушла бы на пенсию давно.
Ниночка… За лето девочка раздобрела. Надя совсем не следила за её питанием. Финское платье весной только купили, думала, что наденет его на осенний бал, новый год, день рождения. Так не влезла. В сорок шестой размер не влезла! Куда это годится, девице пятнадцать лет, а она крупнее матери. Вечер в школе через неделю, идти не в чем. После совещания надо портнихе позвонить. Не забыть бы.
Секретарь Вика уже разложила на столе планы, схемы, вопросы и поджидала Веру.
– Извини, Вика, задержалась. Голова раскалывается.
– Вера Алексеевна, может, перенести тогда?
– Не надо, сейчас лекарство приму. Налей мне водички, и пройдёмся по вопросам.
Голос секретаря отражался от стен, звуки эхом наслаивались друг на друга, сливаясь в пульсирующий гул без смысла. Вера выставила ладонь:
– Подожди. Как душно! Открой окно.
Вика отложила бумаги и раздвинула шторы. В кабинет ворвался ослепительный свет. Вера зажмурилась, а когда открыла глаза и собиралась просить продолжать, то перед ней оказался белый потолок.
Очнулась Вера в постели. Попыталась приподняться или хотя бы повернуть голову, но не смогла, тело не слушалось. Левую половину вообще не чувствовала.
«Неужели спала так долго, что отлежала? Да где я?!»
Подкатила тошнота. Вера хотела позвать кого-нибудь, но рот скривился в бок, язык едва ворочался, а из горла вырвалось невнятное мычание. Подскочила медсестра, посветила в глаза фонариком и крикнула в открытую дверь:
– Георгий Григорьевич, она очнулась!
«Георгий Григорьевич? Широков? Невролог. Инсульт…»
Два месяца Веру пытались поставить на ноги. Прилетела Алла и вызвала в Былинск лучших профессоров. Самые современные методики лечения и массажа сняли головные боли, восстановили координацию в правой половине тела и сделали речь чуть более внятной. Но все светила сходились на том, что из-за обширного поражения Вере не суждено подняться.
Наденька взяла отпуск и постоянно находилась с матерью: мыла, кормила, переворачивала, а по вечерам, когда заканчивалась череда процедур, читала вслух. Вера не ожидала от дочери такой преданности и поражалась её выносливости. Когда исчезли все надежды на исцеление, ведьма задумалась об обещанных ей муках. Перспектива провести остаток жизни в постели не радовала, но и страданий особых не сулила. Рядом будут Надя и Ниночка. Возможно, бабушкина болезнь откроет в девочке сострадание. Дни придётся проводить в одиночестве, пока родные на работе, но по вечерам они будут собираться вместе, читать, разговаривать. Вере не терпелось вернуться домой. Огорчало только, что ей больше не суждено побывать в Благодатке, да и с Алексеями не успела проститься.
Веру выписали после ноябрьских праздников. Николай на руках поднял её на третий этаж и уже собирался занести в комнату, как вмешалась Наденька:
– Усади пока в кресло. Сперва надо смыть с неё больничную заразу.
Из ванной донёсся шум воды. Веру раздели, зять снова взял её на руки и погрузил в тёплую пенную воду. Дочь принялась с нажимом натирать мочалкой спину и плечи. Жёсткая губка больно царапала кожу, Вера замычала протестующе.
– Только капризов твоих мне не хватало! – Надя не пыталась скрыть раздражения.
Осталось помыть голову. Надя взяла флакон с шампунем, но тут же поставила его обратно, схватила ножницы и стала кромсать волосы под корень. Николай не выдержал:
– Что ты творишь? Нельзя же так! Давай парикмахера пригласим.
– Где я его возьму? И во сколько это обойдётся? Ей не на выставку, для дома сойдёт.
Вера едва сдерживала слёзы, но оправдывала дурное настроение дочери усталостью. Два месяца та провела в больнице. Ничего, дома будет легче. Скоро они привыкнут, и всё наладится.
Наденька вышла на работу. Вера терпеливо ждала её весь день. Вернувшись вечером, дочь подставила судно, наскоро накормила ужином и ушла, плотно притворив за собой дверь. На следующий день история повторилась. Вера не роптала, за долгий отпуск у Наденьки накопилось много дел, от всех забот голова кругом. Пусть отдохнёт, а в выходные обязательно найдёт время побыть с матерью.
В субботу Надя проводила Ниночку в школу, накормила Веру завтраком и отправилась на рынок. Затем готовила, стирала, убирала, и так до самого вечера. В воскресенье после завтрака она снова не задержалась. Вера ждала её до обеда. Надя с Николаем куда-то уходили, затем вернулись. В гостиной под весом зятя заскрипела тахта. Включили телевизор. Раздался смех: видимо, смотрели комедию. Вера не подозревала, каким тягучим может стать время в одиночестве и бездействии. Оно зависло в пространстве комнаты, затвердело и навалилось на грудь. А внутри клокотало бессилие. После очередного раската хохота Вера не выдержала и позвала слабым голосом:
– Ныатя-а!
Её не услышали. Она крикнула ещё раз и ещё. Наконец раздались шаги, звук телевизора стих.
– Надь, вроде мать зовёт.
Ответа дочери Вера не разобрала. Николай заглянул в комнату.
– Вер Лексевна, хотите чего?
– Ныадюпызафи!
– Чё? Позвать? Ага, я щас.
Зять скрылся, оставив дверь распахнутой. Теперь Вера могла слышать, о чём говорят.
– Она тебя зовёт.
– Подождёт.
– Посмотри, может, в туалет хочет.
– Не хочет. Утром на горшок сажала.
– Надь, тебе заглянуть трудно? Мать же!
– А вот пусть сама прочувствует, каково это – ждать! – Голос дочери зазвенел истеричными нотами. – Как я всё детство больничные подоконники обтирала, высматривала, не идёт ли мама. А мама с мужиком кувыркалась! Сама рассказывала, как она счастлива была в то время.
В груди похолодело. Запомнила. И не простила. А вся показная забота в больнице была на публику, чтоб никто не смог упрекнуть дочь Горюновой в чёрствости.
В понедельник Наденька вернулась с работы позже обычного. Не раздеваясь, прошла к Вере в комнату. В руках – картонная коробка. Задвинула её под письменный стол и, встретив вопросительный взгляд матери, пробурчала:
– В поликлинику за твоим барахлом мотаться пришлось. Взмокла, пока допёрла.
У Веры застучало в висках. Письма теперь дома! Оставалось надеяться, что Ниночка не доберётся до них. Впрочем, вряд стоило ли беспокоиться, ведь она ни разу не заглянула к бабушке.
Дни тянулись унылой вереницей. Вера была бы счастлива, если бы могла читать. Однажды она попросила Надю принести ей книги. Дочь поняла по-своему:
– Хватит, начитались. Часто ты в моём детстве книжку в руки брала? Тебе и дела до меня не было, закрывала в подвале да шлялась не пойми где.
Самым тяжёлым и унизительным для Веры оказалось справление нужды. Чтобы лишний раз не раздражать дочь, приходилось терпеть. Однако слабые мышцы плохо слушались. В один из выходных Наденька мыла пол. Веру уже третий день мучали позывы и, как назло, в этот момент она почувствовала, что больше не может сдерживаться. Пришлось позвать дочь. Узнав в чём дело, та отмахнулась:
– Нашла время! Не видишь, я занята!
Вскоре запах фекалий достиг Наденькиного носа. Она вбежала в комнату.
– Ты это специально? Внимание привлекаешь или издеваешься? Сил моих нет больше! Когда ж ты сдохнешь?!
Мокрая половая тряпка хлёстко прошлась по лицу, а затем зажала рот и нос. Подоспевший Николай с трудом оттащил разъярённую жену. На шум в комнату заглянула Ниночка. Унижение бабушки вызвало у неё довольную улыбку.
Надя третий день не появлялась у Веры. Остатки воды она допила вчера, а ела в последний раз ещё до гнева дочери. Тогда Коля отнёс Веру в ванну, а пока мыл, Наденька выбросила испачканное бельё и застелила постель полиэтиленовой плёнкой. Таким же прозрачным отрезком укрыла обнажённую мать.
От голода и жажды резало живот, сознание путалось. Вера не решалась позвать дочь, только тихонько скулила в забытьи.
К ночи третьего дня, когда супруги укладывались спать, в наступившей тишине Николай расслышал стоны.
– Надь, ты к матери сегодня заглядывала?
– Нет. Пусть подумает над своим поведением.
– Ты что, не кормила её?!
– А не будет гадить!
Зять выругался и прошлёпал в комнату тёщи. Увидев её, дрожащую в луже мочи, заскрипел зубами:
– Вер Лексевна, да как же… Вы кушать хотите?
Она прошептала растрескавшимися губами:
– Пить.
– Ага, я сейчас, я быстро.
С того дня Коля каждый вечер навещал Веру. Зять стал единственным утешением и спасением. Вернувшись с работы, он первым делом наводил порядок у тёщи, купал и кормил её, смазывал пролежни. В очередной раз отмывая её от нечистот, вспылил:
– Надя, да подстели ты ей тряпочки! На кожу смотреть страшно, почернела, сочится.
– Тряпочки ты потом отстирывать будешь? – парировала Надя.
– Судно вовремя подносить надо, тогда и отстирывать не придётся. Нина, ты ж здоровая девица, неужели трудно бабушку перевернуть и судно подать, пока мы с матерью на работе?
Наденька вступилась за дочь:
– Отстань от ребёнка! Хочешь, чтобы её стошнило? Тут же всё провоняло дерьмом!
Ниночка зажала нос и плаксиво прогнусавила вслед за матерью:
– Пап, я правда не могу, меня вырвет.
Ниночка лгала. Когда родителей не было дома, она заходила в комнату, молча стояла над кроватью, втягивала страдания и улыбалась. От её взгляда делалось жутко. Вера пыталась заговорить с ней, но Ниночка передразнивала невнятную речь и хохотала.
После ужина Коля наведывался к тёще с газетой. Устроившись в кресле, добродушно возвещал:
– Ну-с, Вер Лексевна, почитаем, что в мире творится.
Веру не интересовал мир, она радовалась этому часу политинформации из-за живого голоса рядом. В остальное же время приходилось занимать себя воспоминаниями. Те, в которые хотелось бы погрузиться, были под запретом. А многие другие, кроме детства, отдавали пустотой и горечью. Ещё Вера представляла, что беседует с Аллой или Алексеем и, как когда-то прежде в неотправленных письмах, делится с ними своими страхами. Часто говорили о былом. Алексей при этом чесал затылок и кряхтел с улыбкой: «Да-а, было время…», Аллочка же со смехом отмахивалась: «Ой, вспомнишь тоже, я теперь порядочная замужняя женщина». Порой приходили родители, бабушка и брат Саша, воскресали давно забытые образы и стёртые временем лица: Зинаида, Ольга, Рамиля. Только Павла Вера никогда не звала: ей казалось, что подло подменять погибшим мужем Исгара. Иногда по ночам она так увлекалась беседой, что произносила вслух обрывки фраз и будила Надю. Та вбегала в комнату и кричала:
– Чего ты бормочешь? Самой не спится, так всех поднять надо?
Вера и сама мечтала коротать время во сне, но, как назло, он не шёл к ней. А если и случалось забыться, она оказывалась во власти кошмаров.
Темноволосый малыш бежал по дорожке, выложенной разноцветным гравием. Он размахивал ручонками, будто отталкивался от воздуха. Вера шла следом за ним.
Маленькие ножки свернули на тропку. Вдруг стало тревожно. Вера ускорила шаг.
– Тише, милый, не беги так быстро, ты упадёшь.
– Оставь его. – На плечо легла ладонь. Исгар появился из ниоткуда.
– Но там же обрыв!
– Ничего с ним не случится. Сорвётся – так взлетит.
Мальчик скрылся за деревьями. Вскоре раздался вскрик и перестук падающих камней. Вера поспешила к пропасти.
– Почему он не взлетает?
Исгар молчал. Вера заглянула за край. По дну бурлила река. На острых прибрежных камнях распласталось изломанное детское тельце. Кровь струйками стекала в поток и окрашивала в розовый пену водоворотов.
– Красиво, не правда ли? – Маргаст оказался рядом.
– Ты убил его! – Вера набросилась на него с кулаками.
– Я? Верочка, это ты его убила, не дав родиться.
Жгучие пощёчины выдернули из сна. Над кроватью в ночной сорочке стояла Надя.
– Опять орёшь! Да когда же этому конец настанет!
Следующим вечером дочь вошла в комнату со стаканом воды и горстью таблеток. Вера настороженно поджала губы. Надя усмехнулась:
– Думаешь, отравить хочу? Вот ещё, не хватало сидеть из-за тебя. Пей, это Широков выписал, чтоб спала побольше.
Вера послушно приняла лекарство и стала ждать наступления сна.
Дремоту нарушил скрип паркета под чьими-то шагами. Вера открыла глаза. Перед книжными полками ходила женщина, снимала стоящие там сувениры или фотографии, вертела в руках и ставила обратно.
– Хтофы?
Незнакомка неприятно хихикнула и проскрипела:
– Проснулась, склочная старуха? Кто же тебя моет? – Женщина обернулась. Вера узнала мать Максима. Та продолжала с ухмылкой: – Мой сынок-то, может, и увалень, только не желал мне в собственном дерьме сдохнуть.
– Тебя нет, это сон. – Вера натянула подвижной рукой плёнку на лицо, но гостья не исчезла, продолжала бродить по комнате и переставлять вещи.
Реальность и явь спутались. Пробуждаясь от одних видений, Вера попадала в другие. Однажды она проснулась от звонких молодых голосов. За её столом три женщины пили чай, рассматривали золотую брошку и восхищённо ахали. Одна из них забрала украшение, приколола к платью и сказала с гордостью:
– Да, девочки, он, конечно, немолод и женат, но для меня ничего не жалеет. Подарки, путешествия, продвижение по службе.
В говорившей Вера узнала Валю Пищулову.
– Балует он тебя. С его положением можно позволить. – А это Света Рязанцева, медсестра, убитая Вяземским. – Ой, вот что я вам скажу. Подарки, забота – это всё хорошо, но делить любимого с другой женщиной мучительно. Разве не лучше, чтобы никто не стоял между вами? И хотелось бы свадьбу, кольца, белую фату…
– Я и без фаты согласна. – Оксана Зотова совсем не изменилась: та же бледная кожа и рыбьи глаза под красными веками. – Только не будет у нас ничего этого. Из-за неё вот!
Она показала пальцем в сторону кровати. Вера зажмурилась, притворяясь спящей.
Света пожала плечами.
– В твоей-то смерти несостоявшаяся свекровь и парень-подонок виноваты больше.
– Он не подонок! – Даже сейчас Оксана защищала Максима. – Если бы Верка не учила меня жизни и не игралась им от скуки, то я бы вышла за него. Позже, после института уже. Правда, прожили бы мы вместе недолго, его мать нас бы всё равно развела. Зато ребёнок в браке родился бы, а позже мне бы вдовец с дочкой встретился, и с ним бы хорошо сложилось.
– Согласна, ты невинная жертва, хоть тебя она и неумышленно погубила. Но Валя-то сама ей смерти желала.
– Желала. – Пищулова призналась легко, будто речь шла не о человеческой жизни. – Я же молодая, наивная была. Приехала в чужой город по распределению, а тут сразу Виктор шефство надо мной взял, с квартирой помог, по работе подсказывал и направлял. Все меня любили. Я-то, глупая, думала, что нравлюсь им. А они передо мной прогибались, чтоб Вербицкому угодить. Как только я этой ведьме поперёк дороги встала, она на Виктора надавила, он бросил меня. И тут же я из Валечки и душечки превратилась в подстилку хозяйственника. Тогда-то я смерти виновнице и пожелала, только никогда бы ничего не сделала. А к бабке пошла, потому что невыносимо с этой ненавистью в сердце жить было. Да и не верила я ни в какую порчу. Казалось, что передам ворожее свою злость, деньги приличные заплачу – и освобожусь. Кто бы мне сказал, что те зелья работают! Верка мне даже осознать, раскаяться и исправиться не дала. Могла же отвести, но отомстила. Я недолго после прожила, да и какая это жизнь. Не лучше, чем у неё сейчас.
Валя бросила взгляд на Веру.
– Девочки, она уже не спит! – Взяла со стола дымящуюся чашку, подошла к постели: – Вера, выпей с нами чаю в знак примирения.
Вера выставила руку для защиты. Пищулова растаяла в воздухе, заклубилась вместе с паром, развеялась дымкой по комнате. А когда пелена спала, перед кроватью стоял Вяземский со скальпелем.
– Вера, ты же помнишь о подарке, что я тебе обещал?
Она замахала рукой, чтобы отогнать его.
– Вер Лексевна, тише, опрокинете же на себя горячее! – Вяземский превратился в Николая с миской в руках. – Кушать, говорю, давайте. Я вам супчика из деревенской курочки сварил. Надя, ты не много таблеток ей даёшь? Кажется, она меня не узнаёт.
– Сколько прописали, столько и даю. Побочный эффект у них такой, галлюцинации вызывают.
– Успокойтесь, Вер Лексевна, ничего страшного нет, это таблетки всё. – Коля присел в кресло, поднёс к Вериным губам ложку с супом. Из-за его плеча ухмылялась мать Максима.
Не забывайте ставить " классы " и делать пепосты если то , что вы прочли , пришлось вам по вкусу . Это не только оценка прочитанного , но и Ваша благодарность Нам , за проделанную Нами работу .
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
#паучихаубелки
В субботу Надя проводила Ниночку в школу, накормила Веру завтраком и отправилась на рынок. Затем готовила, стирала, убирала, и так до самого вечера. В воскресенье после завтрака она снова не задержалась. Вера ждала её до обеда. Надя с Николаем куда-то уходили, затем вернулись. В гостиной под весом зятя заскрипела тахта. Включили телевизор. Раздался смех: видимо, смотрели комедию. Вера не подозревала, каким тягучим может стать время в одиночестве и бездействии. Оно зависло в пространстве комнаты, затвердело и навалилось на грудь. А внутри клокотало бессилие. После очередного раската хохота Вера не выдержала и позвала слабым голосом:
– Ныатя-а!
Её не услышали. Она крикнула ещё раз и ещё. Наконец раздались шаги, звук телевизора стих.
– Надь, вроде мать зовёт.
Ответа дочери Вера не разобрала. Николай заглянул в комнату.
– Вер Лексевна, хотите чего?
– Ныадюпызафи!
– Чё? Позвать? Ага, я щас.
Зять скрылся, оставив дверь распахнутой. Теперь Вера могла слышать, о чём говорят.
– Она тебя зовёт.
– Подождёт.
– Посмотри, может, в туалет хочет.
– Не хочет. Утром на горшок сажала.
– Надь, тебе заглянуть трудно? Мать же!
– А вот пусть сама прочувствует, каково это – ждать! – Голос дочери зазвенел истеричными нотами. – Как я всё детство больничные подоконники обтирала, высматривала, не идёт ли мама. А мама с мужиком кувыркалась! Сама рассказывала, как она счастлива была в то время.
В груди похолодело. Запомнила. И не простила. А вся показная забота в больнице была на публику, чтоб никто не смог упрекнуть дочь Горюновой в чёрствости.
В понедельник Наденька вернулась с работы позже обычного. Не раздеваясь, прошла к Вере в комнату. В руках – картонная коробка. Задвинула её под письменный стол и, встретив вопросительный взгляд матери, пробурчала:
– В поликлинику за твоим барахлом мотаться пришлось. Взмокла, пока допёрла.
У Веры застучало в висках. Письма теперь дома! Оставалось надеяться, что Ниночка не доберётся до них. Впрочем, вряд стоило ли беспокоиться, ведь она ни разу не заглянула к бабушке.
Дни тянулись унылой вереницей. Вера была бы счастлива, если бы могла читать. Однажды она попросила Надю принести ей книги. Дочь поняла по-своему:
– Хватит, начитались. Часто ты в моём детстве книжку в руки брала? Тебе и дела до меня не было, закрывала в подвале да шлялась не пойми где.
Самым тяжёлым и унизительным для Веры оказалось справление нужды. Чтобы лишний раз не раздражать дочь, приходилось терпеть. Однако слабые мышцы плохо слушались. В один из выходных Наденька мыла пол. Веру уже третий день мучали позывы и, как назло, в этот момент она почувствовала, что больше не может сдерживаться. Пришлось позвать дочь. Узнав в чём дело, та отмахнулась:
– Нашла время! Не видишь, я занята!
Вскоре запах фекалий достиг Наденькиного носа. Она вбежала в комнату.
– Ты это специально? Внимание привлекаешь или издеваешься? Сил моих нет больше! Когда ж ты сдохнешь?!
Мокрая половая тряпка хлёстко прошлась по лицу, а затем зажала рот и нос. Подоспевший Николай с трудом оттащил разъярённую жену. На шум в комнату заглянула Ниночка. Унижение бабушки вызвало у неё довольную улыбку.
Надя третий день не появлялась у Веры. Остатки воды она допила вчера, а ела в последний раз ещё до гнева дочери. Тогда Коля отнёс Веру в ванну, а пока мыл, Наденька выбросила испачканное бельё и застелила постель полиэтиленовой плёнкой. Таким же прозрачным отрезком укрыла обнажённую мать.
От голода и жажды резало живот, сознание путалось. Вера не решалась позвать дочь, только тихонько скулила в забытьи.
К ночи третьего дня, когда супруги укладывались спать, в наступившей тишине Николай расслышал стоны.
– Надь, ты к матери сегодня заглядывала?
– Нет. Пусть подумает над своим поведением.
– Ты что, не кормила её?!
– А не будет гадить!
Зять выругался и прошлёпал в комнату тёщи. Увидев её, дрожащую в луже мочи, заскрипел зубами:
– Вер Лексевна, да как же… Вы кушать хотите?
Она прошептала растрескавшимися губами:
– Пить.
– Ага, я сейчас, я быстро.
С того дня Коля каждый вечер навещал Веру. Зять стал единственным утешением и спасением. Вернувшись с работы, он первым делом наводил порядок у тёщи, купал и кормил её, смазывал пролежни. В очередной раз отмывая её от нечистот, вспылил:
– Надя, да подстели ты ей тряпочки! На кожу смотреть страшно, почернела, сочится.
– Тряпочки ты потом отстирывать будешь? – парировала Надя.
– Судно вовремя подносить надо, тогда и отстирывать не придётся. Нина, ты ж здоровая девица, неужели трудно бабушку перевернуть и судно подать, пока мы с матерью на работе?
Наденька вступилась за дочь:
– Отстань от ребёнка! Хочешь, чтобы её стошнило? Тут же всё провоняло дерьмом!
Ниночка зажала нос и плаксиво прогнусавила вслед за матерью:
– Пап, я правда не могу, меня вырвет.
Ниночка лгала. Когда родителей не было дома, она заходила в комнату, молча стояла над кроватью, втягивала страдания и улыбалась. От её взгляда делалось жутко. Вера пыталась заговорить с ней, но Ниночка передразнивала невнятную речь и хохотала.
После ужина Коля наведывался к тёще с газетой. Устроившись в кресле, добродушно возвещал:
– Ну-с, Вер Лексевна, почитаем, что в мире творится.
Веру не интересовал мир, она радовалась этому часу политинформации из-за живого голоса рядом. В остальное же время приходилось занимать себя воспоминаниями. Те, в которые хотелось бы погрузиться, были под запретом. А многие другие, кроме детства, отдавали пустотой и горечью. Ещё Вера представляла, что беседует с Аллой или Алексеем и, как когда-то прежде в неотправленных письмах, делится с ними своими страхами. Часто говорили о былом. Алексей при этом чесал затылок и кряхтел с улыбкой: «Да-а, было время…», Аллочка же со смехом отмахивалась: «Ой, вспомнишь тоже, я теперь порядочная замужняя женщина». Порой приходили родители, бабушка и брат Саша, воскресали давно забытые образы и стёртые временем лица: Зинаида, Ольга, Рамиля. Только Павла Вера никогда не звала: ей казалось, что подло подменять погибшим мужем Исгара. Иногда по ночам она так увлекалась беседой, что произносила вслух обрывки фраз и будила Надю. Та вбегала в комнату и кричала:
– Чего ты бормочешь? Самой не спится, так всех поднять надо?
Вера и сама мечтала коротать время во сне, но, как назло, он не шёл к ней. А если и случалось забыться, она оказывалась во власти кошмаров.
Темноволосый малыш бежал по дорожке, выложенной разноцветным гравием. Он размахивал ручонками, будто отталкивался от воздуха. Вера шла следом за ним.
Маленькие ножки свернули на тропку. Вдруг стало тревожно. Вера ускорила шаг.
– Тише, милый, не беги так быстро, ты упадёшь.
– Оставь его. – На плечо легла ладонь. Исгар появился из ниоткуда.
– Но там же обрыв!
– Ничего с ним не случится. Сорвётся – так взлетит.
Мальчик скрылся за деревьями. Вскоре раздался вскрик и перестук падающих камней. Вера поспешила к пропасти.
– Почему он не взлетает?
Исгар молчал. Вера заглянула за край. По дну бурлила река. На острых прибрежных камнях распласталось изломанное детское тельце. Кровь струйками стекала в поток и окрашивала в розовый пену водоворотов.
– Красиво, не правда ли? – Маргаст оказался рядом.
– Ты убил его! – Вера набросилась на него с кулаками.
– Я? Верочка, это ты его убила, не дав родиться.
Жгучие пощёчины выдернули из сна. Над кроватью в ночной сорочке стояла Надя.
– Опять орёшь! Да когда же этому конец настанет!
Следующим вечером дочь вошла в комнату со стаканом воды и горстью таблеток. Вера настороженно поджала губы. Надя усмехнулась:
– Думаешь, отравить хочу? Вот ещё, не хватало сидеть из-за тебя. Пей, это Широков выписал, чтоб спала побольше.
Вера послушно приняла лекарство и стала ждать наступления сна.
Дремоту нарушил скрип паркета под чьими-то шагами. Вера открыла глаза. Перед книжными полками ходила женщина, снимала стоящие там сувениры или фотографии, вертела в руках и ставила обратно.
– Хтофы?
Незнакомка неприятно хихикнула и проскрипела:
– Проснулась, склочная старуха? Кто же тебя моет? – Женщина обернулась. Вера узнала мать Максима. Та продолжала с ухмылкой: – Мой сынок-то, может, и увалень, только не желал мне в собственном дерьме сдохнуть.
– Тебя нет, это сон. – Вера натянула подвижной рукой плёнку на лицо, но гостья не исчезла, продолжала бродить по комнате и переставлять вещи.
Реальность и явь спутались. Пробуждаясь от одних видений, Вера попадала в другие. Однажды она проснулась от звонких молодых голосов. За её столом три женщины пили чай, рассматривали золотую брошку и восхищённо ахали. Одна из них забрала украшение, приколола к платью и сказала с гордостью:
– Да, девочки, он, конечно, немолод и женат, но для меня ничего не жалеет. Подарки, путешествия, продвижение по службе.
В говорившей Вера узнала Валю Пищулову.
– Балует он тебя. С его положением можно позволить. – А это Света Рязанцева, медсестра, убитая Вяземским. – Ой, вот что я вам скажу. Подарки, забота – это всё хорошо, но делить любимого с другой женщиной мучительно. Разве не лучше, чтобы никто не стоял между вами? И хотелось бы свадьбу, кольца, белую фату…
– Я и без фаты согласна. – Оксана Зотова совсем не изменилась: та же бледная кожа и рыбьи глаза под красными веками. – Только не будет у нас ничего этого. Из-за неё вот!
Она показала пальцем в сторону кровати. Вера зажмурилась, притворяясь спящей.
Света пожала плечами.
– В твоей-то смерти несостоявшаяся свекровь и парень-подонок виноваты больше.
– Он не подонок! – Даже сейчас Оксана защищала Максима. – Если бы Верка не учила меня жизни и не игралась им от скуки, то я бы вышла за него. Позже, после института уже. Правда, прожили бы мы вместе недолго, его мать нас бы всё равно развела. Зато ребёнок в браке родился бы, а позже мне бы вдовец с дочкой встретился, и с ним бы хорошо сложилось.
– Согласна, ты невинная жертва, хоть тебя она и неумышленно погубила. Но Валя-то сама ей смерти желала.
– Желала. – Пищулова призналась легко, будто речь шла не о человеческой жизни. – Я же молодая, наивная была. Приехала в чужой город по распределению, а тут сразу Виктор шефство надо мной взял, с квартирой помог, по работе подсказывал и направлял. Все меня любили. Я-то, глупая, думала, что нравлюсь им. А они передо мной прогибались, чтоб Вербицкому угодить. Как только я этой ведьме поперёк дороги встала, она на Виктора надавила, он бросил меня. И тут же я из Валечки и душечки превратилась в подстилку хозяйственника. Тогда-то я смерти виновнице и пожелала, только никогда бы ничего не сделала. А к бабке пошла, потому что невыносимо с этой ненавистью в сердце жить было. Да и не верила я ни в какую порчу. Казалось, что передам ворожее свою злость, деньги приличные заплачу – и освобожусь. Кто бы мне сказал, что те зелья работают! Верка мне даже осознать, раскаяться и исправиться не дала. Могла же отвести, но отомстила. Я недолго после прожила, да и какая это жизнь. Не лучше, чем у неё сейчас.
Валя бросила взгляд на Веру.
– Девочки, она уже не спит! – Взяла со стола дымящуюся чашку, подошла к постели: – Вера, выпей с нами чаю в знак примирения.
Вера выставила руку для защиты. Пищулова растаяла в воздухе, заклубилась вместе с паром, развеялась дымкой по комнате. А когда пелена спала, перед кроватью стоял Вяземский со скальпелем.
– Вера, ты же помнишь о подарке, что я тебе обещал?
Она замахала рукой, чтобы отогнать его.
– Вер Лексевна, тише, опрокинете же на себя горячее! – Вяземский превратился в Николая с миской в руках. – Кушать, говорю, давайте. Я вам супчика из деревенской курочки сварил. Надя, ты не много таблеток ей даёшь? Кажется, она меня не узнаёт.
– Сколько прописали, столько и даю. Побочный эффект у них такой, галлюцинации вызывают.
– Успокойтесь, Вер Лексевна, ничего страшного нет, это таблетки всё. – Коля присел в кресло, поднёс к Вериным губам ложку с супом. Из-за его плеча ухмылялась мать Максима.
Не забывайте ставить " классы " и делать пепосты если то , что вы прочли , пришлось вам по вкусу . Это не только оценка прочитанного , но и Ваша благодарность Нам , за проделанную Нами работу .
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
#паучихаубелки
Следующая публикация
Нет комментариев