Предыдущая публикация
Екатерина Шитова.
Кощеева жена.
#кощееваженаШитоваубелки
Глава 7
— Ну тише, тише, не плачь, мы что-нибудь непременно придумаем!
Настасья гладила Матрену по вздрагивающим плечам, целовала ее в макушку.
Матрена во всем ей призналась. Случилось это спустя неделю после их последней встречи. Настасья просто вошла в ее комнатку без предупреждения, когда та натягивала сорочку на голое тело. Настасья замерла на пороге, увидев округлившийся живот, взглянула на младшую невестку грустным, понимающим взглядом, и Матрене ничего не оставалось, как рассказать ей обо всем. И она рассказала - быстро, сбивчиво, все, как на духу.
Настасья всплеснула руками, заохала, запричитала, делая вид, что даже не догадывалась о Матренином положении. Она выглядела расстроенной, но в глубине души Настасье стало радостно от того, что и Матрене выпали на долю тяжелые испытания. Получается, что ей, Настасье, еще повезло - за все годы она так и не понесла от свекра, хотя тоже этого боялась.
— Что мне делать, Настасья? — всхлипнула Матрена.
Губы ее тряслись, на тёмных ресницах дрожали слезы, капали на щеки и стекали вниз. За несколько минут Матрена выплакала все слезы, которые копила внутри на протяжении нескольких месяцев. Никогда прежде Настасья не видела Матрену такой жалкой, слабой и беспомощной. Это ее тоже почему-то порадовало.
«А нечего было хорохориться! Тоже мне смелая нашлась! Убью да одолею… Еще и меня с толку сбила! Пускай вот сейчас страдает из-за своего упрямства, чай не в сказке живем!»
Так подумала про себя Настасья, но вслух она проговорила следующее:
— Со мной такого не бывало. Я ведь вообще думала, что либо Яков Афанасьич уже стар, либо я пустая! — Настасья помолчала, потом грустно добавила, — значит, все же, во мне дело, а не в нем.
— Тебе повезло. Лучше быть пустой, чем забеременеть от Кощея!
Голос Матрены прозвучал трагично, а глаза ее вновь наполнились слезами. И уже через секунду она снова рыдала, уткнувшись лицом в Настасьино плечо.
— Тише, тише, не плачь. Мы что-нибудь придумаем! Подожди, дай собраться с мыслями!
Но Матрена все плакала и плакала, и слезам ее не было конца…
***
Настасья провела рядом с младшей невесткой полночи. Когда Матрена, наконец, успокоилась и затихла, положив голову на подушку, Настасья осторожно дотронулась рукой до ее теплого, упругого живота. Ребенок внутри беспокойно ворочался и пинался, и Настасья невольно замерла, ощущая под ладонью зарождение новой жизни. Пусть она зародилась не в любви, а в слезах и страданиях, но все же это была жизнь.
—Дитя! В тебе растет дитя! — прошептала она, не сдержав восторженных чувств.
— Это не дитя, — перебила Матрена, — это зло, исчадие ада!
Голос ее был полон злобы и ненависти.
— Не говори так, Матрена! Это ведь грех! — испуганно воскликнула Настасья.
— Вот это грех! — Матрена указала руками на свой живот, — Самое правильное - этот грех выродить и в лес отнести, похоронить его там, чтоб никто не видел.
Настасья ничего не ответила, она смотрела на Матрену большими, напуганными глазами, лицо ее при этом странно вытянулось.
— Избавиться хочешь? — прошептала она.
— Хочу! Давно бы уже избавилась, если бы знала как!
Голос Матрены был холодный и безразличный, Настасья даже поежилась, обхватила себя руками. Что бы она делала, если бы такое приключилось с ней? Смогла бы полюбить нежеланное дитя?
...
Какое-то время девушки сидели молча, а потом Настасья заговорила:
— За нашим пастбищем есть лесок. Знаешь?
— Знаю, — еле слышно ответила Матрена.
Еще б ей не знать! В том лесу она тогда так прокляла свекра, что он четыре года пролежал на кровати! Матрена до сих пор была уверена, что это ее слова тогда возымели такую силу. Жаль только, что последующие проклятия не действовали на Кощея!
— За лесочком тем - Большая гора стоит, — продолжила Настасья, — а под Большой горой избушка стоит.
Она загадочно отвела глаза в сторону.
— Ну, Настасья, будто сказки рассказываешь. И что? — нетерпеливо спросила Матрена.
— А то… Избушка у Большой горы непростая. В ней ведьма Упыриха живет.
Матрене было сейчас не до смеха, но услышав последние слова Настасьи, она прыснула, прижав ладонь к губам, а потом и вовсе рассмеялась в голос.
— Настасья, ты вроде девка взрослая,а в сказочки веришь! Да мы этой старухой Упырихой друг друга в детстве пугали! Всем известно, что померла давно эта самая Упыриха!
— Не померла! Поверь, Матрена, я знаю, о чем говорю!
Матрена внимательно взглянула на старшую сноху.
— Еще скажи, что ты сама к Упырихе ходила да своими глазами ее избушку видела!
Настасья приложила ладони к пылающим щекам, радуясь, что в темноте не видно краски, вмиг покрывшей ее лицо.
— Я сама не ходила… — смущенно проговорила она, — Мамка моя у нее была, от бремени ходила избавляться. Мне тогда десять годков было, я все помню.
Улыбка тут же сошла с лица Матрены. Она нахмурилась.
— И что, избавилась? — хрипло спросила она.
— Избавилась, — ответила Настасья, и тут же мрачно добавила, — потом, правда, спилась.
Лицо Матрены оживилось. Она не обратила внимания на последние слова Настасьи.
— Тогда и я избавлюсь! Если и вправду стоит под горой избушка, как ты говоришь, если и вправду живет в ней старуха-ведьма, то я к ней пойду и от выродка этого избавлюсь!
— И не жалко тебе дитятко? — с тревогой спросила Настасья.
— Ни капли не жалко, — с ненавистью в голосе ответила Матрена, — знала бы ты, как я мечтаю об этом! Ненавижу его!
Настасья покачала головой, вздохнула удрученно.
— Смотри, Матрена, это так просто ни одной женщине с рук не сходит. Погубить собственное дитя… Это ведь самое ужасное, на что женщина может решиться.
— Замолчи, Настасья! — закричала Матрена, размазывая по щекам слезы, — Замолчи и уходи скорее отсюда, пока я тебе в волосы не вцепилась!
Матрена скривилась и рухнула на кровать. Настасья замерла у двери, по ее щекам тоже текли слезы. Ей было жаль Матрену, но и ее нерожденного ребенка она тоже вдруг пожалела.
— Я не могу больше жить с этим чудовищем внутри! — прошептала Матрена и скривилась так, как будто ей было очень больно.
Настасья вздохнула и вышла из комнаты, притворив за собой дверь.
***
Спустя два дня Матрена отправилась к избушке ведьмы Упырихи. Путь туда был дальний и непростой - Матрене пришлось ползти по глубоким сугробам. Но повернуть назад она не могла, она была полна решимости избавиться от ненавистного бремени как можно скорее. И если Упыриха и вправду не выдумка, а реальный человек, Матрена обязательно найдет ее.
Кое-как Матрена доползла до леса и присела отдохнуть на круглый пень, торчащий из-под снега. В лесу сугробов было меньше, но идти было по-прежнему тяжело - то и дело приходилось перелезать через поваленные деревья, перешагивать коряги, обходить глубокие овраги. Зимний лес был тих, сер и неприветлив. Лишь время от времени где-то вдалеке ухала сова, а один раз до Матрены донесся отголосок волчьего воя.
Наконец, спустя несколько часов, Матрена увидела перед собой гору, сплошь покрытую густым ельником. Острые верхушки вековых деревьев тянулись прямо к низким, лохматым, серым тучам, словно стремились проткнуть их насквозь. Матрена отдышалась, огляделась вокруг, держась обеими руками за живот, но никакой избушки поблизости не увидела. Кругом был лишь лес.
— Эй! Упыриха! Ау! — прокричала Матрена.
Ее хриплый крик откликнулся несколько раз эхом со всех сторон и стих. И снова на все вокруг опустилась тишина.
— Ну как же так? Ведь Настасья божилась, что Упыриха жива, что живет она у самого подножья Большой горы… Вот только здесь ничего нет: ни избушки, ни ведьмы.
Матрена ещё раз оглянулась кругом, еще раз покричала в пустоту, походила между деревьями и без сил опустилась на снег. Руки и лицо ее покраснели от холода, ноги онемели, но девушка даже не пыталась их согреть.
— Раз так, останусь здесь. Лучше замерзнуть насмерть, чем пережить тот позор, что меня ждёт! — тихо проговорила Матрена.
Она легла на снег и сложила руки на груди. Черные косы разметались длинными змеями по белому снегу. Холод тут же окутал Матрену, проник внутрь. Дрожа всем телом, Матрена последний раз взглянула на серое небо и прошептала.
— Прости меня, Тиша, любимый мой! Прости и прощай. Так уж вышло, что не увидимся мы с тобой больше, не построим дом и не родим детей, как задумывали. Злобный Кощей загубил не только меня, он загубил нас обоих, наше счастье, всю нашу жизнь... Прости меня, любимый мой! Прости и прощай…
Какое-то время Матрена лежала на снегу неподвижно, с закрытыми глазами, точно мертвая. А потом в небе над ней закружили белые птицы. Они рвали мощными крыльями облака, пронзали их острыми клювами. Птицы кричали громко и тревожно, будто оповещали о чем-то с высоты своего полета. Их становилось все больше, и вскоре все небо заполнили их белые крылья. Они опускались ниже и ниже, и вот уже Матрена ощутила ветер от взмахов их мощных крыл. Она зажмурилась, и вдруг все вокруг стихло, птицы куда-то исчезли, словно испарились в воздухе…
Матрена открыла глаза и удивленно заморгала - это не птицы касались крыльями ее лица, это с неба падали крупные хлопья снега. Снежная кутерьма на несколько минут заволокла все вокруг белой пеленой, а когда снег кончился, Матрена увидела, что прямо перед ней стоит низкая, покосившаяся от времени, избушка. Бревна ее почернели от старости, наличник на единственном окошке облупился, а крыльцо давно прогнило. Но из трубы шел дым, а к крыльцу от леса вела натоптанная по снегу тропка - это значит, в избушке кто-то жил.
— Что за чертовщина? Не могла же я ее не заметить! Откуда же эта изба тут взялась? Не выросла же она тут из-под земли, точно гриб после дождя! — прошептала Матрена, округлив глаза от удивления.
Она поднялась на ноги и отряхнула с одежды снег. Дойдя до избушки, она поднялась по ступенькам крыльца и постучала в дверь. Ей долго никто не открывал, но когда она подняла руку, чтобы постучать снова, внутри лязгнул железный засов, и дверь медленно отворилась. На пороге стояла худая сгорбленная старуха в черных одеждах. Ее маленькие, темные глазки так и буравили Матрену насквозь.
— Ведьма Упыриха? — растерянно спросила Матрена.
— Чего встала между дверьми? Не лето! Все тепло сейчас выйдет! А ну, заходи внутрь, да поскорее! — строго сказала старуха.
Матрена пригнула голову и вошла в избушку. Внутри было совсем мало места, убранство было скудным и убогим. Но здесь вкусно пахло дымом, к тому же было тепло, а на печи в большой чугунной сковороде что-то громко и аппетитно шкворчало. Матрена поднесла озябшие руки к печи, наблюдая за старухой. Казалось, та совсем не замечала ее. Неловко кашлянув, Матрена заговорила:
— Бабушка, если ты и есть ведьма Упыриха, то я к тебе. Мне помощь твоя нужна.
Старуха обернулась и взглянула на свою гостью. Ее хмурое, морщинистое лицо наполнилось презрением. Она осмотрела Матрену с ног до головы и остановила взгляд на ее беременном животе.
— Ну-ну, — недовольно фыркнула она, — от грешков своих, поди, пришла избавляться? С бременем, поди, замуж не берут?
Матрена покраснела, сгорая от стыда, опустила голову.
— Ой, неуж совесть мучает?
Голос старухи был скрипучий, неприятный, взгляд колол, будто острые иголки.
— Замужем я, — тихо проговорила Матрена.
Старуха скривила губы и захохотала. Смех ее был больше похож на хриплый кашель.
— Значит, бремя твое нагулянное? Обманула муженька, а теперь скрыть свой обман хочешь?
Старуха снова засмеялась, и тут у Матрены в груди что-то вспыхнуло, загорелось. Она вскинула голову и взглянула ведьме прямо в глаза. Два темных, сверкающих взгляда пересеклись и замерли.
— Зачем обвиняешь, коли ничего про меня не знаешь? Нет на мне греха! Нет! Это все свекр, Кощей проклятый! Специально мужа моего далеко от дома на работы отправил, а сам снасильничал меня!
Матрена выкрикнула это, и старуха тут же изменилась в лице.
— Снохач?
Старуха брезгливо выплюнула это слово. и Матрена кивнула, вытерла ладонями слезы.
— Да. Свекр мой снохачом оказался. Проходу мне дает, еще и в любви клянется, окаянный!
Услышав это, ведьма вдруг подскочила к Матрене, вцепилась в ее руку и сжала крепко тонкое запястье. Взгляд ее стал яростным.
— А ты будто такая беззащитная? Будто и отпор дать не смогла?
— Смогла! — закричала Матрена, не сдержав негодования, — Да я… Я… Я же его своими руками убила, мертвого в лесной овраг скинула! Только он, видать, не помер, потому что назад домой вернулся, как ни в чем не бывало. Я его и второй раз убить хотела, да не вышло ничего…
Старуха отпустила руку Матрены и замолчала, задумалась.
— Как звать твоего свекра?
— Яков Афанасьич, — с ненавистью в голосе проговорила Матрена.
Старуха помолчала, задумавшись, а потом тяжело вздохнула. Подойдя к плите, она плеснула из чайника в почерневшую от времени чашку коричневой жижи. Протянув чашку Матрене, она строго сказала:
— На, выпей. Этот отвар сил тебе прибавит. Нужна тебе сейчас силушка, совсем ты ослабла, как погляжу.
Матрена, с трудом преодолев ощущение брезгливости, отхлебнула из чашки. Жижа была горячая, густая и терпкая на вкус. Матрена поморщилась, но, сделав второй глоток, ощутила небывалую легкость во всем теле. Ее будто изнутри всю наполнили теплом и жизненной силой.
— Ты мне поможешь? — спросила она, заглядывая в лицо старой ведьме, — Ты поможешь мне избавиться от ребенка?
Упыриха помешала то, что до сих пор жарилось на большой сковороде и задумчиво произнесла:
— Я-то могу тебе помочь, вот только сможешь ли ты такое сотворить?
Матрена насупилась, сжала кулаки.
— Я его ненавижу. Ненавижу это чудовище, которое сидит внутри меня. Была б моя воля, я бы собственными руками его из себя достала!
Старуха переставила шкворчащую сковородку с печи на стол, вытерла руки о подол платья и указала корявым пальцем на лавку за печкой.
— Ложись! — сухо сказала она.
Матрена послушно встала, скинула с себя тулуп и шаль и легла на лавку.
— Ты прямо сейчас меня от него освободишь? — взволнованно спросила она.
Упыриха покачала головой, молча задрала подол Матрениного платья и оголила ее живот. Достав из кармана сухие травы, она поплевала на них и начала отрывать соцветия, шепча заклинания и держа сухие цветки в зажатом кулаке. Потом старуха разложила цветки по Матрениному животу и тихо сказала:
— Сначала я покажу тебе его. Ты должна увидеть того, кого ты задумала убить. Чтоб все было справедливо.
Она взяла Матрену за руку, но та испуганно дернулась.
— Чего испугалась? — спросила старуха, — Ты же сама говоришь, что носишь под сердцем чудовище! Так взгляни же на него!
Матрена кивнула и протянула Упырихе руку. Старуха поводила по ее ладони своим кривым, шершавым пальцем, пошептала заклинания, закатив глаза, плюнула в центр ладони, а потом приложила мокрую ладонь к животу. Матрена почувствовала, как ее веки налились тяжестью. Глаза закрылись, и она тут же полетела со страшной скоростью куда-то вниз, в бесконечную черную пропасть…
А потом Матрена резко открыла глаза и увидела перед собой ребенка - младенца, свернувшегося калачиком в теплой утробе, привязанного к телу матери толстой пуповиной. Он был настоящий, живой, голова его была покрыта светлыми волосками, ручки и ножки попеременно шевелились, он то сосал кулак, то хватался маленькими пальчиками за пуповину, будто боялся, что его связь с матерью вдруг разорвут, нарушат.
Младенец был нерожденный, не созревший, слабый, хрупкий. Но он был живой и совсем не похожий на чудовище. Матрена смотрела на него и не могла насмотреться. Сердце ее билось в груди с неистовой силой, дыхание сбивалось и прерывалось от непрошенных, внезапных чувств. Она видела, как цепляется за пуповину это нерожденное дитя, пуповина была его жизненной нитью. Ей вдруг захотелось любить его, защищать от всего плохого. Матрене страстно захотелось стать его матерью…
***
Когда она очнулась от забытья, глаза ее были мокрыми от слез. Ведьма сидела рядом, она выглядела усталой и измученной. Матрена закрыла лицо руками и прошептала:
— Зачем ты показала мне его? Зачем ты это сделала?
— Ты должна была увидеть своё дитя прежде, чем окончательно решишься избавиться от него, — ответила старуха.
Матрена вскочила с лавки и принялась бегать туда-сюда по тесной избушке, вцепившись пальцами в волосы.
— Я просила помочь мне! Просто помочь мне избавиться от нежеланного ребенка! От этого маленького пиявца, что сидит внутри меня и тянет все соки! Зачем ты мне его показала? Зачем ты все это мне показала?
Лицо Матрены покраснело, голос то и дело срывался на визг. Ей было очень больно, казалось, что все ее внутренности рвут на части. Она ненавидела ребенка, которого носила внутри вот уже несколько месяцев, но еще больше в эту минуту она ненавидела себя за ту слабость, которая проявилась в ее душе в тот момент, когда она увидела крохотные ручки и ножки живого человека, который может появиться на свет, если только она пожалеет его.
— Зачем? Зачем? — повторяла она, всхлипывая.
— А затем, — наконец, ответила Упыриха, — что это не пиявец, не чудовище, не зло. Это просто безвинное дитя.
— Безвинное? — задохнувшись от возмущения, прохрипела Матрена.
— Безвинное, — подтвердила старуха.
Она помолчала, наблюдая за тем, как Матрена без сил рухнула на лавку и обхватила голову руками. А потом тихо заговорила:
— Я стара, мне уже сложно пользоваться своими силами, они пожирают меня изнутри. Но ради тебя я позабыла о своей немощи. Мне хотелось, чтобы ты увидела это. Как бы не были грешны родители, дети рождаются на свет без их грехов. Они приходят в этот мир чистыми, полными любви. Так скажи же, готова ли ты уничтожить эту любовь?
Матрена подняла голову, взгляд ее был полон злобы и решимости.
— Да! — упрямо ответила она, — Я готова. И это мой окончательный ответ.
Старуха сжала губы, кивнула, потом, держась за спину, подошла к печи и сорвала с нее насколько пучков трав. Склонившись над маленькими, аккуратными веничками, ведьма начала шептать на них свои заклятья, любовно поглаживая кончики трав. Потом она взяла ступку, растолкла в ней травы, щедро плеснула к ним дурно пахнущего черного масла и полученную травяную смесь переложила в чашку. Протянув чашку Матрене, старуха проговорила:
— Ложись на лавку и намазывай этой мазью живот. Да изо всех сил втирай! Жечь будет сильно, терпи. Как натрешься, ляг и жди, мазь сквозь кожу внутрь проникнуть должна. Да не только живот, еще промеж ног намажь, тогда уж точно ребенок мёртвым из тебя выйдет…
— Я его буду рожать? — удивленно спросила Матрена.
Упыриха зло взглянула на нее.
— Конечно! А ты как думала? Что он внутри тебя возьмет да и рассосется?
Матрена легла на лавку, стыдливо задрала платье и уже приготовилась мазать горько пахнущей мазью живот, как вдруг увидела, что Упыриха, накинув на себя тулуп, выходит из избушки. Сердце у Матрены ушло в пятки.
— А ты? Ты разве мне не поможешь? — испуганным голосом окликнула она старуху, — Как же я одна-то?
Упыриха остановилась в проеме, запуская внутрь через открытую дверь клубы морозного воздуха.
— Даже пальцем не пошевелю, чтоб помочь, — ответила она, — раз ты расхрабрилась живое дитя погубить, то и черную работу сама выполнишь. Как выйдет мертвое дитя из тебя, ты его возьми и в печь брось. Справишься!
Старуха ушла, и Матрена осталась одна. Сжав зубы, она запустила руку в чашку, зачерпнула немного мази и яростно размазала ее по животу. Кожу тут же зажгло огнем. Ребенок тревожно стал толкаться в ее чреве, и от этого Матрене стало не по себе. Но она, сжав зубы, снова и снова намазывала живот, втирала в кожу черное, едкое месиво.
В избушке было тихо, лишь в печи потрескивали дрова. Этот звук вдруг привлек внимание Матрены. Она повернула голову, взглянула на печь. То ли от волнения, то ли от того, что отвар, которым напоила ее ведьма, имел какое-то странное действие, Матрене вдруг померещилось, что у печи стоит женщина. Вокруг головы ее была красиво уложена длинная черная коса. Женщина повернулась к ней, и Матрена открыла рот от изумления - у печи стояла она сама, и на руках она держала сверток с младенцем.
Личико малыша было красным и сморщенным, как будто он совсем недавно родился. Молодая мать качала его на руках и беззвучно пела, и лицо ее при этом светилось от любви и нежности. Она смотрела на ребенка, целовала его в открытый лобик. Она любила его всей душой. Но… Это был лишь мираж, призрачное видение. Настоящая Матрена потрясла головой, чтобы прогнать видение, она была полна решимости. Лежа на лавке, она со злой яростью втирала черную мазь в живот, чтобы погубить свое нерожденное дитя…
***
Упыриха вернулась в избушку затемно. Внутри было темно и тихо. Печка давно протопилась, но все еще отдавала тепло. Поставив заснеженные валенки к печи, Упыриха бросила на пол тулуп, подышала на озябшие руки и только после этого зажгла лучину.
— Эй, девка! — позвала ведьма скрипучим голосом.
Матрена лежала на лавке и не шевелилась.
—Эй! Ты живая? Чего помалкиваешь? Помереть-то, вроде как, не должна была!
Матрена на зов не откликнулась. Старуха подошла к ней, склонилась к ее лицу, чтобы проверить дыхание и положила морщинистую ладонь на живот. Чашка с заговоренной мазью была пуста, лишь на дне виднелись черные разводы. Упыриха прижала руки ко рту и протяжно выдохнула:
— Ох, ох, ох…
Из темных, полных ночных теней, глаз старой ведьмы, выкатились две крупные, прозрачные слезы. Они покатились по морщинистым щекам и капнули на черную, изношенную до дыр, ткань ее длинного платья.
— Ох, ох, ох… — повторила она.
Отойдя от лавки, старуха села на табурет и стала сидеть так, неотрывно глядя на бледное лицо Матрены.
Продолжение следует
https://dzen.ru/id/5f4b6f0d167e6924a6018376
Следующая публикация
Комментарии 3