Тетя Рая встретила её приветливо. Поджидали всей семьёй. Только Анна открыла калитку, окинула взглядом дом тётки, его широкий фасад, побелённый по казачьи в две весёлые краски и палисадник с цветами, огороженный штакетником, как к ней навстречу выбежала шестилетняя внучка тети Раи – Ксюша.
– Идёмте, идёмте. А я в первый класс иду, в школу. А бабушка сказала, что Вы – учительница.
Дом тети Раи был наполнен. Анна не успевала отвечать на вопросы. Тут жила Мария Терентьевна, свекровь Раи, она была глуховата, и все привыкли говорить громко.
– Ох! Анечка, Анечка! А детки-то твои хде? – спрашивала Мария Терентьевна.
– А Вы будете меня учить? – приставала Ксюшка.
– Здорово, Анна! А ты на чем? Речные-то ходют? – выспрашивал дядя Коля, муж Раисы.
– Ань, ты суп рыбный будешь, – уточняла двоюродная Лена.
– Да отстаньте вы от девчонки! – командовала тетка, – Зайти не успела, а они... Иди, Ань, иди. Умойсь ...
В этом небольшом доме каким-то чудом помещались семь человек. Шум и гам стояли ещё долго. Все рассказывали о жизни здесь, на хуторе и в соседних сёлах.
– Прошли те времена, когда лыжи в город навостряли, теперь все к нам едут, – громогласно констатировал дядя Коля.
Анна понимала – он не о ней, но если и о ней, то без злого умысла. Мария Терентьевна вспоминала прошлое и делать могла это бесконечно. Раиса ее остановила, проводила в постель.
И когда остались уж они втроём – Рая, ее дочка Лена и Анна, заговорили о планах Ани.
– Ох, Аня. И позвала б я тебя к нам, да сама видишь, – тетка Рая развела руками, – Так материнский дом жалею, так жалею... Ночами не сплю. Все думаю – зачем продали?
– Тёть Рай, а я все спросить хотела, а мама ... Мама в этой продаже не участвовала?
– Да как же! Разве не говорила она тебе?
– Нет, никогда...
– Вот те и на! Я думала, знаешь ты. Тогда ведь бабка Галя с дедом сильно на нее обиделись. Особенно дед.
– Обиделись?
– Да... , – Рая махнула рукой, глаза ее немного бегали, было ощущение, что она что-то скрывает, – Да, обиделись за развод с отцом твоим. Вот и переписали на меня дом, но я сразу сказала – с Наташкой поделюсь, коль продавать буду, хошь что мне ховори. Но ведь и не собиралась продавать-то. Это мать твоя Наташка и настояла. Приехала, в нохах валялась тут – деньхи ей нужны были очень, а на что, так и не сказала. Продали...Эх, такой дом! А потом инфляция эта, пропади она! Еле успели мы Сеньке квартиру в хороде малюсенькую взять – в кооператив вступили.
– А мама?
– А мама – не знаю. Деньхи тогда забрала, благодарила, плакала. Нужны ей были эти деньхи, Ань, очень нужны. Это я тебе точно ховорю уж. Поверь. Видно ж было, как рада. Ох! Ох! Тебе б сейчас этот дом, али нам вон с Ленкой... Да уж не ухватишь...
– Ань, а как Грибановы-то отреагировали? – интересовалась Лена.
– Так ведь я только Катю и видела. Ясно как – кому ж понравится?
– Катя-то ладно. Там мать ее скандальная – Ирина. Ох, скандальная баба, – качала головой Елена.
– Да-а. Что есть то есть, – поддакивала тетя Рая, – Набирайся терпения, Аня. Она не из тех, хто вот так просто успокоится. Выживать начнет всеми методами. Противная бабенка. Познакомишься ещё....
Знакомство состоялось уже на следующее утро.
– Тетя Аня, там тебя зовут, – Ксюшка махала ей ручкой, звала во двор.
– Явилась! – констатировала тетя Рая, придержав штору, выглядывая в окно, – Аня, не поддавайся, а чуть что – зови. Хрудью встану, – и тетя Рая продемонстрировала свое нехилое оружие.
Аня улыбнулась, но все равно вышла в волнении. Возле калитки стояла плотная коренастая немолодая женщина в темной юбке и цветастой блузке. Она двигалась в перевалочку. Губы ее были плотно сжаты.
Анна подошла.
– Здравствуйте!
Но вместо ответа, услышала:
– Пойдем-ка..., – в перевалочку женщина вышла за калитку, держа в руках кожаную старую сумку.
Вероятно, она хотела, чтоб их разговор не слышали. Аня, конечно, уже догадалась – перед ней мать Екатерины. Но женщина представилась:
– Я Ирина Ивановна, мать Кати. Вторая жена твово отца, получается.
– Очень приятно. Анна, – ответила Анна, хотя уж по сжатым губам женщины понимала, приятного будет мало.
– Ну, вот что! Дочь в обиду не дам. Беременная она. Дом мы содержали, коммуналку платили, ремонты делали не абы какие, крышу меняли, двор блюли... Ты ни копейки за все эти ходы не дала. В суд пойдем. Али выплачивай нам половину затрат, али в доме тебя не будет. Вот, мы посчитали, – она протянула Ане мятую бумажку.
Анна глянула – почти четыреста тысяч рублей. Сдержалась, чтоб не ахнуть.
– Но ведь в доме и жили вы. Я не жила. И вы не обращались...
– Это значения не имеет, ты – тоже собственник. А мы законы знаем. В общем, деньхи заплатишь, тохда заезжай, а так...
– Ирина Ивановна, – Анна, наконец, взяла себя в руки,– Я заеду в дом в начале августа с детьми, как и говорила Катерине. А подавать в суд – ваше право. Если нужно, будем делить дом по суду. Но я, конечно, не собиралась...
– Это наш дом! Он бы завалился уже, если б не мы, понимаешь ты это! – Ирина уже пошла в наступление.
– Я вам очень благодарна. Но....
– Блаходарна она! Засунь свою блаходарность себе знаешь куда?
Анна поняла, что нормальный разговор с этой женщиной невозможен.
– На "Вы", пожалуйста! – жестко произнесла она, – Называйте впредь меня на "Вы". Наш разговор окончен. А Вашей дочери предстоит освободить половину комнат и потесниться. Лишь половина дома принадлежит ей! Половина – моя, – Анна развернулась и пошла к калитке.
Ирина кричала ей в спину:
– Да хто ты такая! Тебя отец и в хлаза не знал, видеть не хотел, и мать твою терпеть не мох. Какое ты имеешь отношение к этому дому... Знаешь ли, что бабка сомневалась – дочка ль ты яму...
Она кричала что-то ещё, приплетая родственные связи, но Анна уже не слушала. Зашла в дом и упала на табурет. Тетка Рая налила воды.
– Да! Видать, не умеешь ты с такими людьми разговаривать, бледная вон.
Аня протянула смятую бумажку, которую так и держала в руке.
– Охо! Шикарно жить хотят. А крышу заплатами чинили. Нашла о чем переживать, вот мы..., – она взяла спичку и подожгла бумажку, сунула в пепельницу зятя, немного обожглась, подула на пальцы, – И тут жжет, скотина. Не бери в холову, Ань, просто этих людей можно победить лишь так же жёстко. Иначе не получится.
– Очень не хочу таких скандалов при детях. Я их от отца- алкоголика увожу, чтоб стресса лишить, а если и тут такое...
– А ты Андрюхе жалуйся, участковому и по совместительству брату твоему. Он эту семейку знает, хоть и спасал Катюху не раз – сестра все же.
– Спасал? От чего же?
– От учёта. Она подростком дралась сильно. Девочку избила. Если б не Андрей тогда...
– Дралась? А сейчас и не скажешь, хозяйственная такая.
– Так это когда было-то. А сейчас и вовсе – беременная, да и муж у нее неплохой парень – Серёжка. Я его хорошо знаю, он с нашим Сенькой в одной брихаде работал. А телефон Андрея запиши, надо познакомиться вам. Он служил раньше, но лет семь уж у нас участковым...
– Ох, теть Рай, запишу. Мне ж в дом как-то попасть будет надо. Пустят ли? – Анна улыбалась, но после визита матери Катерины, и правда, появились сомнения, – Но знакомиться потом буду. Что-то слишком много всего навалилось за одну поездку. А мне ж ещё и в школу надо заехать ... Ждите уж нас с детьми в августе.
***
В отпуске время летело. Мужу о разводе Анна сказала сама, потому что извещение он так и не увидел. Но в назначенное время в суд муж не явился. Анна знала почему, но оглашать это судье не стала – было стыдно.
Следующее извещение отдали ему, по просьбе Анны, лично в руки. Но когда Анна ему напомнила, он ответил совсем не в тему:
– Мне деньги нужны...
Сидел он за кухонным столом, пил кофе.
– Ну, – протянула Анна с замирающим сердцем, – Чтоб деньги были, надо работать. А ты лишь пьешь... Пьешь и берешь кредиты...
– Найди мне двести тыщ, и я квартиру на тебя перепишу...
Эта беспомощность мужа, сваливание на нее проблем, так бесили, что Анна села напротив и почему-то зашептала, хоть детей дома и не было. Но зашептала жёстко, с хрипотцой в голосе. Зашептала, потому что не было сил больше кричать, не было сил больше травить свое сердце.
– А ты считаешь, для меня это – как пальцами щёлкнуть? Я же весной твои долги отдавала, а ты пил и пил... А куда, интересно, ты денешься, если квартиру на меня перепишешь? А? У тебя что, есть запасной вариант? Да нет...ты будешь тут же... Так же валяться, ходить под себя, пить и бушевать, и на это будут смотреть дети. На это-то ты и рассчитываешь. Поэтому ответ мой – нет. Мы разводимся, и я с детьми уезжаю.
Муж удивлённо поднял глаза
– И куда это?
– Мне работу предложили с жильем, – Анна предусмотрительно решила никому не докладывать о своем дальнейшем местопребывании. Тем более ему – мужу. Она врала, – Мы уезжаем очень далеко, на север.
На следующий процесс муж тоже не явился. Их развели. Анна рассказала судье всё, как есть. Она устала держать всё в себе, устала стыдиться. Судья поняла. Только женщины могут быть лучшими судьями женщин.
И все-таки жалость к мужу осталась, она глодала сердце, не давала спать ночами, но Анна не сдалась. И помог ей в этом, как ни странно, Костя, сын. Ещё совсем недавно решала она его подростковые проблемы, лет с двенадцати он вдруг начал бунтовать в школе и дома. Не мудрено, когда дома у подростка такое ...
Она рассказала сыну о разводе и своих планах, предупредила, что жить придется с чужими людьми. Нужно было сына подготовить, все-таки он уже взрослый.
– Нелегко придется, Кость... Но я чего только не передумала...
– Мам, я так рад, что ты с ним развелась. Наконец-то! – и глянул так, как смотрит человек, дождавшийся спасения.
***
Сумок было семь. Семь, не считая женской наплечной Аниной сумки, которая тоже тянула плечо – в ней были ценные вещи и документы.
У детей – по большому рюкзаку. Нужно было взять некоторые школьные принадлежности и любимые их вещи. А ещё два чемодана и три дорожные сумки. Так не хотелось брать объемные Лидины мягкие игрушки, но Лида плакала, прижимала к себе любимого щенка, и игрушки тоже запихали в большую дорожную сумку – и так-то тяжело привыкать девчонке будет, а ещё и игрушек лишить...
Пару смены постельного, полотенца, покрывало теплое и тонкое одеяльце – вот и ещё сумка. Взяла Анна и некоторые кухонные принадлежности. Меньше всего личных вещей взяла Анна себе. Только самое необходимое: для дома и работы. Решила, что ещё вернётся за вещами сюда – за зимними своими вещами. А вот несколько книг, не удержалась, взяла. На остальные смотрела с тоской – ее книги оставались тут. Детям нужно было увезти одежды побольше. Нужно экономить – столь многое нужно было приобрести по хозяйству.
Она смогла продать пылесос, хорошие настольные часы, фен, микроволновку, и даже дорогие духи – подарок родителей учеников. По дешевке продала старый компьютер. А ещё отнесла в ломбард золотую цепочку, обручальное кольцо и серьги. Билеты на автобус Анна взяла заранее, багаж оплатила, но не думала, что багажа будет столь много.
Когда собрали сумки, засомневалась – зря не попросила о помощи кого-нибудь, имеющего авто. Она, конечно, могла обратиться к родителям учеников или к коллегам, но что-то мешало. Неужели так боится она общественного мнения? Боится того, что скажут – бежала, мол, Анна Алексеевна на хутор, а там-то ей и не больно рады ...
И зачем ей теперь это мнение?
Но... Решила так – до автостанции Ростова – на такси, дальше – в автобус перетащат уж сумки как-нибудь. Костя – почти мужчина. После автобуса до парома не слишком далеко – перебежками. А вот после парома – до дома, нужно опять брать такси или машину.
– Мам, не переживай ты так! Дотащим! – Костя успокаивал.
Он тоже волновался, тоже оставлял в Ростове друзей, школу. Но видя, как тяжко сейчас матери, держался стойко. Анна тоже старательно притворялась уверенной и деловой. И только Лида воспринимала этот переезд, как приключение. Ей было просто всё интересно.
– А кроватка у меня там большая будет? А почему там балкона нет? Мама, а мы приедем ещё сюда, я с Дашей не попрощалась ...
На ее вопросы отвечали с деланным оптимизмом.
Уезжали утром, муж был дома. Спал, с вечера хорошо приняв на грудь. В последнее время спал он в гараже, недалеко от дома, а являлся под утро. Когда уж почти все вещи вытащили в прихожую, муж проснулся, посмотрел на сумки и отправился на кухню курить.
Анна и Костя стаскивали сумки, Лидочка стояла возле вещей на улице. Муж, посмотрев на эту суету из окна, опять лег в постель. Когда все было вынесено, Анна в последний раз окинула взглядом квартиру, сердце щемило – здесь она прожила пятнадцать лет, оставалось так много родного. Положила ключ мужа на тумбочку в прихожей, подумала – прощаться ли... Но муж лежал, отвернувшись. Анна молча вышла, заперла за собою дверь. Ключ щёлкнул – и казалось, что этот щелчок отрезал прошлое.
На душе было скверно, глаза наполнились слезами, она спускалась. Но внизу ждали дети, нужно было держаться. Красные глаза матери Костя заметил. Лишь глянул, ничего не сказал.
В такси еле "засунулись". Таксист ворчал, хоть и предупреждала Анна о большом количестве багажа, но машину дали не слишком объемную. Одну большую сумку поставили между детьми на заднее сиденье, рюкзаки – им под ноги. И когда Лида вздумала возмущаться, Костя на нее цыкнул. Глаза Лидочки налились слезами, так и ехала – сопела носом.
А Анне сейчас – хоть самой плачь. За окнами пролетал Ростов-на-Дону. Пролетали старые купеческие особняки с лепниной, и строгие современные дома, Большая Садовая, такая знакомая с самого детства. Тут, через дворы, срезала она дорогу в школу, там живёт подружка детства, с этой остановки ходит троллейбус в институт...
Почему она уезжает? Кто, если не она, имеет право жить здесь? Она родилась в этом городе, окончила школу, институт, вышла замуж... Вся жизнь прошла здесь... И вот, выясняется, что нет ей здесь места. Как будто возвращает ее назад, на родину ее матери и отца, чья-то сильная рука.
– Куда едете? – водитель отвлёк от тоскливых дум.
– Переезжаем...
– К родне хоть?
– К родне, да...
– Ну, когда к родне, это всегда хорошо, – философствовал таксист, а Анна кивала...
Оказался он мужчиной понимающим, хоть и ворчал поначалу, – у автовокзала подхватил две самые тяжёлые сумки и донес их до стоянки автобусов. Анна была благодарна. Хоть в чем-то повезло...
Они приехали чуть заранее – Анна боялась Ростовских пробок, перестраховалась, пришлось ждать почти час. Лида канючила покупки в местных лотках, Костя терпеливо ждал, и даже от мороженого отказался. На лице сына – волнение.
Половина всего багажа пассажиров автобуса – было их багажом. В дороге дети дремали. Лида так вообще спала беспробудным сном на коленях матери.
И хорошо, – думала Анна, – легче дорога. Мысли о Ростове остались позади, и теперь она думала о встрече с родственниками. Катерине она позвонила, как только взяла билеты – попросила быть дома или решить проблему с ключом. Анна старалась говорить искренне, просто и любезно, Катерина разговаривала слишком сдержанно – "да" - "нет".
Но самое пугающее было то, что сегодня телефон Катерины был выключен, сколько Анна ни набирала. Меньше всего хотелось пугать детей, поэтому Анна молчала, надеялась на лучшее и на тетю Раю в случае форс-мажора. Уж она-то их на улице не оставит. Вот только с сумками туда-сюда тягаться уж очень не хотелось.
Когда доехали, когда вытащили сумки из багажного отсека, посмотрели в сторону пристани – переглянулись. Дистанция была приличная, народ разбрелся быстро, они остались одни.
– Итак, – весело произнесла Анна, – Начинаем марш-бросок с отяжелением! Кто дальше унесет сумки! Лида, ты – судья.
Было жарко, приходилось делать ходки. Марш бросок вскоре утерял свою игривость, но тем не менее, мокрые и усталые, они все же дотащили сумки до пристани и уселись на них в тени раскидистой ивы ждать паром.
Косте долго не сиделось, он пошел к реке, с ним побежала и Лида. На тихую гладь реки легли тени ив, а на том берегу в безмолвии замерла лесная чаща. Река дышала прохладой.
– Мам, там купаются. Здорово... Далеко от хутора этого до Дона-то?
– Там приток есть. Мы бегали, купались, когда я в гости приезжала, Кость. Рядом там. И на Дон гоняли. Когда с друзьями, так и дорога длинной не кажется. Друзья – не сумки, – посмотрела Анна на свой скарб.
– Ну да. Мне б ещё удочку...
– Со временем приобретем. Со временем все приобретем. Нам бы только устроиться.
– Ты волнуешься, да?
– Есть чуток...
– Не очень нас там ждут, по-ходу? – Костя не знал, но догадывался.
– Ну..., понимаешь ведь – тесним.
Паром – просто аттракцион. Дети наслаждались. А Анна бегала, опрашивала водителей – на пароме было несколько легковых автомобилей, может кто-то до Калининской? Но многие были с пассажирами, другие, увидев багаж, утверждали, что в его машину сумки не войдут, третьи – ехали в другую сторону. Ей дали телефон местного таксиста.
Сошли с парома. Телефон такси не отвечал. Анна начала нервничать, позвонила тете Рае, та обещала помочь. Но ждать пришлось целый час, берег тут был слишком крутой, и дети гуляли на мостках, опускали в воду ноги.
Лида уже вся перепачкалась. И Анне сейчас очень захотелось домой, в свою квартиру, в свою ванную... Вот бы... Но потом она вспомнила опустошенное фиолетовое лицо мужа, и желание вернуться ослабело. Первое, что нужно сделать, когда приедут – так это принять душ.
Интересно, что решили Катерина с мужем и с матерью (как без нее)? Оставили им две маленькие комнатки или проходной зал и одну из комнат? Анна подумала, что на месте Катерины отдала бы проходной зал – не очень приятно, когда мимо тебя постоянно ходят. Но сейчас она была готова к любому решению сестрицы.
Во всех комнатах бабушкиного дома были спальные места – кровати, диваны. В двух и диван, и кровать. Так же осталось и у Катерины. Поэтому Анна не переживала, готова была спать, хоть где. Понимала – мебель ей не принадлежит, и со временем, нужно приобрести свою. Но даже сейчас, продав кое-что домашнее, и получив расчет в школе, она уж могла себе позволить, к примеру, диван. Правда, важнее был холодильник.
– Костя, смотри за Лидой! – дочка увлеклась, могла и нырнуть с мостков.
Наконец, прибыла газелька, которую им организовала тетя Рая. Молодой парень – водитель, сказал, что отца дома не было, и поехал за ними он. Признался, что прав у него нет, но уверял, что водит с пятнадцати лет. Анна засомневалась, но видя, что парень уверен, махнула рукой... Уж очень устала она ждать, и езды было совсем чуть. По дороге молоденький водитель увлеченно беседовал с Костей, показывал ему лучшие места для купания.
Анна была рада, что Костя уже ищет себе здесь интересы. Но сейчас все думы были об одном – почему не отвечает Катя? Ведь она знает, что сегодня – день их приезда.
Приехали, разгрузились. Калитка прикрыта на вертушку. Анна просунула руку, открыла, и они поочередно занесли сумки. Парнишка помахал им рукой, завел машину, уехал. Не услышать, что к дому подъехали, что выгружаются, было невозможно, но из дома никто не вышел. Анна постучала, потом дернула дверь – закрыто.
– Кость, давай вон сумки под навес перетянем, посидите пока....
– Мама, это наш дом? – Лида глазела по сторонам, – А это наши уточки будут?
Анна опять набирала номер Катерины, ответил Лиде брат.
– Нет, не наши. Тут не только мы жить будем. Видишь, тут ещё люди живут,– он махнул на белье, висевшее на верёвке.
Телефон Кати был отключен, Анна набрала тетю Раю, и та велела сходить через дом – там жила подруга Катерины, могла знать телефоны мужа Кати и Ирины – матери. Анна оставила детей, направилась туда.
Встретила ее там старушечка – Божий одуванчик.
– Томка, подь-ка сюды, – закричала она в дом, – Подь! Приехала Катькина-то сестра, о которой вы тут хутарили, давай ключ-то...
Видимо, бабуля сболтнула лишнее – Тома стрельнула на нее острыми глазами.
– Здравствуйте! Вы Анна что ли? А Катя уехала по делам.
– Да? Жаль. Она оставила Вам ключ от дома?
– У меня всегда есть ключ от ее дома, мало ли... Но я не могу без хозяев Вам его дать.
– Понятно, тогда дайте, пожалуйста, телефон Сергея и матери Кати.
– Ну..., – девушка явно не хотела помогать ей, – Вы же понимаете, что без разрешения...
– А когда вернётся Катя, она не сказала? А то я с детьми, с сумками, мы устали, – Анна пыталась решить вопрос как можно мягче, хотя уже понимала – вокруг нее сгущается обдуманный сценарий.
– Не знаю. Она не говорила.
– Хорошо, мы ещё подождем, но если затянется дело, Вы разрешите оставить у Вас сумки на время? А то в нашем дворе никого нет...
– Оставляйте,– пожала плечами девушка без энтузиазма.
Анна направилась обратно во двор. Беспокоить тётку Раю пока не хотелось. А участкового – уж тем более. Лучше, они подождут.
Но не успела она и присесть, как прибежала Тома. В руках она держала ключ.
– Вот, – протягивала, – Я дозвонилась случайно. Катя сказала – ваши комнаты те, что справа две. Зал и левая комната остаются за ними.
Тома спешно развернулась и пошла к калитке. Анна уж в спину поблагодарила.
Они открыли дверь. Анна шла впереди, дети за ней. Анна бодрилась.
– Ну вот... Вот мы и дома, сейчас расположимся. Наши две комнаты вот тут, за залом.
Анна запнулась, увидев перемены. На кухне, в правом углу уже не было большого дедова стола, угол был пуст. А слева стоял новый миниатюрный обеденный столик, на нем – электрочайник. Прошли дальше – зал перегораживала мебель. Бабушкин шкаф стоял к ним задней фанерной стенкой с большим растекшимся застарелым пятном.
Рядом с ним – диван, а над диваном протянута веревка, и на ней висит штора, отгораживающая часть пространства большого зала. Уют дома был обезображен.
В общем, те две комнаты, которые предназначались им, теперь были за длинным темным проходом, сооруженным из части большого зала. И самое странное, что увидела Анна – обе комнатки были абсолютно пусты. Голые батареи сиротливо торчали под подоконниками. На окнах не было штор, цветов, в комнатах совсем не было никакой мебели.
Анна всё поняла. Хочешь полдома – получай, этим самым говорили ей родственники, но остальное – не твое.
– Ой, а почему тут так пусто? Мам... Ты же сказала, что наши это комнаты, – Лида сняла рюкзак и стояла с ним, не зная, куда его положить.
Анна ухватилась за косяк, что-то закружилась голова – ночь она практически не спала.
– Наши, наши! Давай сюда, пошли за сумками, – Костя, видя состояние матери, вдруг закомандовал, – Прикинь, Лидка, как здорово! Будем спать на полу, как в походе. Ты чего, ни разу в поход не ходила, в палатке не спала? – и говорил он это вполне себе оптимистично.
Анна тоже подхватила сумку, потащила ее в комнатку, но делала она это чисто по инерции, ещё не пришла в себя от увиденного.
– Мам, ну, ты чего? Нормально же всё. Не переживай так. Пусть подавятся они своими диванами. Так даже интересно. Война, значит..., – и был он даже весел.
– Костя! Костя, ну какая война... Не смей даже думать. Просто... Просто я думала, что хоть спать на чем есть. А тут... Подожди-ка. А ведь в сарае есть дедова кровать. Так может...
Но не успела она договорить, как в дом вплыла Екатерина. Была она в домашнем платье, без сумки, в руках пакет с чем-то вроде кастрюльки. Явно, не из поездки. Скорее всего, она пересиживала их приезд у матери.
– О, Катя, здравствуйте,– Анна попыталась улыбнуться, играла роль добродушной глупышки, – Вы уезжали? А мы тут... Наверное, Вы забыли, что сегодня день приезда? А я звоню, звоню, а Вы недоступны.
– Да, я уезжала, здрасьте,– Катерина отвернулась к холодильнику, что-то убирала.
– Ну, давайте я вас познакомлю. Это мои дети: Костя и Лида, а это тетя Катя. Впрочем, – Аня махнула рукой, – Для слова "тетя" Вы слишком молоды, а если Екатерина Алексеевна? Или, может, можно просто – Катя, но на "Вы"? Как лучше?
– Мне все равно, – Катерина продолжала заниматься своими делами, она не смотрела на детей...
***
Почти сорок лет назад в доме матери Анны тоже разгорались страсти.
Поначалу, сразу после учебы, Наташа осталась работать в райцентре бухгалтером. И все у нее шло хорошо, в конторе ее ценили. Съемную комнатку устроила себе так, как хотелось – новый палас, современная посуда, хрусталь, книжный шкаф, как положено.
Но вскоре вдруг занемогла мать. Родители – одни в большом пустом доме, было им тяжело. Начали они уговаривать дочь – вернуться домой на хутор. Сестра вернутся не могла – держала работа мужа в другом месте.
Наташе возвращаться не хотелось, но маму было жаль, и она приехала. Работать стала в колхозной диспетчерской, собирала сведения о сдаче молока.
И вот в последнее время вдруг родительская фабула, их хитрость стала ясна – ее вернули, чтоб выдать замуж за Лешку Грибанова. Родители давно уж сговорились, и оба, и Наташа, и Алексей об этом знали. Вот только всерьез эти "сватанья" раньше не принимали.
Только мешали им эти разговоры родителей нормально сдружиться. Даже детьми поглядывая друг на друга вроде как стеснялись. А как подросли, вместе уж посмеивались над этими причудами родителей.
– Так жениться-то когда будете? – хихикала Зойка, – Приданое уж хотово у Наташки, да и на свадьбе хульнуть охота.
– Так она меня не любит, она по Шурке Сапожникову сохнет, – отшучивался Леха.
– Дурак ты, Леха! Не по кому я не сохну. А вот ты скоро от Хенки по шапке получишь – вижу,что на Зойку захлядываешься.
– Да ну вас, – краснела Зойка.
Все это были шутки и несерьезности. Молодежь гуляла на окраине, там где были окраинные участки с хатками-завалюхами. Одну такую хату, которую называли тут Дунькой, хату с большим столом под виноградником, и облюбовала себе местная молодежь. Садились за стол в заброшенном дворе, болтали, пели песни под гитару, тут же латали мопеды и мотоциклы, мечтали и влюблялись. Винный виноград висел гроздьями над головами, никто его не ел – винный же.
Дунька задами огорода выходила на реку. За пригорок уходило вечерами солнце, у реки настаивались сумерки, всплывала над степью луна, а молодежь хутора все сидела в подворье. И ничего, что с утра многим на работу. Молодость усталости не знает.
– Лешка-то был? – спрашивала мать Галина Наталью.
– Был, – отвечала та.
И Галина успокаивалась, решала про себя, что все у дочки с Лешкой сладится. Они с Верой, матерью Алексея, уж все обговорили наперед. Судьбу детей, свою помощь им и свои надежды прочно держали в уме.
– Мам, ещё раз ховорю, не нравится он мне, даже не надейтесь... Не нравится и все! Я рыжих не люблю ..., – Наташка сочиняла на ходу.
– Да где ж... Хде ж рыжий-то? Светлый он просто. Блондинистый.
– А я, может, брюнетов люблю, – она и сама ещё не знала, каких любит.
– Так ведь в мужчине разе внешность хлавная?
Какая мать не хочет счастья детям? Какая мать не знает, как лучше? Мать серьезно Натальины слова не воспринимала. А отец и вовсе думал, что там уж любовь.
Но только вдруг исчез Лешка с Дунькиных посиделок. Исчез, и пошли разговоры, что снюхался он с разведеной бабенкой постарше себя – Машей Леваковой. И сынишка у той есть уж, а Лешка к ней бегает. И разговоры эти были не пустые, уж и Наташа видела их вместе, и даже обрадовалась – отстанут родители со своим сватовством.
И вдруг однажды, когда пришла Наталья с фермы, ей объявили, что этой осенью планируется свадьба. Ее свадьба.
– Ешь, ешь, чего застыла? – матери не нравился этот взгляд Натальи.
За столом сидел отец и дед Илья, сосед, с которым они были ещё и дальними родственниками.
– Не перечь родителям, Наталья! Грех родителям перечить! – угрожал дед.
– А она и не станет перечить. Чего – плох что ли жених? Да ведь и сама не царских кровей. Наша кровь, казачья. А у нас родителей всегда слухали. Вона – род наш, – он махнул рукой на фотографию на стене, где усатый его дед держал на руках отца, а вокруг стояло большое семейство, – Алексей – твой жених, и никакого! – отец грозно стукнул ладонью по столу так, что все трое: дед, мать и Наташа подпрыгнули.
Наталья сидела, опустив глаза.
– Да че ты! Чё ты, Хринь! Разе она против? Растерялась просто девка. Да, Наташ? Пообвыкнет, дай, – успокаивала мужа Галина.
– Я не растерялась. Я не хочу замуж за него. Он вон с Леваковой уж живёт. Я вообще пока замуж не хочу. Средневековье какое-то! – качала головой Наталья.
Мать схватилась за сердце, дед Илья начал грозить ей пальцем, косясь на грозного Григория, а тот рыкнул:
– А мы тебя и не спросим! Хлупа ещё! Черт знает что! – отец раскраснелся, кричал, мать чуть не плакала, – Разбаловали! Делают, чего им вздумается! Принято решение! Принято! Ждём сватов. Понятно тебе? Нас вот ботохом да вожжами потчевали, надо б и их, тогда б знали. Смотри, Наталья, коль не послушаешь, нет у тебя родителей! Ни матери, ни отца! И хрен тебе, а не помощь от нас...
Наталья вскочила и убежала к себе в спаленку, захлопнула дверь и бросилась на постель, в накидушки лицом. Завтра же уедет! Завтра же! Хотя нет, уволиться надо сначала, документы взять, трудовую... И уезжать отсюда. Совсем с ума посходили. Она – комсомолка, активистка! Анахронизм какой-то!
Мать вскоре заглянула к ней, уговаривала отца послушать, гладила по спине.
– Мам, неужто ты не понимаешь?
Галина разводила руками:
– А что не понимаю-то, что не понимаю? Парень хорошь, родители работящие. А что оступился, ну так, дело молодое...А жизнь ведь слюбит. Думаешь, я отца больно любила, когда замуж шла? И знала-то плохо. А вы с Алешкой всю жизнь вместе, как облупленные друх дружку знаете.
– Вот именно, мам, вот именно. Знаем, столько лет знаем, но никохда нас друг к другу не тянуло. Никохда!
– Так ведь вместе-то жить начнёте и придет всё! Послушай отца, дочка, послушай....
Наталья опять бросилась в подушки.
– Уеду я, мам! Уеду...
– Ну, что ты! Что ты! Обидишь ведь нас, прославишь на весь хутор. Мы-то как останемся? Уж сваты собираются. Позор ведь... Да и Лешку вытянуть от этой .. надобно. Родители-то его убиваются. Завтра Рая приедет, поговорит с тобой... Ты подумай, Наташенька, поразмысли – хороший ведь союз, парень работящий, дом свой...
... Рая ходила мимо отца, поглядывала на стол с бутылем самогона. Убрать бы от греха, но попасть под горячую руку она ещё побаивалась – выжидала. Мать лежала в спаленке, уж глотнула она капель. Наташка из дому убежала.
Поначалу Рая и сама уговаривала Наташку согласиться с родителями. Сколько лет уж слаживают они с Грибановыми. С детства "поженили" Алексея и Наталью, а в последнее время уж все решили за них. Даже дом есть, кирпичный, с вместительным подвалом, огородом и большим виноградником, скотину под них ростят.
Дом достался Алексею от бабки. Рая, глотнув жизни со свекрами, даже завидовала. Тут – и дом тебе, и хозяйство, и Лешка – серьезный, работящий, отслуживший и симпатичный. Чего рыпаться-то? От добра добра не ищут.
Но в последнее время, видя, как упёрлась, как мучается Наташка, старшая сестра встала на ее сторону.
Ох, беда-беда!
Продолжение следует....
https://dzen.ru/persianochka1967
Нет комментариев