Предыдущая публикация
И чего на нее нашло?
Подумаешь – отказали в работе. Но Мила понимала – отказ этот был всего лишь последней каплей, поводом к взрыву эмоций.
– Скотина ты, Вадик..., – уже спокойно прошептала Милка привычную в последние дни фразу и повалилась на другую сторону кровати.
Она полежала ещё чуток, глядя на щель в общежитском потолке. Совсем недавно потолки перед ней были другими – глянцевыми, многоуровневыми. Совсем недавно...
" И эти козлы тоже!" – ругала про себя Милка работодателей, а особенно эту мымру, которая отзвонилась и елейным голоском, будто б сожалела, объявила ей о том, что "ее кандидатура им не подходит..." Высшее образование им подавай! А чем она хуже? Высшее... На высшее деньги нужны, а ее вина лишь в том, что родилась не в той семье. А в школе, между прочим, училась она очень даже неплохо. Все учителя говорили – способная.
Вот только...
Вот только вспоминать детство не хотелось совсем. Ещё когда старший брат Антоха жил дома, было сносно. Антоха ее в обиду не давал. Он вообще ей в последнее время заменил и мать и отца. Даже косы плел, когда была поменьше. И в техникум он направил, и с общагой он помог.
А мать... Эх, мать...
– Ой, Катька, смотри... Ноги-то у твоей вымахали и волосья в пол. Как бы скороспелкой не стала!
– И не говори, Валюха. Заботушку на свою голову вырастила, выкормила! – охала мать на той же ноте, качая согласно головой и разливая остатки бухла.
Впрочем, остатками тут не завершалось – магазин был на первом этаже их дома. Долго ли сбегать...
Все чаще материнские и отцовские периоды нормальной жизни сменялись запоями, все чаще дети были предоставлены сами себе. Милка однажды видела, как ревел Антоха. Здоровый, спортивный – мышцы под футболкой видны, он утирал кулаком сопли, отворачиваясь от младшей сестры, стыдясь. И Милка точно знала – почему.
Его тренер на соревнования готовил, но отец, услышав о том, что за поездку надо платить деньги, послал тренера куда подальше. Остался Антоха дома, а вся команда его уехала.
Сразу после девятого класса брат из дома уехал. Нашел работу в Мурманске и укатил. А через два года помог уехать и Милке.
А Милка к тому времени вообще расцвела. Волосы прямые, длинные, ноги от ушей, губы пышные и глаза, как у лани – огромные. Группой с курса проходили они практику на химическом производстве, там-то и приметил ее сотрудник – Вадим Дементьев. И был он сыном соучредителя производства.
Совсем немного повстречались, и привез он ее к себе на квартиру. Милка была на седьмом небе от счастья. Ничего и не требовала, хоть девчонки и намекали, что, мол, поматросит...
– Ладно вам. Хоть уж прикройте свои рты завистливые, – парировала Милка.
Сейчас она и им готова была простить всё. Как не завидовать-то, когда после занятий встречал ее черный джип, медленно опускалось тонированное стекло машины, а там такой красавец в черных очках. Милка лихо открывала дверцу и запрыгивала в просторный джип, только ноги из короткой кожаной юбки мелькали – это ли не счастье?
Она вся ушла в эту любовь. И первое время Вадим – тоже. Он устраивал ей романтические вечера, водил в рестораны, познакомил с родителями, обещал женится. Они съездили в Турцию, где Милка покоряла всех своей невероятной фигурой, были и в Сочи. И она не сидела сложа руки – баловала вкусными тортиками, которые он так любил в ее исполнении, наводила домашний уют.
Она похорошела очень. Приоделась, в хорошем салоне делала окраску волос и стрижку, бывала в тренажерке. Техникум она закончила, но устраиваться на работу не спешила. Какой смысл? Деньги у Вадима лежали в открытом доступе, в прикроватной тумбочке – пользуйся. Но Милка поначалу отчитывалась за каждую копейку, не привычна она была к такому количеству денег. Но, как известно, к хорошему привыкаешь быстро. Когда прошло время, поняла, что эти "мелочи" Вадима не слишком интересуют. Суммы до ста тысяч для него и не суммы.
Вот только место в общежитии удержала по совету брата. Зачем? Глупый... Общага была старая, комната на двоих. Неужели она туда вернётся?
Но вот вернулась ...
Девчонки делали вид, что жалеют, охали и ахали, но, наверняка, шушукались за ее спиной. Уж слишком амбициозно повела она себя, когда привалило ей счастье... Зависть их длилась дольше, чем счастье той, кому они завидовали.
Они с Вадимом начали ругаться года через полтора совместной жизни. По поводу и без. Вадим ушел. Мила узнала – ушел к другой. Какое-то время она жила в его квартире. Но вскоре Вадим культурно попросил квартиру освободить. Милка не поверила своим ушам.
– Я не могу больше, Мил. Пятый раз говорю – собирайся. Я приеду и просто выкину тебя! Ты этого ждёшь? Ну, по-хорошему же прошу.
– Вадим, милый... Вадим, ну, послушай...
– Я не хочу слушать. Я несколько месяцев это слушаю. Сто раз. Мил, пожалуйста...
– Но я изменюсь...
Потом он приезжал. Садился в кресло, опирался локтями о колени, опустив голову вниз.
– Какой ты хочешь, чтоб я была? Скажи – я буду, – она садилась перед ним на колени, необычайно красивая в своих муках.
– Мил, ну, не унижайся. Сколько можно! Я денег тебе дам, но давай нормально расстанемся. Сказал же – другую люблю. А ты... Понимаешь, ты – одинаковая всегда, ты – не та, что мне нужна. Прости, что понял это не сразу. Собирайся...
– Вадим, неужели она лучше. Ей же сорок...
Вадим поднял на Милу глаза. Так... ещё не хватало ему обсуждения той, которую он любит. Он стукнул себя по коленям, встал.
– Ну, во-первых не сорок, а тридцать четыре, как и мне, если помнишь. А во вторых – где твой чемодан?
Он сам нашел чемодан, но она выдернула из его рук ручку, и начала молча, умываясь слезами, собирать вещи. Он сказал, чтоб собрала всё, обещал привезти в общежитие оставшееся сегодня же вечером. Пока она собиралась, ушел на кухню. Золото, подаренное им, Мила тоже забрала. Имеет право.
Ее он отвёз к общаге с одним чемоданом.
– Вадим, я люблю тебя, – пытаясь ухватится за соломинку, заплакала она перед общагой.
Но он вытащил чемодан, открыл ей дверь, сунул денег, закатил чемодан в холл.
– Ты - скотина, – прошептала она, держа руку с деньгами перед собой. Ей казалось, что эти деньги символизировали какую-то ее цену, плату за все то добро и любовь, которое она дарила ему почти два года совместной жизни.
Вадим улыбнулся, поставил чемодан возле стойки вахтерши и даже не поднял его по лестнице на второй этаж. Казалось, этой фразы он ждал. Через час он уже привез все остальные ее вещи.
И вот уже три месяца, как Мила жила в общежитии. Первый месяц она дулась, но чемоданы не разбирала. Всё казалось, что Вадим одумается и вот-вот вернёт ее. Второй – действовала. Она обрывала ему телефон, ждала на стоянке возле машины у завода, жаловалась брату. Она себя не узнавала.
И Антон кричал:
– Людка, ты что творишь? Я тебя не узнаю. В кого ты превратилась? Ты ж нормальная была. Плюнь ты на него и живи, как жила...
Но Мила не могла уже так жить. В ее планы вошли совсем другие мечты, и возвращаться к прежним она не хотела. А Вадим сменил стоянку и перестал брать трубки.
Деньги Вадима кончились, она продала золотое кольцо, потом браслет. Пару раз присылал ей денег Антон, а Мила все никак не могла найти работу по душе.
– Все, Милка, надоело. Я тоже деньги не рисую, ищи работу! На меня больше не расчитывай, – уже огрызался Антон.
Милка делала вид, что живёт, что ищет работу, что ест... Питалась в кафе, готовить на общежитской кухне не хотелось.
Она искала вакансии престижные, весомые, с хорошей оплатой, ходила на собеседования, на нее засматривались работодатели, обещали перезвонить, и все по-пусту. На завод химический, где работал в руководстве Вадим, ей путь был закрыт, на остальных производствах требовались лишь рабочие. Подобные должности ее не интересовали. Ленка, соседка по комнате, звала ее в магазин, но это было уж вообще ... ниже плинтуса...
Странно... вот ещё совсем недавно в тумбочке любимого стопкой лежали пятитысячные бумажки, и она перекладывала себе в кошелек столько, сколько требовалось, а теперь вынуждена считать копейки, продавать золото...
Не справедливо всё это! Ох, как несправедливо.
Если б знать...
Вадим сошёлся с женщиной совсем непохожей на нее. Была она крепка, совсем не фигуриста, даже как-то коренаста. В сторону такой Милка даже головы бы не повернула. Соперница была коротко стрижена и покрашена в какой-то светло-рыжий тон. В общем, в сравнение с Милой она не шла совсем. А ещё была она не одна, с ней прицепом шла дочь лет десяти-одиннадцати.
У Милы в голове не укладывалось, как такое могло случиться? Как? Как можно было променять ее ... на эту? Мила знала: тетка – врач-массажист, записалась на прием в массажный салон именно к ней. Такой придумала себе метод мести. Но массажировала ее другая девушка, объявила, что Георгиева в отпуске.
И сейчас Мила, ну или Людмила, Люся ( эти имена она ненавидела) сидела на койке в общаге и продолжала рисовать планы мести.
Ах так, да? Так...
Ну, раз не догадалась отложить себе денег, пока жила в роскоши, нужно взять их сейчас. Просто – взять... И сделать это просто – у нее остались ключи от квартиры Вадима. Нет, один ключ она вернула – вложила ему в ладонь при расставании, но он и не подумал о том, что у нее есть второй. Их была целая связка, вот Мила и взяла уж давно и чисто случайно, по необходимости. Ключ остался у нее в кошельке.
Да, у нее есть ключ .. Ключ от квартиры, где лежат в тумбочке деньги. И много там чего ещё лежит. Но заранее строить планы Мила не стала. Это никакой не грабеж. Просто она возвращается за своим – за тем, что ей могло принадлежать по праву.
Она встала с койки, направилась в ванную. Ух, лицо опухшее, неузнаваемое. Она умылась холодной водой, и старательно накрасилась. Достала черные очки, хоть и шла поздняя осень. Милка шла на дело. И сейчас казалась себе этаким олицетворением справедливости.
Да, она накажет злодея и, чисто заодно, немного обогатится сама.
Она натянула одну колготину, и вдруг что-то ёкнуло в груди. Господи, что это с ней?
Она ли это? Добрая открытая девчонка, страдающая от вечного пьянства родителей, та, которую брат тянул из садика, которая так мечтала о большой любви, о детях... О том, что никогда ее дети не будут видеть одутловатое лицо пьющей матери.
Но она смахнула сомнения и продолжила одеваться.
Мила приехала на старый адрес, зашла в подъезд. Она знала: Вадим, и его новая пассия – на работе. Она ждала девочку из школы. Нужно было выяснить – во сколько та возвращается. Позиция для наблюдения было удобной, но теперь ей казалось, что неудачной. Увидят соседи... Может быть даже уже какая-нибудь любознательная старушка наблюдает за ней в глазок двери. Она волновалась, руки ее тряслись, она достала перчатки – черные, шелковые, "перчатки воровки" – подумалось. Она их любила, но тут же решила,что после "дела" выбросит, не сможет носить.
И вот снизу раздался знакомый щелчок, потом ещё – она заглянула в щель. Девочка в светло-бежевой куртке отпирала двери квартиры Вадима. Луч света упал на лицо ребенка, и Милка испугалась, разогнулась, спряталась в тени. Собаки нет точно, она б залаяла.
Ага... Она посмотрела на часы – полвторого. Ясно...
Режим работы Вадима она знает, массажного салона – тоже. Значит утром, когда все разойдутся, можно действовать. Времени у нее будет предостаточно.
Ночью Милке приснился сон. Ей приснились ее дети – девочка и мальчик. Они смотрели на нее сквозь решетку в зале суда. И рядом с ними был почему-то Вадим, как бы их отец. Его загорелое выхоленное лицо, высокие брови, круглые глаза на выкате – всё она видела хорошо. Но ей было всё равно, ей стыдно было перед детьми...
На следующий день запланированную слежку Милка проспала. Стряхнула сон и помчалась к дому бывшего. Когда подъехала туда, шел уж десятый час. На лестнице услышала шум, кто-то спускался на лифте, и она предусмотрительно промелькнула, чтоб ее не увидели. Из лифта кто-то вышел внизу, хлопнула дверь. Она поднялась на площадку, встала перед высокой дверью.
Выдохнула...
Дом этот был довольно известным, находился в центре города, во многих квартирах, выкупленных у стариков, шел ремонт. Вот и сейчас кто-то стучал вверху, мешал прислушаться. У Милки мелко билось сердце, потели руки и даже перчатки, казалось, стали влажными.
Она нажала на кнопку звонка.
Фразы были заготовлены: "Доставку заказывали? Ой простите ошиблась" – для девочки. И " Могу я забрать свой сноуборд?" – для Вадика или его пассии. Когда-то Вадим купил ей доску, но катальщица из нее не вышла. Можно сделать вид, что сноуборд ей срочно потребовался.
Впрочем, Милка была практически на все сто уверена, что дома никого нет. Это так – для подстраховки.
На звонок никто не ответил, как и ожидалось. Она вынула из сумки ключ, сунула в скважину и он легко повернулся: замки Вадим не сменил – это так на него похоже. Мила вошла, бесшумно заперла дверь за собой.
Она вошла в гостиную. Пришла мысль – лечь на диван, нога на ногу, налить себе бокал вина и встретить вот так хозяев. Но это было бы уж слишком.
В гостиной практически всё осталось, как есть. Светлая стенка с посудой и книгами, огромный телевизор, два велюровых дивана на кривых ножках и такое же кресло.
Милка прошла в свою комнату. Захотелось посмотреть – что там... Там была комната девочки – помятая полуразобранная постель, у тумбочки – ранец, на столе школьные учебники, какое-то тряпье на стуле. Посреди – детский дворец для Барби. Новый светлый ковер, а обои, подобранные, кстати, лично ею, не поменяли.
Мила наморщила лоб. Уже хотела выйти, как вдруг услышала звук за кроватью. Она оцепенела, затаила дыхание. Сердце казалось, тоже остановилось. И тут звук повторился. Мила медленно двинулась к окну, и тут увидела два зеленых глаза – за кроватью стояла большая пластиковая коробка, в ней лежала кошка с котятами. Кошка была светло серой с дымкой, вислоухой, она настороженно смотрела на гостью.
– Ух ты, – вырвалось у Милки, она подошла ближе, – Не бойся, мамка, не трону я твоих котят. Корми, корми...
Она выдохнула и направилась в спальню за деньгами. В спальне был идеальный порядок. Даже светильники стояли на тумбочках симметрично. Кровать – как с иголочки, и ни одной тряпки. Милка тоже старалась держать квартиру в порядке, но сейчас порядок был просто идеальным.
Она обошла кровать, распахнула шкаф. Там висели чужие наряды. Захотелось похулиганить, повыбрасывать всё на пол, затоптать ногами. Но она отогнала это желание, прикрыла шкаф, глянула на себя в зеркало. Взгляд злой, губы сжаты – типичная злодейка.
Она открыла тумбочку. Деньги, как и прежде, лежали открыто, стопкой. Она взяла все. Тут было тысяч двести, а может и больше, сунула себе в сумку неаккуратно.
Поискать золото?
У "этой" ведь наверняка немало золотишка. Но копаться в тумбочке соперницы было уж совсем низко, и Милка направилась к двери. Настроение поднималось, но накатывала и какая-то злоба. В квартире жили ненавистные ей люди, а ее отсюда выставили, как ненужную вещь. Хотелось напакостить, оставить хоть какой-то знак.
Она метнулась на кухню и огляделась. Что? Что можно сделать такого?
Кошка! Что можно свалить на кошку? Она наклонилась, достала мусорное ведро и вывалила всё содержимое на пол. Содержимого было не так уж много, но Милка была довольна, поразбросала грязь ногой. Она положила ведро набок – можно было подумать, что его вытащила кошка. Очень постаралась и вытащила...
Дверь кухни была открыта. И при Милке они ее не закрывали. Рифленое стекло двери было затемнено. Милка выходила из кухни и вдруг поймала мельком что-то за этим стеклом. Она уже подошла к входной двери, но это "что-то" насторожило. Она не успела испугаться, сделала пару шагов назад, взялась за дверную ручку, потянула дверь и....
За дверью, вжавшись в стену, стояла девочка в светлом махровом халате. Она во все глаза смотрела на Милку.
Милка секунду молчала, а потом вдруг с удивлением спросила:
– Ты что тут делаешь?
– Ааа... А Вы? – ответила вопросом на вопрос девочка дрожащим голосом.
– Я? Я, вообще-то, тут жила. Тут вещи мои, – почти уверенно произнесла Милка.
– А я сейчас живу, – тихо ответил ребенок.
– Ясно. А почему это ты не в школе? – грозно спросила Милка все ещё не решив, как теперь выйти из этой ситуации.
– А у нас школа не работает сегодня, там воды нет, – промямлил ребенок опустив плечи.
Девочка ее боялась, Милка это поняла.
– Да чего ты струсила-то? Не бойся, уйду я сейчас.
– А Вы меня не убьете? – вдруг спросила девочка, хлопая длинными ресницами.
– Что-о? Обалдела что ли? Я вообще за сноубордом пришла. Не знаешь где? Искала искала..., – наконец-то пришла идея, Милка нервно стянула перчатки.
– Сноуборд? На балконе он, я знаю. Мне дядя Вадик его..., – звонко начала она, но осеклась...
– Ну, договаривай, договаривай. Обещал, да?
Она кивнула.
– Но мне он не нужен, – оживилась, – Совсем не нужен, возьмите, пожалуйста, – она помчалась к балкону.
Милка шла следом, села на диван в гостиной, все ещё обдумывая, как теперь быть. Девчонка выскочила на балкон, пахнуло холодом. Она могла бы закричать, позвать на помощь, но вернулась со сноубордом в руках.
– Вот, – протянула, – Протереть?
– Нет, вон в прихожей поставь.
Девочка поставила сноуборд в прихожей, вернулась и испуганно присела на краешек дивана.
– Ну-у, как вы тут поживаете? – протянула Милка, чтоб хоть о чем-то спросить.
– Хорошо. Только...
– Чего?
– Я по школе своей скучаю, по девчонкам. И по папе...
– По папе? А чего, мамка развелась с ним?
– Да. Давно уже. Он вино любил. Но я все равно его люблю, он ведь мой папа. А пьяный он даже веселее.
– Ооо, – Милка вспомнила свое детство, – Тебя звать-то как?
– ЛюсИ, – с ударением на последний слог ответила девочка.
– Люси? Ну, прям, как собаку. Люда, что ли?
– Ну, да. Только мама меня Люси зовёт, и в школе... Я привыкла.
– Так мы с тобой тёзки. Только я – Мила. Мне так больше нравится. Ну, подружки Милкой кличут.
– Как корову, – ответила девочка, типа, отомстила.
– Сама ты, корова, Люси! – Мила немного расслабилась.
– Ну, а Вадик как, папа твой?
– Нет он не мой. Просто мамин муж. Я не знаю. Я, наверное, не люблю его. Он какой-то... Немного ненастоящий. Пытается мне угодить во всем, а я вижу – не по-настоящему он. А мой папа – настоящий...
– Ох, Люси... У меня папка тоже пил. Поначалу вот так, как ты рассказываешь – веселей лишь становился. А потом... Вот что я скажу тебе: если пил, правильно твоя мамка с ним развелась. Моя вот не развелась, так и сама спилась. Понимаешь? Мы с братом такого насмотрелись...
И тут Люси вдруг заплакала.
– Ты чего? Чего ты, маленькая? – Милка вскочила, присела перед девочкой.
– Я просто...я просто..., – хлюпала та носом, – Я просто никому это не говорила. Я стараюсь хорошей быть. А они... Зачем они? Зачем пьют, зачем разводятся?
– А с мамой? Почему с мамой не говоришь об этом?
– Не знаю, – Люси утерла нос, – Она плакала тоже сначала. Я случайно увидела. А теперь – радостная. Я ее расстраивать не хочу. Вот и делаю вид, что мне нравится всё. Только Дымке вон рассказываю... А вы с Дымкой тоже говорили, я слышала. Значит, Вы – добрая. Вы же никому не расскажете?
– Нее, зуб даю. А Дымка – это кошка твоя?
– Ага, – глаза заблестели, – Вы котяток видели?
– Да-а, классные котята. Ушей совсем нет.
– Есть, – Люси уже направлялась в свою комнату, за ней шла и Милка.
Они уселись на пол, Люси дала Милке котенка, и Милка поплыла. Она прижимала его к лицу, теребила. Люси что-то рассказывала о кошке. Мила совсем забыла цель своего визита, вздрогнула, когда у девочки на столе зазвенел сотовый. Она быстро вскочила на ноги, схватила телефон.
– Да, мам...
У Милы ушло сердце в пятки, выступила испарина. Господи, что сейчас будет! Она не дышала. Мысли одна за другой метались в голове. Она прижала к груди котенка.
– Всё хорошо. С Дымкой играю... Да, поела ... Нет, не доделала ещё. Но мне только русский остался... Пока, мам.
Она говорила и поглядывала на Милу. Мила сидела ни жива ни мертва.
Люси отключилась и вдруг предложила:
– А хотите котёнка взять?
– Я? – Мила посмотрела на того котенка, которого держала, на самого маленького, – Не знаю. Я же в общаге живу...
– Берите. Их таких за дорого берут, а Вам так отдам, бесплатно.
– А родители не отругают?
– Нее, скажу подружке подарила. И правда, давайте дружить... Вот Вы где работаете?
– Я? Пока нигде.
– Жаль, а то бы я могла к вам на работу забегать.
– Да, верно... Ты знаешь, я, пожалуй, взяла бы вот этого, – она приподняла мягкое пушистое безухое существо.
– Эту. Это девочка. А имя? Имя ей придумаете?
– Имя? Имя...., – Мила положила котенка на ковер, он смешно побежал боком, они обе засмеялись, – Люсенька! А чего... Подарила Люси, приняла – Милка. Пусть Люсей будет, – она прилегла на ковер, вытянулась, поймала котенка, прижала к щеке покачиваясь, – Ох, до чего же она хороша!
– Берёте?
– Беру, –весело кивнула Милка.
– Тогда... , – Люси помчалась на кухню и оттуда раздалось громкое, – Ой, мамочки!
Мусор! Милка совсем забыла об этом. Она быстро положила котенка в коробку и метнулась следом.
– Прости! Я сейчас, – она руками начала собирать мусор в ведро, – Я случайно задела.
– Вы что! Сейчас метелку принесу, – девочка шагнула в ванную.
– Да я не брезгливая.
Милка подумала о том, что Люси сквозь стекло двери наверняка видела, что не случайно ведро упало.
Уборку они закончили вместе. Люси полезла в холодильник, достала корм для котят.
– Ого, здорово... Слушай, в общем, я тут... , – Мила вздохнула тяжело, – В общем, я тут надурила...
– Ничего страшного, – Люси перебила ее, она неумело по-детски мела, размазывая сырость, и говорила, – Я сразу поняла, что Вы добрая, что не убьете меня. Вы просто обиделись на дядю Вадима из-за мамы. Наверное, Вы его очень любите, да?
– Люблю? Да нет. Вот сейчас уж точно знаю, что нет. Просто с ним было легче, понимаешь?
– Понимаю, – вздохнула Люси, как взрослая.
– Ну, вот что. Я сейчас пол тут помою, выходи, – махнула рукой Мила.
Тряпка была на привычном месте, Милка мыла пол так старательно, как не мыла для себя. Она собрала мусор, вынесла его в прихожую.
– Слушай, а у тебя коробочки нет никакой, чтоб котенка положить?
Люси побежала искать коробку, которая, в принципе не очень была нужна, а Мила быстро схватила свою сумку и прошла в спальню, выложила все деньги в тумбочку. Получилось не очень аккуратно, но она спешила.
Успела...
Они прощались.
– Не грусти, Люси. Не такой уж плохой Вадим, привыкнешь.
– Не знаю... Я стараюсь...
– А с мамой поговори об этом. Слышишь? В себе не держи...
– Хорошо.
– Ну, а обо мне расскажешь? – спросила Милка, опустив глаза на котенка.
– Нет. Ни за что не скажу! Мы ведь теперь друзья.
Милка улыбнулась. Она верила – не скажет.
– Ой! – Люси увидела сноуборд, – Вы забыли эту штуку!
– Дарю! Она и не моя, в общем, да и ни к чему мне. А ты научишься. О! И вот ещё! – она полезла в сумку, достала из кошелька сто рублей, – Котят дарить нельзя, поэтому вот... покупаю, – она вручила девочке сто рублей.
– Мы больше не увидимся? – загрустила Люси, когда Мила была уж в дверях.
– Ну, почему.... Ты супермаркет на Чапаевой знаешь, возле кинотеатра?
– Да, да. Мы туда классом в кино ходили. Это же недалеко.
– Вот и заходи, тезка. Я там скоро работать буду.
– Я зайду. Зайду обязательно...
Мила вышла из дома бывшего с сумкой через плечо, в которой вместо денег теперь лежал кошачий корм, с мусорным пакетом и котёнком в коробке без крышки. Она натянула свои любимые черные перчатки. Котенок выползал, и она взяла его просто за пазуху. Там он и притих, даря невероятное тепло и покой.
И будущее совсем не казалось безысходным. Настроение было на высоте. Она обязательно будет счастлива!
Мила замахнула мусор в контейнер, аккуратно, чтоб не потревожить котенка, достала телефон:
– Лен, привет... Место ещё свободно? Когда подойти можно? Сегодня... Да, конечно. Вот Люську занесу домой и – к вам... Да, страшный зверь ... Ты будешь в восторге. И это, Лен, ты меня там Людой представь, Людмилой, ладно? А не Милкой. А то... как корова...
(Автор Рассеянный хореограф)
Следующая публикация
Нет комментариев