Предыдущая публикация
Лена поставила стакан на стол и оглядела комнату, в которой провела всю свою жизнь вместе с мамой.
Комната была маленькой и не очень светлой. Окна выходили на север.
Кто и почему так построил двухэтажное здание общежития так бестолково, никто уже не помнил. Оно торчало на пригорке, словно прыщ. Такое же никому не нужное и безрадостное. В комнатах, которые выходили окнами на север, как в той, где жили Лена с матерью, было всегда сумрачно и сыро. А в тех, что выходили окнами на юг, от солнца было не спрятаться и жарко было настолько, что кое-кто из соседей Лены спал летом в коридоре. Там было хоть немного прохладнее. Счастье в общежитие не заглядывало даже по праздникам. Когда-то люди, получившие здесь комнаты от завода, на котором работали, устраивали общие застолья во дворе, где каждый следил за соседом и не давал испортить праздник. То и дело звучали слова:
- А, ну! Прекращай так себя вести! Здесь же дети! И жена твоя! Имей уважение!
Порядок воцарялся за столом. И продолжался праздник, на котором было место и песне, и тосту, и хорошему слову для друга.
Но эти времена давно прошли. Кто-то съехал, получив квартиру, кто-то уехал искать счастья где-то еще, и в общежитии появлялось все больше чужих, которые уже не были столь щепетильны. Большинству было просто наплевать на то, как живут соседи.
Мать Лены, Марина, попала в это общежитие уже после того, как продали завод. Ей, как сироте, выделили здесь комнату и приказали забыть о том, что она ее получила.
- Держи, Маринка!
- Что это?
- Ключи! Жилье тебе дали. Документы потом оформим.
Директор интерната, где воспитывалась Марина, одышливая, полноватая Галина Петровна, была добрейшей души человеком. Умудряясь сочетать в себе мягкость по отношению к своим воспитанникам и стальной характер, позволяющий ей понять, что в этом мире заступиться за них, кроме нее некому, делала что могла, чтобы обеспечить детям хоть какое-то будущее.
А могла она не много…
Глядя, как ее любимица крутит на пальце колечко с ключами, Галина Петровна вздохнула и покачала головой:
- И не мяукай! Поняла меня? Я еле-еле выхлопотала тебе этот угол! Иначе пошла бы ты сейчас, как и все остальные, ждать у моря погоды. Ох, грехи наши тяжкие! Ведь положено тебе… А, видишь, как выходит, Мариночка? Ждут дети годами, мыкаясь непонятно где и как… И я ничего с этим поделать не могу…
- Ну что вы! – Марина обняла директора. – Вы и так столько для нас сделали! Кто из нас мамой вас хоть разочек не назвал?! Много таких? А вы говорите! Комната! Целая комната! И вся моя!
- Погоди радоваться! Ты же ее еще не видела!
- Да какая разница-то?! Главное, есть теперь, куда пойти! – Марина отмахнулась, не давая испортить себе настроение.
Но увидев новое свое жилище, передумала веселиться.
Комната была страшна. Отсыревшие обои кое-где отстали от стен, веселые друзья-тараканы глазели на Марину безо всякого стеснения и даже не думали удирать при ее появлении, а окна были такими грязными, что свет сквозь них почти не проникал.
Но Марина была настолько позитивным и добрым человеком, кстати, совершенно не понимая, откуда у нее взялись подобные качества, что расстраиваться не стала. Ей, девчонке, которую мать просто бросила в роддоме, отказавшись забирать по каким-то, одной лишь ей, ведомым причинам, было понятно об этой жизни одно: хочешь жить – умей вертеться. Не сиди и не жди, когда придет кто-то и сделает все за тебя. Не придет! Потому, что если ты с самого первого дня была не нужна даже маме, то уж остальным-то и подавно!
Конечно, это не касалось Галины Петровны, которую Марина считала самым близким своим человеком и пары подруг, с которыми росла сначала в детском доме, а потом и в интернате. Первая никогда не давала повода усомниться в себе, а вторые были такими же, как и сама Марина. Хотели любви и тепла, но получали его катастрофически мало, так как любить их было попросту некому. Им оставалось только творить любовь вокруг себя самим.
Подруги на просьбу Маринки помочь с ремонтом откликнулись сразу. За несколько недель привели в порядок стены и потолок, а потом изгнали непрошенных усатых квартирантов. Отмыли окна и двери, радуясь за подругу и мечтая о том, что и им когда-нибудь тоже перепадет такое счастье.
- Счастливая ты, Маринка! – галдели девчонки, помогая подруге перетаскивать стулья и стол, которые подарила ей на новоселье Галина Петровна. – Не профукай теперь счастье свое!
Кто бы их слушал!
Марина, оказавшись на свободе, да еще и в собственной комнате, решила было, что нужно учиться и пытаться найти работу получше, чем нянечкой в детском саду, куда пристроила ее Галина Петровна. Но когда приходит любовь – все планы идут побоку, как известно. Вот и Маринка бортанула их все разом, когда встретила своего Алексея.
Любовь у них случилась. В смысле страсти и последствий – ураган просто! Пришла внезапно и ушла с такими бедствиями, что Марина даже не сразу поняла, что ей со всем этим добром делать дальше.
Сначала ей досталась свекровь. Ничего такая. Даже в чем-то простая и понятная. Классическая, можно сказать, свекровь. Маринку она не приняла и угрожала сжить со свету, если та не оставит «мальчика» в покое. Правда, когда узнала о том, что Марина ждет ребенка, сменила гнев на милость:
- Если девочка будет – назовем Еленой!
- Почему?
- Так я хотела дочку назвать, но не случилось. А, что? Имя не нравится?
Марина поразмыслила немного.
- Нравится. Хорошее имя.
- Вот и я так думаю! – кивнула бабушка Елены, которая еще не знала, что ее желание сбудется, и проворчала. – Врача сама тебе найду! Нам нужен здоровый ребенок!
А еще через несколько месяцев она же лила слезы, наглаживая пеленки в комнате Елены, и костеря на чем свет стоит своего сына непутевого:
- Чего ему надо, охламону?! Жена, ребенок… Куда понесло?!
- Разлюбил… - Маринка, опухшая от слез, качала горластую свою дочку, и мечтала только об одном – забыть Алексея, который ни с того, ни с сего вдруг заявил ей, что быть вместе им не судьба.
- Я ему покажу любовь! Я ему такое небо в алмазах устрою, что сам прибежит и прощения попросит! – бушевала свекровь Марины.
- Не надо! – тут же открестилась от возможности примирения Маринка. – Не прощу я его! Пусть даже не пытается! Он меня предал!
- Что ты, Маришка?! У вас же дите!
- У моего дитя мать есть! А такой папаша ей без надобности! – отрезала Марина, и Леночка, которая голосила без умолку почти сутки, вдруг притихла и засопела, глазея на свою покрасневшую от гнева маму.
- Ну-ну… Не кипятись! – свекровь Марины отставила в сторонку утюг и протянула руки. – Можно? Папки лишить ее – твое право… Заслужил. Тут спорить не стану. Понимаю тебя и как женщина, и как мать. А бабушки Леночку ты тоже лишишь?
Марина внимательно посмотрела в глаза той, что так ее не любила поначалу, и покачала головой:
- Нет.
И Елена перекочевала на руки к бабушке, еще не зная тогда, что эти руки дадут ей столько любви и заботы, сколько не дарили никому на свете.
Правда, времени на все это судьба отмерила для этих двоих, к сожалению, очень мало…
Бабушки у Елены не стало, когда девочке едва стукнуло шесть. Возвращаясь вечером с работы, она оступилась у края тротуара и попала под автобус. Марина примчалась в больницу, куда увезли ее свекровь, и еще успела увидеть ту перед операцией.
- Береги Леночку! – прохрипела она, пытаясь сжать Маринкину руку. – И… Прости…
За что извинялась она, Марина поняла без уточнений. За сына. Алексей с самого рождения Елены не проявлял к ней ни малейшего интереса. У него были подруги, друзья, старенькая «копейка», которую купила ему мать, и воля. Все, чего может желать подросток, так и не ставший мужчиной.
Было ли ему дело до Марины? Нет. Он давно забыл о ней и вычеркнул из своей жизни, как мимолетное увлечение, о котором вспоминал лишь тогда, когда нужно было произвести впечатление на очередную пассию:
- Я ведь женат был, - вздыхал он.
- И дети есть?
- А как же! Дочь. Леночка. Но бывшая не дает нам видеться.
- Как она может?! Ты же ее отец!
- А я о чем! Бьюсь, бьюсь, а все без толку! А я ведь так люблю детей…
После того, как в городе появилось еще два брата и сестра Елены по отцу, ему пришлось менять место жительства. Женское население городка перестало верить басням, которые с таким артистизмом рассказывал Алексей, и ему попросту не оставалось ничего иного, как уехать. Он продал квартиру матери, и скрылся в неизвестном направлении, оставив после себя только разбитые сердца и кучу ребятишек, которые до поры до времени ничего не знали друг о друге.
Но город был небольшим, а это означало, что рано или поздно все тайное должно было стать явным. И Леночка, еще в детском саду познакомилась сначала со своей сестренкой, а потом и с братьями. Общение у Марины с их матерями не заладилось, так как мать Алексея из всех внуков признавала только Лену, а потому и у девочки теплых отношений с родственниками не сложилось. Но ей это было и не нужно. У нее была мама, тети, как она называла подруг матери, и бабушка – Галина Петровна. Та любила Леночку всем сердцем. И, поскольку своих детей у нее не было, привечала Марину с дочерью, чувствуя свою ответственность за то, что в свое время не смогла отговорить свою подопечную от скоропалительного брака.
Именно Галина Петровна стала виновницей разговора между Леной и Вероникой поздним вечером в комнате общежития.
Болела она долго. Несколько лет Марина ухаживала за ней, спеша после работы сначала к своей названной матери, а потом уже к дочке.
- Перебирайтесь ко мне, Мариша! – умоляла ее Галина Петровна.
- Нет, мама Галя. У меня свой дом есть! Мне там привычнее.
- Но там же совсем не уютно! И девочка растет. Хорошо ей видеть все то, что творится в общежитии?!
- Плохо. Тут я спорить не буду. Но вы не думайте, что мы такие кисейные барышни, что постоять за себя не сможем. Никто там Лену не тронет. Потому, что знает – дольше минуты после этого не проживет. У меня же нет ничего в этой жизни, мама Галя, кроме нее и вас. Девчонки еще. Но у них, слава Богу, уже свои семьи и дети. Не просите меня! Не хочу я одалживаться!
- Да какие же тут одолжения?! Это я должна тебе, как море рекам. Не было бы меня уже на свете, если бы не ты!
- Ой, да не выдумывайте! Подумаешь! Подождите! Мы еще с вами встанем и танцевать пойдем! – Марина поправляла подушку Галине Петровне. – Танго! Или самбу! Как в вашем любимом сериале! Сошьем вам купальник с камушками блестящими, и – ух! Всем покажем!
Галина Петровна улыбалась, а Марина продолжала вдохновенно врать о карнавале и поездке на море, о том, как будут отмечать они Новый год и дарить друг другу подарки. Она знала, что ее обещания – пустой звук, но восхищалась Галиной Петровной, которая ни разу за все время не заикнулась о боли, которая терзала ее по ночам, и не пожаловалась на соседей, что затеяли ремонт и сверлили с утра до поздней ночи каждый день без малого полгода.
- Там уже все стены должны быть в мелкую дырочку! Как решето! – сердилась она, пытаясь перекричать звуки, несущиеся из соседней квартиры.
- Ах, Маринка! Пусть сверлят. Поверь, этот звук такая мелочь по сравнению с тем, что я сейчас чувствую…
Лена сменяла маму по выходным и иногда после школы, понимая, что ей тяжело справляться одной. Готовила еду, мыла пол, и помогала Галине Петровне дойти до ванной, пока та еще могла ходить. И ни разу за все время у нее даже тени мысли не возникло, что эта женщина для нее чужой человек. Она была родной настолько же, насколько родной была для Лены ее мама.
Врачи Галине Петровне давали год от силы.
Прожила она шесть лет…
И успела распорядиться своим имуществом так, как посчитала нужным. Не ставя никого в известность. Даже близких.
Марина о завещании не знала. Галина Петровна попросила соседку помочь ей и вызвать нотариуса на дом.
- Я не могу все это принять! – разревелась Марина, когда ей огласили последнюю волю Галины Петровны.
- А вам и не придется. Все завещано вашей дочери. Галина Петровна настаивала на этом.
- Но Лена еще совсем молоденькая! Только-только восемнадцать исполнилось!
- Этого достаточно для того, чтобы вступить в наследство. Но вам придется помочь ей правильно распорядиться тем, что оставила ей Галина Петровна.
Марине ничего не оставалось, как согласиться. Она плакала по ночам, понимая, что потеряла по-настоящему родного человека, и Лена, просыпаясь от этого тихого стона маминой души, перебиралась к ней на кровать, обнимала и баюкала, словно ребенка.
- Мамочка, она тебя очень любила!
- Не тебя, а нас! – поправляла Марина, шмыгая носом.
- Хорошо! Нас. Но, если она нас так любила и говорила, что на том свете все всё знают и слышат, то каково ей твой рев слушать каждую ночь? Прекращай, а? Ты же сама говорила мне, что ей там будет хорошо. Там не больно, мам…
Марина обнимала в ответ свою так быстро повзрослевшую девочку, и старалась сдержать слезы. Удавалось ей это плохо…
Немного успокоившись, они подумали и отложили до поры до времени вопрос с переездом, так как квартира Галины Петровны требовала ремонта, а денег на это не хватало. Снимать со счета то, что досталось Лене по завещанию, Марина отказалась наотрез.
- Сами с усами! А тебе учиться еще! А замуж? А дети? Пусть лежат эти денежки, Лен! Сними, сколько хочешь на то, чтобы приодеться, а остальное сохрани. Выучишься – дело какое-нибудь свое откроешь. Ты у меня умненькая! Все сможешь.
- Мам, а сколько там на счету?
- Полтора миллиона. Не знаю, откуда у мамы Гали такие деньги, но предполагаю, что это за отцовскую дачу. У него была другая семья, но с Галиной он всегда общался. И оставил ей дачу с большим участком. Вот ее-то, наверное, она и продала. Что-то пролечили, а остальное лежит на счету, который тебе достался.
Лена, поразмыслив, решила, что мать права. Снимать со счета ничего не стала, а принялась думать, чем хочет заниматься после окончания учебы. Вариантов было много, но ни один пока не устраивал ее полностью. И Лена решила не торопиться с решением этого вопроса.
А пока она раздумывала, судьба, видимо заскучав, решила, что испытаний для Марины и ее дочери было недостаточно. Она понаблюдала немного за тем, как они переклеивают обои и гадают, хватит ли у них средств на новый кухонный гарнитур, и, назевавшись до одури, устроила им такую встряску, что и той, и другой пришлось признать – яблочко от яблоньки падает не далеко. Если вообще падает.
Елена возвращалась домой после очередного экзамена. До конца сессии оставалось всего ничего, и она уже предвкушала, как они с мамой распихают по коробкам нехитрый свой скарб и переберутся в почти отремонтированную квартиру. Доделать там оставалось совсем немного и вполне можно уже было заселяться. Тем более, что от дома Галины Петровны до института, где училась Лена, было рукой подать.
- Леночка, доченька! Постой! Неужели ты не узнаешь меня?!
Мужчина, который стоял у подъезда, был Елене смутно знаком.
Она почти не помнила своего отца, так как видела его совсем маленькой, когда он пару раз приезжал, чтобы проведать свою мать. Леночка, сидя на руках у бабушки, не понимала, почему странный дядя ругается. Он требовал, чтобы ее убрали из бабушкиной квартиры, но почему – не объяснял. Она только помнила, что плакала от обиды и злости сначала, а потом смеялась, глядя, как бабушка гоняет веником незнакомца и приговаривает:
- Породить – породил, а воспитывает пусть дядя? Я тебя, охламона, научу жить по совести! Плохо воспитала? Так исправлю! За мной дело не станет!
Чем все это закончилось, Лена не помнила. Но странного дядьку, об которого бабушка обломала свой любимый веник, больше не встречала.
И вот теперь он стоял перед ней и что-то говорил и говорил, то прося прощения, то требуя чего-то. Но чего именно он хотел, Лена понять не могла.
- Вы можете объясняться яснее? Чего бы от меня хотите? – перебила она его, наконец. – Мне пора. Меня мама ждет.
- Вот! Мать твоя! – Алексей приободрился и пошел в атаку. – Это она во всем виновата!
- В чем? – Лена удивленно посмотрела на него, уже догадываясь, зачем тот явился.
- Она тебя настроила против родного отца! Она не давала нам с тобой видеться! Она даже с матерью меня рассорила! Наплела ей с три короба, а та и поверила, потому, что тебя очень любила! Но я мать свою не виню! Ты же дитем была! А она так тебя любила! Больше, чем меня!
- Я не буду ничего плохого слушать про маму! – Елена развернулась и хотела было уже уйти, но Алексей остановил ее.
- Погоди! Я не буду больше! Ты уже взрослая! Сама решишь, что правильно, а что нет. Я вообще по другому поводу приехал!
- И по какому же?
- Лен… Понимаешь, у меня же дочка есть… Машенька… Ей пять лет всего. И она болеет очень. Мы старались. Сделали, что могли, но ей нужна операция… - голос Алексея дрожал.
- Чем я могу помочь?
- Нам нужна очень большая сумма, Леночка! А я знаю, что ты недавно наследство получила.
- И сколько же вы хотите?
- Миллион, Лена. Нам нужен миллион. Сама понимаешь, такие вещи стоят очень дорого!
Дальше Лена слушать не стала. Развернулась, и пошла к подъезду. Она слышала, какие проклятия неслись ей в спину, но не оглянулась. А когда Алексей все-таки припустил за ней, все еще надеясь на что-то, просто стукнула на ходу в первую попавшуюся дверь на своем пути.
- О! Ленка! – веселая компания, сидевшая за этой дверью в комнате местного алкоголика, дяди Саши, обрадовалась ее появлению.
- Там отец мой приехал. Обидеть меня хочет. Помогите!
Больше ей говорить ничего не пришлось. Все в общежитии знали историю Марины и очень уважали ее за то, что она на спилась, не ушла гулять куда-то, бросив ребенка на произвол судьбы, и не привела в дом нового мужика, решив, что личное счастье дороже, чем дочь.
- Да я ему! – взревел дядя Саша, поднимаясь из-за стола, и Алексей, понимая, что ничего хорошего из встречи с подвыпившей компанией не выйдет, предпочел ретироваться.
- Ты у меня еще попляшешь! – погрозил он кулаком Лене и бросился наутек, когда бутылка просвистела рядом с его головой, а компания заржала, провожая его свистом и улюлюканьем.
- Иди домой, дочка! – осторожно похлопал по плечу ревущую Елену дядя Саша. – И ничего не бойся! Не сунется он больше сюда. А с матерью твоей я сам вечером поговорю и все объясню ей.
Лена поднялась на свой этаж, закрыла за собой дверь комнаты, и дала волю слезам. Она плакала так горько, что даже не услышала, как вернулась домой Марина.
- Маленькая моя, ну что ты! – обняла она дочь. – Не надо! Не плачь! Все хорошо будет!
- Мам, а если не будет? Если он правду сказал? И где-то моя сестра, которая болеет и может… Мам! Я даже думать не могу об этом!
- И не надо! У нас с тобой фактов нет. О чем тут пока думать? Нужно для начала все узнать!
Марина дотянулась до сумки и достала телефон.
- Кому ты звонишь?
- Тете Вале. Забыла, кто у нее муж и где работает?
- В полиции…
- Именно! Вот его-то мы и попросим разузнать для нас кое-что. А потом будем думать, что да как. Иди-ка, умойся пока! Ты мне будешь нужна в здравом уме и при памяти.
Через час они знали все.
У Алексея действительно была дочь. И звали ее Машей. Но он не общался ни с ней, ни с ее матерью, бросив их так же, как в свое время Марину с Леной.
- Маша правда болеет. Не знаю, откуда у него информация об этом, ведь с матерью девочки никаких отношений он не поддерживал. Но это и не важно уже. Мы с тобой поедем в тот город, где они живут, и узнаем, чем можем помочь.
- Мам, ты думаешь, так будет правильно?
- А ты так не думаешь? – Марина обняла Лену. – Если бы мне не помогали, доченька, где я была бы сейчас? Твоя бабушка, Галина Петровна, мои подруги, люди вокруг… Сколько их было? И каждый давал мне частичку своего тепла. И поверь, того, что они мне давали, с лихвой хватило на то, чтобы перекрыть все, что забрал из моей души уходя Алексей. Мне обидно лишь потому, что ты не получила того тепла, которое могло бы быть у тебя, если бы я в свое время сделала правильный выбор. И сейчас пришла наша очередь подарить это тепло кому-то еще. Понимаешь?
- Да!
Маша поправится. Операцию ей сделают бесплатно, но Лена, понимая, что это только половина дела, возьмет на себя расходы на реабилитацию и оплату съемной квартиры в Петербурге, где будет жить со своей мамой Маша, пока не поправится.
И какое-то время спустя, уже в Москве, люди будут умиляться, глядя, как по дорожкам Нескучного сада гуляют две девицы. Одна будет вести за руку другую и тарахтеть без умолку:
- Ты моя сестра? Правда? Тогда пойдем мороженое есть! Какое ты любишь? Если ты моя сестра, то шоколадное! Я такое люблю!
- Маша, я буду любить любое мороженое, если ты перестанешь тащить меня куда-то и дашь отдышаться! Куда мы бежим?
- Как куда?! – возмутится Маша. – Сколько вокруг интересного, а мы будем на месте стоять?! Пойдем уже! Сестра ты мне или нет?
- Сестра…
(Автор: Людмила Лаврова)
Следующая публикация
Нет комментариев