ВАДИМ КОНСТАНТИНОВИЧ ПАУСТОВСКИЙ о стихах своего отца :
"К началу 1917 года у отца возникло твердое желание послать свои стихи на суд какого-нибудь из известных литераторов. Из нескольких кандидатур, в том числе и Горького, выбор остановился на Бунине.
Сохранился черновик сопроводительного письма:
" Мн.Ив.Ал. Простите, что, может быть,слишком смело то, что я пишу Вам. Моей давнишней мечтой было послать Вам несколько стихотворений для того, чтобы Вы сказали, что думаете о них. Я буду Вам несказанно благодарен, если Вы найдёте время прочесть их и написать мне несколько слов. Я их никому не показывал, нигде не печатался. Я далёк от литературной среды, живу жизнью бродячей .
Мне бы хотелось, чтобы Вы поверили, как трудно мне было обратиться к Вам из опасения,что Вы сочтёте это выступление примером той навязчивости и бесцеремонности, от которой, я думаю, Вам приходится страдать".
Но главное - в другом! Бунин откликнулся на письмо и стихи, что отцу, откровенно говоря, казалось даже маловероятным... О стихах Бунин отозвался кратко, найдя, что их автор "поёт с чужого голоса". Центр тяжести ответа заключается в другом, а именно в совете полностью перейти на прозу... "Мне кажется, Ваш удел, Ваша настоящая поэзия - в прозе. Именно здесь, если вы сумеете проявить достаточно упорства, уверен, сумеете достичь чего-нибудь значительного"
Совету Бунина Паустовский последовал неукоснительно и стихов больше не писал, разве что в шутку.
Опять в снега, как в ризы голубые,
Закутана вечерняя страна.
В пустых соборах служат литургии,
И грусть моя по-зимнему ясна.
В седых садах, где в небе бродят звёзды,
В золотизне рождественских ветвей,
В седых садах, где месяц всходит поздно,
Над белизной берёзовых аллей.
А в городке горят в домах лампады
И отблеск их ложится на паркет.
В Москве балы и пышные парады
И на Тверской вечерний мягкий свет,
В Москве мороз горит в дыму кострами
И в Зубове, в твоём особняке,
Я слышу смех и вздох о "нежной даме",
Мои стихи в задумчивой руке.
Мне грезится блистательный Растрелли,
Его рука чертила белый зал,
Где столько лет потом в ночах звенели
Моцарта сны под русский клавесин.
Опять снега закутали как пледом
Весь городок, и только сторожа
Стучат в ночах.
За ними ходит следом
Глухой рассвет, синея и дрожа.
16 декабря 1920 года.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев