Интересные жизненные рассказы

Николай КРАСИЛЬНИКОВ БЛИЗКАЯ ДАЛЬ (Из дневника) … Природе было угодно создать Землю и Человека. Человеку было угодно создать Бога. Богу угодно было погубить Человека, а для того, чтобы это сделать, он сотворил политиков и военных, а для того, чтобы это сделать менее болезненным, он сотворил писателей. «ПЯТИЗВЁЗДНЫЙ» ТОСТ Бухарский поэт Ташпулат Хамид был среднего роста, плотен, как баурсак – узбекский колобок, и в меру кудряв, за что коллеги по цеху называли его Пушкиным. Писал он философскую и пейзажную лирику, о минаретах и ласточках, о детстве и улочках древнего города. Не смотря на то, что Ташпулат занимал весьма высокий партийный пост в Бухаре, он оставался всегда весёлым, внимательным и обходительным человеком. И стихи его были такими же искромётными, греющими читателя неподдельной теплотой. Правда, баснописец Ямин Курбан, со свойственным ему сарказмом, замешанном на ревности, осторожно напоминал: – Настоящий поэт – толстым не бывает! Стихи Ташпулата Хамида на русский язык переводили Нина Татаринова, Зоя Туманова, Михаил Ушаков, другие ташкентские поэты. Однако с некоторых пор Ташпулату стало почему-то казаться «тесной» популяризация его стихов на «великом и могучем» в рамках республиканских газет и журналов. Захотелось более широкого читательского признания. Обрели же всесоюзную славу поэты Расул Гамзатов и Кайсын Кулиев! А всё благодаря кому? Столичным поэтам. Тогда в конце 60-х годов и зачастил Ташпулат в белокаменную к именитым переводчикам с богатыми подарками земли восточной. Те с удовольствием принимали дары. Отуманенные коньячной дымкой обещали что-то перевести, даже организовали несколько журнальных публикаций, и только. Настоящая слава не приходила. В один из очередных приездов Ташпулат собрал московских поэтов-переводчиков в ресторане ЦДЛ. Здесь он уже был узнаваемым и желанным гостем. К столу, обставленному по «падишахски» щедро, подходили знакомые и незнакомые поэты, произносили пышные тосты. В самый разгар дружеской пирушки возле «хозяина дастархана», словно из-под земли, вырос незнакомый мужчина. Пошатываясь на «пластилиновых» ногах, он приобнял Ташпулата и выкрикнул: – Тихо! Я скажу здравицу в честь нашего друга, – и выдал четверостишие: Бейте бубны, гремите пушки, Принимай, Москва, дары! Ташпулат Сергеич Пушкин К нам приехал из Бухары. Гости, весьма захмелевшие за столом, приняли эпиграмму за дружескую шутку, налили незнакомцу в рюмку «пятизвёздной радости», и выпили под дружное «гип, гип, ура!» за виновника торжества. Ташпулат, в общем-то, мало пьющий, придя в гостиницу, долго «прокручивал» в голове стихотворный тост и, в конце концов, посчитал его незаслуженно обидным. Да и человек, произнёсший его, был незнакомым. Так и вернулся поэт в родную Бухару оскорблённым… Больше он в Москве не появлялся. Стихи Ташпулата продолжали переводить те же самые ташкентские поэты. Искренне, близко к оригиналу, донося до русского читателя дух и настроения узбекского друга. И заискивать, как перед московскими именитыми собратьями по перу, было не надо. Разве что лишний раз угостить Михаила Ушакова в полуподвальном буфете гостиницы «Зеравшан», когда-то называвшейся «Региной», стаканом солнечного портвейна. А эпиграмма так и продолжала ходить в узких кругах столичных поэтов. Говорили, что её написал Евтушенко. Но как-то в Переделкино в начале лихих девяностых я прочитал эту эпиграмму Евгению Александровичу и спросил, верно ли, что это написал он? Мэтр изучающим взглядом окинул меня, засмеялся и сказал: «Не помню!» ПОСТУПОК После войны поэт Ахунди работал директором книжного издательства. Однажды к нему в приёмную пришли необычные белобородые старцы – то ли за советом, то ли за помощью. В чалмах, в длиннополых лёгких халатах и с чётками в руках. Смиренное поведение и само одеяние выдавало в посетителях священнослужителей. Хозяина кабинета в это время не оказалось на месте. Вызвали в райком партии, или по каким другим срочным делам. Надо сказать, что годы, о которых идёт речь, были атеистическими. Велась открытая и скрытая борьба с верующими. Вот тут-то в приёмной и возник парторг издательства и ярый богоборец П. Увидев почтенных священнослужителей, он грубо выпроводил их за дверь. Когда Ахунди вернулся на рабочее место и узнал о безнравственном поступке своего сотрудника, поэт пришёл в негодование: – Да как вы могли выдворить гостей? Эти старики святые, они молились за нашу Победу! Впоследствии Ахунди, хотя и с трудом, но сумел уволить с работы парторга. По тем временам это был мужественный поступок. САМОЕ ТРУДНОЕ Что самое трудное в творчестве поэта, когда он склоняется над чистым листом бумаги? Поиск божественного слова, необычного образа, редкой рифмы, ритма, размера? Разумеется, без всего этого не создать хорошего стихотворения. Однако для истинного творца есть и не менее важная задача: книга, наконец, родилась, и теперь ей надо дать название. Какое? «Стихи» – тривиально. Другие названия также могут оказаться примелькавшимися или где-то уже слышанными. М-да… Ведь книга, по существу, такой же корабль, как её назовёшь, так она и отправится в читательское плавание. С такими трудностями обычно сталкиваются мастера, поэты первого ряда. Как они в подобных случаях поступают? Обращаются за советом к собратьям, которым доверяют, их тонкому слуху, безупречному вкусу. Именно таким считался поэт-фронтовик, автор известной повести «Как кончаются войны», многолетний преподаватель Литинститута Василий Субботин. Однажды летом на даче, где мэтр на веранде пил чай, раздался телефонный звонок. Василий Ефимович поднял трубку. Звонил Евгений Евтушенко, просил совета, как лучше назвать свою новую книгу, перечислял варианты. Случай был, действительно, не из простых. Все варианты Василий Ефимович, подумав, мягко отклонял, но в какое-то мгновение его взгляд скользнул по подоконнику, на котором в стеклянной вазе сияло крупное яблоко. С одной стороны – зелёное, с другой – розовое. Именно на нём и остановился взгляд Субботина. – Стоп, Женя! – воскликнул Василий Ефимович. – А назови свою книгу «Яблоко»! Коротко и точно, с библейским привкусом. – Подумаю, – после короткой паузы ответил Евгений Александрович и поблагодарил. Вскоре книга Евтушенко «Яблоко» увидела свет. РАМЗЕС Поэт-фронтовик Назармат, как минимум раз в месяц, любил появляться в СП Узбекистана, что находился в 70-е годы на улице Пушкина, 1. Он с трудом распахивал тяжеленную дубовую дверь, долго, по привычке обтирал подошвы обуви, шаркая о рубчатый резиновый коврик, потом поворачивался в сторону молодого усатого вахтёра, сидевшего за гардеробной перегородкой, улыбчиво здоровался с ним и, подняв к потолку указательный палец, таинственно спрашивал: – Рамзес у себя? – У себя, учитель! – отвечал вахтёр. – Хош, – удовлетворённо потирал ладонями Назармат и одышливо поднимался по ковровой дорожке на второй этаж, где находился кабинет секретаря Союза писателей по организационным вопросам поэта, лауреата государственной премии Рамза Бабаджана. Навряд ли, Назармат знал, что-либо о египетском царе Рамзесе, просто ему нравилось словосочетание имён. А если к тому добавить, что Рамз Бабаджан – человек душевный – мог помочь коллегам с ордером на квартиру, с путёвкой в Дом творчества или с очередью на машину, другими тогдашними благами, то он вполне оправдывал имя всесильного Рамзеса. ПОПУТЧИК Ехал на автобусе из Тёплого Стана домой в Переделкино. Рядом – южанин средних лет, с модной ныне щетиной недельной давности, сосредоточенно глядит в окно, за которым проплывают растущие, как грибы, подмосковные новостройки, супермаркеты, бензоколонки с лейблами «ЮКОС», парки, пруды, златоглавые храмы, привычные моему глазу и душе пейзажи… Достаю из дорожной сумки книгу, читаю. Листая страницы, замечаю – южанин изредка с интересом наблюдает за мной. Ему, явно, молчание навевает грусть, хочется поговорить. Наконец, он полу-оборачивается ко мне и деликатно произносит: – Извините, смотрю на вас и удивляюсь – вам, видимо, уже немало лет, а вы читаете без очков… – Наверное, это наследственное, – отвечаю я. – Мама моя была швеёй: она и в семьдесят лет без очков вдевала нитку в иголку. Помолчали. – Удивляет и другое, – говорит южанин, причём без акцента, без всяких «нэ». – Сейчас мало кто читает книги в транспорте, и вообще, как раньше. Особенно молодёжь. В ушах торчат наушники, из рук не выпускают мобильники, планшеты-маншеты… Тукают пальцами в буквы. – Это так, – соглашаюсь я. – К сожалению, так… – А ещё, извините за назойливость, – произносит незнакомец. – Вы очень напомнили мне моего отца. Он был сельским учителем, – южанин грустно вздыхает и отворачивается к окну, за которым во всей своей полуденной осенней красе полыхали клёны, берёзы, осины. Наверное, они напомнили ему совсем иную картину: в ослепительном снегу вершины гор, родной аул, лопочущие листвой тополя, скачущую по камням ледяную речку. Я снова углубляюсь в чтение. – Извините, – слышу вскоре уже знакомый голос, – мне на следующей остановке выходить. Разрешите напоследок спросить: а кто вы по специальности? Вообще-то я не люблю представляться писателем. Это по молодости было лестно называться столь высоким званием. С возрастом человек становится осознаннее, требовательнее к себе, к окружению. – Учителем, – произнёс я, будучи уверенный в том, что писательское призвание сродни учительскому: «Сеять разумное, доброе, вечное»… – Я так и думал, не ошибся, – обрадовался любопытный незнакомец. – Значит вы, как и мой отец, тоже учитель! Мой собеседник, явно одушевлённый мини-диалогом, на прощание пожелал мне «кавказского здоровья, мудрого долголетия» и стал пробираться к выходу. А я снова открыл книгу писателя Антона Макаренко «Педагогическую поэму». Книгу ныне полузабытую, но нисколько не потерявшую актуальности в постперестроечной России. КОВАРСТВО Поэт Азиз Абдураззак в доме творчества «Дурмень» переводил на узбекский язык стихи Пушкина. Был он стар, немощен, но чувство юмора его никогда не покидало. Вечером после ужина Абдураззак на час-полтора садился к телевизору, что находился в фойе, послушать новости, поговорить с собратьями. В тот период по телевизору ежедневно рекламировали очередное чудо-лекарство, вроде волшебной тибетской травки «похотливого козла», от мужской потенции. Однажды Абдураззак, раздражённый такой назойливой рекламой, не выдержал и при всех демонстративно вырубил «ящик». – Что вы, домулло?! – зашумели коллеги. – Сейчас будут передавать концерт… На что старый поэт, некогда слывший удачливым ловеласом, громко и с явной обидой в голосе, процитировал переводимого им классика: – Какое подлое коварство – полуживого забавлять! ЦЕНА ШУТКИ Народный поэт Узбекистана Шукрулло в юности считался выдумщиком и шутником. Впрочем, таковым он был всегда. После войны в «Культмаге», что находился на улице Карла Маркса, молодая женщина, приехавшая из сельской местности, попросила продавца показать ей диковинную вещицу – веер. Она с простотой селянки повертела им и так, и сяк, затем поинтересовалась: мол, как им пользоваться? – Дайте, покажу! – сказал Шукрулло, случившийся рядом. Поэт приставил веер к лицу и стал отчаянно крутить перед ним головой. – Вот так! – улыбнулся Шукрулло. – Ийе, – удивилась женщина, приняв шутку поэта всерьёз, и подумав, веер не купила. Покупатели, наблюдавшие за необычной сценкой, рассмеялись. Через день к дому Шукрулло подкатил энквэдевский воронок. Первый вопрос, заданный следователем поэту, был: – На что вы намекаете, гражданин Шукрулло? На то, что в Советском Союзе выпускают не качественные товары? Так шутка обернулась для поэта суровой былью, растянувшейся на несколько лет гулаговских лагерей. СТАРИКИ Был я молод, настырен, нетерпелив. И написал свой первый рассказ «Старики». Отнёс его в толстый литературный журнал. Большая красивая бабушка, заведовавшая отделом прозы и, кстати, сама неплохая писательница, почему-то промурыжила мой литературный опыт несколько лет. И когда я о рассказе почти забыл, он вдруг был напечатан. На радостях я пришёл с коробкой конфет к большой красивой бабушке – она будто «затормозилась» в своём возрасте – и совершенно искренне выпалил: – Огромное вам спасибо! Наконец-то мы с вами породили «Стариков»! Большая красивая бабушка нисколько не обиделась на моё бестактное признание. Иначе мы не пили бы вместе чай с конфетами и не смеялись так весело… ДОКУМЕНТ ЭПОХИ Выходец из пензенских крестьян поэт Павел Дружинин (1890 – 1965) свой творческий путь начинал в Ташкенте. Здесь в начале прошлого века в местных газетах и журналах были опубликованы первые его стихи, вышли первые сборники. Поэт близко общался с жившими тогда в городе «бирюзовой чайханы» А. Ширяевцем, Б. Лавренёвым. Встречался с Есениным, когда тот весной 1921-го года приезжал в Ташкент. После октябрьской социалистической революции Павел Давыдович переехал в Москву. Его творчество было замечено А. М. Горьким. Стихи поэта высоко ценили М. В. Исаковский, А. А. Прокофьев за знание народной жизни, богатство и красоту русского языка. В 1986 году московский «День поэзии» опубликовал забытое стихотворение Павла Дружинина, которое разыскал в газете «Юношеская правда» за 1924 год литературовед А. В. Храбровицкий. Называется оно «С галёрки» и посвящено ломке старого быта. Стихотворение показалось мне удивительно современным, только в «обратном направлении». Так, наверное, случается часто во времена исторических перемен, переделов. Стихотворение короткое, и я приводу его целиком: Пляшет НЭП отвратительный танец, Скалит зубы торгаш-гармонист. А с галёрки поэт-оборванец Вниз бросает пронзительный свист. Это я, чьи карманы навылет, Это я, из-под Пензы мужик, В ваши чёрные смокинги вылил, Как в помойную яму, свой крик. Это я, в облинявшей фуфайке, Вас, нарядных, по роже – бичом! Жрите, чавкайте сдобные сайки, Подавитесь моим калачом. Знаю я, вы одели шелка чьи, Чьи согрели вам пузо меха, И за все ваши блага свинячьи Я не дам запятой из стиха! Поэтические строки, как яркий документ, запечатлели определённый отрезок эпохи. И разительно напоминают так называемых «новых»… Тут уж я не говорю о мастерстве поэта, его метких эпитетах, образах, иронии, которым могли бы позавидовать некоторые нынешние модные стихотворцы – иван-гардисты и абрам-гардисты… ОБРАЗ НА ФОНЕ ВРЕМЕНИ Портрет бывшего писателя-коммуниста, крупного партийного деятеля, ныне преобразившегося в писателя-«богослова» Евгения Ефимовича Березикова, в славянском миру слывущего Евгением, в мусульманском – Доно Насафи, несомненно, колоритен: на лысеющем черепе приплюснутая шляпа нэповских времён, холщовая рубаха навыпуск, такие же белые штаны и остроносые горчичного цвета штиблеты. В руках – огромный, отполированный до блеска, айвовый посох. Не хватает только над головой нимба – зримого символа святости. Он постоянно пребывает в духовном странствовании, поисках пути к вечной жизни. Как ритор – античный спец по трёпу, путешествует по городам, странам и континентам, с самозваным титулом: «Верховный Астрал Индо-Азиатского Большого Магистра – треугольника Тибета-Азии-Памира». Ни больше, ни меньше. – У Березикова поехала крыша мира! – шутят собратья по перу. Надо отдать должное, Евгений Ефимович не сердится на подобные колкости, или делает вид, что не сердится? Посмотришь со стороны и подумаешь: что-то есть в сей фигуре от двух знаменитых людей – графа Льва Николаевича Толстого яснополянских времён и, как ни странно, – от Остапа Бендера. И от второго, кажется, даже больше, чем от первого… 1995 КАСЫДА В одной арабской стране злоумышленник стрелял в падишаха. К счастью, пуля не задела его светлейшее величество. Падишах, как и все падишахи, был злым и мстительным человеком. Простому мастеровому люду в его стране жилось бедно, туго. И только кучка хитрецов, лицемеров и мерзавцев купалась в роскоши и неге. Те, которые жили в бедности, тайно радовались покушению на его величество, а купавшиеся в золоте, притворно скорбели по печальному происшествию. Однако в этой «скорби» больше всех выделились придворные поэты. Самый главный придворный поэт даже написал касыду в жанре соболезнования. В этом деле он был мастаком. И главная мысль касыды заключалась в том, что если бы поэт в тот трагический момент оказался рядом, то он, не колеблясь, подставил бы под пулю своё сердце, чтобы сохранить драгоценную жизнь повелителя. Касыда падишаху понравилась. Он даже прослезился. И назвал поэта настоящим героем. Подарил ему сшитый золотом халат и белого коня. Другой придворный поэт позавидовал успеху собрата. И тогда он тоже написал касыду, очень похожую на ту, что уже существовала. Только мысль в ней была чуть-чуть иная. Поэт размышлял о том, что если бы злоумышленник послал вторую пулю, то под неё он бы непременно подставил свою грудь. Падишах прочитал и эту касыду. Он был суровым правителем, но обладал и юмором. Поэтому падишах сказал: – В следующий раз докажешь свою преданность на деле. Тогда и получишь должное вознаграждение. А то твоя касыда уж слишком смахивает на подхалимаж! ЗНАТЬ БЫ… Писатель-сказочник К. И., глубоко верующий человек, никогда не брал в рот спиртного. Придерживался высшей нравственной заповеди: – … Я выпью – и вдруг умру. Как тогда в таком виде предстану перед Всевышним? Что скажу ему на страшном суде? К. И. умер трагически – от солнечного удара. ЮБИЛЕЙ НАВОИ Так однажды случилось, что очередная круглая дата – 500-летие со дня рождения великого узбекского поэта Алишера Навои – выпала на начало войны. Как быть? Как отметить достойно в тяжелейшее время этот славный юбилей? И отмечать ли? Общественность и руководство республики оказались в некоторой растерянности: война и юбилей… К тому же в предвоенные годы в некоторых кругах интеллигенции (конечно, не без помощи соответствующей пропаганды) бытовало мнение, что всё творческое наследие поэта реакционно, а сам он является царедворцем. А это никак уже не поощрялось… Да-да, было и такое! Как выйти достойно из создавшегося положения? Тут без Москвы ничего не решить. И тогда первый секретарь ЦК Узбекистана Усман Юсупов отважился напрямую обратиться к товарищу Сталину. Вождь внимательно выслушал первого секретаря. Отошёл к широкому окну, раздвинул шторы и медленно стал читать что-то на грузинском языке. По напевному слогу чувствовалось, что это были стихи. Когда вождь закончил читать, он посмотрел на слегка растерявшегося Юсупова и подчеркнул: – Это стихи великого Навои на грузинском языке. Собственно, так и был однозначно решён вопрос, проводить юбилей великого поэта или нет. Вождь многое знал наизусть и помнил. Недаром когда-то в юности сам писал стихи. К слову, не в пример нынешним кремлёвским демократам, оплёвывающим всё и вся, создающим чужими руками сомнительные мемуары типа «Исповеди на заданную тему» и получающим за них доллары: свой-то рубль позорно низвели до нищеты. А юбилей поэта в тот трудный для страны год всё же отметили. И не только в республике. В блокадном Ленинграде 10 – 12 декабря 1941 года в Государственном Эрмитаже состоялась научная конференция, посвящённая Алишеру Навои. Тогдашние «тоталитарные» руководители почему-то помнили о культуре и, как могли, поддерживали и помогали ей, хотя и само положение навряд ли были соизмеримы с нынешним… Морально, материально и психологически. НОВЫЙ ЖАНР Поэт Б. Б. написал роман в стихах. В пятьдесят тысяч строк. Романище! Титанический труд. В этом смысле он «переплюнул» всех своих соотечественников – восточных классиков прошлого и настоящего. Роман воспевал возрождающийся капиталистический строй, главу государства, новых «хозяев жизни». А поскольку поэт Б. Б. когда-то был циковским работником, коммунистом-чиновником и лауреатом многих престижных государственных и литературных премий, давние связи у него остались. Вот эти-то коммунисты-перевёртыши – «новые хозяева жизни» – в благодарность поэту за прошлые услуги помогли на спонсорских началах издать роман-эпопею своего бывшего всесильного патрона. Романище с быстротой молнии, в роскошном переплёте и на мелованной бумаге, вышел в свет. И… неподъёмным кирпичом осел на прилавках книжных магазинов. «Неподъёмным» он был во всех смыслах, но особенно – в цене. Поэт нервничал. Ему, естественно, хотелось, чтобы его творение прочитали, чтобы в полный голос заговорили о его героях. И тогда Б. Б. попросил критика О. Ш. написать в какую-нибудь газету или журнал о его стихотворном романе статью. Критик и литературовед О. Ш. был человеком честным и принципиальным. Лгать он не умел, но и обидеть поэта не хотелось – хотя бы за бессонные ночи и самоотверженный, но – увы – напрасный, в данном случае, труд. Однако поэт при каждой встрече напоминал критику о невыполненной просьбе. И вот, наконец, О. Ш. не выдержал и отправил по почте письмо Б. Б.: «Уважаемый коллега! Поздравляю вас с выходом романа в стихах. Мне кажется, вы стали автором новаторского искусства, введя в литературу новый жанр, который можно определить ёмким словом «восхвализм». Прошу не путать с другими «измами» – соцреализм, постмодернизм и т. д. Конечно, этот жанр существовал во все времена – в одах, касыдах, посвящённых царям и падишахам, постоянно трансформируясь. Но то, что создали вы в литературе – настоящий подвиг, не имеет аналогов. Смею вас заверить, что ни у одного поэта в мире не было такой оды в пятьдесят тысяч строк. В этом смысле вы достойно могли бы быть упомянуты в книге рекордов Гиннеса, с чем я вас ещё раз и поздравляю. О. Ш.». СЫН ЗА ОТЦА НЕ ОТВЕЧАЕТ В середине семидесятых годов профессор, доктор филологических наук, поэт, литературовед, член СП СССР, знаток творчества Анатоля Франса, преподаватель республиканского педагогического института русского языка и литературы и член редколлегии журнала «Звезда Востока» С. И. Лиходзиевский попросил меня перевести детские стихи неизвестного мне поэта С. П. Шушкевича. Помнится, я смутился, сказал, что не знаю, мол, родственного славянского языка, на что милейший Степан Иванович заметил, что это не беда, и он поможет мне, сделает подстрочник. Как потом выяснилось, С. П. Шушкевич был близким другом С. И. Лиходзиевского с юности – по комсомолу и по поэтическому цеху. Оба, как многие и многие тогда, перед войной оказались в опале; Степан Иванович попал в южный Казахстан, в местечко Капланбек. Ну, а про мытарства друга деликатный Степан Иванович в то время умолчал. Правда, позже я узнал: пока Степан Иванович, находясь в ссылке в солнечном краю, учил русских и казахских ребятишек в младших классах любви к родине, друг его на суровом Севере сдавал «экзамены» по валке леса и трелёвке брёвен. Однако потом, несмотря на далёкие расстояния и долгую разлуку, старые приятели не порывали связи друг с другом, переписывались, изредка даже во время отпусков встречались. Что и говорить! Такой привязанности можно только искренне позавидовать. А ради дружбы – чего только не сделаешь… В общем, стихи добросовестно, как мог, я перевёл, стараясь донести их дух до читателя. Вскоре подборка стихов С. Шушкевича увидела свет. Было среди них, быть может, не самое лучшее, которое мне однако вспомнилось недавно совсем по другому случаю… Стихотворение короткое и я приведу его полностью – «Мой дед»»: В самой светлой комнате есть портрет, С шашкой и в будённовке там мой дед. Не в одном походе он раньше был, Белых генералов он крепко бил. Землю им советскую не отдал, Дед края Полесские защищал. Были деду трудности по плечу, На него похожим быть я хочу! Номер журнала «Звезда Востока» со стихами Степан Иванович отправил в Минск автору. А вскоре от С. П. Шушкевича на мой адрес пришёл толстый пакет. С новым сборником его стихов и тёплым автографом. Там же было письмо с благодарностью за переводы, за «не технократическое понимание текста, а естественное чувство родственного слова». Вот, собственно, и всё. Больше о С. П. Шушкевиче я ничего не знал, разве только то, да и то со слов Степана Ивановича, что у него есть толковый сын, который «пошёл по естественнонаучной стезе». Мыслил ли тогда Степан Иванович, что более чем через десяток лет сын С. П. Шушкевич – тёзка отца своего – станет Председателем верховного совета Белоруссии? И уж наверняка даже в самом страшном сне не приснилось бы друзьям, что сын одного из них окажется в числе трёх знаменитых заговорщиков, поправших голос почти трёхсотмиллионного народа и одним росчерком пера в Пуще развалят Советский Союз. Ту великую державу, о которой его отец искренне (во всяком случае, так хочется верить мне!) писал: Землю им советскую не отдал, Дед края Полесские защищал. Увы, а внук вот – предал… Но «предал» близкий синоним слову «отдал». Хотя, как знать, как знать… Ведь говорил же когда-то Генералиссимус: «Сын за отца не отвечает». А в нашем печальном случае наоборот… 1992 СЕТКА-РАБИЦА Союз писателей выделил своим членам дачные участки. Стандартные шесть соток. Прозаик В. Т., фронтовик, автор многих книг о войне, корреспондент тогдашней центральной газеты, не откладывая дело в «долгий ящик», на другой день приехал с рабочими и огородил отведённую ему землю сеткой-рабицей на бетонных подпорках. Через неделю он снова появился на участке. И ещё издалека увидел своего будущего соседа по даче поэта Д. Ж. Тучного, с одышкой мужчину, писавшего длинные трескучие стихи, в которых он всегда кого-то разоблачал. Д. Ж. расхаживал по кочкам, заросшим выгоревшей травой, с двумя дюжими сыновьями-спортсменами. Они что-то скрупулёзно вымеряли рейкой, видимо, заменявшей сантиметр. После взаимных приветствий Д. Ж. сразу же выразил обиду и претензии: – Нехорошо получается, сосед… – Что нехорошо? – искренне удивился В. Т. – Поторопились поставить загородку. – Что же тут плохого? – А то, что вы отхватили у меня лишние десять сантиметров. Сыновья, молча стоявшие рядом, в знак подтверждения, закивали квадратными подбородками. – Что же делать? – опечалился В. Т., в раздумье теребя затылок. – Придётся вам переставить сетку, – настоятельно потребовал Д. Ж. – А может быть, не надо? Загородка поставлена основательно. Всего каких-то десять сантиметров. Я уж их компенсирую вам чем-нибудь… Хотите деньгами? – попросил В. Т. – Нет, нет, нет, – замахал пухлыми руками Д. Ж. – Я здесь буду строиться капитально. Мне каждая пядь нужна. – Ну, что ж, – вздохнул В. Т. – Придётся сетку передвинуть. Но чтобы ещё раз не произошло недоразумения, давайте снова всё измерим. По счастливой случайности пожилой шофёр В. Т., Михалыч, когда-то в молодости работал землемером, и писатель-фронтовик попросил его вместе с сыновьями Д. Ж. измерить участки. Они с охотой принялись за дело. Один раз измерили – что-то засомневались. Другой раз – стали шумно спорить. А на третий – Михалыч, еле сдерживающий торжество и нахмуренные парни как бы виновато подошли к В. Т. и Д. Ж. Выяснилось, что писатель-фронтовик, оказывается, наоборот, в запарке оставил лишние полметра земли соседу. Сыновья с самого начала измеряли неправильно. – Ну, что? Будем переставлять сетку? – шутя спросил В. Т., щурясь от солнца. – А может, не надо? – пыхтя от неловкости и заискивающе попросил Д. Ж. – Посмотрите, как крепко и красиво поставлена сетка. Словно на сто лет вперёд. К тому же мы с вами как-никак соседи. Помните поговорку: выбирай сначала соседа, а потом – дом… – Да уж, – протянул В. Т. – Об этом мне действительно стоило подумать загодя… ОЛЕНИЙ РОДНИК В начале 80-х годов в Ташкенте в издательстве «Молодая гвардия» у меня вышла книга рассказов «Олений родник» о моих охотничьих и рыболовных скитаниях по горным и степным тропам, по рекам и озёрам, а также новеллы и наблюдения о диких и домашних четверолапых животных и пернатых Средней Азии. Книга была тепло встречена читателями и собратьями по перу, что во втором случае крайне случается редко. Однако думается, что в обоих случаях и особенно во втором, тогда оказал добрую услугу счастливый «билет». Многие любители живой природы хорошо помнят и знают популярную телепередачу «В мире животных», открывавшуюся танцующими журавлями. Помнят и её ведущего – доброжелательного по-айболитски и улыбчивого Николая Николаевича Дроздова. Иногда в своих передачах он знакомил телезрителей с книжными новинками, присылаемыми авторами из многих городов и республик необъятной тогда страны на адрес телепередачи «В мире животных». Николай Николаевич не только показывал (считай, популяризировал, ныне сказали бы, рекламировал – за деньги!) обложки книг незнакомых авторов, но и вкратце рассказывал, возможным будущим читателям, их содержание. Тогда-то я и подумал: «А чем чёрт не шутит!» – и послал тоже Дроздову свою книгу «Олений родник», предварив её тёплым письмом и автографом. Конечно, я почему-то слабо верил, что бандероль точно дойдёт до адресата. Мало ли авторов таким способом хотят быть узнанными на весь Союз! И всё же какое-то доброе предчувствие теплилось во мне. Может быть, и те незначительные факты, что имя-отчество у нас одинаковые (тёзки!) и, как говорили мои близкие знакомые, Дроздов абрисом похож на меня: «Как две капли воды!» За срочными делами я вскоре забыл об отосланной бандероли и «пропустил» очередную телепередачу в «Мире животных». Зато наутро от коллег по работе и от знакомых услышал много лестных слов, вроде этих: «Видели, видели, старина, твою новую книгу. Надо бы почитать. Дроздов показывал. Поздравляем!» Передачу потом повторили, и я уже сам наяву услышал доброе слово популярного телеведущего о своей книге. В общем-то, эпизод рядовой, малозначащий для читателя, но не для автора, если бы он не имел продолжения, спустя двадцать лет. В начале 2000-го года я переехал жить в Москву. Как-то весной на Международной книжной выставке-ярмарке, проходящей традиционно на ВВЦ (ВДНХ), на одной из стендов я увидел книгу Дроздова. Рядом выстроилась длинная очередь за автографом в сторону столика, за которым сидел легко узнаваемый автор. Я тоже приобрёл книгу, считая, что она будет мне полезной. Когда моя очередь подоспела, я поздоровался с Дроздовым и, чтобы наладить хоть какой-то мини-диалог, пошутил: – Николай Николаевич, мои друзья говорят, что вы похожи на меня! Дроздов лукаво-критическим взглядом оглядел меня и деликатно поправил: – Нет, это вы на меня похожи! Тогда я решил напомнить Дроздову наше давнее заочное знакомство и поблагодарить: – Вы когда-то, Николай Николаевич, в своей передаче показывали мою книгу! – Какую, напомните. Я вкратце рассказал о себе, кто я, откуда, о книге. – Помню, помню, – улыбнулся Дроздов. Я грешным делом подумал, что его «помню» прозвучало просто так, ради красного словца – вон, сколько людей, зверей, птиц и книг! – прошло перед ним, разве всё и всех упомнишь? Но я, к своему удивлению, ошибся… – Кажется, это ваш был сюжетик о корноухом олене, которого вы встретили однажды в тугаях? – Да, мой, – пролепетал я, поражённый феноменальной памятью Николая Николаевича. Но тут очередь, страждущая получить автограф, недовольно зароптала на затянувшуюся беседу, и Дроздов размашистым почерком оставил мне доброе пожелание на своей книге.

По закоулкам памяти... НЕ МОЖЕТ БЫТЬ... Мда... Много свадеб я повидал на своем веку, скольких друзей переженил, сам трижды женат, неисчислимое количество свадеб я посетил в качестве музыканта, несколько раз был даже тамадой, но такого, о чем я сейчас поведаю, не мог представить не только я, но и сам Мэтр комедии Леонид Гайдай, снявший свой гениальный фильм по рассказам Михаила Зощенко с говорящим названием - "Не может быть"!.. ... Конец 80-х... Будучи на гастролях, познакомился я с молодыми ребятами-артистами, тоже колесили они по городам и весям, выпили мы, посидели, то, сё, узнали они, что я ещё и баянист, тут же пригласили меня на свадьбу своего товарища, обещались достать баян, в общем,

У всех дурнушек ухажёры,.. тьфу ты, заглядение!.. Вот надо же зараза! Вот как таким везёт?! ...Обходят, тоже мне геройство, алкозаведения. Но всё равно когда-нибудь их водка в плен возьмёт! Миллионера подавай... Подай им благодетеля... Да эким профурсеткам копейки б не дала! В одном исподнем щелогяют - только б заприметили, ведь всё, на что ума хватит - раздеться догола. Диеты всякие блюдут, ведь, не дай бог, поправиться, чтобы модельный вес иметь, не то что у других. Своим толстенным кошелькам боятся разонравиться, чтоб вечно одеваться в бутиках дорогих. Потом в певички и в актрисы производят бездарей. А как же, знаменитостью планировали стать. Согласны кров, постель делить с беспомощным

Ещё раз про любовь. ЭХО ПЕРВОЙ ЛЮБВИ. Эхо Первой Любви!.. Только и всего, казалось бы, но... Первая Любовь... Всего два слова... Но эти два слова вмещают в себя целую человеческую жизнь... Закаты и рассветы у деревенского пруда... Отражение в ночной воде Большой Медведицы... Волнение.... И, конечно, первый поцелуй... ... Было небо ниже... Были звезды ярче... И прозрачный месяц плыл в туманной мгле... ... Все это было... Когда-то... В 1978-м году... И звали ее Марина... Из славного города Тольятти приехала она на каникулы к бабушке в Сибирь... А тут я... Вот оно как бывает, оказывается.. .... Звёздное лето... Мешки писем... Трое суток в общем вагоне поезда на третьей полке у туалета с пьяным

Отраженье в зеркале. Отраженье в зеркале, чудом, но осталось. Седина, морщины, да в глазах усталость. Я всю ночь не спал, сердечко расшалилось. Жизнь мне кажется просто лишь приснилась. Жизнь прошла не весело, жизнь это игра. Давление подпрыгнуло, скачет до утра. В зеркальном отражении вижу белый чуб. Под усами белыми свой последний зуб. Всё, что было в жизни, было не со мной. Там за мутным зеркалом кто-то был другой. Когда-то и давненько я из жизни выпал. А за мутным зеркалом похожий кто-то выплыл. Мысли мои чистые, я молился Богу. Я живой и думаю отчего всё так ? Счастье всем даëтся, но только по немногу. Не думает о смысле, только лишь дурак.. Надо жизнь проверит

В интернете мужчины - сама обходительность. Прогоните ж к чертям вашу, дамочки, бдительность и побудьте, пускай иллюзорно, любимыми, не смотря на характер ваш, - необходимыми. Посговорчивей! Ну-ка, отбросьте все принципы! Отметайте быстрёхонько ревности приступы. -"У него и жена, и зазноба в реальности?! Ах какой же подлец!" - трепещите от наглости. Ну и пусть! Пусть живёт по неписаным правилам. Вы ведь тоже на время семейство оставили, чтоб зависнуть в инете. Ужели по глупости? Может, лишь одиночество в зоне доступности? Так чего же тогда? И мужчины такие же: напридумывав сплошь безупречные имиджи, втихаря от семьи увлеклись обольщением, понадеясь спастись беспредметны м общением.

- В командировку на Новый год никого не посылали! - Как это – не посылали? – удивилась Лидка. - Да очень просто, - объяснил вежливый дяденька. - Все сотрудники уже второй день благополучно празднуют – мы до восьмого не работаем.

- Кто сказал? – заорал муж. – Откуда узнала? «Васька – беги! – подумала Янка». А вслух произнесла: - Дед Пехто. От верблюда. Ответила? *** - А Янка-то твоя оказалась пустоцветом, - презрительно произнесла свекровь. - Ну, что же теперь поделаешь! – удрученно ответил Коля. Все это, конечно же, не предназначалось для ушей молодой женщины: просто она оказалась не в том месте и не в то время. А незачем делать мужу сюрпризы и возвращаться раньше с работы! Ну, что – получила? В принципе, ничего нового для себя Яна не услышала: как еще может тебя обозвать свекровь, которая пятнадцать лет безрезультатно ждет внуков? Конечно же, пустоцветом! И это еще будет относительно прилично… Поэтому, к мамочке мужа никаких претензий не было: совершенно в Вами согласна, Ева Романовна! А вот от мужа она ожидала совсем не этого, а чего-нибудь, вроде «Ну, и что? Это же не помеха нашему счастью – я все равно ее люблю!» И ей бы этого хватило! И они бы и дальше продолжали жить. Но этот удрученный тон Николая… Но, ведь, только вчера он совершенно спокойно заявил, что отсутствие детей нисколько не влияло, не влияет и не будет влиять на их отношения! Получалось, что в одном случае он точно врал. Вопрос: в каком? Ссориться и выяснять отношения не хотелось. Поэтому Яна поступила, как поступают многие: тихонько вышла и громко снова зашла. Ведь, в принципе, у них с Колей все шло хорошо: и любовь была, и достаток, и собственное жилье, купленное девушкой еще до свадьбы. Короче, живи - не хочу. Вот только детей у пары не было. Да, и по неизвестной причине: вроде, оба здоровы, и – какая-то фи г ня! Сначала, правда, они потомства не планировали: первые несколько лет поживем для себя! Пока молоды, нужно брать от жизни все! А дети могут этому только помешать! Но пара лет бурной жизни с развлечениями, путешествиями и вечным праздником как-то быстро поднадоела. И пара начала интенсивно работать в нужном направлении. Но долгожданная беременность все не наступала. Оба ходили по врачам, но никакой патологии выявить не смогли: Бог не дает! Почему-то это единственное объяснение никого не устраивало: оба очень хотели детей, особенно, Коля. А еще - его мама. Вот и теперь разговор у мамы и сына, видимо, зашел о животрепещущей теме – о внуках. Яна уже стала уставать от всей этой канители. И, виня в происходящем только себя, предложила мужу развестись. По ее понятиям, это было бы честно: - Родить я, видимо, не смогу, поэтому, чего тебе мучиться, Коленька? Может, найдешь свое счастье и ту, которая подарит тебе малыша! Но муж ее успокоил: - Даже и не заикайся! И не комплексуй – можно жить и без детей! Главное, мы любим друг друга! Да, можно. Но очень хотелось родить ребенка… Время шло: десять лет бесплодных попыток не увенчались успехом! Десять лет! Наверное, нужно было, как говорится, забить на это и жить спокойно. Вариант с детдомом обоими отклонялся: только своего. А своего не было. В один прекрасный день Яна шла из клиники, куда все еще продолжала ходить просто по инерции: и опять ей сказали, что она совершенно здорова! Чтобы повысить плохое настроение, она купила себе мороженое и пошла домой пешком: погода стояла хорошая. И тут молодая женщина встретила Ваську – друга мужа, который в небольшом подпитии шел с какого-то мероприятия домой. И совершенно нечаянно, в возникшем разговоре о здоровье, нетрезвый Васька проболтался, что Колян еще до знакомства с Янкой сделал себе вазэктомию! Почему – никто не знал: просто принял для себя такое решение и все! То ли был, по убеждениям, этим самым чайлдфри, то ли еще по какой-то неведомой причине. Поэтому, детей у него никогда не могло быть! И муж об этом прекрасно знал… - Мы сами ошалели, когда он сказал! – сообщил друг. – И это – в двадцать лет! Ты, это, не говори ему, что я проболтался: он меня… Ошарашенная Янка молча кивнула: дело оборачивалось совершенно другой стороной. И явно – нехорошей. Получается, что муж, прекрасно осведомленный о том, что детей у них не может быть по его вине, в течение десяти лет настаивал, чтобы она родила! И это уже было не просто враньем и замалчиванием информации, а пахло подлостью, издевательством и, даже, глум.лением, если хотите. Но почему? И разве так ведут себя нормальные люди? Нет и еще раз нет: по всему выходило, что тут присутствует патология! Но какая? Яна порылась в интернете: мужу подходил социальный сад..из..м, сад и стское расстройство личности и агрессивная психо па тия – так извращенно и изощренно может действовать только пс их опа т. Сейчас же все это можно было назвать модным нынче словечком буллинг. И знала ли о вазэктомии его любимая мамочка? По логике вещей, должна была знать: это же – операция! Тогда почему не он, а она – пустоцвет? Да, розовые очки разбились, причем – стеклами внутрь, как обычно всегда и происходит. Правда ошеломила, и прозрение оказалось уж асным: действительно, лишние знания умножают скорбь. Ну что стоило ей выйти из клиники попозже: тогда бы ей не встретился Васька с такой уж асной правдой! Но тогда бы она продолжала свои попытки забеременеть, находясь в хроническом стрессе от своей неполноценности! А у нее это чувство стало появляться все чаще. Пусть уж лучше такой уж асный конец… Но не просто окончание отношений: спускать все Николаю было нельзя. «Ну, что, Коленька, ты очень хотел ребенка? Даже двух? Я тебя скоро обрадую!» – так подумала Янка, жаждущая мести. Нет, изменять мужу она, конечно же, не собиралась! Да и зачем? Можно же просто соврать про беременность! Да, про долгожданную беременность, которая так и не наступила. И посмотреть, получится: вряд ли человек пошедший на вазэктомию, обрадуется беременности у жены! - По какому случаю праздник? – поинтересовался Николай, увидев на столе бутылку шампанского и зажженные свечи. - У меня для тебя сногсшибательная новость! – заговорщически произнесла Яна. - Тебя повысили? – радостно напрягся Николай: умная жена явно шла на повышение. - Гораздо лучше, Коленька! Наши титанические усилия увенчались успехом, и у нас, наконец-то, получилось! - Ну, ты и ин три га нка, дорогая! – шутливо произнес муж. - Давай, не томи – я весь внимание! - Я беременна! – стараясь говорить правдоподобно, выпалила Янка. – Ты скоро станешь папой! Ну, что – отметим, будущий отец? Наливай! - Ах, ты... - удержался и не произнес хотевшее сорваться с яз ыка бранное слово мужчина. - Что, любимый? Разве ты не рад? – ласково спросила Янка, хотя ей хотелось настучать ему по затылку. – Ты же мне все уши прожужжал про детей! Вот – получи! Кстати, и мама твоя очень обрадуется! А то заладила – пустоцвет, пустоцвет… Николай ту по смотрел на улыбающуюся жену, совершенно не представляя, как себя вести. Если признаться в вазэктомии и разоблачить коварную изменщицу, то потом нужно будет как-то объяснить свое непорядочное поведение по отношению к Яне. А порядочностью тут и не пахло: это же он врал десять лет и заставлял ее лечиться… А если смолчать про операцию, то тогда нужно будет изобразить радость. А как это сделать, если тебе явно изменили и принесли в подолЕ не известно, кого? И не известно, от кого. - Ну, как назовем дочку? – спросила Янка, не переставая улыбаться. - Скажи же что-нибудь, дорогой папочка! Дорогой папочка, пребывая в совершенном отупении, не смог произнести ни слова: их идеальная семья рушилась, как карточный домик. А как хорошо все шло! Рядом – умная и красивая жена с собственной квартирой. И – никаких детей - этих слюнявых и сопливых спиногрызов! Ведь вазэктомия исключает наступление беременности… А она наступила! Так что же произошло? - А ты точно в этом уверена? – стараясь говорить спокойно, спросил Николай. – Ничего не путаешь? В этом вопросе сквозила скрытая надежда: вот сейчас она скажет, что или ошиблась, или пошутила! Но вопрос был слишком наболевшим, чтобы отпускать шутки по этому поводу. Неужели изменила? И что теперь делать? Янка с интересом смотрела на юлящего перед ней мужа: ну, что – запаниковал, ...? Было видно, что ни один из вырисовывающихся перед ним вариантов мужчину не устраивал. "И как же ты теперь будешь выпутываться, мой милый? Ну, давай – прояви смекалку! Ты же десять лет ее успешно проявлял! Давай, напоследок, жахни изо всех орудий!" Да, напоследок: Яна, естественно, решила подавать на развод. Потому что это была со стороны мужа чистой воды подлость и предательство. И прощать этого было нельзя. К тому же, ей очень хотелось родить ребенка. Тут же не было никаких вариантов. - Да ладно, не парься! – смилостивилась Янка. - Пошутила я про беременность! - Да? – выдохнул Коля и подумал: слава тебе, Господи! Хотя в Бога не верил и креста не носил. - Да! Но повод выпить есть: я подаю на развод! - Но почему? – пришедший в себя мужчина быстро обрел прежнюю уверенность: развод с умной и хозяйственной Янкой в его планы не входил. – Разве нам было плохо вместе? Я же тебя люблю! - Любишь? А зачем тогда устроил все эти фокусы с беременностью, если ты не можешь иметь детей? Почему сразу не признался? – зашла с козырей женщина. - Кто сказал? – заорал муж. – Откуда узнала? «Васька – беги! – подумала Янка». А вслух произнесла: - Дед Пехто. От верблюда. Ответила? Иди собирай вещи, раненый в Колчаковских боях. Совершенно потерявший лицо Николай пришел в странное состояние: это был одновременно и ступор, и состояние внутреннего воз буж дения. Кажется, это называется каким-то психо пат ическим синдромом: когда человек не в состоянии прийти к какому-нибудь решению, а только бестолково - Ну, не буду мешать тебе метаться, ой, прости - собираться, - сказала Янка, которой вовсе не хотелось помогать мужу прийти в себя: он же первый начал. – Приду через два часа – чтобы тебя здесь не было. Да, приду не одна, а с братом. И пришла, что характерно, с братом-качком – для страховки! Но в.ру.на-мужа, к тому времени, уже не было: он благополучно убыл по месту прописки - к маме в однушку. Потому что понял, что тут ему ничего уже не светит. И его деяния – да, деяния! – при желании потянут на статью. А деньги на хорошего адвоката у Янки были… Она вообще, была очень умная, красивая и денежная, его бывшая жена… Вот и все. Грустно, обидно, но не смертельно. И хорошо, что все так закончилось. А родить Янка еще успеет: какие наши годы… Автор: Ольга Ольгина

ПОГОДА В ДОМЕ... "Главней всего - погода в доме, А остальное - суета. Есть я и ты, а все, что кроме, Легко исправить с помощью зонта!.." (Михаил Танич). ... Я до сих пор уверен, что главное в жизни человека - это... Нет, не деньги, не власть и не слава... И не сила, и не ум, нет... По-моему, главное в жизни человека - это... Вот когда идёт человек с работы домой или возвращается из дальней поездки, а в его родном окне - в полночь или в четыре часа утра, не важно - горит свет!.. Значит, человека там ждут!.. И - любят!... Вот это и есть Погода В Доме!.. По-моему... ... Сибирь... Середина 60-х... Вечер... За окном завывает вьюга... В печке гудит огонь... Это было в то время, когда в нашей семье

По закоулкам памяти. ВРЕМЯ ВАРЕЖЕК НА РЕЗИНКЕ... Похоже, не зря люди говорят, что человек с годами становится философом... Ну, философом не философом, а кое-какие наблюдения есть у каждого из нас, в том числе и у меня... В частности, друзья, я заметил, что наше детство заключало в себе несколько условных этапов или периодов... Например, был такой условный Период Манной Каши, помните?.. Да ещё с комочками!.. Сколько было пролито слез за этой ненавистной тарелкой и в яслях, и в детском садике, и даже дома!.. А ещё был Период Рыбьего Жира, кто помнит?.. И я помню... Рад бы забыть, но... Бр-р-р-р-р!!!... До сих пор дрожь берет от воспоминаний запаха и вкуса этого снадобья... А ещё почти каждый и