К вопросу о "буржуазном перевороте" Хрущёва 

#СССР, #политика
1) Правительство есть верхушка государства, государство есть классовая организация власти; 2) классовая природа правительства и классовая природа государства по общему правилу однородна и определяется целями политики; 3) правящая партия есть руководящая верхушка класса; 4) повседневная политика правительства есть пути и средства достижения цели. Здесь можно лишь добавить: 5) повседневная политика правительства в известной мере может не совпадать с повседневной политикой государства, в случае если отсутствует нормальная государственная дисциплина или навыки управления (см. речь Ленина на X съезде).
...Рассмотрим исторические факты ренегатства Хрущёва, которые вполне признаются всеми левыми.
Хрущёв и его группа представляли собой верхушку партии, которая всецело или почти всецело определяла верхушку государства, то есть правительство. Хрущёвцы — предатели коммунизма и рабочего класса, захватившие руководящие посты в КПСС, таким образом захватив руководящие посты в государстве. Вне зависимости от их мотивации, по объективному значению сущность их политики состояла в подрыве коммунистического строительства в идеологии, экономике и политике. Кратко формула хрущёвцев и вообще всех антикоммунистов выглядит так: антисталинизм. Это бесспорно. Ключевой вопрос в том, изменилась ли от этого классовая природа партии, правительства и государства или эти антикоммунисты действовали в пределах негодных путей и средств осуществления целей рабочего класса? Некоторые наши левые, как мы видели, отвечают в пользу первого варианта. И Попов и Балаев ссылаются не только на оценку политики периода Хрущёва, но и на отдельные факты, такие как расстрел рабочих в Новочеркасске, ухудшение материального положения трудящихся и другие.
Однако мы можем точно сказать, во-первых, что хрущёвцы выбрали специфичный путь расшатывания хозяйства и политической системы, который не выходил за… границы воли и осознания не только рабочего класса СССР, но и партийных масс. Партия, в массе своей, по существу не поняла антикоммунизма Хрущёва, точно так же как и не поняли этого массы рабочего класса. Поэтому, как бы нам ни хотелось, но по сути конфликта между хрущёвской КПСС и рабочим классом не произошло. Хрущёвцы точно определили те слабые зоны диктатуры рабочего класса, диверсия и развал в которых приводили не просто к некоему торможению процесса утверждения коммунистических производственных отношений, но и к объективным шагам назад к капитализму. Ленин говорил, что диктатура рабочего класса есть борьба с традициями и силами старого общества. Хрущёвцы сделали ставку не только на дискредитацию сталинизма как научно обоснованной стратегии и тактики коммунизма, но и на те самые традиции и силы старого общества. Причём сделали это весьма аккуратно, завуалированно, даже сдержанно, что получило в буржуазной историографии нежное, почти любовное название «оттепель». Таким образом, наблюдается некое ограничение той пробуржуазной тенденции на разрушение коммунизма, которую хрущёвцы воплощали в жизнь.
Балаев, например, объясняет непереход Хрущёва к обыкновенному в марксистском понимании капитализму тем, что хрущёвцы боялись стихийных народных бунтов и… конкуренции с империализмом. Этот момент в теории капиталистического СССР вскрывает её умозрительность.
Всякая устойчиво существующая власть эксплуататоров принадлежит определённому классу и выражает полноту его материальных интересов, в том числе путём сохранения или улучшения системы общественных отношений, гарантирующих эксплуатацию и угнетение. Ельцин, например, не боялся никаких народных бунтов, смело применял насилие уже буржуазного государства в интересах капиталистов. А Горбачёв и его команда, так же как и хрущёвцы, маскировали свои истинные цели реставрации капитализма в СССР под пути и средства коммунистического строительства. Решительность горбачёвцев в экономической и особенно политической диверсии была вызвана не их личной храбростью, а расширением границ воли и сознания рабочего класса СССР, он был поголовно поражён мелкобуржуазным сознанием — советским мещанством, а в период проведения «перестройки» окончательно интеллектуально и организационно разгромлен со стороны руководства КПСС.
Во-вторых, что единственным более менее вменяемым объяснением классовой эксплуататорской сущности КПСС являются так называемые привилегии партийной и хозяйственной «номенклатуры». Но так ли это?
Источником власти любого эксплуататорского класса, как нами заявлено в первой части статьи, является та или иная форма отношений частной собственности. Теория капиталистического СССР по Балаеву (и по Ходжи и по КПК 1960-х — 1970-х годов) полагает, что КПСС посредством государства эксплуатировала трудящихся СССР, назначая таким образом хозпартноменклатурные привилегии формой присвоения прибавочного продукта. Такой смелостью антимарксистских суждений не обладал даже Троцкий, одёргивая своих сторонников от подобных оценок. Это либеральная демагогия в чистом виде — «при капитализме труд эксплуатируют капиталисты, при коммунизме труд эксплуатируют коммунисты».
Партийные привилегии по своей природе являются разновидностью сознательного нерационального хозяйствования, ведущегося в групповых интересах управленцев. Вопрос о величине действительно необходимых «привилегий» и привилегий в качестве необоснованного роста социального неравенства относится не к разным формам собственности, а к установлению научно обоснованной необходимости такого неравенства, либо к неустановлению. И здесь не совсем даже правильно говорить о реализации закона стоимости (каждому по труду), потому что на этом «рынке труда» от лица работодателя действует диктатура рабочего класса, которая стремится установить наиболее рациональную систему распределения с точки зрения общих целей развития хозяйства на благо всего общества. Но так или иначе, все привилегии в постсталинском СССР не были ни по количеству, ни по качеству продуктом какой бы то ни было эксплуатации. Более того, они не образовывали права наследования и частного капитала, без чего относить их к форме эксплуатации немыслимо.
Однако гигантская роль партийной и хозяйственной номенклатуры в жизни общества, погрязшей в привилегиях и достатке, разумеется, создаёт естественную тенденцию данных людей к тому, чтобы выступить за ликвидацию диктатуры рабочего класса и установлению таким образом диктатуры буржуазии, которая бы позволила реализовать им своё стремление к приватизации общественного богатства в частные руки. Причём даже более важную роль в подготовке рекрутинга буржуазии из директорского корпуса сыграли не привилегии, а хозрасчёт.
...В-третьих, СССР ни при Хрущёве, ни при Горбачёве, ни тем более при Брежневе не осуществлял империалистической политики. Балаев в этом плане отошёл от Ходжи и Мао Цзэдуна с их теорией «социал-империализма», но выдал сверхнатянутый аргумент — помощь братским народам была способом вывода средств за рубеж, политикой, направленной на сознательное банкротство страны, чтобы народ согласился изменить государственный строй (см. программу движения). Получается странная концепция: государственный строй СССР по Балаеву — буржуазный, ведь партия есть «совокупный капиталист»и она определяет деятельность правительства и государства, но при этом КПСС желает вопреки мнению масс изменить его на другой, но тоже буржуазный. Либо ещё большая солянка: государственный строй был диктатурой рабочего класса, но партия внутри неё установила свою диктатуру буржуазии-КПСС с целью его изменения. Зачем городить эти невменяемые огороды? Не проще ли признать то, что СССР был и после Сталина диктатурой рабочего класса, которой управляли оппортунисты и враги коммунизма с целью довести рабочий класс до краха его власти и таким образом реставрировать капитализм?
Очевидным пробелом теории капиталистического СССР является то, что по мнению её авторов буржуазия установила свою политическую диктатуру без изменения государственного строя, нормативно-правовой базы и введения права частной собственности на средства производства. Воистину странная «буржуазия», которая тридцать лет мирилась с социалистическими основами государственного устройства. «Капиталист» Брежнев умер, так и не дождавшись своих баснословных капиталов.
Очевидным недостатком теории капиталистического СССР является нелепое утверждение о том, что удаление из программы партии положения о диктатуре пролетариата доказывает наличие диктатуры буржуазии. Программа партии, являясь теоретическим выражением целей борьбы, разумеется, относится к субъективному фактору надстройки, тогда как классовая сущность власти к объективному содержанию главного учреждения надстройки — государства. Сколько ни отказывайся на словах и в программах от классовой борьбы, она от этого никуда не исчезнет. Сколько ни пиши и ни говори об общенародном государстве, такое государство не появится, потому что оно невозможно. Классовая борьба будет существовать пока существуют классы и классовые отношения, а государство будет оставаться орудием классового господства.
Из сказанного видно, Попов и Балаев определяют классовую природу партии и государства по той повседневной политике, которая ими осуществлялась. Об этой ошибке предупреждал Сталин в процитированной заметке. По такой «методе» диктатура рабочего класса была бы только при научно обоснованных решениях, а в случае оппортунизма или ошибок отменялась бы автоматически. Парижская коммуна никакого коммунизма не строила, состав её правительства был насквозь мелкобуржуазным без единого марксиста, но она бесспорно являлась диктатурой пролетариата. Хрущёв и Горбачёв — ревизионисты и предатели, но правили они социалистической страной, а не капиталистической.
Теории «деформированного» социализма, «социал-фашизма», «социал-империализма», «партократии», «государственного капитализма» и прочие — умозрительны, несостоятельны и призваны извратить вопрос, в руках какого класса находилась власть. Причём они проверяются элементарным мысленным экспериментом. Перенесём Балаева в СССР 1960-х годов — какую он, как революционер, будет осуществлять коммунистическую борьбу? Исходя из его теории, он должен будет создавать новую коммунистическую партию из антисоветского подполья. Правильная ли это оценка ситуации?
Вместе с тем, у левых в ходу также и промежуточные концепции о том, что СССР был «полусоциалистическим», «полукапиталистическим» и тому подобное. Политическая власть не может быть как-то «немножко» пролетарской или «весьма» буржуазной, она «или — или». Или один класс, или другой устанавливает свою диктатуру.
Верхушка руководства может быть оппортунистами, предателями, кем угодно, но пока сохраняется объективное содержание политики в пользу того или иного класса, власть находится в его руках. А это объективное содержание, оно «или — или».
Нельзя смешивать вопрос о повседневной политике правительства с вопросом о классовой природе государства. Хотя, разумеется, немарксистская политика может привести к крушению государства рабочего класса, хотя бы потому, что коммунизм строить не по марксизму невозможно в принципе. Можно говорить о том, что рабочий класс посредством ренегатов в руководстве партии неправильно, ненаучно распоряжается своей властью, движет ситуацию, например, к краху государства и взятию власти буржуазией.
Маркс в некоторых случаях предполагал лавирующей между классами государственную власть, но такой исторический промежуток очень краток и крайне неустойчив, потому что объективные экономические противоречия диктуют «или — или». Или основные доходы направляются в пользу работников, либо принадлежат эксплуататорам. И это зависит, главным образом, от господствующей формы собственности. Или работники имеют инструменты и возможность изменять насильственные институты и образовывать политическую и экономическую реальность по своей воле, или не имеют. И это зависит, главным образом, от твёрдости политической гегемонии правящей партии...
[Выводы.] После смерти Сталина в руководство партии посредством демократического централизма пробрались враги коммунизма, маскировавшиеся под коммунистов. Соратники Сталина, марксисты, проиграли Хрущеву и его группе в силу того, что они все столкнулись между собой на обывательском, интриганском уровне. Ленин и Сталин в подобных столкновениях побеждали партбилетоносцев тем, что в научном плане они были на голову выше своих конкурентов, включая Троцкого, Зиновьева и Бухарина и поэтому, на две головы выше их в организационных вопросах, поскольку умели убеждать большинство. Однако, никакая гениальность не спасает против бездарной стаи, которая проникла в партию исключительно ради карьеры или удовлетворения своего властолюбия.
Хрущёвцы ревизировали марксизм теорией культа личности Сталина, теорией коллективного разума партии, тактикой построения коммунизма к 1980-му году, моральным кодексом коммуниста и другими, и превратили повседневную политику правительства в диверсионное расшатывание экономических и идеологических основ коммунистического строительства. Хрущёвцы намеренно раскололи мировое коммунистическое движение для его ослабления.
Но при этом все данные действия были сделаны, во-первых, в рамках воли и сознания рабочего класса СССР, во-вторых, при том, что экономический строй первой фазы коммунизма не был заменён на капиталистический. Таким образом, партия и государство по своей классовой природе оставались коммунистическими, однако их политика, то есть выработка путей и средств проводилась ненаучно, неправильно, в ущерб действительной цели — построения коммунистического общества.
И процесс революции и процесс контрреволюции происходят по диаматическому закону отрицания отрицания. Политический переворот, независимо от того революционный он или контрреволюционный, происходит одномоментно, а объективные и субъективные предпосылки к нему формируются всем историческим развитием на протяжении относительно длительного времени. Момент уничтожения советского рабочего класса и есть политический момент превращения его в класс пролетариев, то есть момент изменения сути производственных отношений, прежде всего, между самими трудящимися. Причём нельзя путать момент юридической фиксации факта политического переворота с моментом его реального возникновения. Например, «ваучеризация» лишь юридически оформила уничтожение рабочего класса. После ваучеризации совокупные владельцы всех средств производства страны де-юре превратились во владельцев исключительно своей рабочей силы. Но для того, чтобы шагнуть в капитализм, чтобы от разрозненных фактов социальной несправедливости, эксплуатации отдельными совбурами перейти к узаконенной системе капиталистического грабежа, буржуазии необходимо было установить в стране свою политическую диктатуру. А она устанавливается одномоментно.
Совбуры и империалистическая агентура, в том числе пробравшись в КПСС, организовали в 1980-е годы серию гражданских войн и массовых погромов, но не смогли раскачать советский народ на большее, чем строительство «рыночного социализма». Причём, так было не только в СССР. Ни в 1956 году в Венгрии, ни в 1968 году в Чехословакии, ни в 1981 году в Польше, ни в 1989 году в Китае буржуазии не удалось утвердить капитализм потому, что им не удались политические перевороты. До 1991 года и в СССР войска ещё применялись против демократов, но половинчато и стыдливо. Только сумев организовать провокацию под названием ГКЧП, буржуазия, практически в одну ночь, отняла у КПСС политическую власть. После этого силовые структуры уже разгоняли левые демонстрации, а в октябре 1993 года учинили массовый расстрел в центре Москвы, доказав тем самым, что в августе 1991 года капитал одномоментно пришел к политической власти. Затем буржуазия окончательно перетряхнула управленческий аппарат, учредила своё государство с соответствующей нормативно-правовой базой. Так произошла реставрация капитализма в СССР.
Из статьи Концепция «СССР — капиталистическая страна» - https://prorivists.org/ussr_capitalism/

Как деятели научпопа марксизм опровергают

#история , #философия
Возьмем, например, небезызвестного деятеля Станислава Дробышевского, к.б.н., доцента кафедры антропологии факультета МГУ, редактора сайта «Антропогенез». Данный господин взялся опровергать Энгельса, а именно его работу «Происхождение семьи, частной собственности и государства». В одном из видео он сообщает следующее:Начнем с того, что никакой «концепции матриархата» Энгельс не катал. Если открыть «Происхождение семьи…», то можно обнаружить, что там ни разу не употребляется слово «матриархат». Дробышевский спутывает два понятия: матриархат, т.е. власть женщин, и «материнское право», когда род вёлся от матери и наследование имущества шло по материнской линии. Классик марксизма не настаивал на том, что в управлении первобытной общиной верховодили именно женщины, он констатировал, что социальный статус женщин в «дикарском» обществе был значительно выше, чем в современном ему «цивилизованном» обществе.
Дробышевский яростно опровергает «концепцию матриархата», используя при этом такие экспрессивные выражения, как «чушь собачья», «глюк», всячески намекая, что антропология XIX века в общем-то и не наука, ведь тогда же не могли из костей австралопитека изотопы извлекать! С точки зрения этого, с позволения сказать, просветителя, копание с мертвыми останками древних людей многократно ценнее для антропологии, чем исследование живых представителей племен, в большей или меньшей степени сохранивших первобытный уклад, ибо:Оставим на совести Дробышевского выдумки про «первобытнообщинное стадо». Итак, опровергая стройную и убедительную теорию, подкрепленную многочисленными этнографическими и культурно-историческими данными, Дробышевский и прочие антропологи предлагают… ничего. Буквально ничего. Они просто постулируют, что всё, что писали Морган и Энгельс, — «чушь собачья», «какие-то гипотетические построения», отрицают поэтапную смену форм семьи у человечества.
Позвольте, господа ученые, но нельзя же просто взять и отвергнуть какую-либо теорию — необходимо взамен предложить новую теорию, которая своим безупречным логическим построением, подтвержденным общественно-исторической практикой, опровергнет доводы старой теории. Разве наука не так должна работать? С точки зрения Дробышевского и Ко, как видно, нет.
Они, конечно, «Происхождение семьи…» не читали, но готовы с пеной у рта опровергать эту работу, договариваясь до того, что есть общества, у которых, понимаете ли, нет родового строя! Особенно великолепны моменты, когда Дробышевский начинает на полном серьезе сравнивать матриархат у людей с «матриархатом» у животных. Это такой градус методологического невежества, что дальше ехать некуда. «Матриархат» у животных — это когда в стае есть доминантная самка, которая одна имеет право давать потомство, а все прочие самки его растят. В человеческом обществе мыслима ситуация, чтобы имела право рожать лишь одна женщина, а все прочие ни-ни? Риторический вопрос. Ни в коем случае нельзя приравнивать человеческое общество к стае обезьян, ибо они есть противоположные друг другу явления. Человеку, чтобы выделиться из природы, как раз потребовалось преодолеть стадную организацию. Энгельс, которого господа антропологи так лихо «опровергают», писал об этом:Поскольку важным элементом для преодоления стадности было радикальное ослабление ревности и сглаживание соперничества самцов, то первоначально в племенах практиковалась неразборчивая половая связь, включающая кровосмешение. Но постепенно пришло осознание, что кровосмешение угрожает роду, поэтому возникла первая форма семьи, где брачные узы разделялись по поколениям. Затем кровнородственная семья вымерла, на смену ей пришла так называемая пуналуальная семья (когда запрещалась связь между братьями и сестрами) и, наконец, парная семья, когда в условиях группового брака отдельная пара соединялась на более или менее продолжительный срок. Поскольку в таких условиях установить отцовство было невозможно (чего, впрочем, и не требовалось, ибо все дети считались общими), род велся по материнской линии, что и обозначается термином «материнское право».
Потребность точно выявлять отца того или иного ребенка могла возникнуть лишь тогда, когда дети перестали считаться общими, а это произошло, в свою очередь, не раньше того момента, когда сама община начала распадаться на отдельные семьи и кланы. Причиной распада единой общины стало значительное имущественное расслоение, связанное с резким ростом производительности труда. Почему материнское право было заменено отцовским, а социальная роль женщины начала снижаться? Причины этого кроются также в экономической плоскости.
Мужчина владел рабами и стадами, и та самая причина, которая обеспечивала господство женщины, — ограничение ее труда домашней работой, — эта самая причина сделала неизбежным господство мужчины. Промысел мужчины был всем, промысел женщины — лишь придатком.Семья погубила род, стала основной хозяйственной единицей и постепенно превратилась в тот идеал современного мещанина, представляющий собой сочетание сентиментальности и домашней грызни.
Интересно послушать, что господа современные антропологи, кичащиеся тем, что умеют извлекать изотопы из костей, способны возразить по этому поводу? Как конкретно, с их точки зрения, происходило выделение человеческого сообщества из животной стаи «не по Энгельсу»? Что там по этому поводу говорит генетический анализ черепов неандертальцев?..
Для того чтобы понять, что вообще происходит в головах господ антропологов с «Антропогенеза», я приведу еще пару цитат Дробышевского:В этих фразах, как говорится, прекрасно всё. Я даже не буду разбирать пассаж о том, что невозможно «заточить мозги» тысячи людей под один стандарт, — доктор Геббельс вместе с идеологами BBC и CNN знатно посмеялись бы над этим, — такую наивную глупость можно простить господину ученому, а вот то, что в определении социума он предлагает «плясать» от содержания черепушки отдельных индивидов, их субъективного восприятия — вот это уже беда.
Начнем с того, что общество является первичным по отношению к человеку, индивиду, ибо именно общество порождает каждого отдельного человека. В этом легко убедиться на примере детей-маугли: если ребенок был отторгнут от общества и вскормлен животными, то он вырастает в неполноценное существо, совершенно не способное интегрироваться обратно в общество. Господину антропологу наверняка должно быть это хорошо известно, однако же почему-то данный факт не наталкивает его на верный ход мыслей. Если общество является первичным, а человек вторичным, если общество для него является объективным фактором, на который он сам повлиять не в силах, значит, именно общество формирует каждого отдельного человека, или, как выражается Дробышевский, «затачивает ему мозги». Но у ютубного просветителя всё перевернуто с ног на голову.
Он говорит: дескать, все люди разные, у каждого свои тараканы в голове, чужая душа — потёмки, а раз так, то какое там может быть исследование целого общества, так еще и множества разных древних племен, и как на этом основании строить теорию, ведь (цитирую) «у разных народов в разные времена бывает очень по-разному»! Эти рассуждения свидетельствуют о полной методологической безграмотности г. Дробышевского. Разве разность делает невозможным сравнение? Всё в точности наоборот, совершенно однородное НЕВОЗМОЖНО сравнивать. Сравнивается исключительно неповторимое, уникальное и разнообразное. В этом-то и суть мыслительного акта «сравнение». Чему этот «просветитель» (а вернее будет сказать, затемнитель) учит молодых людей, которые его слушают? Сравнение у него, значит, — это приравнивание равного, одинакового! И смех и грех! Это я не говорю, что он применяет сравнение не как подчинённый акт для установления этапов РАЗВИТИЯ общества (которые он как раз отрицает), а самостоятельно, в отрыве от этого фундаментального подхода к социальной форме материи.
Всё, что озвучено в приведенных мною цитатах, — это убогий, покрытый вонючей плесенью позитивизм, граничащий с агностицизмом. Дробышевский почти прямым текстом постулирует, что общество фактически непознаваемо («нашим же мозгом постичь эту закономерность мы технически не способны»)! К слову сказать, всех ученых, проповедующих агностицизм, следовало бы гнать поганой метлой, ибо на кой черт они, дармоеды, вообще нужны, если объективные законы движения материи, включая социальную ее форму, непознаваемы!
Из статьи "О партийности научпопа" - https://prorivists.org/76_antidrob/