Предыдущая публикация
Недавно в джунглях Индокитая был обнаружен загадочный зверь — саола.
Едва открытый, он уже находится на грани истребления. Борьба за спасение саолы — неравная гонка с браконьерами.
У вьетнамских сухопутных пиявок три челюсти. Они делают на коже аккуратный разрез, трехлучевая форма которого различима и через неделю, впрыскивают фермент, препятствующий свертыванию крови, насасываются и отваливаются, а кровь продолжает течь. Я смазываю ноги репеллентом от комаров (он отпугивает и пиявок), а у остальных на ногах специальные пиявочные носки.
Но репеллент смывается при переходе ручьев, а в носки мелкие пиявки, оказывается, залезают совершенно свободно. К тому же наш путь проходит почти по вертикальным склонам: приходится съезжать по скользкой грязи, карабкаться вверх на коленях, цепляясь за ветки, и периодически падать в жидкую глину. Так что у пиявок достаточно возможностей прицепиться к рукам или туловищу. За нашей маленькой экспедицией, состоящей из зоолога WWF Николаса Уилкинсона, охотника Чонга из местного племени кату и меня, тянется кровавый след, как от раненного навылет слона.
Саола
Саола — самое значимое зоологическое открытие ХХ века. Новым видом млекопитающих антилопу признали после изучения ее черепа, найденного в Аннамских горах Вьетнама
Хвататься за ветки в тропическом лесу вообще-то не рекомендуется. Они часто покрыты шипами, обжигающими ворсинками, жалящими муравьями или жгучими волосатыми гусеницами. Один раз с ветки, которую я качнул, на плечо мне упала изумрудная куфия — восхитительно красивая, но очень ядовитая змейка. Я-то думал, что подобное случается только в плохих приключенческих фильмах. Куфия, впрочем, оказалась дружелюбной, мы сфотографировались на память и расстались без обид.
После шести часов подъема далеко внизу все еще видна деревушка, из которой мы отправились в путь. Планировали выйти еще вчера, но началась гроза, улицы деревни превратились в селевые потоки, и было страшно подумать, что творится на крутых склонах. А сегодня светит солнце, хотя все еще довольно прохладно по местным меркам, градусов 30. Тем не менее даже маленькому жилистому Чонгу, который лазает по этим горам всю жизнь и у которого голени, как мячи для регби, подъем дается с трудом.
Обливаясь потом и кровью, мы взбираемся на гребень хребта, по нему на несколько километров тянется тропа, вдоль которой — плетеная изгородь. Через каждые 10 шагов в ней оставлен просвет, в котором установлена ловушка — привязанная к согнутому деревцу проволочная петля.
Любое животное крупнее мыши, попытавшееся пройти через эти «ворота», окажется подвешенным за ногу или за шею. Вдоль изгороди валяются клочья шерсти, кости, перья редких фазанов аргусов. У тропы стоит охотничий шалаш — крытый листьями навес. К каркасу крыши прикреплены черепа зверей, убитых охотниками: мелких оленей, диких свиней, обезьян лангуров. Такие коллекции черепов украшают и сельские хижины. Собственно, с них-то все и началось.
Следующая публикация
Нет комментариев