Еще не прошло и месяца с тех пор, как я вернулся из Индии и снова находился на Святой Горе. Погода была темной, пасмурной и холодной. В те дни часто шел дождь. Весна еще не вступила в свои права. Старец пригласил меня к себе, хотя обычно он принимал людей на улице, во дворе.
Я был один, других посетителей не было – как из-за дождя, так и из-за сезона (к концу зимы все коммуникационные пути с Афоном часто прерываются, так как существует опасность того, что паломники могут остаться временно заблокированными на Святой Горе; поэтому в этот период Афон посещает только небольшое количество студентов или люди с особыми проблемами).
Это был один из первых раз, когда я заходил к старцу. Я был проведен в большую комнату, посреди которой находилась раскаленная печь, ей удавалось немного рассеивать влажность и холод. Вокруг стояли импровизированные деревянные скамейки, покрытые ковриками, сделанными вручную на ткацком станке. На одной стене висела фотокопия пророческого текста пророка Даниила об Александре Македонском, в котором он назывался «царем эллинским». Тексту предшествовала краткая история жизни пророка, и заканчивался он свидетельством историка Иосифа, говорившего, что упомянутое пророчество было передано первосвященником Иаддуа и еврейскими священниками лично императору Александру, когда последний прибыл в Иерусалим.
Пророчество описывает его деятельность, завоевания, а также распад империи после его смерти. Все это было предсказано за несколько столетий до рождения Александра Великого.
Старец сказал мне, что нет более неопровержимого доказательства о греческом происхождении Македонии и Александра Великого, чем боговдохновенный текст из Ветхого Завета. На это стоит обратить внимание, так как на тот момент еще не началась славянская пропаганда, которая пыталась узурпировать греческую историю и землю.
Потом мы завели длинный разговор на какую-то тему. На этот раз время шло, но старец не подавал никаких признаков того, что он спешит быстрее закончить эту беседу. Я сидел на стульчике, согнутый как из-за холода, так и из-за своего душевного состояния, и радовался общению со старцем. Казалось, он чего-то ждет, так как уже некоторое время не было явного мотива, который бы оправдывал мое пребывание там. Конечно, я совсем не хотел покидать его келью.
Через короткое время зазвонил колокольчик, и старец оставил меня в комнате, а сам пошел встречать гостя. Он спустил ключ по проволоке, а посетитель взял его, открыл калитку и направился к задней стороне дома, где в дверях его ждал старец. Я слышал их из комнаты.
– Отец мой, мой дорогой отец! – услышал я сильный голос, полный эмоций, сопровождаемый шумом, происходящим от гостя, который пал на колени и пытался поцеловать старцу ноги.
В то же время были слышны шаги старца, который торопился отойти от посетителя, в чем ему мешала стена.
– Нет, эй, чудо, нет...! – крикнул смущенный и запутанный старец, прося молитвенно и в то же время фамильярно, пытаясь своими руками помешать своему посетителю сделать это.
Я слышал всю эту сцену из комнаты. Я был удивлен благоговению, которое проявлял к старцу этот посетитель, и тому, как он смирял себя у ног старца, а также глубокому уважению, которое выражала вся эта сцена. «Это, наверное, какой-нибудь молодой монах, которому старец сильно помог», – подумал я.
В тот момент, когда в комнату вошел 50-летний мужчина, из тех уравновешенных и консервативных – как на это указывали его свернутые усы – мои недоумение и удивление стали еще больше. Что могло заставить этого мужчину вести себя, как восторженный студент? Подобное поведение со стороны такого человека было бы тяжело предугадать.
Он поприветствовал меня слегка смущенно, и все мы трое присели. Тот факт, что я находился в келии старца Паисия, заставил посетителя заподозрить наши со старцем тесные отношения и вести себя со мной дружественно, несмотря на мой странный внешний вид. Я почувствовал необходимость ответить таким же радушием этому человеку, на которого не столько из-за возраста, сколько из-за темперамента и взглядов на жизнь при других обстоятельствах я бы посмотрел с неприязнью и подозрением.
Его отношение в целом, спонтанность, его любовь и бескорыстное уважение к этому старому, бедному, смиренному и неученому монаху выдавали душу, слишком мало интересующуюся конформизмом, и в то же время верную определенным ценностям, которые, в свою очередь, ценил и я. Тогда я осознал те предрассудки, которыми я привык оценивать некоторые категории людей. Мне наконец стало ясно, насколько несправедливым я был часто в своих оценках.
После получения традиционного угощения гость начал разговор общего характера, и вскоре после этого старец попросил меня пройти в соседнею комнату, в которой находилась его маленькая часовня. Как и подавляющее большинство келий на Святой Горе, точно так же и келья старца имела под своей крышей небольшую часовню.
Итак, я поднялся и прошел в соседнюю комнату, в часовню, оставляя гостя посоветоваться со старцем с глазу на глаз. Я поклонился иконам и присел в стасидию, повторяя молитву и изредка посматривая в окно, которое находилось передо мной. Была вторая половина облачного дня, с пасмурной погодой.
То, о чем я расскажу дальше, произошло внезапно, неожиданно, быстрее, чем хлопанье крыльев. Я почувствовал себя как слепой, у которого в одно мгновение полностью восстанавливается зрение. Можно было сказать, что вдруг включился какой-то переключатель и наполнил всю комнату ярким светом.
Так я внезапно получил совершенно новое восприятие. Мое тело было неподвижным. Все, находящееся в часовне, неописуемо блестело. Каждая вещь, казалось, излучает свет изнутри себя. Даже стены были в некотором роде яркими. Посмотрев в окно, я обнаружил, что и на улице был тот же самый свет, который всему придавал невинность. Это было самое подходящее слово: невинность. Через окно я увидел полупрозрачное, белое, яркое, без четко определенных краев облачко. Из него исходил белый, яркий, нематериальный свет, очень быстро двигаясь вокруг келии... На самом деле, это было святящееся существо, которое летало.
В тот момент я почувствовал глубокое спокойствие, непоколебимый мир, совершенную духовную безопасность, подавляющую, но в то же время умеренную радость. Истинное «трезвенное опьянение» – как характеризует подобный опыт, старая христианская традиция. Природа, качество и интенсивность чувств не находили себе соответствия абсолютно ни в чем из того, что я познал до этого.
Я спокойно продолжал сидеть в стасидии. Вскоре появился старец. Я спокойно к нему повернулся и сказал:
– Отче, я видел ангела (сегодня я понимаю, что даже не могу объяснить, как у меня создалось это впечатление)...
Он внимательно посмотрел мне прямо в глаза, словно читал некие признаки.
– А! Хорошо... Пойдем внутрь, – ответил он спокойно.
Он снова ввел меня в ту комнату, где нас ожидал посетитель. Они закончили свой разговор. Я ждал около двух часов и надеялся, что нам намекнут на то, что пора уходить. Однако старец даже не выказывал подобного намерения. Он рассказал нам несколько шуточных историй. У него действительно был искрометное чувство юмора, которое несколько раз вызывало у меня хохот. В это время гость сидел рядом со старцем на одной скамейке, а я сидел на пеньке перед ними.
В какой-то момент старец начал о ком-то рассказывать:
– Один человек, отправился аж туда... (искал подходящее слово)... скажем, в Пакистан! Там он немного запутался, и лицо ему помазали пеплом...
Я сразу же вспомнил о жертве в Индии и о точке из горелого жира, которую нарисовал мне между бровями йог – ученик Бабаджи, я почувствовал, что речь идет непосредственно обо мне.
Хотя большую часть времени он обращался к посетителю, время от времени старец посматривал на меня с подоплекой. Итак, я понял, что он говорил обо мне и о моем путешествии в Индию. Однако он делал это в такой манере, чтобы другой посетитель не догадался, что речь шла обо мне.
Вдруг я начал чувствовать очень странное расстройство. Словно что-то внутри меня противилось.
– Значит, там далеко его искушал дьявол. Но и он в свою очередь говорил молитву и не давал дьяволу покоя.
Тогда старец перевел свой взгляд на меня. Я понял и начал в уме говорить молитву «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя». Теперь я уже внимал не рассказу, а молитве.
В то время как он говорил, как будто бы сказав фразу из рассказа, он повернулся ко мне и сказал:
– Нечистый дух, выйди из этого создания!
И сразу же продолжил рассказ, держа посетителя за руку. Вскоре он снова посмотрел на меня и снова, как бы представляя фразу из рассказа, сказал:
– Нечистый дух, выйди из этого создания!
Его лицо было освещено таинственным, скрытым свечением, которое, однако, я воспринимал; он был серьезным, а его глаза приобрели такое выражение, которое я очень редко у него встречал. Выражение, которое выказывало скрытую славу его души. Выражение, которое выдавало человека, качественно иного, по сравнению с тем, что мы привыкли называть «обычным человеком», настолько иного, что ты невольно начинал задаваться вопросом, является ли он на самом деле человеком. На лице старца, в его взгляде, я открывал человеческие качества, о которых мы даже не подозреваем.
Я продолжал горячо молиться, хотя на тот момент не мог осознать всей важности происходящего.
Затем он в третий раз повернулся ко мне и сказал:
– Нечистый дух, выйди из этого создания!
В этот момент я почувствовал, как нечто нематериальное выходило из меня, отрываясь и отделяясь от меня. Практически же я почувствовал, как мои разум и душа освободились от интенсивного влияния другого духа. В то же время я приобрел интенсивное восприятие, сознание, познание своей души как чего-то совершенно конкретного и осязаемого. Я почувствовал облегчение, словно избавился от огромной тяжести. Только в тот момент я осознал, под каким я жил давлением. Я почувствовал это «нечто», которое вышло из меня, за своей спиной слева; это было присутствие, сила которого тебя просто блокировала. Оно отягощало мою душу, даже находясь на этом небольшом расстоянии. Я поднялся с намерением отойти подальше от этого присутствия и искал приют у ног старца. Я сел на пол, рядом с его коленями.
В тот момент, почти одновременно со словами старца и моим освобождением, посетитель удивил меня еще раз.
Он неожиданно вскочил на ноги и с удивлением закричал:
– Матерь Божия, Матерь Божия, что это за благоухание? Отче, отче, Пресвятая находится здесь!
Большая радость охватила его, заставив забыть обо всем остальном. Это была та радость, которую душа чудесным и сверхъестественным образом чувствует, когда встречается со святыми, «в Духе Святом». В порыве радости этот человек непрерывно кричал и просил нас пройти в часовню. Больше я не чувствовал в комнате страшного и подавляющего присутствия того «чего-то», которое до слов старца я носил в своей душе.
Может, это сияние славы Пресвятой Богородицы прогнало из моей души и из комнаты «нечистого духа» – как называл его старец? Что еще могла почувствовать восторженная душа посетителя, если не духовное благоухание Пречистой? Это вопросы, на которые здравый смысл и естественный разум не в состоянии ответить прямо. Однако существует и другой тип определенности, который рождается внутри посредством «Божественного уведомления», являясь результатом непосредственного Божественного вмешательства в глубине человеческой души. Достоверность знаний, которые оно предоставляет, является несомненной интимной очевидностью.
Я был поражен и очарован. Со мной происходило то же самое, о чем так просто было рассказано в житиях святых, или же более глубоко, более возвышенно в трудах великих подвижников и святых православия. Эти события происходили с предельной простотой, но в то же время они были ужасной онтической (сущностной) глубины, по отношению к которым душа одновременно боится и радуется. Она чувствует святой страх и трепет, которые являются синонимами самого подавляющего счастья, так как передает реальный опыт безграничной Божественной любви.
Итак, я переживал настоящий праздник. Мы восхищались тайными дарами и уже игнорировали любые земные вещи. Насколько малыми мы себя чувствовали, настолько и счастливыми. Молитва старца, вытекающая из его непорочного сердца, была виновницей этих Божественных событий.
Через некоторое время мы проследовали в часовню. Я хотел отблагодарить старца и пошел «положить ему поклон» (то есть поклониться ему один раз до земли). Несколько смущенный, он помешал мне это сделать.
– Туда, туда положи поклон! – и указал мне рукой на икону Божьей Матери на иконостасе, на которую он смотрел настолько преобразившись, что у меня возникло чувство, будто в тот момент он явно видел Пресвятую.
– Отче, туда я раньше уже положил поклон.
– Сейчас положи, дитя мое, когда я тебе говорю, настоял он решительно и в то же время деликатно, жестами побуждая меня поторопиться.
Итак, я снова положил поклон к великому удовлетворению старца, который подергивался от эмоций, как отец, который видит своего сына, удостоенного королевских почестей.
Я признаю, что только сегодня способен оценить по-настоящему размеры и значения этих духовных событий, которые я пережил тогда в головокружительной последовательности. Я полностью осознаю как свое собственное недостоинство, так и святость старца, который, глубоко огорченный, видя меня в таком состоянии коллапса, помолился Богу, чтобы Тот исцелил меня при помощи самых сильных лекарств в соответствии с болезнью, которой я страдал. Господь же, Который слушает смиренных, исполнил его настойчивую просьбу.
Понемногу старец выпроводил нас во двор. Он попросил меня открыть калитку, а затем закрыть её за нами и положить ключ в крошечный сымпровизированный вагончик, чтобы таким образом он смог затянуть его обратно в дом. Мы взяли благословение и ушли.
Мы оба направились к Карее. Тропинка была пустой, восходя, она петляла среди кустов, под деревьями. После того, как мы отдалились на сто-двести метров от кельи, гость старца сказал мне с энтузиазмом:
– Слушай, он святой, он святой, ты понимаешь?
– Да, да, ответил я.
Он схватил меня за руку и остановил. Посмотрел мне прямо в глаза.
– Ты понимаешь, что я тебе говорю? Он святой! Ты понимаешь?
Он считал, что я ответил ему утвердительно только из вежливости.
– Да, да, я твердо верю то же самое! – заверил я его. Я уже некоторое время знаком со старцем и знаю, что так оно и есть.
Он снова пронзительно посмотрел на меня, убедился, что я говорил серьезно, и мы продолжили свой путь.
На спине он тащил старый большой чемодан, который он ремнями провел через плечи. Ему было очень неудобно, особенно потому, что подобные чемоданы были оснащены большими ручками, чтобы их можно было носить в руке. Я удивился его ноше. «Разве он не мог взять что-то более удобное?», – думал я. С тех пор как начался подъем, через каждые пять шагов мой спутник останавливался. Он пыхтел, а его лицо и усы блестели от пота. Мы очень медленно продвигались, в то время как я настаивал помочь ему, взяв чемодан на свои плечи. Однако он решительно отказывал мне в этом, продолжая свое восхождение и наш разговор.
Мне было любопытно узнать, что заставило этого человека пасть на колени безо всяких сомнений и горячо и с благодарностью просить у старца позволения поцеловать ему ноги. Также и его слова «Он святой, он святой!» свидетельствовали о существовании необычного опыта. Итак, я затеял разговор с целью узнать подробности. В этом мне помогло его дружественное отношение, тот факт, что мы вместе пережили совершенно удивительные события, хотя я уверен, что он даже не подозревал о том, что старец только что изгнал из меня демона и еще одного из главных, из тех, которые стараются погрузить человека в обман и духовное заблуждение.
В конце концов, мой спутник признался мне, что его чемодан был абсолютно пустым, и что он носил его как «камуфляж», чтобы никто не заметил его инвалидности.
«Я был старшим офицером авиации. В Бога я не верил больше чем... большинство остальных людей. В церковь я ходил редко, только на какой-нибудь великий праздник, или на какую-нибудь особенную церемонию. Я много курил, по три пачки сигарет в день. Я сильно заболел. Был вынужден поехать в Лондон, где мне удалили три четверти легких. Кроме того, четвертую часть мне оставили только для того, чтобы мне можно было более-менее чем-то дышать на протяжении тех двух недель, которые осталось мне жить по их прогнозам – это в лучшем случае. Я сказал им, что поеду умирать домой, в Грецию. Я вернулся в очень тяжелом душевном состоянии. Потом мне пришло в голову посетить Святую Гору, где я ни разу не бывал. Когда я сюда приехал, услышал про старца Паисия и начал его искать.
В итоге, я нашел его келью. Он сам открыл мне дверь, прежде чем я успел постучать.
– Добро пожаловать Дмитрий! – сказал он мне. – Я ждал тебя.
И в самом деле, у него было приготовлено и угощение. Он назвал меня по имени, хотя и видел меня впервые! Я был ошеломлен. Он предложил мне присесть, отдохнуть.
– Не волнуйся, не волнуйся, все будет хорошо, – сказал он мне.
Я еще не промолвил ни слова!
– Все будет хорошо! – сказал он мне и три раза перекрестил мою грудь.
С тех пор прошло два с половиной года. Я чувствую себя великолепно. Я так и не умер спустя две недели, как ожидалось, ни мой рак не метастазировал, ни лекарств я не принимал. Я чувствую себя прекрасно. Только вот мне тяжело передвигаться, так как у меня нет легких, при помощи которых я смог бы легче дышать...».
Рассказав об этом, он с радостью обсуждая еще многое другое, так мы дошли до монастыря.
– Время от времени я навещаю его, – сказал он мне. – Только вот в монастыре я не могу оставаться. Сразу же, как только закрываются ворота, я чувствую себя словно в тюрьме. Поэтому я ухожу в Карею, в отель, и вечером в ресторане общаюсь с людьми.
Таким образом, я раскрыл загадку, связанную с его поведением. В то же время я получил свидетельство о еще одном из многих духовных даров старца, а именно о даре исцеления: он мог исцелять людей от любых болезней. Очень многих людей, среди которых и этого офицера, он вырвал из лап смерти в последний момент.
Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов... возложат руки на больных, и они будут здоровы (Мк. 16, 17–18).
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 3