Предыдущая публикация
Виктор Ремизов
Пески
Детство далёким-далёким дзиньканьем отдаётся в этой жизни. Ярким в воспоминаниях кажется всё: и лес, и поле, и рыбалка, и шалости. Но всё-таки в этой звонкой суматохе есть нечто самое важное, что когда доходишь в мыслях да этого момента, и всё другое отходит, кажется незначительным. Зимой это может быть ватажное катание с горок на лыжах или по устоявшемуся льду на коньках, осенью – тихое хождение по паутинному лесу, весной – охота на перелётных уток.
И все же самым главным, не терпящих никаких возражений и доказательств (причём в этом случае едины все деревенские пацаны), было купание в летнюю жару. И эта забава являлась характерной для ребятишек всех деревень. В каждой деревне по этому случаю было одно, или как говорили, обкупаное место.
В Ново-Кытманово мы купались на Песках. Место было совсем не песчаным, брег и дно глинистые, но местные рыбаки, когда заводили артельный невод, выволакивали его на этом месте. Здесь не было травы и тины, что и определяло выбор в пользу песков. Берег ровно устилался мелкой и мягкой гусиной травой, и после купания на нём приятно было лежать. Слово «пляж» у нас никогда не произносилось да мы его и не знали. А так: пески да пески. Всем было ясно, когда говорили: «Был на песках», «Пошли на пески», «А как там на песках?». Понятно было одно, что если речь шла о песках, значит это связано с купанием.
И все же самым главным, не терпящих никаких возражений и доказательств (причём в этом случае едины все деревенские пацаны), было купание в летнюю жару. И эта забава являлась характерной для ребятишек всех деревень. В каждой деревне по этому случаю было одно, или как говорили, обкупаное место.
В Ново-Кытманово мы купались на Песках. Место было совсем не песчаным, брег и дно глинистые, но местные рыбаки, когда заводили артельный невод, выволакивали его на этом месте. Здесь не было травы и тины, что и определяло выбор в пользу песков. Берег ровно устилался мелкой и мягкой гусиной травой, и после купания на нём приятно было лежать. Слово «пляж» у нас никогда не произносилось да мы его и не знали. А так: пески да пески. Всем было ясно, когда говорили: «Был на песках», «Пошли на пески», «А как там на песках?». Понятно было одно, что если речь шла о песках, значит это связано с купанием.
Рано купаться мы не начинали. Собирались где-нибудь к обеду. Это и понятно. Праздной жизнью мало кто летом живёт в деревне. На детей это распространялось в первую очередь. Родители уходили на работу, а нам оставляли наказ, что сделать за день. Перечень домашних дел был велик: прополка огородных грядок, окучивание картофеля, чистка пригонов от накопившегося за зиму навоза, кормление свиней, птицы, сбор лесных ягод и грибов, колка дров, носка воды и многое другое. С утра мы что-то делали по хозяйству, а к обеду, когда жара усиливалась, устремлялись на пески.
И-эх, какой же наступал удивительный момент. Идёшь на речку и знаешь, что порученное дело сделано, ругать вечером никто не будет. Бабушка дала разрешение на купание, а значит, она довольна выполненной тобой работой. Проходя через огород, мимоходом сорвёшь огурец, выдернешь морковину и пополоскав её в воде, с хрустом грызанёшь её сладость. Неторопливо сбросишь с себя рубашонку и с радостным восхищением (будто в первый раз видишь) смотришь на чуть-чуть с рябинками воду. Оглянешься, и вон они: по двое, трое, четверо, таких же мальчишек как ты, идут, клубя босыми ногами дорожную пыль, спускаясь вниз к реке.
И-эх, какой же наступал удивительный момент. Идёшь на речку и знаешь, что порученное дело сделано, ругать вечером никто не будет. Бабушка дала разрешение на купание, а значит, она довольна выполненной тобой работой. Проходя через огород, мимоходом сорвёшь огурец, выдернешь морковину и пополоскав её в воде, с хрустом грызанёшь её сладость. Неторопливо сбросишь с себя рубашонку и с радостным восхищением (будто в первый раз видишь) смотришь на чуть-чуть с рябинками воду. Оглянешься, и вон они: по двое, трое, четверо, таких же мальчишек как ты, идут, клубя босыми ногами дорожную пыль, спускаясь вниз к реке.
У нас первый заход в воду не сопровождался бешеным азартом. В первую раз мы заходили тихо и спокойно, чтобы не замутить воду, которая за ночь становилась чистой-чистой. А ещё мы любили, как нас щекотали мальки, тыкаясь своими рыльцами в наши обгоревшие и искусанные мошкарой ноги. Было прохладно, щикотно и чисто. Зайдя в воду по грудь, мы «дельфинчиком», без всплеска, ныряли, делали десяток-другой гребков до глубина, возвращались на берег полежать. Таким был ритуал начала купания.
Освежившись первым заходом, мы начинали купание гурьбой. В воду бросались все, кто к тому времени находился на берегу. Начинались игры в «кто дальше нырнёт», « кто больше всех пробудет под водой», «прыжки в воду с плеч друг друга», и самая главная игра – «догонялки». Игра состояла в том, чтобы «вада» посалил первого, кто попадётся под руку, передавая этим самым ему обязанность догонять других. Понятно, что «вадой» был самый нерасторопный из купающихся, а это среди нас считалось позором. Фишкой убегающего было то, что при приближении к нему «вады» он должен был унырнуть от него как можно дальше. Были настолько ловкие пацаны, что проплывали под водой 25-30 метров. Считалось высшим классом плыть под водой как можно ближе ко дну и вынурнуть где-нибудь под кустом, оставаясь незамеченным для «вады». Уплывать от «вады» по поверхности воды категорически запрещалось. Если кто нарушал это правило, то автоматически становился «вадой».
Освежившись первым заходом, мы начинали купание гурьбой. В воду бросались все, кто к тому времени находился на берегу. Начинались игры в «кто дальше нырнёт», « кто больше всех пробудет под водой», «прыжки в воду с плеч друг друга», и самая главная игра – «догонялки». Игра состояла в том, чтобы «вада» посалил первого, кто попадётся под руку, передавая этим самым ему обязанность догонять других. Понятно, что «вадой» был самый нерасторопный из купающихся, а это среди нас считалось позором. Фишкой убегающего было то, что при приближении к нему «вады» он должен был унырнуть от него как можно дальше. Были настолько ловкие пацаны, что проплывали под водой 25-30 метров. Считалось высшим классом плыть под водой как можно ближе ко дну и вынурнуть где-нибудь под кустом, оставаясь незамеченным для «вады». Уплывать от «вады» по поверхности воды категорически запрещалось. Если кто нарушал это правило, то автоматически становился «вадой».
Потом кто-нибудь приплывал на лодке и мы начинали с неё нырять. Или переворачивали лодку вверх дном, подныривали под неё и играли в «подводную лодку». Под лодкой образовывался слой воздуха, что позволяло свободно дышать. «Неприятелем» в этом случае являлись гуси, недалеко плавающие от купающихся. Лодка медленно приближалась к ним, а гуси ничего не подозревающие стригли водоросли или в позе поплавка добывали свою вкуснятину со дна. Нам под лодкой нельзя было определить расстояния до гусей, а высунуться, чтобы посмотреть, означало спугнуть гусей. Тогда кто-нибудь с берега обусловлено орал и мы неожиданно выныривали из под лодки, производя при этом всевозможный шум. Гуси в страшном испуге размётывались по речке, а мы довольные возвращались «на базу». Однако такие номера проходили один раз ибо , эти умнейшие птицы, запоминали всё и больше нас к себе не подпускали. Нами было замечено, что не подпускали к себе и гуси, которых мы ранее не пугали. Мы тогда решили, что они друг другу рассказывают, и опрокинутая в верх дном лодка для них означала опасность.
Всё время пребывания на песках сопровождалось визгом, гамом, плеском воды, дурашливо-бесталковым ором, завязыванием друг другу мокрых штанов (когда они высыхали, их невозможно было развязать), незаметной подмены одежды друг другу. Особенно удачным считалось подменить девчёночью одежду на мальчишью и наоборот.
Часов в семь вечера нас начинали звать по домам – надо было управляться по хозяйству. Мы «мыряли» последний раз и закупанные до синевы в мокрых трусах бежали домой. Берег пустел. Часов в 9-10 вечера на речку приходили мужики. После полевых работ и целого дня жары они тоже позволяли себе придаться детской забаве. Над деревней уже начинала устанавливаться тишина, и хорошо разносилось по реке уханье, оханье, аханье и фырканье наших отцов. Мы им не завидовали, наоборот, радовались за них, что и они, хоть и ненадолго, окунулись в нашу ребячью жизнь.
Всё время пребывания на песках сопровождалось визгом, гамом, плеском воды, дурашливо-бесталковым ором, завязыванием друг другу мокрых штанов (когда они высыхали, их невозможно было развязать), незаметной подмены одежды друг другу. Особенно удачным считалось подменить девчёночью одежду на мальчишью и наоборот.
Часов в семь вечера нас начинали звать по домам – надо было управляться по хозяйству. Мы «мыряли» последний раз и закупанные до синевы в мокрых трусах бежали домой. Берег пустел. Часов в 9-10 вечера на речку приходили мужики. После полевых работ и целого дня жары они тоже позволяли себе придаться детской забаве. Над деревней уже начинала устанавливаться тишина, и хорошо разносилось по реке уханье, оханье, аханье и фырканье наших отцов. Мы им не завидовали, наоборот, радовались за них, что и они, хоть и ненадолго, окунулись в нашу ребячью жизнь.
Следующая публикация
Комментарии 1