Синяя Птица

Пришла с работы, устала, кое как сняла обувь, поплелась на кухню, в голове туман. Села, достала бутылку вина из холодильника, сижу пью, а сама и не заметила, что разговариваю вслух. Поворачиваю голову и вижу такую картину. Мои кошки так внимательно меня слушают, еды не просят и похоже не мигают. Но больше всего меня поразило, что они всё очень внимательно выслушали и поняли. Позже, когда мы все вместе сидели на диване, как никогда, они от меня не отходили, заглядывали в глаза, говоря: "Да и хрен с этим Игорем, найдешь еще пять таких!" Кошки — это одни из немногих, которые выслушают тебя не перебивая, даже если ты будешь нести чушь! Спасибо мои хорошие, вы всегда умеете переждать и не важно почему? Важно как! Лилия Гейсс.

А я по лету босиком, а я по полю В лёгком платьице, с ромашкой в волосах. А за мной шальное солнце следом топает, Отражаясь рыжей искоркой в глазах. А я по лету босиком в луга зелёные, В разнотравье, в ковыли, в цветочный рай: Колокольчики, росою напоённые, Маки, кашка, незабудки - выбирай! А я по лету босиком вместе с солнышком! В сочных травах заблужусь, как в лесу, Аромат лугов я выпью до донышка, Окуну ладошки тёплые в росу. А я по лету босиком, по тропиночке В земляничные поляны - с головой! Низко кланяюсь я каждой былиночке. А я по лету... Не хотите ли со мной?.. © Copyright: Наталия Беда,

НЕРОДНАЯ... – Ты и в самом деле поедешь в Градовское и притащишь оттуда эту девчонку? - Не притащу, а поеду и привезу. Это моя дочь, как бы тебе ни хотелось в это верить. - Почему ты никогда не говорил о ней? Для меня появление Полины, как снег на голову! Ася стала невольной свидетельницей того, как мама с кем-то говорила по телефону. Голос Зои был напряженным, даже недовольным. После того, как женщина положила трубку, она уселась на стол, хотя никому и никогда не позволяла в доме вести себя столь невоспитанно. - Мам, а кто такая Полина? – голос Аси заставил Зою вздрогнуть. Она, погруженная в явно тяжелые мысли после телефонного разговора, посмотрела на свою дочь так, будто вообще с трудом понимала, кто и о чем ее спрашивает. - Полина? Какая Полина? – Зоя нахмурилась, а потом вдруг ее лицо вытянулось. – Ах, Полина! Это ты у своего отца спроси! - Папа на работе, - ответила Ася, понимая, что, продолжая разговаривать с матерью на неприятную для той тему, ходит как будто по острию ножа, - он не скоро вернется. Так кто такая Полина? Мать соскочила со стола, пробежала через всю гостиную и скрылась в прихожей. Для сорокалетней женщины, в прошлом спортсменки, а ныне – тренера по художественной гимнастике, такая скорость и гибкость были вполне обыденными, даже несмотря на возраст. - Ты у отца спроси, кто такая Полина! От кого и когда эта Полина появилась на свет. – крикнула она. Ася последовала в прихожую. Мать одевалась. - А ты не можешь сказать? – нерешительно спросила Ася, сгоравшая от любопытства. – Это его родственница? Или подруга? Зоя одарила дочь недовольным взглядом: - Сестра твоя. Старшая. А все остальные вопросы задашь отцу. Мать застегнула пуговицы на пальто, схватила сумочку и вышла за дверь, захлопнув ее с такой силой, что звякнули хрустальные бокалы, стоявшие в серванте. Сестра! Старшая сестра! Надо же! Ася всю жизнь мечтала о том, чтобы у нее была сестра или брат. Только вот Зоя, родившая ее в почти тридцать лет, приняла решение больше никаких детей. - Не самое приятное это занятие, - морща лоб, говорила она, - фигура портится. Да и для карьеры не самый лучший период. Отец Аси никогда не настаивал на том, чтобы жена еще рожала. Ему вполне хватало Аси. Сам он был человеком занятым. Воспитанием дочери, в основном, занималась строгая и холодная Зоя. Женщина, с детства привыкшая к жесткой дисциплине, имела характер упертый. Она была не очень ласковой. Ася ни разу не слышала, чтобы мать называла ее «котенком» или «зайчиком», как называли подруг Аси их матери, а уж о том, чтобы просто обнять или поцеловать дочь, и речи не было. А теперь, оказывается, у отца была еще одна дочь. Ася с нетерпением ждала возвращения домой отца, Виктора, который мог бы хоть как-то приоткрыть завесу тайны из прошлого. Как ни странно, домой вернулись оба родителя одновременно. Ася к тому времени успела умыться, переодеться в пижаму. Она послушно сидела на диване в гостиной, ожидая результата разговора между взрослыми. Виктор выглядел смурным. Он и без того не часто улыбался, а уж его смеха Ася отродясь не помнила. Зоя была крайне взбудоражена: бегала по квартире и то и дело бросала на мужа недовольные взгляды. - И что? – сказала она, обратившись к Виктору. – Ты и в самом деле поедешь в Градовское и притащишь оттуда эту девчонку? - Не притащу, а поеду и привезу. Это моя дочь, как бы тебе ни хотелось в это верить. - Почему ты никогда не говорил о ней? Для меня появление Полины, как снег на голову! - Зная тебя, я предпочитал молчать, - также коротко ответил супруг. Ася смотрела то на мать, то на отца. Они продолжали переговариваться между собой, будто ее в квартире и вовсе не было. Из разговора родителей девочка поняла, что у отца была старшая дочь, появившаяся на свет в Градовском. В родном поселке отца. Откуда он когда-то уехал в Москву. Уже в Москве он встретил Зою. Они поженились, потом появилась Ася. Ни слова о том, что у Виктора могли быть еще дети, произнесено в доме до этого дня не было. Мать заперлась в спальне. Отец остался на кухне. Снова достал откуда-то припрятанную пачку с сигаретами. Ку.рил, сидя за кухонным столом и глядя в пустоту. - Пап, - Ася осторожно прошла в кухню, присела за стол, - а сколько лет этой Полине? Отец посмотрел на Асю так, как будто не сразу понял, кто вообще перед ним находится. Тряхнул головой, затушил сигарету, потом слегка улыбнулся. Улыбка получилась натянутой и неестественной. - Ей тринадцать. - Значит, она на три года старше меня, - задумчиво произнесла Ася, - пап, я не буду против, если Полина будет жить с нами. Виктор снова натянуто улыбнулся, потрепал дочь по голове. Это был тот максимум ласки, который Ася получала от своих родителей. Через два дня отец уехал. К этому моменту обстановка в доме накалилась до предела. Зоя не разговаривала с мужем. Тот делал вид, что не замечает этого. - Притащит сейчас эту де.вку! – жаловалась кому-то Зоя по телефону. Ася отлично слышала каждое слово матери. – Как будто больше деть ее некуда! А ведь у девчонки есть бабка. Да, старая. Я не знаю, сколько ей лет. Может быть, восемьдесят, может быть, меньше. Нет, меня не это даже волнует! Меня волнует то, что Витя молчал столько лет о том, что в каком-то богом забытом месте у него есть дочь! Видите ли, он не хотел меня волновать. Мотался туда, якобы на мо.гилу к матери, а сам! Может быть, он и с той ба.бо.й встречался, ну, матерью дочки. От чего она ум.ерла? Не знаю, сердце вроде бы… Ася ловила каждое слово матери. Выходит, что у Полины ум.ерла мама, поэтому девочку нужно было отправить отцу. У Полины есть бабушка, совсем старая. Наверняка ей просто не разрешили оставить себе внучку на воспитание в силу возраста и состояния здоровья. В свои почти одиннадцать. Ася кое-что уже понимала... Виктор вместе с Полиной приехали в конце недели. Открыв дверь и увидев свою сестру, Ася замерла. Какой же Полина была… простой что ли. В потрепанном, испачканном пуховике и старых, порванных кроссовках. В шапке, покрытой катышками. В руке со старым рюкзаком, видавшим виды. Неужели отец позволял своей дочери так одеваться? За ужином сидели втроем: Ася, Полина и Виктор. Зоя демонстративно не присутствовала. Снова заперлась в своей комнате. Вечером в квартиру привезли диван-малютку. Его с большим трудом впихнули в комнату Аси, поставив рядом с письменным столом. На этом диване и легла спать Полина, за весь день не проронившая ни слова. Она смотрела на Асю как зверек. А когда младшая сестра увидела вещи, которые раскладывала старшая на выделенной ей в шкафу полке, то и вовсе стало грустно. Две рубашки, пара футболок, старые джинсы, спортивные штаны. - Это все твои вещи? – отважилась спросить Ася, а Полина лишь молча кивнула. Ложась спать, Ася испытывала нечто вроде нежности и жалости к Полине. Как она жила в своем Градовском? Наверное, ей было очень нелегко. Проснувшись утром, Ася чуть не подпрыгнула на кровати. Рядом на диване-малютке, сидя с ровно выпрямленной спиной и сложив руки на коленях, находилась ее сестра. - Ты чего не спишь? Суббота же, - Ася поднялась и с удивлением посмотрела на Полину. - Я умыться хотела, а там тетя Зоя, - тихо ответила Полина, - она мне сказала позже прийти, когда она закончит. - Пошли вместе, я тоже буду умываться. Девочки отправились в ванную, а Зоя злобно посмотрела на них из кухни. - Вот твоя щетка, - Ася достала из шкафчика запечатанную зубную щетку, - вот тут мыло. Здесь полотенце чистое. - Спасибо, - тихо сказала Полина, - у нас дома было одно полотенце, а тут у вас у каждого свое… - Конечно! - С какой стати ты дала ей розовое полотенце? – в ванную вошла Зоя. – Пусть свое достает. - Мама, это общее полотенце, ты сама говорила, - возразила Ася, - Полина не привозила полотенце из дома. - Значит, пусть отец идет и купит! – нервно отозвалась мать. - Он купит, чуть позже, - Ася снова встала на защиту сестры, - пока Полина может взять это. - Не может! – Зоя Ивановна вырвала полотенце из рук Полины, а та смотрела на нее с испугом. - Тогда я отдам ей свое, - ответила Ася, а потом, осторожно вытолкав мать за дверь, закрыла ее на засов. Зоя что-то еще кричала за дверью, но Ася уже не слышала ее. Вместе с Полиной они умылись, потом позавтракали. Женщина в это время снова пряталась в своей спальне. После обеда втроем: Ася, Полина и Виктор, вместе поехали в магазин. Ася наблюдала за реакцией своей старшей сестры, которая видимо никогда не бывала в больших гипермаркетах и не видела столько товаров и вещей. Отец не скупился: он покупал дочери все, включая одежду, нижнее белье, обувь и прочие хозяйственные вещи. Потом вместе пошли в кино. - Я никогда не была в кино, - призналась она после сеанса. Ася снова почувствовала нечто вроде смеси жалости и нежности. Вечером девочки вместе смотрели по телевизору фильм. Полина уже немного освоилась. - Хочешь, завтра пойдем вместе на день рождения к моей однокласснице? – предложила Ася. - Но мне нечего подарить, - Полина слабо улыбнулась, - да я и не знаю там никого. - Я познакомлю тебя со всеми, - ответила Ася, а потом подсела на диван к своей сестре, - я уверена, что ты всем понравишься. День рождения и вправду оказался веселым. Ася с гордостью представляла всем старшую сестру. Подруги удивлялись тому, откуда у Аси могла взяться сестра, да еще и старшая? Но для всех была выдумана легенда - Полина приехала издалека, чтобы воссоединиться с сестрой. Рассказывая об этом всем, Ася чувствовала себя счастливой. Наконец-то у нее была сестра! Домой они вернулись ближе к десяти. Уселись на кухне пить чай, громко смеялись и обсуждали события вечера. В этот момент в кухню ворвалась Зоя. - Что за шум? Почему грязные чашки на столе? - Мы сейчас все уберем, - спокойно ответила Ася, хотя видела, как начала закипать мать. - Сейчас же убирайте! Ася поднялась из-за стола, начала складывать чашки в раковину. - А эта почему сидит? Она что, гостья тут? Полина испуганно поднялась из-за стола. Взяла в руку блюдце, но Зоя, подскочив к ней, ударила по руке. Блюдце с грохотом упало на пол и разбилось. На глазах у Полины появились слезы. Ася вдруг почувствовала прилив злости. - Ты приехала сюда, чтобы посуду всю переколотить? – Зоя уже плохо контролировала себя. - Мама! – Ася подскочила к матери и встала между ней и Полиной. – Не злись, пожалуйста. Мы сейчас все уберем. - Это она пусть убирается! – зашипела Зоя, выставив указательный палец в сторону выхода из кухни. – Приперлась сюда, чужая! Ты тут никто?! Ася подошла к матери и с силой опустила ее руку вниз: - Никуда Полина не пойдет. Она не чужая. Она родная, по крайней мере, для меня и папы. В кухню вошел отец: - Что тут происходит? Зоя сделала глубокий вдох и промолчала. Ася обняла сестру за плечи и прижала к себе: - Пап, все хорошо. Я блюдце случайно разбила, а мама разозлилась. Но все ведь хорошо? Мы новые блюдца еще купим, правда? - захлюпала носом Ася. - Собирайся! - спокойно сказал Виктор, обращаясь к супруге. - Я понимаю, что тебе нелегко... Нам сейчас всем нелегко. Нужно время. Зоя поджала губы и уставилась на Виктора не понимая, что он хочет от нее. - Я нашел хорошего специалиста, который поможет нам сохранить семью. Сейчас мы поедем с тобой к психологу. Прошу тебя, дорогая, собирайся. Виктор обнял жену. Зоя бесшумно заплакала, сотрясаясь всем телом. А Ася, взяв за руку сестру, увела ее к ним в комнату.

Мой отец бросил нас, когда мне было 5 лет. Он нашел себе женщину, которая была намного моложе моей матери. Я никогда не забуду тот день, когда я, в отчаянии схватившись за подол папиного плаща, умолял его не бросать нас. Но он ушел, несмотря на мои слезы, и даже не оглянулся. После этого я не видел отца 12 лет. Все эти 12 лет он ни разу не навестил нас с матерью, не спросил, нужно ли нам что-нибудь. В день окончания школы он пришел с небольшим свертком в руках, но я отказался с ним разговаривать. Спустя год после этого, моей матери не стало, и я остался совсем один. Отец снова пришел ко мне в день похорон, говорил, что поможет с учебой, что найдет для меня работу, но я снова его прогнал, моя ненависть к нему лишь возросла после маминой смерти. Я обвинял его в том, что он стал причиной маминой болезни сердца. Это было тяжелое время для меня, пережить одиночество, справиться с болью мне помогла Наташа, моя однокурсница, ставшая впоследствии моей женой. В 27 лет у меня родилась дочь. Я был счастлив, души не чаял в дочери, поклялся себе в том, что мой ребенок никогда не почувствует того одиночества, той боли, которую испытал я, когда отец нас бросил. Однажды раздался звонок, который перевернул мою жизнь. Мне позвонила жена моего отца, которая сообщила, что он находится при смерти и просит меня прийти к нему в больницу вместе с его внучкой, которую он мечтает увидеть перед смертью. «Пожалуйста, разреши ему увидеть внучку, прости его не ради него, а ради себя самого», - говорила мне Наташа, но я не смог простить, не смог вычеркнуть из памяти тот день, когда я умолял папу не бросать нас, а он даже не оглянулся. Утром отца не стало. Мне понадобилось еще двадцать пять лет на прощение. Я рано стал дедушкой. У меня появилась внучка, которая стала светом моей жизни, моей отрадой. Она заставила меня измениться, повзрослеть. Теперь я жалею о том, что не позволил отцу перед смертью увидеть дочку. Возможно, эта встреча успокоила бы его душу. А я ему не дал уйти с миром. Сейчас я стою у могилы отца со своей теперь уже взрослой дочерью и прощу у него прощения за все. Я прощаю тебя, папа, и ты меня прости.интернет

Пусть утро начинается с цветов, с волшебных, нежных, добрых слов, а сердце счастьем будет пусть объято!

#июль

Смотри в оба, чтобы не проглядеть – Как птица целует небо... как заря начинает алеть... Как ветер колосья ласкает... Как дождь в душу земли проникает... Суеты повседневной скорость хоть ненадолго снизь... Смотри – как прекрасна сегодня за окошком твоим жизнь! Оксана Зет

По накатанной трассе Новосибирск – Колывань мчался автомобиль. В нём ехали трое: отец, мать и сын. Трое, но уже не семья. Они почти не разговаривали, лишь перекидывались фразами по делу. – На заправку надо, – констатировал водитель. – Давай. И в туалет как раз, – кивнула дама, сидящая рядом. Она надела черные очки. – Я б пожрал, и пивка бы..., – развалившись сзади, мечтал юнец. Одет он был в яркую распахнутую от жары рубашку и шорты, полулежал, задрав ноги, смотрел в телефон. – Можно и пивка, – согласилась мать. – Тоска, а не дорога. Скоро ещё свернём с трассы, так там вообще пылюка, наверное. – Хрен его знает! Раньше – колдобины сплошные. Но я ж тут сто лет уж не был. – Да ничего не изменилось. Уверена – дыра. И жара эта, – она ехала по необходимости, но без желания быть там, куда они едут. – Вспомнить бы ещё, как ехать..., –переживал водитель. На заправке они, почти не разговаривая, не глядя друг на друга, перекусили. Каждый – сам по себе, каждый – взял сам себе. Ехали дальше по молчаливому мрачному лесу, по болотистым местам. Здесь было свежее. Сынок тянул баночное пиво, мать нервно набирала что-то в телефоне, ловила пропадающую связь. Потом они свернули, выехали в поля. Вот он – ожидаемый мост через небольшую речушку, сразу за ним спуск. А потом развилка в поле. Машина остановилась. – И чего? – спросила женщина с претензией в голосе. Хотелось уже скорее прибыть, дорога утомила. – Да не помню я! – почти крикнул водитель и стукнул по рулю.– Тебе б всё на блюдечке! Сама палец о палец не ударишь, а подавай! Он вышел из автомобиля, чтоб размяться и осмотреться. Вышел и сын. – Чё, батя, совсем не помнишь? – Не. Я не был тут почти тридцать лет, – ответил мужчина, успокаиваясь. – Да и ... Кажется свернули мы не там, не та дорога. Ладно, садись, сейчас найдем какую-нибудь деревушку – спросим. – Я сразу в эту затею не верил. Это мать всё ... – Садись уже. Раньше башкой думать надо было! – ворчал отец, он решил ехать направо. Потом откуда-то взялся крутой подъем среди кустарника, следом пошел густой кедрач. Они окончательно заблудились. И когда на полевой грунтовке увидели попутно идущего деда, обрадовались очень. Он шел, едва переставляя ноги в резиновых сапогах, согнувшись набок – тащил корзину. Несмотря на жару одет был тепло: длинный плащ цвета хаки, шерстяной старый пиджак, спортивные штаны, кепка. Явно, грибник, вышедший из дому с рассветом. Машина сравнялась с одинокой фигурой, обдала пылью, сбавила скорость до дедова шага. Водитель, перегнувшись через даму в черных очках, не останавливаясь, спросил. – Дед, а до Лихачевки мы правильно едем? Дед остановился, прищурился, вглядываясь. Остановилась и машина. – Говорю, до Лихачевки туда? Глухой что ли? – Туда... Здравствуйте. Только... Только зачем вы по этой дороге-то поехали, там же через Гуреевку нормальная дорога есть. А теперь – кругаля... – Заплутали чуток. Кругаля, это как? А ты не туда ли, дед? – Так туда... – А давай подбросим, а ты дорогу покажешь. Новый пассажир видел, как недоволен был юнец, когда устраивали они на заднем сиденье его старую корзину. Парень собрал с пола жестяные банки, швырнул их в дверь, на обочину. Дед посмотрел на банки, обратился к отцу. – Разе можно так? Нельзя навроде... – Залазь, дед, – кивнул водитель устало, – не до того ... Юнец с шипением открыл очередную банку. Дед прикорнул в угол автомобиля, придвинул к себе свою ношу, замолчал, глядя за окно. – Далеко ещё? – через пару километров спросил водитель. – Подъезжаем уж скоро, – ответил дед. И тут юнец заволновался. Он наклонился к родителям, заговорил, не обращая внимания на деда. – Вы это... Не говорите бабке, что не живёте вместе. Надо сделать вид, что хорошо все, что семья, типа. Иначе вообще не согласится. – Без сопливых-то не разберемся,– огрызнулся отец. – Ага! Не разберётесь вы... До сих пор вон не разобрались – куда бабку девать будете. – Как куда? Ваши проблемы, вы и решайте. Ты ж говорила... Я-то тут при чем? – ответил отец. – Наши? Ага... , – бывшая жена возмущалась.– Значит ты к проблемам своего сына отношения не имеешь? Да? Тебя не касается, что его могут... ,– она предусмотрительно замолчала, в машине был посторонний. – Я и так помогу мать уговорить, денег, считай, достану. Мало вам? А уж вы решайте, куда ее. Меня не втягивайте. У меня, между прочим, двое детей. – Двое? – наклонился сын. – А я думал – трое. Я, значит, не в счёт уже. Да? – К словам не придирайся! Ты понял, что я о младших... У нас двушка, и она не моя, а тещи, между прочим. Некуда нам брать мать. Твои проблемы решаем, ты и потеснись, уступи комнату ... – Я? Мою? А мне чего, на улицу что ли? – взвизгнул парень... – Да успокойтесь вы! – прошипела мать. – Решим проблему, – она посмотрела на мелькающие черепичные крыши встречной деревушки, и добавила, – вон дыра какая, ещё продать надо. А для пожилых сейчас нормальные учреждения есть. Всё не хуже будет, чем здесь... Они проехали эту деревню, свернули по указанию деда в перелесок налево. – Так здесь, вроде, не было леса-то. Поля же были, а, дед, – припоминал водитель. – Бы-ыли. Так ведь развалили хозяйство-то... Вот и заросло все. А ты местный что ль? – Да. Родина моя. Давно не был. Как живете-то тут? Дед смотрел в окно, ответил врастяжку философски: – Живём. Грибы солим..., – а потом вздохнул и спросил, – а чей будешь? Уж не Шуры ли Липановой сынок? – Ага, – водитель оглянулся, притормозил,– а как узнал-то? – По-омню... Чай, при мне рос, – дед помолчал, а потом припомнил, – долгонько не ехал ты. Ждала Шура, каждый год ждала. Вот, говорила, сынок приедет, внучка покажет, дом на него отпишу... Ждала-а... Всё заготовки для вас готовила, на крыльце сидела, на дорогу глядела... Водитель морщился от слов деда, как от кислого лимона. Но, оправдывая себя, заговорил: – Так... Работа, дед. Да и... Дела, в общем. Разве вам понять? Только и выбрались. Думаем вот, хватит ей тут одной-то, может заберём. Хоть нормально в городе поживет, – почему-то казалось, что дед их предыдущий разговор не понял, не услышал – сидел себе, в окно глядел. – Так ведь уж опоздал ты. – В смысле? Опоздал... – Схоронили уж лет пять назад мы Шуру. Хорошая женщина... Машина резко затормозила, поднимая вокруг себя облако пыли. К нему резко обернулись все. Дама выпалила: – А дом? Дом ее как? Что с домом? – До-ом? – дед говорил невероятно медленно, с паузами, – Дом-то ведь как ... Да-а... Не знали вы, видать, что померла-то. Вот ведь... Жаль Шуру-то. Не дождалась, а так ждала сына. Хорошая женщина была. А когда хоронили-то, так и из Яновского, и из Лощихи люди приехали. Многие ее уважали, да-а... – Я спросила – что с домом? – резко оборвала его женщина, – Можете сказать... – С домом? Так что с домом? Ведь угорела она, когда как раз дом горел. Пожар серьезный тогда был. Ох! Таких языков пламени я за всю жизнь не видывал. А какой дом был! Какой! И Щербаковых дом сгорел, но они-то отстроились, а Шура-то вот... Жаль, молодая ведь ещё, любили мы ее. Все молчали. Дед смотрел на профиль родителя – Шуриного сына. Похож он был на мать. Не один мускул на лице его не дрогнул, он завел мотор, тронулся. Машина въезжала в деревню. – Так выходит зря мы едем? – тихо промямлил юнец. – А земля? А документы какие-нибудь сохранились на дом и землю. Не знаешь, дед? – дама хваталась за соломинку. – Да что ты! Какие документы. Всё сгорело подчистую. Горело так... Етишь твою... А вот где мать похоронена, покажу. За могилкой ходим... Жена моя ходит, Клавдия. Я то – так, чё скажет. Там у нас бабка с дедом похоронены и сестра ейная...., – они ехали, а дед ещё бормотал о кладбище. Остальные молчали, погрузившись в свои невесёлые раздумья. Дом был последней надеждой. Недавно сын с дружком грабанули торговый ларек, полезли за деньгами, избив до тяжёлых последствий пожилую продавщицу. Теперь вся его молодая жизнь могла пойти под откос. Нужна была приличная сумма, можно было откупиться. Следователь ждал денег, предлагал сделку. – Надо что-то решать! – истерила тогда мать, звоня бывшему мужу, отцу сына, – надо найти эти деньги! Мальчик загремит в тюрьму, ты понимаешь! Твой сын это не переживет, и я не переживу! Но, перебрав все варианты, решили, что самым верным будет очень быстро продать дом матери. Больше вариантов не было. Машина была очень стара, денег с ее продажи на откуп не хватит, а собственность у них одна – квартира в которой живут мать с сыном. Сын был уверен, что мать дом продаст ради внука, если он попросит. Помнил он ее хорошо – эта всё готова отдать, ради него. Такая уж она по сути своей. – Дед, где дом-то? Я не помню че-то. Тут по другому все стало как-то... – Так вон же... Говорю же, нет уж дома-то. Дед указал на развалины с торчащей печью. Остановились, медленно и горестно вышли из машины. Осмотрелись. Развалины уже не были похожи на пепелище, все заросло кустами и крапивой. Если б не торчащая из кустарника печная кладка, можно было бы и не понять, что когда-то тут был дом. Дама, протерев очки, осмотрелась, спросила. – А земля тут у вас почём, дед? – Земля? Так вон ее сколь...бесплатная она... Бери – не хочу. Разве у нас тут будут землю покупать? А уж если и будут, так кусок поболе... Разе на этом новые хозяева захотят строиться? Не-е...сейчас всем большие участки подавай. Это в Лощихе берут, там река, а у нас глухо. Не берет никто ... У женщины нервно тряслась рука, она то снимала, то опять надевала очки. А водитель автомобиля, выросший здесь, не ожидал, что деревня живёт, и живет, судя по виду ее, совсем неплохо. Резные цветистые палисадники, светлые наличники, телевизионные антенны, аккуратные дворы и автомобили во дворах, детское белье на верёвках и веерный полив в огородах. Высоченные тополя по улице, раскидистые сосны, каких не было раньше, вообще меняли его представление о родовой деревне. Но ведь почти тридцать лет прошло. Ему все время казалось, что деревня загнулась – начала умирать ещё тогда, когда уехал он отсюда таким, каким был сейчас его сын. Поначалу писал матери, а потом перестал. Менял адреса, работу, дважды разводился, крутила жизнь – не до матери. А сейчас вдруг защемило – захотелось, чтоб мать встретила, чтоб как прежде – кисель, пироги и картошечка с зелёным лучком. Дед сказал – ждала... И почему он не приезжал? Почему бы не приехать сюда было летом с детьми? Но сейчас цель была другая, и эти мысли резанули лишь на секунду. Жаль, что сгорел дом – эх, продать бы... – По-другому всё тут. Мне кажется домов этих не было, да? И колодец с другой стороны стоял..., – мужчина оглядывался, никак не мог признать родную деревню. – Колодец-то? С другой... ,– махнул рукой дед. – Не стало там воды, так тут раскопали, жилу нашли. – Мам, так чего теперь? В сизо меня, да? Теперь в наручники? Мам? – А хороший дом-то был, – тянул за душу дед, глядя совсем не на развалины, а на дома по улице напротив. – Хороший – высокой, дубовой. Мезонин такой – строить умели. Чай за два миллиона продать можно было бы. А вот на ж тебе... погорел. – Поехали уже, чего стоять-то! Только время потеряли! – нервничала дама, села с сыном в машину, хлопнула дверцей, губы ее тряслись. Водитель выставил тяжелую корзину деда на землю, сел, завел мотор. Дед наклонился к раскрытому окну. – А на кладбище-то к матери, к Шуре, проводить тебя, Лёнь? Не далеко тут, километра два... – Не надо. Спешим мы..., – автомобиль рванул с места, а водитель с удивлением подумал, что дед знает его имя. Надо же – в этой глухой деревне о нем помнили. Дед смотрел вслед пылящему автомобилю до тех пор, пока он не скрылся в перелеске. Думал дед – это ж надо! Это ж надо так родные места забыть! Уж не помнит и где дом родной. А потом дед вздохнул, подцепил на локоть корзину и направился в дом по другую сторону улицы. Открыл щеколду, зашёл в калитку, подошёл к дубовому дому с мезонином, окликнул: – Шур, Шура! Ты где? Из-за дома показалась пожилая женщина, она вытирала о фартук руки. – Тута я. Выпёстываю своих цыпочек, тридцать штук уж ... Вернулся, слава тебе Господи! А мы уж с Клавой переживали, как обратно-то ты... Ох, опять полна корзина! Сухо ведь, а грибы прут. Чай устал, Мить. В даль такую... – Так на болотах как раз, душнота грибная. А меня подбросили обратно-то... – Кто ж? – Так дачники какие-то. Место себе ищут. Показал им погорелище Смирновых. – Вот и хорошо, что подбросили, а то – спина-то твоя... Ну и чё? Понравилося им? – Не-ет. Дорого, говорят. Земля-то у нас нынче, сама знаешь... А дома, так вообще не укупишь – цены-то заломили. – Да-а. С ума посходили с этими ценами. Но нам-то что... Нас это не касается. Мы свои хаты продавать не собираемся. Доживаем... А там уж... Хотят продают, хотят... – она махнула рукой, разговор о том, что сын совсем забыл тяжел, неприятен и уж сто раз переговорен. – И то верно, нам-то чего, – дед подхватил корзину., – Часикам к пяти подходи. Переберем грибочки и поужинаем у нас. Мы вчерась уж картошку копнули. – Ах, копнули? И как? – Хорошая. Сварим на ужин у нас, опробуем. Приходи, Клавка ждёт. Переберем грибочки-то. – Приду, как не придти. Так и живём вот – друг к другу ходим. – Живём... Грибы солим, – философски изрёк дед. Автор: Рассеянныйхореограф

#июль