Он приготовил рюкзак. Хотел взять еще собаку. Но ему сказали, что собака должна быть своя, иначе ничего не получится.
В прошлом году он уже охотился. Утром закинул за спину рюкзак. Решительно посмотрел на жену. Та сказала: ни пуха, ни пера. Шурыгин отреагировал философски: ладно. Уже в метро понял: ружья нет. Так в ванной и осталось. С этими женщинами лучше не связываться.
Поэтому в прошлом году Шурыгин плавал с собаками. Таскал битую дичь. Бегал и аплодисментами поднимал уток под залп. Иногда успевал вперед собак и те злились от зависти. А когда в прыжке сумел поймать утку за ногу, собаки не выдержали. Впечатления от охоты остались незабываемые.
Ярче были только у хирурга в травмпункте. Он выковыривал скальпелем круглые предметы из Шурыгина и задумчиво щурился. Предметы падали из охотника и звонко бегали по кювете. Потом хирург зашивал. Шил и пытался понять, как, побывав на охоте, можно получить в задницу и дробь, и зубы. На всякий случай спросил, не был ли Шурыгин на охоте дичью. А то всё совпадает. Пациент своим ответом горизонты понимания не расширил. Объяснение такой странной палитры повреждений позабытым в ванной ружьем запутывало историю еще сильнее.
Больше промашки не будет, решил Шурыгин, привязывая вечером ружьё к рюкзаку. Ночью он спал беспокойно. Ему снился селезень. Он был похож на суперджет российской сборки. Селезень рычал, отрыгивал клубы огня и со свистом пускал из ноздрей пар. Птица утверждала, что заклюёт Шурыгина насмерть.
Появление Шурыгина с ружьем было встречено с удивлением и разочарованием одновременно. Весь день коллектив охотников пил, не останавливаясь. Шурыгин сразу решил – ни капли в рот. Он покажет, кто здесь главный Чингачгук. Зорьку он встретил трезвым до стеклянного звона.
В плавнях было тихо. Лягавые дрожали от нетерпения. Шурыгин захотел в туалет. Он вышел из засады и направился в лес.
В лесу пахло сыростью. Усевшись, Шурыгин с облегчением вздохнул. Это будет добрая охота, решил он. Сзади к нему подошла собака и фамильярно ткнулась носом в ухо. Шурыгин наугад махнул рукой и хлопнул собаку по морде. Собака не уходила. Она мешала единению с природой. Она снова прижала мокрый нос к голове Шурыгина. Шурыгин махнул наугад еще раз и влепил собаке увесистую затрещину. Закончив с единением, поднялся, натянул брюки и развернулся.
Нельзя сказать, что кабан был гигантских размеров. Он был безусловно меньше лошади. Но главная опасность заключалась не в размерах, а в обстоятельствах. Плюс был в том, что в сентябре у кабанов период не брачный. Случись такое в декабре, впечатления Шурыгина об этой охоте затмили бы впечатления от предыдущей. Но вот метить территорию, принадлежащую кабану, который немногим меньше лошади – это было легкомысленно.
Охотники замерли в шалашах. Мир затих. Дыхание ондатр обволакивало камыш. У поверхности дремал карась. Над озером, протянув ноги, грациозно шла цапля.
И вдруг в лесу раздался треск и грохот. Деревья ломались как карандаши. Вековые сосны стряхивали с себя тонны хвои. Временами слышались крики. Судя по набору слов, не радость была их причиной.
Появившись из леса, Шурыгин повалил две березы. Слетев с берега, торпедой пронзил камыш. Пройдя под водой, появился уже посреди озера. За ним по привычке ломанулись собаки. Лай и вой оглушил окрестности. Всё хладнокровное проснулось и на всякий случай ушло на глубину. Всё млекопитающее прикинулось падалью. Стаи уток на пути к озеру встречали ошарашенных поганок. Те рассказывали страшные вещи. Стая делала петлю Нестерова и уходила обратно, под впечатлением сбрасывая весь бомбозапас.
Шурыгин уходил от места охоты стремительным кролем. За Шурыгиным, визжа и фыркая, клином шли легавые. Их внимание было сконцентрировано на корме движущегося перед ними плавсредства. Память у собак хорошая. Они не могли допустить, чтобы Шурыгин первым взял дичь.
Всем было известно, что у историка Шурыгина не все в порядке с головой. Организовать реконструкцию движения армады Менелая к Трое ему раз плюнуть. Но почему именно сейчас? – всех мучил вопрос. Почему за пять минут до появление дичи? – думали все. Спасательные лодки пристали к противоположному берегу через пять минут после собак. Шурыгин источал оскорбляющие обоняние запахи. Слов не произносил. Молча показывал рукой над собой. Еще полчаса успокаивали собак. Шурыгина - до обеда.
- Там был вот такой кабан, – рассказывал размякший после спирта Шурыгин. Он показывал над собой, стоя на цыпочках. Потом вытянул руку и ударом другой переломил её пополам. – Вот с такими клыками.
- Григорий Петрович, - возражали емуохотники, – здесь нет кабанов. Здесь не водятся кабаны, понимаешь? Косули есть, зайцы. Утки были. А кабаны – они на севере, километров триста отсюда.
В травмпункте знакомый хирург сказал, что постоянным клиентам причитается бонус. И стал вышивать на Шурыгине крестиком как на пяльцах. Вопросов не задавал. Характер повреждений сомнений не вызывал: человек вернулся с охоты. В некоторых местах даже разворот челюстей совпадал.
Дома Шурыгин показал жене работу доктора. Она прижала кулачок к губам и профессионально долго оценивала композицию. А потом сказала, что если смотреть под определенным углом и при нужном освещении, это вылитая «Герника» Пикассо. Она у него искусствоведом работала.
-----------------
Вячеслав Денисов
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 2