Предыдущая публикация
Ангел улетел...
Ильяшка умер после полуночи. Он только вздохнул как-то коротко, как будто всхлипнул во сне, и все. И вмиг он стал для Риты чужим, словно она никогда не видела этот выпуклый детский лобик и синеву закрытых глаз, обращенных теперь только внутрь. Запах родного тельца, испоганенный болезнью, словно исчез. Перед матерью лежал совсем чужой ребенок, и она уже ничего не могла для него сделать – ни поправить одеяльце, ни смочить сухие губы, ни шепнуть ставшие обыденными слова нежности и тоски.
Рите было тридцать, а ее сыну Илье четыре. И чудесный мир материнства сегодня рухнул безвозвратно. Уже не плакалось, потому что все чувства съела его болезнь. Рита устала неимоверно. Обморок был близок, но не наступил. Она подошла к спящему мужу Денису и легла рядом, прижавшись всем телом. Он пробормотал что-то ободряющее, попытался обнять, и тут она завыла высоко и пронзительно.Этот звук вышиб его с постели одним махом. Денис сразу все понял. Через мгновение он, уже одетый, звонил отцу, который со дня на день ждал известия о кончине внука. Потом приходили какие-то люди, вмиг ставшие чужими, а Рита лежала в постели и не находила сил подняться.
Она только слышала противные слова, сказанные тихо. Но ее слух, обостренный едва уловимыми звуками больного сына во сне, уловил все это.
Фраза была неполной, но понятной: «Отмучился…И не надо было домой забирать…Лучше не видеть…» Как не видеть?! Это было единственное, что возможно. Рита уже возненавидела этот низкий женский голос, не понимая, кто так кощунственно может такое сказать
Потом кто-то неприятно шелестел бумагой, роняли какие-то предметы, потом громко кашлянули, и это резануло по уху.
Потом к Рите тихо вошла мама и спросила что-то. Но говорить Рита не могла. Снова зашелестело, позвонили в дверь. Кто-то снова прорыдал бессвязно о смерти Ильяшки. На него шикнули.
Потом переговаривались две женщины, а потом вошла докторица в белом халате с фонендоскопом. Рита вскочила. Ее бесчувственность кончилась, потому что до мозга костей она ненавидела врачей, больше года жестоко издевавшихся над ее ребенком.
Она не верила их лживым словам, непонятным диагнозам, бессмысленным анализам и лекарствам, которые не помогают. Рита оттолкнула руку, пытавшуюся взять ее за запястье, и тут у нее открылся рот.
Молчание кончилось, и полились безудержные потоки площадной брани, ужасней которой трудно себе представить в устах милой и когда-то кроткой Риты. Она орала матерные слова, соединяя их в причудливые фразы и проклиная все и всех.
На пороге выросли перепуганные родственники, только не было Дениса. И острый слух Риты уловил вдруг его сдавленные рыдания в подушку. Так тихо, чтобы никто не услышал, он прощался с Ильяшей в соседней комнате, где недавно лежало тело их сына.Рита знала, что его уже увезли в морг, но реакция мужа ее отрезвила. Она снова рухнула на кровать и отвернулась к стене.
Так в полузабытьи прошли сутки, затем вторые. Рита не встала и для того, чтобы ехать на похороны. Психотерапевт, которого пригласила ее мать, не смог достучаться до нее. Она не проронила ни единого слова. Укол, который он попытался ей сделать, Рита жестко отвергла. И ее оставили в покое.
Она продолжала тихо лежать, повернувшись лицом к стене. Иногда вставала в туалет, иногда хватала какую-то еду с кухни и бежала вновь в свою постель. И тут Рите начали сниться сны. Эти сны будоражили ее, возбуждали ужасные, на грани обморока, фантазии и чувства.
Например, сон, в котором снились похороны Ильяшки. Она ведь не была там, но четко видела желто-бурое от осеннего листопада кладбище и глинистую почву, комками лежащую рядом с вырытой могилой. Со стороны могила казалась монстром, разинувшим бездонную пасть и готовым сожрать ее сына.
Рите поначалу не было страшно, словно что-то не совсем реальное было в картинке, которая стояла перед ней. Но и театром это не было, скорее, она смотрела не своими, а чужими глазами.
Потом нарастало непреодолимая тревога, предчувствие грандиозной опасности для самой Риты. Она не думала об Илье в этот момент. Она дрожала, прячась за толстый древесный ствол, и выглядывала исподтишка. А потом возникало чувство, что кто-то сильный и большой смотрит ей в затылок. И в состоянии полукрика Рита вскидывалась ото сна, чтобы некоторое время пытаться вновь нормально дышать.
Постель была мокрой от пота. Обостренные чувства позволяли ей слышать стук настенных часов на кухне. Была тишина, абсолютное одиночество и стук, меряющий глубину этой тишины и одиночества.
***
Владимир Всеволодович, отец Дениса, в очередной раз посмотрел на затылок Риты на белой подушке и тихонько прикрыл дверь. Ему было не менее больно, чем родителям.
Он вспоминал, как не выжил в родах их с женой первенец. Ах, Светочка… Как хорошо, что уже тогда, в двадцать семь лет, Владимиру хватило ума и сердца намертво «спеленать» любовью и верой обезумевшую жену, в прямом смысле слова бьющуюся головой о стены.
И новая беременность вдруг стала целой Вселенной. И родился Дениска - мальчик с нежно-печальными серыми глазами. «Мы справимся вместе, обязательно справимся», - сказал он этими глазами, и Света всхлипнула и больше никогда не отворачивалась от своего настоящего и будущего.Владимир Всеволодович прошел на кухню, сел, достал сигарету, помял в руках и снова спрятал. Курить он бросил лет семь назад, когда умерла Светочка, ведь когда-то он ей обещал, что бросит. А привычка таскать сигареты в кармане осталась.
Он вспоминал, как рос Денис, как тянулся за ним: «Я - как папа…» Это было и в походе, и в море, и в учебе, и в выборе профессии. А потом любовь. Как любая первая любовь она была с сумасшедшинкой, с неистовым горением и уверенностью, что в этом мире возможно все. И сероглазая печальная растерянность: «Папа! Я ее так люблю, а она…» А потом Рита. Без сумасшедшинки, но с полной готовностью созидать семью.
Поначалу свекра коробило, что любовь Дениса полнее и самоотверженнее. Маргарита слишком любила себя. Казалось, все, что происходило с ней, было полигоном для ее самоутверждения. Даже любовь к Денису была «с наглухо застегнутым сердцем».
Денис был самым завидным женихом на «потоке» в институте. И он один был достоин ее – думала она. То, что Денис выбрал Маргариту, по ее словам, свидетельствовало о его уме.
А потом однажды, узнав, что у нее будет ребенок, Маргарита вылезла из норы и полюбила по-настоящему. Материнство иногда открывает женщину с невиданной стороны. Она полюбила и мужа, и сына, и родителей, и свекра, и старенькую квартиру не в центре Москвы, и много-много приятных вещей, которые ранее принимала как должное. Мир раскрасился новыми красками, оттенками и полутонами.
Все было бы хорошо. Но в этой картине мира не было Бога. А ее роду так нужен был новый молитвенник. Богоборцы, пьяницы, прелюбодеи, убийцы не давали роду вздохнуть и не оставляли шансов на его продление.
Ангел давал Рите знаки, которые не мог видеть только духовно слепой человек. Например, накануне Родительской субботы он позаботился, чтобы Маргарите попалась информация об этом шесть раз в течение дня.
Потом рухнула полка в серванте, где лежали семейные альбомы, и весь пол был в старых фотографиях. Ее предки смотрели строго и величаво, но Рита поспешно собрала фотографии, и тут же забыла об этом.
На следующий день маршрутка, на которой он ехала, сломалась рядом с храмом. Водитель отпустил всех на десять минут. И Маргарита топталась на месте, названивая по мобильнику, но так и не вошла в храм.
Таких примеров было очень много. Вскоре время вышло. Нужно было встряхнуть молодую семью. После очередной простуды Илья впервые попал в онкологию. Перепуганные родители были в шоке от одного названия больницы. Илья слабел, лысел. Врачи говорили о статистике, но ничего не обещали. И тогда непонятая Маргаритой сестра свекрови Люся потребовала, чтобы та пошла с ней на исповедь.Неужели Маргарита будет тем самым новым молитвенником в своём роду? Но Рита восприняла церковные обряды как таблетку от болезни Ильи. Мол, я сейчас это (исповедь, причастие) сделаю, и моему сыну будет лучше. Люся еще обязала невестку читать молитвы, и она всю свою усидчивость хронической отличницы вкладывала в утренние и вечерние правила, Каноны, Акафисты, Псалтирь и главное - в Евангелие.
Мыслями же Маргарита была далеко, и ее слова падали камнем на сердце ее Ангела. Это были грехи неверия и празднословия. Святые молитвы, способные вознести человека на ангельскую высоту, обрушивались в бездну и уничтожали золотой мост, по которому и поднимается дух человеческий, следующий за духом Святым.
Однажды после очередного причастия Маргарита вернулась в больницу к сыну. Повстречавшийся ей на пороге лечащий врач поспешно отвернулся. Очередное лечение ничего не дало. Рите сказали, что Ильяшка умирает. И она сделала то, что посчитала необходимым в этих обстоятельствах – забрала сына домой. Тогда, в конце девяностых годов, это было проще, чем сейчас.
Так Маргарита возненавидела церковь. Она ненавидела все лицемерное, дающее бессмысленную надежду и тут же отнимающее ее. А церковь с ее постулатами о «вечной жизни» опрокинула ее мировоззрение навзничь, как говорила она. Какая «вечная жизнь», если самый любимый, безгрешный, теплый, умненький, терпеливый мальчик превращался за месяцы в скелет? Если в глазах его стоит непрерывный крик «помоги!», а помочь невозможно? Если предстоящая смерть уже читается в его лице, и нет сил даже просто постоять рядом, нет сил плакать, а хочется умереть раньше его?
Очень важно, чтобы умирающего в самые последние часы и минуты держал за руку любящий человек. Даже для человека в коме близость любимых бесконечно важна. Наше время, уничтожающее связь поколений по крови и по духу, заменяет это таинство умирания услугами хосписа, сиделки, больничной суетой. Человек в смерти часто очень одинок. Но это одиночество внешнее. Всегда рядом с умирающим его Ангел. Он никогда не оставляет человека. Ильяшка в полузабытьи тянулся руками к невидимым крыльям, ласкающим его лицо и утешающим его.
А мама? А Рита сидела рядом, словно целая глыба ненависти ко всему, что сейчас убивало ее сына.
Так и улетел Ангел с именем Илья. Владимир Всеволодович утер непослушную слезу и подумал о том, как хорошо быть новым ангелом и как трудно нам, остающимся.
***
Рита еле-еле доползала до холодильника, чтобы съесть что-нибудь первое попавшееся, и быстро снова ложилась. Домашние ее не трогали. Ей было все равно - день или ночь, тепло или холод, боль или покой. Сумасшествие было рядом – только руку протяни. Ильяшка умер. Мир вокруг стал тьмой.
А потом ей стали сниться сны. Ее сын ловил чудесных розово-перламутровых бабочек и смеялся при этом так заливисто, что не смеяться самой было невозможно. Бесконечный луг с пряными запахами и огромными шапками белоснежных цветов уходил за горизонт. Рита босиком бежала по сочной бархатной траве за Ильяшкой. Он оглядывался и весело дразнил ее умильной хитроватой улыбочкой.
Но потом Рита со всего размаха грудью налетала на невидимое препятствие, останавливалась как вкопанная, ловила некоторое время воздух, а потом смотрела растерянно и безнадежно, как ее сын торопится туда, за горизонт. Илья уже не оглядывался, а ноги уже не касались земли. Он взлетал над белыми цветами. И скоро превращался в точку.
Этот сон в разных вариантах снился Рите каждый день больше недели. Она ненавидела препятствие, стоящее между ними, вышвыривающее жестко и неотвратимо ее из Ильяшкиной жизни. Пытаясь его преодолеть, Рита не понимала, что происходит, и продолжала ненавидеть жестокий мир, убивший ее сына и не позволяющей ей быть с ним.
Возможно, Маргарита задумалась бы о собственной смерти, но какая-то интуитивная часть ее сознания ей прокричала, что самоубийство невозможно. Оно может навсегда оторвать ее от Ильи, а это было бы самым ужасным и для ее жизни, и для смерти. Нужно что-то делать. Лежать просто так уже не имело смысла.
Такие мысли приходили Рите в голову, но бесцельное лежание продолжалось. Домашние по-прежнему ходили на цыпочках. Денис спал на кухне, боясь потревожить жену.
И вот однажды ночью в сонном полубреду Ангел постучался в самое сердце Маргариты голосом ее сына.
- Мамочка, - услышала Рита Ильяшкин голос. Именно так сын звал ее, когда его очень знобило, или хотелось пить, или раздувало и распирало в животе. Тогда мать клала ладонь на его лоб и тихо говорила: «Что, зайчик?» Она уже открыла рот, чтобы произнести эти слова, но замерла в ужасе. Рита помнила, что Ильи уже нет. В таком состоянии она, конечно, должна была резко соскочить с кровати. Но Ангел не позволил ей нарушить сонное оцепенение.
Только в нем Маргарита могла слышать.
- Мамочка, - позвал еще раз Ильяшка. – Ты почему такая злая?
- Я?! – поразилась Маргарита. – Я не злая. Почему ты так решил?
- Ты никого не любишь. Ты Бога не любишь. А я плачу.
- Почему ты плачешь?! Тебе плохо?
- Когда ты злая, мне плохо.
- Чем я могу тебе помочь, сыночка?
- Роди мне Катюшку, сестричку. Я к ней буду играть приходить.
Потом были еще какие-то слова, они утешали мать, но начисто стерлись из ее памяти. Потом она вспомнила, что Екатериной звали бабушку ее мужа. Она пела в церковном хоре в те времена, когда священники с прихожанами собирались на Богослужения в квартирах и вздрагивали от каждого звонка в дверь.
Маргарита не удивилась, не испугалась происшедшего с ней. Только первый момент был шокирующим, а потом все воспринялось очень легко, естественно, будто этого она и ждала долгими сутками, ломаясь от непрерывной душевной боли.
***
Денис собирался на работу. Он передвигался по квартире, стараясь не издавать ни единого звука. Потом он заставил себя выпить стакан холодного кефира, но не почувствовал ни вкуса, ни запаха. Денис осторожно открыл кран, чтобы помыть стакан. И вдруг почувствовал чье-то присутствие.
Он обернулся. Прямо в глаза ему смотрела Рита. Он онемел. Страх и усталость навалились на него. Совершенно не представляя, что же сказать сходящей с ума жене, он вертел в руках грязный стакан. Так прошла бесконечная минута.
А Маргарита подошла к нему вплотную, положила руки на плечи и, не отводя взгляда, произнесла нараспев забытым звонким голосом:
- Я так тебя люблю… Давай повенчаемся. А потом родим девочку… Катюшку.
Дениса шатнуло. Он схватился за край стола, на подгибающихся ногах сделал два шага и сел на табурет. Слезы сами собой текли по его щекам. Маргарита стояла рядом и пыталась их утирать, повторяя:
- Ну все же хорошо… Илюша на Небе, а нам на земле надо счастье строить… А потом к Илюше собираться… Ну все же хорошо…
Слава Богу за все!
Священник Игорь Сильченков
Следующая публикация
Комментарии 3