Предыдущая публикация
У нее был “зоркий” глаз, она все хорошо видела издалека и решила попробовать себя в снайперском деле.
На учениях она была одной из лучших , и вот уже в ноябре 1941 года она была под Москвой. Она многое повидала за три года службы, училась выживать не только среди врагов, но и среди своих. Женщин было мало и Танюша часто просыпалась по ночам от того, что чувствовала на себе чьи-то руки, отмахивалась, порой жестким ударом кулака отправляла изумленного и хмельного обидчика в угол. Ругалась с сослуживцами, но в душе их понимала – трудно быть без женщины столько времени. Но и становиться объектом их внимания она не хотела. В начале 1944 года командир Савелий Игнатьевич подошел тихонько к Татьяне и заявил:
– Ничего не могу поделать с ними. Строгий запрет поставил, а все равно к вам лезут. Вчера Настя в слезах пришла, а неделю назад повариха Алена с жалобой обратилась. И тебе, вижу, тяжко.
– Они ведут себя как животные, хотя все ведь бравые бойцы, но что же с ними делается ночью после фронтовых сто граммов? Будто другие люди…- раздраженно проворчала Танюша.
– Сколько лет без женской ласки… Хочешь, я избавлю тебя от пристального внимания наших бойцов? Всякому, кто подойдет, говори, что ты со мной.
– И я должна… – Догадалась Танюша.
– Зато больше никто к тебе не подойдет. Я же слышал твои крики вчера.
****
На протяжении полугода Танюша и Савелий Игнатьевич состояли в отношениях, непонятных им самим. Это случалось редко, но все же было. И Танюша, стыдливо отводя глаза, уходила к себе под ехидные взгляды других бойцов. Но теперь ее не трогали. Настя даже как-то сказала ей:
– Эх, лучше бы меня командир выбрал, мне он хотя бы симпатичен.
– Не стоит, Настя, об этом горевать, – усмехнулась Таня. – Там, в тылу, его ждет жена и трое ребятишек. Быстрее бы все это закончилось, вернулись мы домой и начали новую жизнь, вернув себе честь и достоинство.
– Да не теряли мы их, Танюшка, – глубоко и тяжело вздохнула Настя. – Просто все здесь живут одним днем, одним мгновением, не зная, в какой момент оборвется его жизнь.
***
А в октябре случилось то, чего Таня боялась – она забеременела. Узнав об этом она огорчилась, потому что знала – этот ребенок только ее, Савелию Игнатьевичу он не нужен и воспитывать его он не станет. Коли суждено будет выжить, к семье вернется, а о ней забудет сразу. Ведь ни любви, ни других чувств не было. Ему было удобно, а Таня хотела просто оградить себя от других любвеобильных сослуживцев.
Получив справку, она вернулась в расположение части и тут же столкнулась нос к носу с командиром.
– Ну что, Астафьева, здорова?
– Здорова.
– А что же так плохо было, отчего сознание теряла да падала?
– Вот… – она протянула будущему отцу справку и тот, прочитав, что в ней написано, побледнел.
– И что дальше?
– Я не знаю.
– Все решу, Таня, я все решу. В конце концов я отец.
Таня не знала, что можно тут решить, ребенок есть и никуда от этого не денешься. Время шло, живот рос, шинель едва сходилась на ней, но в душе было какое-то чувство надежды и уверенности – наступил сорок пятый год, врага отбрасывали все дальше и дальше, а в воздухе ощущалось приближение победы.
На сроке шести месяцев Савелий Игнатьевич вызвал ее к себе и протянул бумагу:
– Согласно приказу “009” ты отправляешься домой.
– Но ведь я еще могу оставаться здесь, я хорошо себя чувствую.
– Я не могу взять на себя такую ответственность. Случись что с тобой, начнутся разбирательства и выяснения, почему ты осталась на службе. А отвечать я не хочу, мне и без этого забот хватает.
Когда она уезжала, Савелий Игнатьевич сам усадил ее в кабину грузовика и, захлопывая дверь машины, печально произнес:
– Прощай, Астафьева…
– Прощайте, Савелий Игнатьевич.
Она едва сдержалась, чтобы не заплакать. Не потому что она прикипела к нему за это время, а потому что поняла – уже очень скоро он ее забудет. Он просто сказал “прощай”, не пообещав ей написать, не попросив черкнуть весточку по прибытию. Она поняла, что едва грузовик скроется за горизонтом, он вычеркнет ее из своей жизни…
Ее комната в общежитии не была занята. Взяв ключи у коменданта, Танюша вошла и огляделась – цветок засох, все поверхности в комнате покрыты толстенным слоем пыли, пауки по углам сплели большие паутины, и даже окно все было покрыто множеством мелких паутинок. Переодевшись в гражданское, она принялась за уборку и к вечеру комната сияла чистотой. Завтра она пойдет на завод, а дальше… Дальше время покажет.
На завод ее приняли неохотно, потому что пузо на нос лезло, но учитывая, что не хватало рук, и что она отдавала долг Родине, все же была она принята на свою же должность. У станка она стояла до самых родов, оттуда же отправилась в роддом, где и родила девочку Наташу.
На третий день после родов она кормила ее, как вдруг услышала в коридоре шум.
– Товарищ майор, туда нельзя!
– Мне везде можно!
– Но там женщины кормят детей, поймите вы. Подождите немного.
Женщины в палате переглянулись меж собой и каждая пожала плечами. Когда нянечка открыла дверь и заявила, что пришла за детьми, следом за ней протиснулись в палату трое человек в форме НКГБ.
– Астафьева Татьяна Михайловна?
– Да, это я, – поправляя больничную рубашку, Таня встала с кровати.
– Вы задержаны.
– Что? – ей показалось, что она спит, что она ослышалась.
– Вы задержаны.
– Но по какому обвинению?
– За связь с предателем. Вы ведь дочь родили от Савелия Игнатьевича, верно?
– Это какая-то ошибка. Он не предатель и никогда им не был!
– Собирайтесь, – коротко приказал он, отводя взгляд от ее рубашки.
– Но как же моя дочь? – она заплакала.
– О ней позаботится государство, для вашей дочери так будет даже лучше, – с усмешкой ответил майор и высокомерно задрал голову.
На допросах она узнала страшную новость – Савелий Игнатьевич был из семьи “бывших”, он передавал многие сведения немцам и вел дела так искусно, что никто даже не подозревал его, пока случайно не застали командира на месте преступления. Ему грозила вышка.
– Но при чем здесь я? У него есть жена.
– По нашим данным у вас была связь почти год, вы забеременели от него и родили дочь. Что вы знали о его делах?
– Я не знала ничего о его делах. И отношения наши любовными не назовешь. И я не виновата ни в чем, я честно отдавала долг родине.
– А может, вы молчали, потому что имели свой интерес? Например, хотели отомстить государству за своих родителей?
– Да что вы говорите! Я трижды представлена к награде, я честно исполняла свой долг! И Савелию Игнатьевичу я не была настолько близким человеком!
– Вот как? А дочь у вас каким образом родилась?
Покраснев, она рассказала все с самого начала, но майор на допросе лишь смеялся. Ей не верили, что не знала она о делах Савелия Игнатьевича, тем более в ее деле были приговоры ее родителей. Таня прошла трудные испытания прежде чем ей самой вынесли приговор – пять лет заключения в лагерях…
Выйдя на свободу, Таня вдохнула глубоко носом. Воздух как будто стал другим, более насыщенным, с примесью свободы и надежды. 5 лет лагерей остались там, за колючим забором. Пять лет работы на тростнике, жизни в бараке и борьбы за выживание среди таких же, как и она. Сейчас у нее есть главная цель – найти свою дочь Наташеньку. Она надеялась, что имя ей оставили, иначе найти следы будет невозможно.
Через две недели она добралась до города и обратилась в детский дом.
– Астафьева Наталья? А вы кем будете? – пожилая директриса детского дома Елена Семеновна пристально посмотрела на нее.
– Я ее мать.. – тихо ответила Таня.- Вот мои документы и справка об освобождении из лагеря.
Елена Семеновна брезгливо взяла в руки справку и, ни слова не говоря, встала и подошла к шкафу и поискала нужные документы.
– Так, Астафьева… Девочка, прибыла из роддома под номером двадцать, имя данное матерью при рождении Астафьева Наталья Михайловна.
– Все верно, – кивнула Таня, порадовавшись, что имя ей сохранили, а отчество она дала как у себя.
– Ее удочерили 25 августа 1945 года.
– Как удочерили? – она готова была зарыдать, заплакать от отчаяния. Это все, следы теряются, но тут директор удивленно подняла бровь.
– Ой, тут особая пометка есть.
– Какая?
– В случае, если объявится мать, дать ей адрес усыновителей. О как! Странное пожелание. Неужто родственники ваши забрали, а вам не смогли сообщить?
– У меня нет родственников, – покачала головой Танюша, удивленная не меньше Елены Семеновны.
– А отец ребенка?
– Вышка в 1945 году. Дайте адрес, пожалуйста.
Получив адрес, Таня смотрела на листок и ничего не понимала. То ли добрая душа какая-то решила не разлучать ребенка с матерью, то ли в этом что-то кроется. Город Курск… Так Савелий Игнатьевич из Курска, она помнила, он называл свой город.
Она не стала медлить, попутками перекладными добралась до Курска и пошла по указанному адресу. Это был частный дом, который расположился в глубине двора. На ее появление черно-белый пес отреагировал громким лаем.
– Ну чего ты, Мухтар, чего разошелся? А ну, в будку ступай! – по двору шла женщина лет шестидесяти, крупного телосложения с косынкой на голове, она мимоходом отшугнула курей, которые выбежали ей навстречу и подняла с земли упавшую лопату.
– Здравствуйте! – громко поздоровалась Таня.
– Ну здравствуй, коль не шутишь. Из поликлиники? А Наташка в садике.
– Нет, Я Татьяна Астафьева. Мне ваш адрес дали в детском доме, значит, это вы удочерили Астафьеву Наталью Михайловну?
– Тише, тише, не шуми, – женщина со страхом оглянулась, быстро отворила калитку и буквально затянула ее внутрь двора. – Повтори имя!
– Астафьева Татьяна Михайловна, отбывала заключение в лагере…
– Да тихо ты. Иди за мной!
Они вошли в дом и женщина указала ей на стул.
– Значит, ты и есть та самая Танюша?
– Откуда вы знаете обо мне?
– Я много чего знаю…Я жена двоюродного дяди Савелия, ныне покойного вот уже лет пятнадцать. Меня Светланой Петровной звать. Тем не менее, я любила Савелия даже не как племянника мужа, а как сына, ведь своих деток у нас не было. А Савелий в 19 лет остался без родителей и мы были поддержкой друг для друга. Не знала я о его делах, просто в какой-то момент перестала получать письма от него. Он и раньше посланиями меня не баловал, а тут и вовсе перестал. И вдруг в сорок пятом я получаю письмо от него, прощальное. Ему удалось передать мне его, не знаю каким образом, но оно до меня дошло. Савелий попросил меня найти Астафьеву Татьяну, которая должна была уже родить ребенка. Он просил помочь тебе, – она волновалась и часто тараторила. – Меня это удивило, но я выполнила его просьбу. Видать, все же были у него к тебе чувства. Приехала в ваш город и узнала, что ты арестована, а дочь в детском доме. Сведений, где ты отбываешь, мне не дали, не было у меня оснований на это. И я тогда забрала Наташеньку к себе, оставив в детском доме свой адрес. Я вовсе не собиралась лишать ребенка матери.
– А как же его жена и дети? Они тоже пострадали? – поражаясь поступку женщины, спросила Татьяна.
– Он не был расписан с женой, и бросил ее еще в 1942 году, послав весть. Варвара уехала в Новосибирск , откуда родом, и вышла замуж за свою первую любовь. Он занимал какую-то должность и усыновил деток. Так что их не тронули, они вроде как не семья Савелия.
– Интересно получается, – усмехнулась Татьяна. – Не тронули женщину, которая родила от него троих детей и с которой он проживал как минимум несколько лет, а меня арестовали и дали пять лет лагерей.
– Здесь другое. Ты не смогла доказать, что не знала о его делах, ведь там вы были рука об руку вместе. А с Варькой он еще до сорок первого года жил, тогда он соблюдал законы.
– Это не так, я не при чем…- покачала головой Таня.
– Это знаешь ты, и знал Савелий. А органы решили по-другому. Савелий, расставшись с Варварой, таким образом предвидел, что мог попасться и обезопасил их. И ведь он не мог даже подумать, что ты тоже можешь пострадать, хоть и добился, чтобы тебя по девятому приказу домой отправили и ты под ногами не мешалась и не требовала дочку признать.
– Как все запутано, – Таня смахнула слезу с щеки. – И как все несправедливо.
– Это ты так считаешь, а у тех, кто вел дело, была уверенность, что ты обо всем знала.
– Где моя Наташенька?
– В садике. Это очень умная и смышленая девочка. А еще она очень похожа на тебя. Вот ее снимок, на утреннике в садике сделали, – улыбнулась Светлана Петровна.
Взяв в руки фото дочери, Таня расплакалась.
– Я не видела ее первых шагов, не слышала первого слова, меня всего лишили. Как она примет меня, сможет ли когда-то назвать матерью? Позволите ли вы это?
– Она знает, что у нее есть мама, я сказала ей, что ты на важном задании, что ты обязательно скоро приедешь. Я была уверена, что ты станешь искать дочь. – ласково ответила Светлана Петровна.
– Я не знаю, как вас благодарить, – Таня упала и обхватила руками ее колени, а потом положила на них свою голову.
– Ну будет, дочка, будет. – женщина погладила ее волосы и Таня ощутила ее тепло. – Хоть Савка и предатель, хоть и паразит , но ведь на моих руках почти вырос, с самого детства нянчилась с ним. Я ведь когда узнала, что он вытворил, проклинала его, было время презирала, но другой родни у меня нет, вот и забрала его дочку к себе. Любовь из сердца не выкинешь.
– Вы разрешите мне ее увезти?
– А есть куда? – тихо и ласково спросила Светлана Петровна.
– Моя комната занята, я у знакомой пока поживу, она пустила к себе когда я из лагеря в город вернулась. Устроюсь на работу, попрошу выделить мне комнату в общежитии.
– Таня, давай не будем торопиться… Может быть, Наташе лучше здесь будет? А чего? В доме две комнаты, сад какой-никакой. Да и она под присмотром, я уж на пенсии.
– Вы не отдадите мне ее? – обреченно спросила Таня.
– Я предлагаю тебе помощь. Ты поживешь пока у меня, если характерами сойдемся, можешь оставаться. Да и я в этом интерес имею – если Наташку заберешь, я же зачахну здесь. В ней вся моя жизнь, я будто вторую молодость с ней открыла.
– Но я же бывшая заключенная, зечка, вы не боитесь?
– Милая, ну посмотри на себя… Чего тебя боятся? Женщина, которая лишилась ребенка. Ты одна во всем белом свете осталась, Савелий писал, что родни у тебя нет. И у меня никого. Зато у нас обеих есть Наташенька. Так ради нее неужто мы не уживемся?
– Я не знаю, как вас благодарить.. – снова уткнулась ей в колени Татьяна. – Вы, не зная человека, пускаете его в дом пожить. У вас огромное и чистое сердце, я не думала, что есть еще такие люди.
– Милая, на свете много хороших людей, ты оглянись вокруг. А то, что пустила тебя пожить… Так какой вред от тебя, скажи? Ты мать Натальи, моего самого близкого человека. Может, и мне дочерью станешь…Глядишь, уживемся. А нет, так заберешь дочку и уедешь.
ЭПИЛОГ
Так Татьяна и осталась у этой удивительной и доброй женщины. Устроилась на работу на местный завод, с утра до ночи трудилась, помогала и Светлане Петровне, и часто думала о том, как сложилась бы ее жизнь, окажись тетка Савелия другим человеком. Что было бы, если бы она с ненавистью проигнорировала просьбу Савелия и не забрала бы Наталью? Что было бы с ними? Страшно подумать…
Через три года Татьяна вышла замуж за слесаря ремонтного цеха и переехала к нему. Подросшая Наташенька жила на два дома, считая Светлану Петровну своей бабушкой.
автор: Хельга
Следующая публикация
Нет комментариев