Предыдущая публикация
29 января исполняется 165 лет со дня рождения Чехова.
Кажется, что биография и творчество Чехова изучены так основательно, что не осталось белых пятен. Стоит войти в Интернет с любым запросом — от его медицинского диагноза, политических взглядов, сердечных дел до количества постановок в театрах, — на все найдется ответ. Так же, как и в многочисленных исследованиях и мемуарах на протяжении уже более столетия.
Но приблизиться к Чехову, попытаться понять его лучше всего позволяют письма. Их насчитывается несколько тысяч. Много это или мало? О чем писал Чехов друзьям, родным, коллегам, жене?
Об этом мы говорим с биографом Чехова Алевтиной Павловной Кузичевой.
— Насколько велико эпистолярное наследие Чехова?
— На сегодняшний день известно и опубликовано около четырех с половиной тысяч. Несохранившимися и ненайденными числятся свыше полутора тысяч. Но, как полагают биографы, «огромное количество чеховских писем остается неизвестным».
События прошлого века, завещательные распоряжения, эмиграция, небрежность самих адресатов Чехова, но утрачены навсегда письма Чехова к И.И.Левитану, неизвестна участь писем Чехова к актерам П.М.Свободину и В.Э.Мейерхольду, Д.С.Мережковскому, артисту и режиссеру Н.Н.Соловцову, к врачам, коллегам Чехова, к литераторам… Ко множеству современников из ближнего и дальнего окружения Чехова…
Из переписки Чехова с родными, с приятелями, со многими знакомыми дошли до нас далеко не все его письма. Время и люди, неизвестные обстоятельства и случайности определили участь многих писем Чехова к Ф.О.Шехтелю, Вл.И.Немировичу-Данченко, В.А.Гиляровскому, И.Н.Потапенко, И.Д.Сытину и др.
С женой Ольгой Книппер-Чеховой. Фото: alta-museum.ru
— И все-таки эпистолярий Чехова огромен. Как он относился к своим и чужим письмам?
— В своей обширной переписке Чехов придерживался нескольких правил. Во-первых, непременно отвечать на письма. Отсюда частое присловье в начале: «Спешу ответить…»
Во-вторых, хранить чужие письма в строгом порядке, над которым он сам пошутил однажды в письме к старшему брату Александру: «Достоуважаемый Братец! Приводя в порядок свой архив, я сортирую письма по соответствующим группам: писательские отношу к писательским, родственные — к родственным. Относительно Ваших писем я нахожусь в совершенном затруднении, не зная, куда их отнести — к писательским или родственным. Чтобы не обидеть Ваших писательских или родственных чувств я нашел удобным отнести Ваши письма к группе просительских, так как Вы человек бедный и пьющий». В конце года Чехов неизменно разбирал письма и укладывал в пакеты.
Еще одно значимое правило. Чехов не разрешал публикацию своих писем при жизни, даже если публикаторы называли самые благородные мотивы и побуждения. Так было, когда в 1896 году газета «Приазовский край» опубликовала не только некоторые автографы и надписи на книгах, полученных Чеховым от авторов, переводчиков и издателей и переданных им в Таганрогскую городскую библиотеку. Но и письмо Чехова городскому голове, в котором он просил разрешения «и впредь посылать книги».
Это было частное письмо. Чехов написал в редакцию газеты. Просил «лиц, автографы которых попали в корреспонденцию этого неделикатного господина», не ставить в вину ни ему, ни администрации библиотеки.
Еще определеннее Чехов высказался в письме к публицисту А.С.Пругавину. Тот готовил в 1900 году заметки о помощи голодающим в Самарской губернии и хотел опубликовать письма Чехова, участвовавшего в сборе пожертвований.
Чехов, оценив благородные намерения автора, отказал, как он подчеркнул, «только по причинам, так сказать, психологическим»: «Напечатание связало бы меня на будущее время; потом, когда бы я писал письма, я был бы уже не свободен, так как мне все казалось бы, что я пишу для печати». И смягчил отказ благодарностью за отношение к его помощи, добрыми пожеланиями и подписью: «Искренно Вас уважающий и преданный А.Чехов».
— Сохраняя чужие письма, думал ли Чехов о судьбе своих писем?
— Высказывания Чехова на этот счет самоироничны и насмешливы. В 1886 году он писал своему приятелю М.М.Дюковскому, у которого часто в молодости перехватывал небольшие суммы: «Пишу Вам, чтобы у Вас было одним автографом великого писателя больше… Через 10–20 лет это письмо Вы можете продать за 500–1000 руб. Завидую Вам. Но тем не менее, если у Вас есть сейчас свободные 25 рублей, то, по примеру прошлых месяцев, дайте мне их на неопределенный, но короткий срок, ибо у меня сейчас нет ничего, кроме вдохновения и писательской славы, а без дров между тем холодно. Ваш соотечественник А.Чехов».
— Много ли писем получал сам Чехов?
— Это тысячи, тысячи и тысячи писем. Он шутил в 1899 году, в ялтинские времена, когда переписка стала решающим обстоятельством его жизни: «Получаю много деловых и неделовых писем. Не могу отвечать если отвечать, то нужно сидеть за столом с утра до вечера. Почтальон ропщет и изумляется».
— И здесь есть утраты, неизвестные судьбы?
— Еще какие! М.П.Чехова по просьбе некоторых адресатов Чехова вернула им письма. Чего стоит загадка писем А.С.Суворина! Их было более 300. Суворин вернул семье письма Чехова и прислал за своими.
Уничтожил ли он эти письма, как думали некоторые современники, сохранились ли они в семье Сувориных, исчезли вместе с другими документами из семейного архива, осели в одном из европейских архивов — неизвестно. Но вдруг найдутся, объявятся.
— Они добавят что-то в историю взаимоотношений Чехова и Суворина?
— Даже одно найденное, обнаруженное письмо может пролить свет, уточнить взаимоотношения, приоткрыть дотоле неизвестное. Тем более в жизни такого человека, как Чехов, о котором В.А.Серов сказал художнику Н.П.Ульянову, рассматривая портрет Чехова его работы: «Чехов неуловим».
К сожалению, сам Серов смог в силу обстоятельств оставить только небольшой акварельный портрет Чехова, в котором запечатлены, по мнению специалистов, как ни в каком другом портрете, большая внутренняя сила и самообладание Чехова.
То самое «самостоянье» личности, так точно определенное Пушкиным: «Два чувства дивно близки нам —/В них обретает сердце пищу —/Любовь к родному пепелищу,/Любовь к отеческим гробам./На них основано от века,/По воле Бога Самого,/Самостоянье человека,/Залог величия его./Животворящие святыни!/Душа была б без них мертва./Без них наш отчий край — пустыня,/Душа — алтарь без божества».
Письма Чехова сохранили неповторимое самостоянье человека.
— В своей обширной переписке Чехов придерживался нескольких правил. Во-первых, непременно отвечать на письма. Отсюда частое присловье в начале: «Спешу ответить…»
Во-вторых, хранить чужие письма в строгом порядке, над которым он сам пошутил однажды в письме к старшему брату Александру: «Достоуважаемый Братец! Приводя в порядок свой архив, я сортирую письма по соответствующим группам: писательские отношу к писательским, родственные — к родственным. Относительно Ваших писем я нахожусь в совершенном затруднении, не зная, куда их отнести — к писательским или родственным. Чтобы не обидеть Ваших писательских или родственных чувств я нашел удобным отнести Ваши письма к группе просительских, так как Вы человек бедный и пьющий». В конце года Чехов неизменно разбирал письма и укладывал в пакеты.
Еще одно значимое правило. Чехов не разрешал публикацию своих писем при жизни, даже если публикаторы называли самые благородные мотивы и побуждения. Так было, когда в 1896 году газета «Приазовский край» опубликовала не только некоторые автографы и надписи на книгах, полученных Чеховым от авторов, переводчиков и издателей и переданных им в Таганрогскую городскую библиотеку. Но и письмо Чехова городскому голове, в котором он просил разрешения «и впредь посылать книги».
Это было частное письмо. Чехов написал в редакцию газеты. Просил «лиц, автографы которых попали в корреспонденцию этого неделикатного господина», не ставить в вину ни ему, ни администрации библиотеки.
Еще определеннее Чехов высказался в письме к публицисту А.С.Пругавину. Тот готовил в 1900 году заметки о помощи голодающим в Самарской губернии и хотел опубликовать письма Чехова, участвовавшего в сборе пожертвований.
Чехов, оценив благородные намерения автора, отказал, как он подчеркнул, «только по причинам, так сказать, психологическим»: «Напечатание связало бы меня на будущее время; потом, когда бы я писал письма, я был бы уже не свободен, так как мне все казалось бы, что я пишу для печати». И смягчил отказ благодарностью за отношение к его помощи, добрыми пожеланиями и подписью: «Искренно Вас уважающий и преданный А.Чехов».
— Сохраняя чужие письма, думал ли Чехов о судьбе своих писем?
— Высказывания Чехова на этот счет самоироничны и насмешливы. В 1886 году он писал своему приятелю М.М.Дюковскому, у которого часто в молодости перехватывал небольшие суммы: «Пишу Вам, чтобы у Вас было одним автографом великого писателя больше… Через 10–20 лет это письмо Вы можете продать за 500–1000 руб. Завидую Вам. Но тем не менее, если у Вас есть сейчас свободные 25 рублей, то, по примеру прошлых месяцев, дайте мне их на неопределенный, но короткий срок, ибо у меня сейчас нет ничего, кроме вдохновения и писательской славы, а без дров между тем холодно. Ваш соотечественник А.Чехов».
— Много ли писем получал сам Чехов?
— Это тысячи, тысячи и тысячи писем. Он шутил в 1899 году, в ялтинские времена, когда переписка стала решающим обстоятельством его жизни: «Получаю много деловых и неделовых писем. Не могу отвечать если отвечать, то нужно сидеть за столом с утра до вечера. Почтальон ропщет и изумляется».
— И здесь есть утраты, неизвестные судьбы?
— Еще какие! М.П.Чехова по просьбе некоторых адресатов Чехова вернула им письма. Чего стоит загадка писем А.С.Суворина! Их было более 300. Суворин вернул семье письма Чехова и прислал за своими.
Уничтожил ли он эти письма, как думали некоторые современники, сохранились ли они в семье Сувориных, исчезли вместе с другими документами из семейного архива, осели в одном из европейских архивов — неизвестно. Но вдруг найдутся, объявятся.
— Они добавят что-то в историю взаимоотношений Чехова и Суворина?
— Даже одно найденное, обнаруженное письмо может пролить свет, уточнить взаимоотношения, приоткрыть дотоле неизвестное. Тем более в жизни такого человека, как Чехов, о котором В.А.Серов сказал художнику Н.П.Ульянову, рассматривая портрет Чехова его работы: «Чехов неуловим».
К сожалению, сам Серов смог в силу обстоятельств оставить только небольшой акварельный портрет Чехова, в котором запечатлены, по мнению специалистов, как ни в каком другом портрете, большая внутренняя сила и самообладание Чехова.
То самое «самостоянье» личности, так точно определенное Пушкиным: «Два чувства дивно близки нам —/В них обретает сердце пищу —/Любовь к родному пепелищу,/Любовь к отеческим гробам./На них основано от века,/По воле Бога Самого,/Самостоянье человека,/Залог величия его./Животворящие святыни!/Душа была б без них мертва./Без них наш отчий край — пустыня,/Душа — алтарь без божества».
Письма Чехова сохранили неповторимое самостоянье человека.
— Это его дневник?
— Особый. Он одновременно рассказывает нечто о самом Чехове и нечто о том, кому он пишет. Чехов, будучи феноменально наблюдательным, не заблуждаясь насчет своего эпистолярного собеседника, всегда в письмах обращался к лучшему в человеке.
Улавливая малейшую натяжку в словах, сбой в интонации, он будто настраивал собеседника невидимым камертоном. Это особенно слышно в письмах к жене и к сестре.
В письмах Чехова, даже к близким людям, всегда ощущается не стена, не отчуждение, а незримая дистанция. Словно некое расстояние, необходимое и достаточное для внутреннего взгляда.
— Чехов, как часто писали мемуаристы, якобы был закрытый, сдержанный, молчаливый человек. Он переживал минуты гнева, ярости, отчаяния?
— Чехов не любил выяснять отношения, не любил непрошеных исповедей, «расхристанность» души. Свидетельством тому — письмо двадцатилетнего Чехова старшему брату после пьяного скандала, устроенного Александром: «Я, Антон Чехов, пишу это письмо, находясь в трезвом виде, обладая полным сознанием и хладнокровием. Будь ты хоть 100 000 раз любимый человек, я не вынесу от тебя оскорблений. я отлично знаю, что «быть пьяным» не значит иметь право срать другому на голову».
Весной 1890 года Чехов перед самым отъездом на Сахалин случайно прочел в библиографическом отделе мартовской книжки журнала «Русская мысль» фразу: «Еще вчера даже жрецы беспринципного писания, как гг. Ясинский и Чехов, имена которых…» и т.д.
Чехов написал редактору-издателю этого журнала В.М.Лаврову.
Письмо Чехова было внешне спокойным: «На критики обыкновенно не отвечают, но в данном случае речь может быть не о критике, а просто о клевете. Я, пожалуй, не ответил бы и на клевету, но на днях я надолго уезжаю из России, быть может, никогда уж не вернусь, и у меня нет сил удержаться от ответа».
Все дальнейшее сказано, будто отрублено: «Беспринципным писателем или, что одно и то же, прохвостом я никогда не был.
Я не шантажировал, не писал ни пасквилей, ни доносов, не льстил, не лгал, не оскорблял, короче говоря, у меня есть много рассказов и передовых статей, которые я охотно бы выбросил за их негодностью, но нет ни одной строки, за которую мне теперь было бы стыдно.
Обвинение Ваше — клевета. Мне остается только указать Вам на Вашу ошибку и просить Вас верить в искренность того тяжелого чувства, которое побудило меня написать Вам это письмо. Что после Вашего обвинения между нами невозможны не только деловые отношения, но даже обыкновенное шапочное знакомство, это само собою понятно. А.Чехов».
— Особый. Он одновременно рассказывает нечто о самом Чехове и нечто о том, кому он пишет. Чехов, будучи феноменально наблюдательным, не заблуждаясь насчет своего эпистолярного собеседника, всегда в письмах обращался к лучшему в человеке.
Улавливая малейшую натяжку в словах, сбой в интонации, он будто настраивал собеседника невидимым камертоном. Это особенно слышно в письмах к жене и к сестре.
В письмах Чехова, даже к близким людям, всегда ощущается не стена, не отчуждение, а незримая дистанция. Словно некое расстояние, необходимое и достаточное для внутреннего взгляда.
— Чехов, как часто писали мемуаристы, якобы был закрытый, сдержанный, молчаливый человек. Он переживал минуты гнева, ярости, отчаяния?
— Чехов не любил выяснять отношения, не любил непрошеных исповедей, «расхристанность» души. Свидетельством тому — письмо двадцатилетнего Чехова старшему брату после пьяного скандала, устроенного Александром: «Я, Антон Чехов, пишу это письмо, находясь в трезвом виде, обладая полным сознанием и хладнокровием. Будь ты хоть 100 000 раз любимый человек, я не вынесу от тебя оскорблений. я отлично знаю, что «быть пьяным» не значит иметь право срать другому на голову».
Весной 1890 года Чехов перед самым отъездом на Сахалин случайно прочел в библиографическом отделе мартовской книжки журнала «Русская мысль» фразу: «Еще вчера даже жрецы беспринципного писания, как гг. Ясинский и Чехов, имена которых…» и т.д.
Чехов написал редактору-издателю этого журнала В.М.Лаврову.
Письмо Чехова было внешне спокойным: «На критики обыкновенно не отвечают, но в данном случае речь может быть не о критике, а просто о клевете. Я, пожалуй, не ответил бы и на клевету, но на днях я надолго уезжаю из России, быть может, никогда уж не вернусь, и у меня нет сил удержаться от ответа».
Все дальнейшее сказано, будто отрублено: «Беспринципным писателем или, что одно и то же, прохвостом я никогда не был.
Я не шантажировал, не писал ни пасквилей, ни доносов, не льстил, не лгал, не оскорблял, короче говоря, у меня есть много рассказов и передовых статей, которые я охотно бы выбросил за их негодностью, но нет ни одной строки, за которую мне теперь было бы стыдно.
Обвинение Ваше — клевета. Мне остается только указать Вам на Вашу ошибку и просить Вас верить в искренность того тяжелого чувства, которое побудило меня написать Вам это письмо. Что после Вашего обвинения между нами невозможны не только деловые отношения, но даже обыкновенное шапочное знакомство, это само собою понятно. А.Чехов».
— Письма Чехова стали публиковаться вскоре после его кончины или не сразу, чуть погодя?
— Современники, откликаясь на горестную весть, упоминали письма Чехова, приводили их частично в некрологах. Они очень скоро стали публиковаться в газетах и журналах. Довольно быстро сложились первые сборники писем Чехова.
Появление первого собрания писем Чехова, шеститомника, подготовленного М.П.Чеховой с биографическими очерками А.П.Чехова (1912–1916), неожиданно стало событием не только литературной, но и общественной жизни.
Личность Чехова, «самостоянье» Чехова поразили множество современников. Письма Чехова сразу стали сравнивать по силе воздействия с письмами Пушкина.
В 1933 году С.В.Рахманинов в одном из своих писем поделился: «Что за человек был Чехов! Теперь я читаю его письма. Их шесть томов, я прочел четыре и думаю: «Как ужасно, что осталось только два! Когда они будут прочтены, он умрет, и мое общение с ним кончится». Какой человек!»
!https://dzen.ru/a/Z5kNPijkvzNlgdNl
Автор: Марина Райкина
— Современники, откликаясь на горестную весть, упоминали письма Чехова, приводили их частично в некрологах. Они очень скоро стали публиковаться в газетах и журналах. Довольно быстро сложились первые сборники писем Чехова.
Появление первого собрания писем Чехова, шеститомника, подготовленного М.П.Чеховой с биографическими очерками А.П.Чехова (1912–1916), неожиданно стало событием не только литературной, но и общественной жизни.
Личность Чехова, «самостоянье» Чехова поразили множество современников. Письма Чехова сразу стали сравнивать по силе воздействия с письмами Пушкина.
В 1933 году С.В.Рахманинов в одном из своих писем поделился: «Что за человек был Чехов! Теперь я читаю его письма. Их шесть томов, я прочел четыре и думаю: «Как ужасно, что осталось только два! Когда они будут прочтены, он умрет, и мое общение с ним кончится». Какой человек!»
!https://dzen.ru/a/Z5kNPijkvzNlgdNl
Автор: Марина Райкина
Следующая публикация
Комментарии 3