Предыдущая публикация
Елизавета Боярская: «Каждая роль подразумевает свое завершение и судьбу»
Автор текста: Марина Зельцер
О Елизавете Боярской сказано уже так много, что порой трудно найти новую тему для серьезного, а не сиюминутного разговора. Но она такая живая, открытая и при этом обладает логическим умом, что каждый раз это бывает настолько интересно, что невозможно остановиться. Благо, она сама увлекающийся человек. К тому же появляются новые интересные работы, а с ними и свежие мысли и об этих ролях и о самой жизни, поскольку для нее все это естественным образом переплетается.
Она искренне верит: театр, кино и литература влияют на человека. А она сама с великой литературой «на дружеской ноге», хоть и на «вы», потому как уже столкнулась с таким количеством самых знаковых героинь на сцене и в кино, что большинству актеров не снились и за долгую карьеру.
Мы поговорили с Лизой о том, как ее творческие мечты воплощаются в жизнь, почему она отдает предпочтение классической литературе, что ее волнует в своих самых любимых героинях, а также о том, зачем она вступила в книжный клуб.
Лиза, насколько я знаю, ты сейчас не снимаешься и не репетируешь, только играешь спектакли. Значит, появилась возможность вернуться к каким-то своим увлечениям, в том числе чтению не по делу, или все это время отдается семье?
Да, действительно, сейчас у меня есть возможность посвящать больше времени и близким, и самой себе. И не так давно я вступила в книжный клуб «Зеленая лампа», который организовала актриса и моя подруга, раньше она работала у нас в театре, Дана Абызова. Она сказала, что чувствует, что не развивается, стоит на месте и для того, чтобы брать книгу и читать, ей нужна какая-то мотивация. Это все точно про меня. Я счастлива, что благодаря ее идее смогла вернуться в нормальный человеческий режим, когда в месяц прочитываешь хотя бы одну книжку. И много людей охотно подтянулось, потому что всем как раз не хватает этого волшебного пинка. (Улыбается.) У нас уже было две встречи. Первая книга, которую мы читали и обсуждали, – это «Улитка на склоне» Стругацких, а вторая – мемуары Юсупова, точнее, пока ее дочитываем и ищем сопутствующие активности в городе. Например, нашли прекрасный бранч со специалистом по семье Юсуповых, где будем обсуждать это. А потом нас поведут на экскурсию в музей Юсуповых. И для меня то, как все это происходит, – классное решение, поскольку я человек очень обязательный, и если мне сказали прочитать книгу к такому-то числу, то я лоб себе расшибу, не буду спать ночами, лежать с фонариком под одеялом, но прочитаю.
Была, но очень давно, на школьных экскурсиях. И как ни странно, я в нем не снималась, хотя это очень распространенное место для кинематографистов. Но сейчас, когда я прочитала столько про эту семью, у меня ощущение, что я с ними уже пожила немножко, и очень интересно, что я буду чувствовать в музее.
Как у вас выбираются книги? Первые две совершенно разные...
Мы все стали накидывать названия книг, кто что хочет прочитать. У меня есть список того, что предлагали, это возможно нам на перспективу. Например, «Бхагавад-гита» – философско-религиозная древнеиндийская поэма про буддизм, «Основание» Айзека Азимова, «Эмоциональный интеллект» Дэниела Гоулмана, «Это началось не с тебя» Марка Уолинна, «Выбор» Эдит Евы Эгер, «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста, «Язык жизни: ненасильственное общение» Маршалла Розенберга.
Поскольку люди, которые собрались в группе, достаточно успешные и продвинутые, среди нас есть врач-хирург, шеф-повар, продюсер, актрисы, то все стали называть книги, до которых не дошли руки, а проблемы с прочтением нового произведения Водолазкина или Пелевина ни у кого не стоит. Я про половину этих книг вообще не слышала и точно бы не услышала, если бы не наша компания. Если говорить о тех же Стругацких, то кто-то читал одно произведение, кто-то два, а кто-то вообще ничего. Я, например, «Улитку на склоне» не читала.
Ты мне никогда не называла Стругацких среди любимых писателей...
Я и не могу сказать, что они любимые писатели, что это на сто процентов моя литература, сердце мое скорее отдается более простому языку. Но в Стругацких мне нравится их невероятная кинематографичность и, конечно же, то, что это скрытое зеркало эпохи. Вроде бы и фантастика, а вроде и наша действительность. И эта большая вселенная, придуманная ими, метафоричная, оригинальная и очень сильная по воздействию.
А если ты открываешь книгу, которую надо прочесть, не для дела или экзамена, а, допустим, выбрали в клубе, и чувствуешь, что это не твое, не идет, что делаешь?
Такого, чтобы настолько не пошло, у меня никогда не было, я все-таки стараюсь дотянуть страницы до сотой. Но обычно, если дохожу до восьмидесятой, то дальше легко идет.
Удивительно! А я не могу читать, если приходится тянуть, ну десять страниц еще можно – и в середину книги загляну: если все то же самое, брошу, когда это не для экзамена, например, да и тогда по диагонали прочитаю...
Наверное, есть книжки, которые мне хочется поскорее закончить. Я не все книги по психологии люблю, они бывают очень глупыми, на мой взгляд, особенно сейчас, когда модна тема коучинга, в том числе о воспитании детей. Иногда, правда, попадаются умные книжки и об этом, но обычно они не очень большие и, как правило, старые. А новые, их тонна, в основном однодневки, читаешь и думаешь: «Господи, что они тут одно и то же мусолят?» Все, что написано на пятидесяти страницах, можно вложить в одну строчку.
А что в том клубном списке было от тебя?
Марсель Пруст. Я его не читала, и потом это определенный вызов – прочитать роман из семи частей. Помню, еще мне очень нравилась его анкета в программе Познера, опросник, точнее, Пруст отвечал на эти вопросы и очень парадоксально.
Как часто вы собираетесь?
Примерно раз в месяц, продолжительность зависит от возможностей, от того, сколько человек пришло. Нас человек пятнадцать, но обычно собирается восемь-десять. В нашей компании есть девушка-ресторатор, она предоставляет нам свой ресторан, есть владелица гостиницы, и мы встречались в прекрасном лобби.
Ты все время и так много читаешь в связи с работой: пьесы, сценарии, литературные первоисточники, материалы для подготовки к роли, в том числе мемуары. Как не пропадает желание читать еще что-то?
Пожалуй, не пропадало, хотя, действительно, вначале ты учишься в институте, и у тебя есть огромная программа по русской литературе и зарубежной, а потом ты читаешь все, связанное с работой. Когда в театре ставили Гроссмана, мы же не только его читали, но и другие произведения. Но когда ты погружена в Чехова, изучаешь все вокруг него, и это интересно и питает тебя, хочется, чтобы тебя что-то из этой системы координат выталкивало, шло немного в перпендикуляр с тем, что ты обычно читаешь. Например, сейчас у меня нет ничего конкретного, связанного с работой, потому что я не репетирую и не снимаюсь, и Юсупов вообще ниоткуда, ни для чего. И может быть, от этого еще интереснее, и я жду даже свободные десять минут, когда появится возможность открыть книгу.
Ты же всегда говорила, что для души не можешь читать урывками, должна выделить себе на это хотя бы час, чтобы сесть и погрузиться в книгу?
Да, но у меня не так много времени для чтения, поэтому я стараюсь в те минуты, которые у меня есть, тоже это делать. Допустим, я приехала за ребенком в школу на пятнадцать минут раньше, и у меня с собой книга, я ее почитаю. Но, конечно же, самое приятное – делать это перед сном, когда тебя уже никто не дергает, и ты читаешь столько, сколько возможно.
А что значит, «сколько возможно»? Ты лимитируешь время, чтобы выспаться, или это зависит от того, что у тебя завтра?
Конечно, зависит, но, в принципе, если книжка интересная, то моя история: «Ой, ну еще одну главу...», – и так потом еще одну и еще. Это как сериал интересный смотришь, сидишь до пяти утра. Но для чтения у меня лимит – два часа ночи, а ложусь в идеале в половине первого. А в отпуске вообще в десять-одиннадцать часов, и там я всегда успеваю много прочитать. Я просто поняла, что уже не способна на поздние посиделки, если не высыпаюсь, плохо себя чувствую. А родители у меня, наоборот, полуночники, они приходят после спектакля, у них ужин не раньше одиннадцати, разговоры... Раньше у нас тоже так было, но ради детей мы перешли на другой режим, у нас в десять в доме уже тихая атмосфера, никто не ест, детям мы читаем книги вслух так, чтобы в одиннадцать все были в постели. И нам тоже комфортно так.
Как долго продлится твой отдых от новых работ?
Весной у меня начнутся съемки одного сериала для платформы, они перенеслись с осени. И пока все.
Почему так мало? Тебе неинтересные сценарии приходят или стал жестче выбор в пользу опять же семьи и отдыха?
Первое, я понимаю, что не хочу тратить так много времени на работу, а хочу посвящать его себе, детям и мужу, во-вторых, у меня прошла жажда сниматься и бесконечно соглашаться только потому, что не можешь без этого жить. Нет, чтобы удовлетворять свои творческие амбиции, мне прекрасно хватает театра. Я играю обычно по тринадцать-четырнадцать спектаклей в месяц, не меньше десяти точно. Творческий аппетит, даже жадность свойственны юности, когда думаешь: «О! Началось, надо брать быка за рога!» Сейчас я читаю много сценариев, но соглашаюсь только на то, что мне по-настоящему интересно. И, как правило, это то, что я еще не пробовала.
Если говорить об аппетите, то сравнивая с гастрономией, ты же можешь не только открывать новое блюдо, но и иметь любимые, и они могут отличаться по качеству в зависимости от того, где готовят и кто готовит. То есть и в похожей роли можно копать в глубину, тем более если режиссер хороший...
Если роль лишена интересного внутреннего поворота, но сам сценарий уж очень хорош и в нем есть возможность эту роль доразвить, то, конечно, я соглашаюсь. Например, я очень люблю свою роль в фильме Саши Котта «Седьмая симфония», хотя в принципе героиня – сильная женщина с трудной судьбой, мне уже была знакома. Но тут совпало все: тема блокадного Ленинграда, Саша Котт, замечательные партнеры, история существования этого оркестра, исполнение самой Седьмой симфонии. Мне очень хотелось иметь отношение к этой важной истории. И я вместе с Сашей попыталась сделать мою героиню не только сильной, но и в чем-то хрупкой, в общем, максимально живой, чтобы и зрителю было интересно, и мне самой.
Часто ли ты как зритель видишь в нашем кино то, в чем гипотетически хотелось бы участвовать самой?
Сейчас вообще много снимают, поэтому чего расстраиваться: если ты в этот проект не попала, значит, попадешь в какой-то другой. И в моем поколении много артисток, и в более молодом – каждую находит своя роль. С нашего рынка ушли иностранные сериалы, и при этом появилась возможность делать свои. Есть более низкого качества, есть обалденные, и режиссеры хорошие есть, и интересные истории пишутся, так что можно этому только радоваться.
Не вспомнишь сериал или фильм, который так понравился, чтобы ты мечтала сняться в таком?
Я пока видела только кусочки фильма «Бедные и несчастные» с Даниэлем Дефо, это фэнтези и мелодрама, однако уже поняла, что там гениальная роль у Эммы Стоун. Героиня покончила с собой, но ученый пересаживает ей мозг ее же нерожденного ребенка, то есть, по сути, она играет Франкенштейна, почти куклу. И это очень круто с точки зрения даже физиологии, ты играешь не человека, а существо. Это сумасшедший актерский вызов, серьезная актерская задача. Роль Аркадиной в «Чайке» тоже была такой задачей, потому что это новый уровень для меня, новый этап, новая ступенька. Были очень сложные репетиции, и получилось новое прочтение пьесы в сочинении Льва Абрамовича Додина, на мой взгляд, своевременное, интересное и очень содержательное.
Твоя Аркадина не похожа на тебя?
Если бы Додин не вытряс из меня все, что хотел, я могла бы легко сыграть Аркадину любящей матерью, у которой просто не хватало в молодости времени на сына, и теперь она пытается найти с ним общий язык, но у нее это не получается. А у нас абсолютно взрослые, конкурентные отношения Аркадиной и Треплева, и она пытается любить его, но не может ему простить его позиции. Она находится в жестком соприкосновении с сыном. И когда мы репетировали, то что-то доводили до абсурда, потом убирали – и мне было очень тяжело осознать, как своего ребенка можно не любить. Хотя бы понять, что в какие-то моменты ты его не любишь и не жалеешь. И у меня просто ломался мозг, но ничего, методом проб и ошибок мы добились этого. И да, в этом есть безжалостность, эгоизм, а с другой стороны, это утверждает то, что она – актриса и что это ее единственное призвание, и крест, и миссия. Она актриса высочайшего уровня и масштаба, со своими принципами, своим взглядом на театр, на искусство, на мир и требовательностью к себе. Мы доходим в их отношениях до пике, и мне было очень интересно понять ее, потому что я поступлюсь многим – и собой, и временем, даже профессией – во имя детей. А для нашей Аркадиной это немыслимо.
Думала ли ты о том, что произойдет с Аркадиной после финала, когда она узнает, что сын застрелился? И важно ли это вообще – представлять себе дальнейшую судьбу героев?
Действительно, каждая роль подразумевает свое завершение и судьбу, которая остается за пределами сценического действия, только в воображении зрителя. Я думаю, что смерть сына для Аркадиной станет новым обстоятельством, опытом, да, трагическим, но который сделает ее еще более глубокой и правдивой на сцене.
У вас она талантливая актриса, я тоже всегда так думала, но полно суждений, что она бездарна, и потому в ее жизни все так происходит...
Я думаю, что она очень хорошая актриса, из тех, что кладут свою жизнь на алтарь профессии. Как Гурченко, например. Я не такая, хотя тоже очень люблю профессию и хочу развиваться в ней. И такой же Тригорин, с которым они вместе пройдут рука об руку до конца, пока кто-то из них не уйдет из жизни. И будет еще не одна Нина, и каждую из них она переживет, простит ему, несмотря на то, что ей будет больно. И он всегда будет возвращаться к ней, потому что она единственный человек, который его действительно понимает и принимает. Принимает таким, какой он есть, и понимает меру его таланта.
А что будет с Ниной?
То же самое, потому что она тоже стала хорошей артисткой. Она говорит, что поняла, что главное в их профессии – умение терпеть: «Неси свой крест и веруй». Это понимают все они, кроме Треплева. Он не верит и не верует, он не нашел своего призвания.
Как ты думаешь, если бы не пришла Нина и не сказала, что еще больше, чем прежде, любит Тригорина, Костя все равно бы застрелился?
Да, потому что он не нашел себя. Сколько бы он ни писал, сколько бы его ни печатали, он не нашел своего призвания, а для него это смертельно. И это все равно случилось бы, просто позже.
В очередной раз думая про Чехова, понимаю, что у него во всех пьесах, даже небольших, кроме «Дяди Вани» кто-то умирает. При этом «Лешего», его предтечу, он написал со смертью главного героя...
Я думаю, то, что дядя Ваня остается жив, может быть, еще страшнее. По крайней мере, точно не менее трагично, потому что, несмотря на монолог Сони: «Мы отдохнем, мы будем жить, мы увидим небо в алмазах...», – для них обоих это полная безвыходность. Но один режиссер, если захочет, погрузит финал «Дяди Вани» в такую трагедию, что подумаешь: «Какой кошмар! Как они будут жить дальше?!», – а у другого это же будет выглядеть невероятно светло, несмотря на слезы.
#русскаякультура #Кино #Театр #Библионовости #Боярская #20декабря
Источник: https://www.litres.ru/journal/elizaveta-boiarskaia-ka ..
Следующая публикация
Комментарии 61