"Я родился недоношенным… По дороге домой маму растрясло в поезде, и она меня родила в Актюбинске. Детство прошло в Москве. Я мальчик из бараков окраины столицы… До сих пор люблю песню «Ребята с нашего двора». В 15-летнем возрасте ощутил себя человеком вполне сложившимся… Посещал студию во Дворце пионеров. Там подошла ко мне ассистент режиссера Киностудии им. Горького с вопросом: «Сниматься хочешь?» Ответил: «Хочу!». В результате – дебют. Получил роль в кинофильме «Орлята Чапая». Дважды поступал в театральные вузы. Первый раз спросили: «Молодой человек, у вас же нет глаз. Что вы будете делать с таким лицом на сцене?». Вот в дальнейшем и пришлось доказывать, что главное все-таки не разрез глаз… По окончании Щукинского училища попал в «культовую» Таганку. Но там, что называется, не вписался. Неожиданно был приглашен в театр имени Ленинского комсомола, где сразу сыграл Палача в «Тиле». Потом с Абдуловым в спектакле «В списках не значился» – роль Сальникова. Актеры много говорят, пьют… чай или кофе, курят и опять говорят, говорят… Игра в жизни очень опасна. Путь от лицедейства до лицемерия у многих артистов намного короче, чем у иных. Актеры-проститутки: отдаются, продают, лицемерят – «мерят чужим лицом»! Оказалось, что лично мне необходим антракт, то есть настал такой момент, когда лицедейство надоело. Антон Чехов писал, что раба надо выдавливать из себя по капле. Если б можно было аналогичным образом выдавить из себя уже что-то мертвое, прямоугольное… Как самолет, когда шасси не выходит, сбрасывает бензин, чтобы сесть на брюхо… Потом заправится, вытащит шасси и у-у-у-у… вновь желанное парение в воздухе. И я люблю начинать с нуля. После периода накопления должна наступить пора, когда вновь станет профессия желанной".

Легенда и творец эмоций, Кумир и просто человек, — Средь добрых фильмов и мелодий Велик его судьбы весь трек… Смотря интеллигентным взглядом, Актёром русским разных дней, Он вместе с каждым кинокадром, — Героем жил в сердцах людей… Своей игрою строил души, — Как образ жизненных основ, Был князем, трактористом, мужем, — В них нёс с экрана в жизнь любовь. Летит в семнадцати мгновеньях, Весна и осень в журавлях, — Не будет Штирлицу забвенья В родимых с памятью краях… «А Вас, Штирлиц, я попрошу остаться…» И он остался… не только в этой роли. Сумел в сердцах навек обосноваться, хозяин Бима… близким был до боли. Не из князей, но очень чистой крови, совсем не «лирик», а иной породы. Его расклад висел «на честном слове», когда во ВГИК попал «случайным бродом». Играл, как жил — добротно, чисто, честно. Нелегкий путь прошел вполне достойно, Как он молчал!… всегда, везде уместно, весь мир в глазах мог уместить спокойно. Творил добро на сцене и «за кадром». Все, что внутри, выкладывал без страха. Он был и в жизни светлым эмиссаром, и не боялся ни высот, ни краха. Окончен бал, но не погасли свечи, и, жив Артист, раз память все хранит. Ваш Божий дар — он не забыт, он вечен, и яркий след не тлеет, а горит!… Теплов Андрей